Текст книги "Политическая экономия войны и мира"

Послевоенное экономическое восстановление Европы[115]115
  [Эта статья была прочитана в виде лекции на банковском семинаре в школе бизнеса Колумбийского университета 7 ноября 1940 г. Впервые опубликована в: Mises. Postwar Economic Reconstruction of Europe // Selected Writings of Ludwig von Mises Vol. 3: The Political Economy of International Reform and Reconstruction / ed. by R. M. Ebeling. Indianapolis: Liberty Fund, 2000. P. 21–30. Пер. с англ. В. Кошкина. – Прим. ред.]


[Закрыть]

Западная цивилизация – это цивилизация промышленных, а не сельскохозяйственных стран. Характерной чертой промышленной страны является то, что она импортирует сырье и продовольствие, а экспортирует промышленную продукцию, произведенную, по большей части, из импортного сырья.

Промышленными страны Западной и Центральной Европы сделали не столько их природные ресурсы, сколько случайные исторические факторы. Западная Европа выработала политические и экономические идеи, породившие организацию, в которой может расцвести современный капитализм. Экономический либерализм[116]116
  [О том, как Мизес использует термин «либерализм» в классическом значении XIX в., см. ниже в статье «Послевоенное восстановление», прим. 6, с. 142. – Прим. ред. амер. usd.]


[Закрыть] и его следствия, капитализм и политическая демократия, обязаны своим происхождением Западу, и отсюда на протяжении XIX века они медленно распространялись в другие части мира. Именно эта фора, полученная Западной Европой, объясняет, почему эти страны Запада были самыми богатыми в мире вплоть до начала Первой мировой войны. Пока другие страны продолжали применять отсталые методы государственного управления и производства, на Западе уже началось накопление капитала.

Важно понимать, что преимущество, завоеванное Западной и Центральной Европой, было лишь временным, и в результате разработки природных ресурсов ее неизбежно должны были догнать другие регионы мира. С точки зрения современного состояния наших географических и геологических знаний колыбель современного капитализма действительно должна выглядеть обделенной. Есть множество разновидностей сырья и пищевых продуктов, которые в этих странах невозможно производить вообще, и есть множество других, которые можно произвести с большими затратами капитала и труда, чем для этого требуется в других местах. Когда это неравенство в обеспеченности природными ресурсами было осознано, а современные методы государственного управления и производства переняты на практике в отсталых странах, более богатых ресурсами, капитал и труд начали совместную миграцию из Европы.

Эта передача капитала и труда, процесс, в котором Западная Европа отдавала, а весь остальной мир лишь получал, была величайшим историческим событием в самой славной эпохе человеческой истории до настоящего момента. Она сделала домом для европейцев Северную Америку, огромную часть Латинской Америки, Австралию и значительные территории в Южной Африке. Она преобразовала социально-экономическую структуру Японии, Китая и Индии. Ни одна часть мира не осталась не затронутой ею. Она сделала всемирным внешний декор, атрибуты современной цивилизации[117]117
  [О политических, экономических и культурных достижениях классического либерализма XIX в. на пути к созданию мирного и процветающего мирового порядка см.: Bastable С. F. The Commerce of Nations. London: Methuen and Co., 1899. P. 1–4; Keynes J. M. The Economic Consequences of the Peace // The Collected Writings of John Maynard Keynes. Vol. II / ed. by D. E. Moggridge. London: Macmillan [1919] 1971. P. 5–7 [Кейнс Дж. M. Экономические последствия Версальского мирного договора // Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. М.: Эксмо, 2007. С. 467–469]; Le Bon G. The World in Revolt. New York: Macmillan Co., 1920. P. 35–46; Burns C. D. A Short History of International Intercourse. New York: Oxford University Press, 1924. P. 114–142; Somary F. Changes in the Structure of World Economics Since the War. London: P. S. King & Son, 1931. P. 34–39; Croce B. History of Europe in the Nineteenth Century. New York: Harcourt Brace and Co., 1933. P. 351–352; Chamberlin W. H. Collectivism: A False Utopia. New York: Macmillan Co., 1936. P. 1–3; Rappard W. E. The Crisis of Democracy. Chicago: University of Chicago Press, 1938. P. 29—116; Schumpeter J. A. An Economic Interpretation of Our Time [1941] // The Economics and Sociology of Capitalism. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1991. P. 339–340; Stolper G. This Age of Fable: The Political and Economic World We Live In. New York: Reynal and Hitchcock, 1942. P. 3—18; Rbpke W. International Order and Economic Integration. Dordrecht, Holland: D. Reidel Publishing Co., 1959. P. 72–79; Morgenstern O. International Financial Transactions and Business Cycles. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1959. P. 17–22; Ebeling R. M. World Peace, International Order, and Classical Liberalism // International Journal of World Peace. 1995. December. P. 47–68. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть]. Можно сожалеть о том, что эта интернационализация не включила одновременно политические и моральные идеи английского и французского либерализма XIX в. и не только не уничтожила врожденную склонность к насилию, но и дала неевропейским народам более эффективные и ужасные инструменты для этого. Но эту неудачу следует отнести на счет замены этих либеральных идей, клеймящихся и высмеиваемых сегодня за «ортодоксальность» так называемыми реалистичными доктринами силовой политики[118]118
  [Имеется в виду доктрина Realpolitik (нем. реальная политика) – беспринципная политика «момента», временных союзов; расчетливая политика переговоров и компромиссов, не признающая приверженности никаким идеям. Государственный курс под таким названием проводил канцлер Германской империи в 1871–1890 гг. Отто Бисмарк. Само понятие Realpolitik предложено немецким историком и общественным деятелем Людвигом Рохау в 1853 г. в книге «Основы реальной политики в применении к государственному устройству Германии». Подробнее о факторах, определяющих политическое могущество (о соотношении силы и идеологии) Мизес написал в своем главном трактате: Мизес. Человеческая деятельность. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 179–182. – Прим. ред.]


[Закрыть].

Но перемещение капитала и труда давно остановилось. Именно эта Realpolitik и положила конец периоду laissez faire и laissez passer[119]119
  [Laissez faire, laissez passer — доктрина, утверждающая ненужность государственного вмешательства в экономику, и практическая политика по минимизации участия правительства в экономических делах. Выражение, давшее название доктрине, долгое время приписывалось французскому экономисту XVIII в. Винсенту де Турне, однако Вальтер Онкен показал, что это было ошибкой. Скорее всего, эта фраза восходит к ответу фабриканта Легона главе администрации Людовика XIV Ж. Б. Кольберу, спросившему, что он может сделать для поощрения торгово-промышленной деятельности («Laissez nous faire», или «Оставьте нас в покое»). Среди вариантов происхождения названия фигурирует ответ бывшего министра Людовика XV д’Аржансона этому королю. Вне зависимости от особенностей происхождения этого выражения сама доктрина возникла естественным образом на рубеже XVII–XVIII вв. как протест против избыточного административного регулирования торговли и промышленности. Влияние laissez faire усиливалось в течение XIX в. и достигло апогея к началу 1870-х годов, после чего общественно-политический климат стал сдвигаться в направлении усиления государственного вмешательства, протекционизма, милитаризма, наделения специальными привилегиями групп предпринимателей и иных форм внеэкономического давления на рынки труда, капитала и товаров. К началу XX в. доктрина получила статус устаревшей. Обращение к принципам laissez faire частично было осуществлено в некоторых странах после Второй мировой войны и затем в конце 1980-х годов. – Прим. ред.]


[Закрыть]. Сегодня международная миграция практически невозможна, и, может быть, в недалеком будущем она будет прекращена даже внутри отдельных стран – с помощью тех же самых факторов, которые уже сократили показатели международной миграции.

Мобильность труда создала тенденцию к выравниванию предельной производительности труда. Огромные перепады в заработной плате и уровне жизни в разных регионах мира постепенно снижались. Сегодня же рабочая сила практически привязана к своей стране. Этот факт не только способствует сохранению неравенства в уровне жизни и цивилизации у разных народов, но и усугубляет его. Сегодня заработная плата в США и Британских доминионах гораздо выше, чем даже в Англии; в Европе она тем ниже, чем дальше мы движемся к востоку и югу от Англии.

Не меньше изменилась и ситуация с предложением капитала. Иностранные инвестиции основывались на предположении о том, что права частной собственности будут соблюдаться. На самом деле произошло прямо противоположное. Можно уверенно говорить о том, что экспроприация прав иностранных инвесторов и отказ от выплат по внешним займам сегодня считаются нормальными методами экономической и финансовой политики. Использование государствами своей суверенной власти для национализации предприятий, принадлежащих иностранцам, – общепринятая и допустимая практика. Введение валютного контроля с целью обнулить требования иностранных кредиторов – общее правило[120]120
  [Примеры экспроприации и национализации иностранных инвестиций, собственности и аннулирования внешних займов до и после Второй мировой войны см. в: Fleming Н. М. States, Contracts, and Progress – Dynamics of International Wealth. New York: Oceana Publications, Inc.,
  1960. – Прим. ред. амер. изб.]


[Закрыть].

Оглядываясь на историю иностранных инвестиций и международного кредита, можно увидеть, что капитал, за исключением США и Британских доминионов, двигался в одну сторону. Только сверхоптимисты поверят в то, что судьба иностранных инвесторов и кредиторов в Китае и Британской Индии[121]121
  [Британская Индия — часть Индии, включавшая 17 провинций, являлась британской колонией и регулировалась британским законодательством. Получила независимость в 1947 г. и была разделена между Индией и Пакистаном. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть] будет существенно отличаться от участи, постигшей их в России, в Германии и на Балканах.

До того как разразилась Первая мировая война, Западная и Центральная Европа финансировали приобретение импортного продовольствия и сырья в значительной степени за счет процентов от внешних займов и доходов от иностранных инвестиций. Теперь это будет не так. Ту часть иностранных активов, которая не была потеряна в результате аннулирования долгов, конфисковали правительства стран-кредиторов, чтобы использовать ее для финансирования военных расходов. Нынешняя война оставит Европу без иностранных активов[122]122
  [Например, в период между сентябрем 1939 г., когда в Европе началась война, и ноябрем 1940 г., когда было написано это эссе, Великобритания потратила почти 5 млрд долл, на приобретение боевой техники в США, продав инвестиции британских граждан в США и истощив долларовые резервы британского правительства. Оставшихся 2 млрд долл, в золоте и иностранных активах, принадлежавших британскому правительству или его подданным на тот момент, было недостаточно для оплаты половины поставок, заказанных Великобританией в США. См.: Churchill W. Memoirs of the Second World War. Boston: Houghton Mifflin Co., 1959. P. 384–386; см. также: Mises. British Postwar Problems // New York Times. 1943. July 25. P. 10E [см. в наст, томе статью «Послевоенные проблемы Британии», с. 356–357]. К 1945 г. Великобритания ликвидировала инвестиции за границей на сумму 1118 млн ф. ст., но внешний долг к моменту окончания войны превышал 3000 млн ф. ст. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть].

Это делает ситуацию, с которой придется столкнуться западным странам Европы, критической. С одной стороны, промышленность без адекватного оборудования: имеются изношенные и не реновированные надлежащим образом машины и машины для производства оружия и военных принадлежностей, которые невозможно использовать для выпуска товаров, требуемых покупателям в мирное время. С другой стороны, отсутствие способа акумулировать необходимый капитал. Маловероятно, чтобы американский инвестор после всех событий с иностранными акциями и облигациями и после неприятных воспоминаний о валютном контроле захотел снова идти на этот риск. Но даже если он и решится, его остановит собственное правительство. Сегодня одним из пунктов в программе стран-кредиторов стоит остановка оттока капитала с целью повышения уровня заработной платы в стране[123]123
  [В послевоенный период план Маршалла о помощи США европейским странам предусматривал, что значительная часть долларов, предоставляемых в рамках программы помощи, должна быть потрачена на американские товары, которые зачастую должны были перевозиться на американских судах, чтобы стимулировать развитие промышленности и занятость в США; см.: Cowen Т. The Marshall Plan: Myths and Realities // U.S. Aid to the Developing World: A Free Market Agenda // ed. by D. Bandow. Washington, D. C.: Heritage Foundation, 1985. P. 70–72. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть].

Такое положение дел означает приговор для европейской рабочей силы. Людям придется работать на заводах, оборудованных гораздо хуже, чем конкурирующие заводы за границей. На мировом рынке европейскому предпринимателю придется платить за сырье по той же цене, что и его иностранным конкурентам, чье производство функционирует в гораздо более благоприятных условиях. Более того, ему придется продавать продукцию по цене ниже, чем у конкурента, защищенного на своем внутреннем рынке протекционистскими импортными тарифами. Результатом будет низкий уровень заработной платы у промышленных рабочих, что понизит их уровень жизни до близкого к японскому.

Эти условия – сравнительно неблагоприятное состояние материальных ресурсов для производства, крайняя ограниченность капитала, невозможность эмиграции избыточного населения, торговые барьеры на иностранных рынках – сделают невозможным продолжение довоенной экономической политики. Ее характеристиками являлись пренебрежение к жизненно важным потребностям и игнорирование основных требований бизнеса. То, что люди привыкли называть прогрессивной социально-экономической политикой, в основном состояло из мер, ведущих к снижению объема производства и проеданию капитала. Современная трудовая политика была направлена на сокращение продолжительности рабочего дня, повышение заработной платы сверх возможного для отрасли уровня и конфискация части инвестированного капитала для финансирования текущих расходов. Самые выдающиеся примеры такой политики – несбалансированные бюджеты и практика использования общественных работ независимо от прибыльности предприятия. Она представляла собой ошибочную «классовую» политику, которая не понимала значение прибыльности в рамках капиталистического общества. Если капитал извлекается из тех сфер бизнеса, где он окупается, и вкладывается туда, где он не окупается, результатом будет потеря капитала и создание привилегий для меньшинств. Если капитал проедается или утрачивается, оплачивают это не только предприниматель и капиталист.

При прочих равных увеличение капитала означает повышение предельной производительности труда, а значит – повышение заработной платы. Все положения современного социального законодательства, которое ограничило объем имеющегося капитала и произведенной продукции, в конечном счете были направлены против масс – и как работников, и как потребителей.

В послевоенной Европе для политики такого типа не останется места. Эта, скажем так, «викторианская» политика занималась отъемом у предпринимателя и капиталиста. Когда имеет место колоссальная нехватка капитала и у предпринимателя нет средств на приобретение нового оборудования для своего завода, на покупку сырья и выплату заработной платы, никто не может облагать его налогами и вмешиваться в управление, если мельничные колеса должны продолжать вращаться. В таких условиях нет поля, на котором могут действовать профсоюзы. Не останется никаких других налогоплательщиков, кроме работника и потребителя. Каждому будут ясны связанные с этим проблемы, и несколько метафизический афоризм «Государство должно платить за то и за это» потеряет незаслуженное уважение. Если все налоги должен будет платить работник в силу отсутствия доступной для налогообложения ренты и прибыли от бизнеса, то любое увеличение государственных расходов немедленно сократит его потребительскую способность. Бюджет будет основан на своего рода подушном налоге с огромной массы крайне бедных работников. Когда каждый является «неимущим» и когда единственной целью разумной экономической политики должно быть содействие накоплению капитала, старый лозунг «Налоги с богатых, субсидии бедным» лишается смысла. Трудовая политика традиционного типа и деятельность профсоюзов устареют.

То же самое относится и к довоенной аграрной политике. В промышленных странах Европы высокие импортные пошлины, система квот и строгие запреты на импорт, с одной стороны, и налоговые льготы – с другой, вынуждали фермеров жить за счет потребителя. Внутренние цены на продукты питания зачастую были втрое выше, чем цены на мировом рынке. Сохранять такую систему в ущерб крайне обедневшему несельскохозяйственному населению будет невозможно. Это будет означать исчезновение большей части сельскохозяйственного производства в этих странах.

Для городской недвижимости условия будут не лучше. Обедневшие люди не смогут вносить арендную плату в объеме, достаточном для содержания домов. При снижении стоимости недвижимости и получаемого от нее дохода прекратятся выплаты по закладным. Сберегательные банки и страховые институты разорятся вследствие обесценения их активов.

Конечно, нет сомнений и в том, что каков бы ни был военный и политический результат войны, все банковские активы обесценятся. Иностранные активы банков были экспроприированы государством. Принадлежащие им коммерческие бумаги, займы под залог, государственные облигации, закладные точно так же потеряют свою стоимость.

Первый же день после прекращения военных действий станет началом длительной и глубокой депрессии. Всеобщая война приведет к всеобщему банкротству. Будет ошибкой пытаться опровергнуть это, вспоминая день прекращения войны в 1918 г. В то время многие европейские страны не пострадали вообще, и даже в воюющих странах структура производственного аппарата не была затронута. Очень важное различие состоит в том, что из бизнеса практически полностью вытеснены евреи. Ни один американец не в состоянии понять, что это означает. В Центральной и Восточной Европе устранены практически все, кто имел деловую жилку, а оставшиеся ожидания всех и всяких улучшений связывают с действиями метафизического образования – государства. Быстрое восстановление экономической жизни в Европе после 1918 г. было обусловлено работой бизнесменов, среди которых в Центральной Европе было более 50 %, а в Восточной Европе – более 90 % евреев[124]124
  [Ежегодник «The American Jewish Yearbook for 1933» оценивал совокупную численность еврейского населения в Европе примерно в 9,5 млн чел., большинство из которых проживали в Восточной или Центральной Европе. Крупнейшая еврейская община находилась в Польше и составляла около 3 млн чел. В Румынии проживало 980 тыс. евреев, а в трех прибалтийских государствах – около 255 тыс. (155 тыс. в Литве, 95 тыс. в Латвии и 5 тыс. в Эстонии). Из Центральноевропейских стран наиболее многочисленным еврейское население было в Германии (565 тыс. чел.); в Венгрии было 445 тыс., в Чехословакии – 357 тыс., в Австрии – 250 тыс. В период с 1933 по 1940 г. около 432 тыс. евреев эмигрировали из Германии и оккупированных ею территорий (в том числе 282 тыс. из Германии и 117 тыс. из Австрии). В 1950 г. численность евреев в Европе оценивалась всего лишь в 3,5 млн чел. В Польше осталось лишь 45 тыс. чел., в Румынии – 280 тыс., в Германии – 37 тыс., в Венгрии – 155 тыс., в Чехословакии – 17 тыс., а Австрии – 18 тыс. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть].

Мрачная перспектива становится еще хуже, если учесть умонастроение людей. Они не будут готовы столкнуться с суровой реальностью и понять, что к благополучию их не вернет ничто, кроме неустанной работы. Они будут искать какое-то искусственное средство, волшебную палочку, чтобы превратить прах в пищу и одежду. Десятилетия демагогии внушили им убеждение в том, что существует панацея от всех экономических бед. Он уверены, что долг государства – найти ее. Они испытывают сверхъестественную веру в силу финансовых трюков, будь то проштампованные деньги, социальные кредиты или что угодно еще. Они верят во все что угодно, кроме того, что они называют ортодоксальной экономической теорией. Если кто-нибудь объясняет, что капитал можно накопить только путем сбережений, они называют этот совет примером «мрачной науки».

Нет сомнений, что после войны Европе придется пройти через длительный период крайней бедности. До накопления капитала массы будут жить на уровне не лучше, чем во времена зарождения современного капитализма. Одним из последствий возврата к такому состоянию будет увеличение разрыва в уровне жизни и цивилизации между Европой и Америкой.

Очевидно, что экономический упадок Европы затронет и Америку. Европа больше не сможет в прежних объемах закупать американское сырье, продовольствие и другую продукцию. Независимо от результатов войны американский фермер будет разочарован. Спрос на пшеницу, сало, хлопок, табак и другую сельскохозяйственную продукцию в Европе сократится. В любом случае международное разделение труда будет ограничено не вследствие установленных государством барьеров, а в результате деградации европейского производства. Сегодня еще остаются отрасли производства, в которых Европа превосходит всех остальных – оптика в Германии, часы в Швейцарии, модная одежда в Париже, ткани в Великобритании. И нет никаких причин к тому, чтобы производство этой продукции не получило толчка от США, являющихся крупнейшим рынком, потребляющим эти товары.

То, что верно для Северной Америки, не менее верно и для Латинской Америки. Обедневшая Европа не оправдает надежд тех южноамериканских политиков, которые рассчитывают найти рынок сбыта для своего сырья и продовольствия. Фантастические планы по немецкому проникновению в Латинскую Америку обречены на неудачу.

Самый важный вопрос, по-видимому, заключается в том, сумеют ли США поспособствовать более быстрому и эффективному восстановлению Европы. Маловероятно, что американские профсоюзы в ближайшем будущем потеряют свое влияние или изменят свою позицию по вопросу иммиграции. С другой стороны, можно предположить, что государство не будет мешать американскому инвестору вкладывать свой капитал там, где ему нравится. Но проблема в том, захочет ли разумный инвестор снова рисковать своим капиталом в Европе. Представляется несомненным, что все виды иностранных инвестиций и займов иностранцам обречены, если сохранится существующее состояние международного права в отношении этих вопросов. Оно характеризуется следующими особенностями:

1) Любое государство может аннулировать свои обязательства или облагать доход от своих облигаций налогом по собственному усмотрению.

2) Каждое государство суверенно по отношению к своей валюте. Оно может до бесконечности девальвировать ее, т. е. в одностороннем порядке изменять стоимость эмитируемых им денег. Оно имеет право с помощью мер валютного контроля ограбить иностранных кредиторов на суммы основного долга и процентов.

3) Каждое государство имеет право экспроприировать [собственность] иностранцев напрямую или путем налогообложения. Даже неприкрытая дискриминация против иностранцев является допустимой, если публике она представляется как мера, направленная против капитала и большого бизнеса.

Конечно, ясно, что шансы на привлечение иностранного капитала имеют только страны, готовые отказаться от суверенитета в этих вопросах. Самым важным финансовым положением в новой конституции Лиги Наций, таким образом, будет передача ей компетенции по законодательному регулированию этих вопросов и создание эффективного суда для разрешения споров, возникающих в связи с ними.

Очевидно, что удовлетворительное состояние международных отношений, позволяющее сохранить мир, потребует гораздо более многочисленных посягательств на национальный суверенитет. Но при нынешнем состоянии господствующих идеологий демонстрировать, что мир и добрая воля наций возможны только в мире свободной торговли и частной собственности – утопия чистой воды. Для этого человечеству необходимо будет снова созреть, а это потребует времени. Необходимо понять, что послевоенное восстановление необходимо будет осуществлять в гораздо менее благоприятной среде.

Наши современники питают странную веру в то, что экономисты и банкиры могут открыть какую-то магическую силу, которая способна заново отстроить руины без каких-либо издержек для общества. Учитывая это, долг честных экономистов снова и снова повторять, что после разрушения и потерь военного времени вернуть общество к благополучию не сможет ничто, кроме старого рецепта – больше производить и меньше потреблять. Это единственный способ для восстановления экономических механизмов в Европе, пока их еще можно восстановить.

Это восстановление невозможно осуществить извне, оно должно идти изнутри. Это не просто вопрос экономической техники и еще меньше вопрос инженерии; это вопрос общественной морали и идеологии. Добиться успеха здесь можно только на основе возврата к капитализму и к экономическим методам XIX в. Конечно, многие современники убеждены, что есть альтернатива – социализм. Обсуждение всех «за» и «против» двух этих систем общественного сотрудничества выходит за рамки настоящего эссе. Анализ теоретической стороны вопроса заведет нас очень далеко. Я хотел бы лишь подчеркнуть, что опыт как России, так и Германии не способствует благосклонному суждению о социалистических методах. Необходимо обеспечить европейцев чем-то лучшим, нежели русский образ жизни.

Первым и непосредственным последствием прекращения огня и демобилизации миллионов солдат станет колоссальная безработица. Какие-нибудь шарлатаны, возможно, в качестве лекарства будут рекомендовать общественные работы, трудовые лагеря и обязательную трудовую повинность. Но кто будет все это оплачивать? Проблема не просто в том, чтобы занять людей работой, а в том, что в результате работы должны быть произведены товары, которые производители сырья и продовольствия в неевропейских странах будут готовы принять в качестве платы. Никакое государство и никакое социалистическое управление не смогут производить такие товары на экспорт. Для такого производства необходимы предприниматели.

Дух предпринимательства и инициатива бизнеса за последние 200 лет преобразовали Европу из континента босоногих и полуголодных масс в мир массового потребления товаров, ранее неизвестных или считавшихся роскошью. Если и есть какая-то надежда на новый подъем, она связана с индивидуальной инициативой. Не будем забывать, что националистические партии в Европе уничтожили собственную цивилизацию во имя борьбы против индивидуализма и либерализма.

То, что разрушили государства и политики, придется восстанавливать предпринимателям.

Автаркия и война[125]125
  [Опубликована на французском языке вместе с кратким вступлением от редакции журнала: Mises L. von. L’autarcie et la Guerre // La Revue Danubienne. Vol. 1. No. 7. 6 mai 1940. Пер. с франц. А. В. Матешук. – Прим. ред.]


[Закрыть]

В современном мире главным доводом для оправдания протекционизма и борьбы за автаркию[126]126
  [См. также брошюру проф. фон Мизеса «Les Illusions du protection-nisme et de l’autarcie» (Paris, Librairie de Medicis) [см. в наст, томе статью «Распад системы международного разделения труда», с. 88—116]. – Прим. ред. франц, журнала.].


[Закрыть] является война. Поскольку либералы ратовали за свободу торговли и международное разделение труда, принципиальным пунктом их политической веры был мир между всеми цивилизованными государствами. Следует отдавать себе отчет в том, что условие sine qua non[127]127
  [См. выше сн. 5 на с. 93. – Прим. ред.]


[Закрыть]свободной торговли – добрая воля и мир между народами. В Средние века и даже позже, поскольку разделение труда было в зачаточном состоянии, воевать друг с другом могли <не только> страны, но и города.

Нервы войны

Поскольку в каждой части страны производилось все, что необходимо для войны, проблем обеспечения продовольствием и оружием либо истощения ресурсов не возникало. Чтобы вести войну, воюющие стороны нуждались в деньгах, но когда они ими располагали, они могли покупать то, в чем нуждались. В современном мире все происходит совершенно иначе. Европейские страны в большей или меньшей степени рассчитывают на продовольственные товары и сырье, импортируемые из-за границы. Производство оружия и современной боевой техники возможно только на крупных специализированных предприятиях, которые, чтобы иметь возможность работать без сбоев во время войны, должны осуществлять свою деятельность уже в мирное время.

Когда начиная с 90-х годов XIX в. Германия начала свои приготовления к решающей войне[128]128
  [Здесь и ниже имеется в виду Первая мировая война. – Прим, персе.]


[Закрыть], ее экономическая предусмотрительность ограничивалась снабжением продовольствием. Одной из причин поддержки сельского хозяйства была в то время необходимость сделать страну независимой от зарубежных поставок во время войны. Но никто не подумал, что воюющая страна могла страдать от нехватки других товаров. Великая война преподала этот урок.

Сырье и автаркия

Сегодня государства, рассматривающие войну как средство удовлетворения своих «динамических» чаяний, стремятся к автаркии, чтобы во время будущих конфликтов не прибегать к зарубежным поставкам. Именно такие государства систематически разработали теорию и практику автаркии к концу войны. Их усилия стимулировались угрозой применения 16-й статьи устава Лиги Наций, в которой записаны экономические меры против агрессора[129]129
  [В 1921 г. в 16-й статье Устава Лиги Наций впервые появился термин «санкции» в понимании, приближенном к современному: в случае если любой из членов Лиги прибегает к военным действиям вопреки положениям Устава, другие члены Лиги обязывались «немедленно расторгнуть с ним все торговые или финансовые отношения». – Прим, перев.]


[Закрыть]. Страны, желающие обойтись во время войны собственными средствами, стараются во что бы тот ни стало избавиться от импорта сырья. Они стремятся заместить сырье, которое не могут производить на собственной территории, заменителями, производимыми внутри страны. Себестоимость своих усилий они в расчет не принимают.

В глазах приверженцев этой политики неважно, что издержки производства заменителей во много раз превышают издержки производства импортных товаров. Но в основе этой милитаристской теории в пользу автаркии лежит поразительное заблуждение. Каждый раз, когда современной технологии удается заменить сырье, прежде употреблявшееся для некоторой категории товара, и когда – в наименее благоприятном случае – рентабельность этого сырья не хуже, а использование его не дороже, чем у натурального продукта, становится очевидным, что этот новый товар имеет тенденцию вытеснить с рынка старый. Именно таким образом марена была заменена анилином, а шелк и хлопок уступили место вискозе. В этом случае новый товар больше нельзя называть заменителем, подобно тому как автомобиль не является заменителем телеги или пушка – заменителем лука и стрелы.

Эрзац[130]130
  [Критику доктрины эрзаца см. также в статьях «Автаркия: путь к нищете», «Распад системы международного труда» (см. наст, том, с. 74, 94–96) и в «Человеческой деятельности» (Челябинск: Социум, 2012. С. 790–792). – Прим. ред.]


[Закрыть]

Но проблема не в этом. Заменители, о которых идет речь, принадлежат к низшей категории и неспособны удовлетворить более высокие запросы и на лучших рынках, чем товары, которые они призваны заменить. Их рентабельность, наоборот, намного ниже, а использование оказывается более дорогим. Государства, желающие обрести экономическую независимость, полагают, что эти неудобства компенсируются самим фактом, что страна освобождается от иностранной продукции и, следовательно, сможет обойтись без нее во время войны. Они считают, что, когда встает вопрос национальной защиты, проблему себестоимости можно игнорировать. Однако это ложное мнение. Неправильно думать, будто неважно, что производство какого-нибудь товара, полезного для войны, может быть более или менее дорогостоящим. Более высокая себестоимость означает, что то же самое количество капитала и труда производит меньше. Для страны тот факт, что она должна иметь больше рабочей силы для производства того же количества товаров, станет настоящей катастрофой. Уже во времена Первой мировой войны государства Центральной Европы сетовали на то, что производство боевой техники требовало слишком большого числа молодых людей.

Весьма неблагоприятный фактор

Есть и второе очень нежелательное обстоятельство. Заменители хуже <по качеству и техническим характеристикам>, чем товары, которые они должны заменить. Тот факт, что одна из сторон вынуждена использовать менее хорошие материалы, представляет собой весьма неблагоприятный фактор. Самая лучшая армия оказывается деморализованной, узнав, что враг лучше накормлен, лучше вооружен и лучше защищен от опасностей, чем она сама. Во время Мировой войны ничто так не приводило в уныние солдат центральных держав[131]131
  [Центральные державы (Четверной союз) – военно-политический блок государств (Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария), противостоявших державам «дружественного соглашения» (Антанте) в Первой мировой войне 1914–1918 гг. – Прим. ред.]


[Закрыть], когда они захватывали окопы противника, как открытие, что солдаты Антанты лучше вооружены, лучше экипированы и лучше накормлены, чем они сами[132]132
  [См. выше сн. 5 на с. 34 и с. 223. – Прим. ред.]


[Закрыть]. В конечном итоге производство заменителей не отменяет проблему сырья, оно только переводит ее в другие отрасли производства.

Современные индустриальные страны находятся с остальным миром в таких же отношениях, как индустриальные центры – с регионами, производящими сельскохозяйственные товары и сырье для своих собственных стран. Как невозможно, чтобы какой-нибудь город вел войну против деревни, которая снабжает его продовольствием, так невозможно и то, чтобы какая-нибудь индустриальная страна вела войну против остального мира.

Либеральный экономист выводит из этого факта необходимость международного мира[133]133
  [См.: Мизес. Либерализм. М.; Челябинск: Социум, 2024. Гл. 1, § 3: Мир. С. 25–30. – Прим. ред.]


[Закрыть]. Он придерживается мнения, что война несовместима с существующим на сегодняшний день международным разделением труда. Но милитарист, который полагает, что война является самой высокой и самой благородной деятельностью государства, думает, что это международное разделение труда – рабство для его страны, поскольку оно мешает ей вести войну.

Автаркический парадокс

Разумеется, политика автаркии не кажется более разумной ни в смысле подготовки к будущей войне, ни в смысле организации долговременной войны. С военной точки зрения использование заменителей вместо соответствующего сырья нежелательно, по-видимому, во всех отношениях. Когда Центральные державы, участвовавшие в войне в 1914 г., не были уверены в возможности снабжения иностранным сырьем, они могли рассчитывать на значительные запасы тех товаров, которые обычно имелись в распоряжении торговли и промышленности. Однако политика автаркии и экономическая подготовка к войне приведут к тому, что эти запасы станут почти ничтожными.

Парадокс автаркии в том, что она ослабляет военный потенциал нации, снижая действенность своих вооруженных сил.

Она ставит воинственные государства перед неразрешимой дилеммой. Они должны считать, с одной стороны, что не могут воевать, без того чтобы не импортировать постоянно сырье и продовольствие, а с другой – что замещение этих импортируемых товаров производимыми вместо них заменителями сокращает военную силу их собственного государства.