Текст книги "Политическая экономия войны и мира"

Свобода передвижения как международная проблема[54]54
  [Впервые опубликована на немецком языке в: Wiener Wirtschaftswoche. Bd. 4. Nr. 51–53. (Weihnacht 1935.) Пер. с англ. Б. С. Пинскера по изданию: Mises L. von. The Freedom To Move as an International Problem // Mises L. von. The Clash of Group Interests and Other Essays / ed. by R. M. Ebeling. Burlingame, CA: The Center for Libertarian Studies, 1978. – Прим. ред.]


[Закрыть]

В последние месяцы был достигнут заметный прогресс в обсуждении проблем мира и Лиги Наций. Сегодня часто приходится слышать, что простым декретом мира не добиться. Чтобы обеспечить прочный мир, необходимо создать условия, которые сделают возможным мир без войн. Поскольку считается, что главным источником конфликтов, ведущих к войне, является «неравное распределение сырья», первая мысль направлена на то, чтобы «более справедливо» распределить сырье. Однако не так легко понять, что это означает.

Шерсть производят, главным образом, в Австралии, хлопок – в США, Индии и Египте. Может быть, идея заключается в том, чтобы предоставить часть их территорий европейским государствам, не имеющим возможностей для производства шерсти или хлопка? Представим себе самый нелепый случай, что территория Австралии, на которой производят шерсть, поделена между европейскими государствами. Каким образом это улучшит положение этих европейских стран? Получив эти территории после передела, европейцам все равно, как и прежде, придется покупать шерсть у производителей, жизнь которых, в конце-то концов, сладкой не назовешь.

Англичане тоже покупают шерсть в Австралии. Как и всем прочим покупателям, им точно так же приходится платить за эту шерсть. Тот факт, что король Британии является также и сувереном Австралии, не играет здесь никакой роли. Австралия совершенно независима от Англии, английского парламента и английского правительства; у нее своя конституция, законодательство, система государственного управления и все прочие политические обстоятельства. Тот факт, что значительная часть сырья поставляется из пределов Британской империи, не делает положение английской промышленности более легким, чем у ее конкурентов с континента.

Они получают сырье на тех же условиях, что и итальянские или австрийские производители, и платят за него столько же. У английской промышленности, как правило, меньше трудностей с транспортировкой, но как ни меняй суверенитет, с этим фактом ничего не поделаешь. Поэтому никто в Европе не может сказать: мне приходится туго, потому что государство, к которому я принадлежу, ни имеет территорий, подходящих для производства сырья. Истинная подоплека жалоб европейцев совсем в другом.

Существуют огромные малонаселенные территории, по площади сопоставимые с Европой. Относительно имеющегося у них производственного потенциала Соединенные Штаты Америки и британские доминионы Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка и т. п. заселены относительно меньше, чем европейский континент. Поэтому производительность труда здесь выше, чем в Европе. И соответственно здесь выше заработная плата.

Поскольку эти земли предлагают более благоприятные условия для производства, чем Европа, они в течение трехсот с лишним лет были целью мечтавших об эмиграции европейцев. Однако потомки первых эмигрантов сегодня говорят: довольно миграций. Мы не хотим, чтобы другие европейцы поступили, как наши предки, которые эмигрировали в поисках лучшей доли. Мы не хотим, чтобы новые приезжие из стран, где жили наши предки, сбивали нам ставки заработной платы. Мы не хотим, чтобы миграция рабочих продолжалась до тех пор, пока не выровняются ставки заработной платы. Вы, европейцы, сидите спокойно у себя дома и довольствуйтесь более низкой заработной платой.

Высокую заработную плату в США и Австралии, о которой часто говорят, как о «чуде», можно объяснить попытками не допустить в страну новых иммигрантов. В Европе десятилетиями никто не осмеливался обсуждать эти вопросы. Общественное мнение было сбито с толку дымовой завесой марксистской идеологии, внушившей людям, что у организованных в профсоюзы «пролетариев всех стран» общие интересы и что только предприниматели и капиталисты настроены националистически. Замалчивался тот малоприятный факт, что именно профсоюзы стран, отличающихся более благоприятными для производства природными условиями, относительно меньшей численностью рабочей силы и более высокими ставками заработной платы, мешают притоку рабочих из менее благодатных стран. В то самое время, когда профсоюзы США и британских доминионов сочиняли иммиграционные законы, практически остановившие приток новых рабочих рук, марксистские доктринеры сочиняли книги, доказывавшие, что причина империализма и войн – в погоне капиталистов за прибылью, а пролетарии, объединяемые гармонией и солидарностью интересов, желают мира.

Ни один итальянец не должен считать, что его интересы задевает тот факт, что земли, откуда привозят металлы, хлопок и шерсть, не видят в короле Италии своего правителя. При этом каждый итальянский рабочий действительно терпит ущерб из-за того, что эти страны не принимают иммигрантов из Италии. Потому что этот барьер нейтрализует или, самое малое, ослабляет тенденцию к выравниванию ставок заработной платы, действующую в условиях свободы передвижения. Итальянские рабочие не одни оказались в этой невыгодной ситуации; в таком же положении находятся немцы, чехи, венгры и многие другие.

Следует быть осторожным и избегать ложного предположения, что рабочие стран, отличающихся более благоприятными условиями производства, живут лучше в условиях запрета иммиграции, чем когда въезд в страну свободен. Из того, что европейские рабочие не могут эмигрировать и вынуждены оставаться дома, не следует, что они бездельничают. Они продолжают работать у себя в стране. А поскольку условия для производства здесь не столь хороши, они получают более низкую заработную плату. Это позволяет их продукции конкурировать как на внешнем, так и на внутреннем рынке с тем, что произведено при более благоприятных условиях. В этом случае относительно малонаселенные страны могут отгородиться от «нечестной» конкуренции со стороны дешевого труда с помощью импортных пошлин и эмбарго. Принимая эти меры, они теряют преимущества, дарованные системой международного разделения труда. Они также несут потери, потому что в их собственных странах не используются более благоприятные производственные возможности, т. е. такие, которые дают большую отдачу при тех же расходах, чем можно получить в других странах. Если бы на всей земной поверхности использовались только наиболее производительные ресурсы, а наименее производительные оставались втуне, материальное положение жителей относительно малонаселенных ныне стран в долгосрочной перспективе также улучшилось бы.

Это обусловлено тем, что при этом совокупный объем мирового производства увеличится. И большая часть прироста общего «пирога» достанется им.

Можно считать, что попытки искусственно, под защитой импортных пошлин и эмбарго, создать в Восточной Европе определенные отрасли производства закончились провалом. Но если свобода передвижения не будет восстановлена, более низкие ставки заработной платы привлекут в эти страны капитал и предпринимательские усилия. Тогда на месте действующих в тепличных условиях, под покровительством государства, и при этом нежизнеспособных производств возникнут – при том же неблагоприятном местоположении – другие, вполне жизнеспособные за счет более низкой заработной платы и не столь высокого уровня жизни масс. У людей при этом останется не меньше поводов для недовольства, чем раньше, но не на несправедливое распределение сырья, а на миграционные барьеры, мешающие им перебраться в страны с более благоприятными условиями производства. И вполне возможно, что однажды они придут к выводу, что изменить эту невыгодную для них ситуацию можно лишь силой оружия. Так что у нас есть шанс увидеть мощную коалицию стран, населенных потенциальными эмигрантами, которая будет противостоять странам, захлопывающим двери перед желающими там поселиться.

Лига Наций в сотрудничестве с другими организациями проводит исследования в попытке выяснить, какие перемены необходимо осуществить, чтобы достичь общего умиротворения без войны. Если эти исследования и конференция, на которой будут докладываться их результаты, ограничатся изучением проблемы сырья, все усилия будут потрачены напрасно. И если все предложения сведутся к новому переделу африканских колоний и подмандатных территорий в Азии и Полинезии, главная проблема останется в стороне. Главные проблемы останутся неразрешенными, даже если германский рейх получит обратно все старые колонии и еще что-нибудь, и даже если итальянские владения в Африке будут расширены, и даже если при этом не забудут о чехах и венграх.

То, чего вожделеют европейские эмигранты, – это земля, где европейцы смогли бы работать в приемлемых для них климатических условиях и где они смогли бы зарабатывать больше, чем у себя дома, где плотность населения выше, а природных богатств меньше. Сегодня такие условия могут предложить только Новый Свет, Америка и Австралия. Это не проблема сырья. И это не вопрос о том, какое государство должно получить суверенитет над какими-то колониями, климат которых европейцы выносят с превеликим трудом. Это проблема права на иммиграцию в самые большие и наиболее производительные страны, климат которых подходит для белых европейских рабочих. Без восстановления свободы перемещения по всей Земле добиться прочного мира невозможно.

Экономический порядок и политическое устройство[55]55
  [Статья опубликована на немецком языке в журнале «Wiener Wirtschaftswoche», Bd. 5 (1936) как рецензия на книгу: Rappard W. Е. L’individu et I’etat dans devolution constitutionnelle de la Suisse. Zurich, 1936. Пер. с нем. И. П. Шматова. При подготовке русского издания использованы комментарии Р. Эбелинга к английскому переводу статьи, опубликованному в сб.: Selected Writings of Ludwig von Mises. Vol. 1: Monetary and Economic Policy Problems Before, During, and After the Great War / ed. by R. M. Ebeling. Indianapolis: Liberty Fund, 2012. P. 308–315. – Прим. ред.]


[Закрыть]

Экономический и политический либерализм суть явления одного и того же порядка и одинакового происхождения, на исторической арене они появились как единое целое. Только во второй половине XIX столетия политические партии стали полагать, что политический либерализм и демократию можно с успехом и на длительное время объединить с интервенционистской, этатистской и социалистической экономической политикой. Эту точку зрения до сих пор разделяют в Западной Европе и в США. Она является источником недоразумений, которыми обременены все политические и экономические представления и понятия. Невозможно спорить с тем, что в последние десятилетия отход от экономического и политического либерализма происходил рука об руку с отходом от парламентаризма, сопровождающимся ограничением политических прав и свобод граждан.

Советская Россия, возглавившая бегство от экономического и политического либерализма, сразу провозгласила диктатуру, заклеймила парламентаризм и свободу как «буржуазные предрассудки» и ликвидировала все учреждения, которые должны были обеспечивать защиту прав каждого отдельного гражданина от произвола со стороны представителей государства[56]56
  [Русский царь Николай II отрекся от престола в марте 1917 г. во время Первой мировой войны. Временное правительство было сформировано из представителей левых политических партий. Это правительство было свергнуто большевиками в результате государственного переворота 7 ноября 1917 г. 25 ноября 1917 г. состоялись свободные выборы в Учредительное собрание. Партия социалистов-революционеров набрала 40,2 % голосов, большевики 24 %, а остальные распределились между остальными партиями, в том числе конституционными демократами (4,7 %) и меньшевиками (1,5 %). Учредительное собрание провело единственное заседание 5 и 6 января 1918 г. Лидер большевиков Ленин заявил, что его партия не примет ни одного решения собрания, и оно было разогнано отрядом красной гвардии, подчинявшейся большевикам. Последовавшая трехлетняя гражданская война завершилась победой партии большевиков (коммунистической партии), которая диктаторски правила Россией, а затем Советским Союзом до декабря 1991 г. Марксисты утверждали, что либеральная идея свободы, включая свободу слова, печати, вероисповедания, объединений, право голоса и свободу предпринимательства и торговли, – это «буржуазная» иллюзия. Она убеждает «массы» в том, что они свободны, хотя на самом деле являются жертвами «капиталистического рабства» и эксплуатации со стороны правящего капиталистического класса, использущего силу государства, чтобы сохранить контроль над средствами производства. Только социализм даст людям «реальную свободу» через коллективное владение средствами производства и централизованное планирование, которое обеспечивает «общественно полезное производство» вместо «производства ради прибыли». – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть]. Ни одно другое государство не пошло столь далеко – ни в ликвидации частной собственности, ни в создании системы неограниченного деспотизма власти.

Но многие государства последовали российскому примеру, пусть с меньшим радикализмом и, прежде всего, с меньшей жестокостью и меньшим кровопролитием. С каждым годом диктатура набирает силу, а парламентаризм и демократия все больше слабеют[57]57
  [Когда в 1936 г. Мизес писал эту статью, в Центральной и Восточной Европе фактически единственной страной с работающей демократией была Чехословакия. Все остальные страны в этой части Европы имели либо тоталитарные политические режимы (фашистская Италия и нацистская Германия), либо авторитарные режимы с политической диктатурой, ограничением гражданских свобод и экономической системой, основанной на государственном вмешательстве и регулировании. Виллем Раппар писал: «На протяжении жизни поколений, а в некоторых случаях в течение столетий, все страны, входившие в орбиту нашей западной цивилизации, посредством войн и революций стремились обеспечить всем живущим в них людям большую физическую и моральную безопасность, большее политическое равенство, большую индивидуальную свободу. Большая безопасность означает более гарантированную защиту от насилия со стороны сограждан и от произвольного угнетения со стороны государства. Большее равенство означает уменьшение дискриминации по признаку расы, пола или религиозных и философских взглядов, а также по признаку социального положения. Большая свобода означает больший простор для самовыражения и самоутверждения индивида без оглядки на авторитет традиции и <без ограничений со стороны> государства. Гарантии защиты фундаментальных прав человека; упразднение ареста без суда и тюремного заключения за долги; запрет рабства; введение всеобщего избирательного права и тем самым подчинение государства воле народа, т. е. воле большинства; парламентский контроль государственного бюджета, т. е. принцип «нет налогов без представительства»; признание свободы мысли, слова, собраний, печати, независимость судебной власти, автономия университетов – таковы некоторые идеалы, за которые боролись, проливали кровь и умирали наши отцы, деды и прадеды. Таковы некоторые триумфально одержанные ими победы человеческого достоинства над варварством, знания над невежеством, права над могуществом, которые они с гордостью завещали нам. Таковы идеалы, во имя которых велись величайшие битвы в истории; но мы, потомки этих людей, живущие в XX веке, по глупости и малодушию, порой со слепым энтузиазмом безумного фанатизма или, наоборот, со смиренностью вялого бессилия, эти идеалы дезавуируем, отрекаемся от них, пренебрегаем ими. Индивидуум, семья, местное или региональное сообщество – все и всё принесено в жертву государству. Само же государство, некогда считавшееся защитником и слугой народа, в нескольких странах западной цивилизации превращается в орудие угнетения своих собственных граждан и угрожает свои соседям, направляемое прихотливой волей одного или нескольких самозванцев. Во все времена во всех странах свободные люди всегда боролись с подобными самозванцами, называющими себя вождями, лидерами, диктаторами, как с тиранами. Сегодня сотни тысяч молодых людей бурно аплодируют им как героям, миллионы европейских буржуа приветствуют их как спасителей, к ним положительно относятся десятки миллионов впавших в маразм трусов всех возрастов» (Rappard W. Е. Nationalism and the League of Nations Today // Problems of Peace. (Eighth Series: Lectures Delivered at the Geneva Institute of International Relations.) Freeport, N. Y.: Books for Libraries, [1934] 1968. P. 17–19). – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть]. Еще вчера многие англичане были убеждены, что Западная Европа и государства, основанные западноевропейцами по всему миру, обладают иммунитетом против любых диктаторских устремлений. Как считали сторонники этой точки зрения, народы, создавшие современную культуру, никогда не согласятся отказаться от таких существенных элементов этой культуры, как представительное правление, права и свободы граждан. Однако сегодня парламентское устройство Франции уже находится под серьезной угрозой, да и в самой Англии – в стране, где впервые был принят закон о неприкосновенности личности, – поднимает голову партия, выступающая за диктатуру[58]58
  [Мизес имеет в виду Британский союз фашистов (BUF), основанный сэром Освальдом Мосли (1896–1980). В 1929 г. Мосли вошел в лейбористское правительство, но в 1931 г. порвал с лейбористами. В 1932 г. поездка в Италию вдохновила Мосли на создание собственной партии по образцу итальянского фашистского движения. В 1940 г. партия была запрещена, а Мосли сначала был посажен в тюрьму, а потом под домашний арест вплоть до конца Второй мировой войны. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть]. А в Америке известный публицист считает своим долгом предупредить соотечественников, что они рискуют потерять свободы[59]59
  [Мизес имеет в виду статью американского журналиста и политического аналитика Уолтера Липпмана «The Permanent New Deal» (Yale Review, June 1935). Основные мысли этой статьи Липпман развил в книге «Ап Inquiry into the Principles of the Good Society» (Boston: Little, Brown, 1937), где, опираясь на идеи Мизеса и Ф. Хайека, критикует плановое общество и регулируемую экономику, показывает несостоятельность огосударствленной экономики и все опасности, которыми ликвидация рынка грозит политическим и индивидуальным свободам. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть].

Особенно последние годы были отмечены безостановочным победным маршем интервенционизма, с одной стороны, и диктатуры – с другой. Что это – случайное совпадение во времени или между этими явлениями существует реальная связь?

Экономика рынка и обмена, основанная на частной собственности на средства производства, представляет собой демократическую систему. Каждый грош одновременно является бюллетенем для голосования. Покупая или отказываясь от покупки, потребители управляют механизмом этой системы. Предприниматели и капиталисты вынуждены следовать тем указаниям, которые они получают от потребителей на рынке. Если они не способны наилучшим образом и по самой низкой цене удовлетворить потребности рынка, они терпят убытки и в конечном счете, если им не удается перестроиться, теряют свое привилегированное положение, оказываясь в ситуации, когда они больше не могут распоряжаться средствами производства и тем самым причинять вред.

Рынок производит отбор предпринимателей и капиталистов, он делает их богатыми, но может и «разжаловать», превратив в бедняков, если они не сумеют приспособиться к запросам потребления. Верно, что на рынке господствует хотя и всеобщее, но не равное избирательное право. С ростом доходов одновременно увеличиваются избирательные полномочия. Однако сами эти более широкие избирательные полномочия также являются результатом голосования рынка. Эти полномочия можно приобрести и сохранить, только доказав свою профессиональную пригодность на рынке, за счет успешного, отвечающего запросам потребителей использования средств производства. В капиталистической экономике, свободной от вмешательств, собственность – это результат ежедневного референдума потребителей, в результате которого выдается императивный и возвратный мандат. От участия в такого рода голосовании не может устраниться и богатство землевладельцев – перешедшее в наше время из докапиталистической эпохи и имеющее другое происхождение, – чтобы получить подтверждение того, что и земельная собственность подчиняется закону рынка.

Демократическому устройству рынка соответствует такая форма государственного устройства, как политическая демократия. Как гражданин в качестве потребителя решает, кто должен руководить производством с учетом его потребностей, как гражданин заменяет предпринимателя и капиталиста, отказывающихся принимать во внимание его пожелания, на других руководителей, так и избиратель принимает решение о замене политических лидеров, которые не хотят вести его по пути, по которому он хотел бы идти. Подобно тому как рынок заботится о том, чтобы управление производством осуществлялось в соответствии с желаниями потребителей, так и демократическая организация общества обеспечивает реализацию властных полномочий в соответствии с политическими идеалами избирателей.

Однако политическая демократия высказалась против существования экономической демократии рынка. Можно сожалеть о таком решении или приветствовать его, но нельзя спорить с тем, что сегодня общественное мнение хотело бы заменить капиталистическое рыночное хозяйство системой, в которой не игра рыночных сил, а деятельность властей должна будет определять характер производства и распределения. Люди больше не хотят мириться с тем, что с подачи марксистов теперь именуется «анархией производства», т. е. с отсутствием принуждения и свободой рынка. Люди желают перейти к интервенционизму, этатизму, плановой экономике и социализму. Каждый новый результат выборов подтверждает, что массы хотят не капитализм, а экономику принуждения. Итоги каждых очередных выборов подтверждают, что массы хотят не капитализма, а регулируемой экономики. Даже в диктаторских государствах, где выборов вообще нет, воля масс тоже такова.

Можно допустить, что честные выборы в Германский Рейхстаг могли бы дать другой результат, чем тот, который был получен на последних выборах[60]60
  [На общегерманских выборах в июле 1932 г. Национал-социалистическая Немецкая Рабочая партия (НСДАП) получила 38,7 %, социалдемократы – 21,9 %, коммунисты – 14,6 %. На выборах в ноябре 1932 г. нацисты уступили позиции, получив 33,1 %, социал-демократы получили 20,4 %, а коммунисты – 16,9 %. Президент Германии Пауль фон Гинденбург 30 января 1933 г. назначил канцлером Адольфа Гитлера. После пожара в Рейхстаге в марте 1933 г. Гитлер начал концентрировать власть в своих руках, вскоре стал абсолютным диктатором, фюрером и сохранял эти полномочия вплоть до военного разгрома Германии в 1945 г. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть]. Но при этом никто не будет утверждать, что германская оппозиция выступает за возврат к капитализму. Она также выступает за плановую, централизованную экономику, хотя и руководимую другими лидерами и в других внешне– и внутриполитических целях. Неразрешимое противоречие в политике «левых партий» Англии, Франции и США заключается в том, что они стремятся к плановой экономике, не отдавая себе отчет в том, что тем самым они одновременно прокладывают путь к диктатуре и ликвидации гражданских прав и свобод[61]61
  [В 1930-х годах многие авторы оценивали связь между экономической и политической свободой примерно так же, как Мизес. В частности, можно выделить следующие работы: Cassel G. From Protectionism Through Planned Economy to Dictatorship. (The sixth Richard Cobden Lecture.) London: Cobden-Sanderson, 1934; Hirst F. W. Liberty and Tyranny. London: Duckworth, 1935; Idem. Economic Freedom and Private Property. London: Duckworth, 1935; Chamberlin W. H. Colectivism: A False Utopia. New York: Macmillan, 1936; Lippmann W. An Inquiry into the Principles of the Good Society. Это также центральная тема знаменитой книги Ф. Хайека «Дорога к рабству»: Hayek F. A. The Road to Serfdom. Chicago: University of Chicago Press, [1944] 2007 [Хайек Ф. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005]. См. также: Mises. Omnipotent Government. New Haven: Yale University Press, 1944 [Мизес. Всемогущее правительство. M.; Челябинск: Социум, 2013]; Mises. Socialism versus European Democracy // American Scholar. 1943. Spring. P. 220–231 [см. в наст, томе статью «Социализм против европейской демократии», с. 237–250]. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть]. Путаница в понятиях в их головах столь велика, что они хотели бы бороться за спасение демократии в союзе с Советской Россией[62]62
  [Мизес имеет в виду движение «народных фронтов», существовавшее во второй половине 1930-х годов. В мае 1934 г. Коммунистическая партия Советского Союза инициировала объединение в «народный фронт» всех партий, выступавших против фашистских режимов и идеологии. Тем самым Советы перешли к политике сотрудничества (от которого раньше отказывались) с социалистическими партиями и движениями, не контролируемыми Москвой. В июне 1934 г. социалистическое правительство Франции заключило соглашение с коммунистической партией, а в 1935 г. Франция и СССР подписали пакт о взаимопомощи. Советы использовали движение народного фронта, чтобы установить жесткий контроль над антифашистским движением в Испании во время местной гражданской войны (1936–1939). Движение народных фронтов распалось в августе 1939 г. после заключения советско-нацистского пакта о ненападении; к этому пакту прилагался секретный протокол о разделе Польши в случае войны и переходе балтийских республик в советскую сферу влияния. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть].

Сторонники диктатур так называемого фашистского типа яснее других осознали и лучше всех сформулировали, что в государстве, где экономикой руководит правительство, бессмысленно говорить о демократических принципах и индивидуальных свободах. Национал-социалисты рассуждают так: если фермеру больше не дозволено возделывать землю по своему усмотрению и распоряжаться произведенными на ней продуктами, а предпринимателю больше нельзя руководить компанией по собственным планам, то тогда и писатели, и художники, и ученые не должны иметь права творить в соответствии со своими замыслами[63]63
  [О структуре и функционировании нацистской плановой экономики см.: Reimann G. The Vampire Economy: Doing Business Under Fascism. Auburn, Ala.: Ludwig von Mises Institute, [1939] 2007; Eucken W. On the Theory of the Centrally Administered Economy: An Analysis of the German Experiment // Economica. Part I: 1948. May. P. 79—100; Part II: 1948. August. P. 173–193. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть].

Если экономика полностью контролируется властью, последняя может не допустить публикацию всех не угодных ей произведений духовного творчества и запретить отправление всех культов, которые она не одобряет. И даже официальное признание свободы совести, свободы исследовательской деятельности и свободы выражения мнений в этих условиях стоит не много. Властные полномочия тоталитарного государства настолько велики, что оно без всякого для себя вреда может лишить любого неугодного ей человека всех возможностей для свободной деятельности. Шиллер мог спастись от тирании князька карликового Вюртембергского герцогства бегством в ближайшую «заграницу». Где гонимый гений сможет найти для себя убежище, если тоталитарными станут все страны?

Парадоксальность исторического процесса последних десятилетий состоит в том, что созданная либерализмом демократия привела к отмене экономической свободы и тем самым одновременно к отмене политической демократии. Виллем Раппар мастерски описывает это явление на примере родной Швейцарии. Будучи по происхождению франкоязычным швейцарцем, в культурном отношении Раппар является представителем всех трех этнических регионов своей родины. Кроме того, благодаря учебе в старейшем и наиболее известном университете Нового Света он связан с англосаксонской традицией и не ограничивает свою деятельность только исследовательской и преподавательской работой[64]64
  [Идеи Раппара, которые далее излагает Мизес, изложены в книге: Rappard W. Е. The Crisis of Democracy. (Harris Lectures.) Chicago: University of Chicago Press, 1938. Краткую биографию и список работ Раппара см. в: Ebeling R. М. William Е. Rappard: An International Man in an Age of Nationalism // The Freeman: Ideas on Liberty. 2000. January. P. 33–41. – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть].

Раппар знает историю нашего времени как активный ее участник: он – государственный деятель Швейцарии и блистательный представитель того женевского международного сотрудничества, которое занято умиротворением нашего ощетинившегося оружием мира. В своей новой книге «L’individu et I’etat dans revolution constitutionnelle de la Suisse» («Индивид и государство в конституционном развитии Швейцарии») Раппар сжато и точно показывает исторический путь Швейцарии от патрициата XVIII столетия через войны, революции и борьбу политических партий до либерализма и демократии конституций 1848 и 1874 г.

Его анализ ясно показывает, как все более активное стремление граждан использовать свои политические права проявлялось в росте и развитии политической демократии и как, вместе с тем, оно положило начало новому экономическому интервенционизму, ставшему теперь угрозой для политической демократии[65]65
  [ «Революции конца XVIII в. были… преимущественно восстаниями индивида против традиционного государства, выражениями его желания освободить себя от уз и запретов, наложенных традиционным государством… В результате подъема индивидуализма, который можно определить как освобождение отдельного человека от власти государства, мы получили подъем демократии, которую можно определить как подчинение государства воле человека. Со второй половины XIX в. и вплоть до нашего времени индивидуум, освободившись от государства и подчинив его своей воле, требовал и требует, кроме того, чтобы государство служило его материальным нуждам. Тем самым он усложнил государственный механизм до такой степени, что вновь стал зависимым от него и рискует утратить контроль над ним… Отдельный человек требовал от государства все больше услуг, которые оно хочет оказывать. Но тем самым он, сам того не желая, вернул государству ту власть над человеком, ослабление и устранение которой было главной целью революций в начале XIX в. <…> Таким образом, человек, требуя, чтобы государство обеспечило и гарантировало его со всех сторон, поставил под угрозу обладание той свободой, за которую сражались и проливали кровь его предки» (см.: Rappard W. Е. The Relation of the Individual to the State // Annals of the American Academy of Political and Social Science. 1937. January. P. 215, 218). – Прим. ред. амер. изд.]


[Закрыть]. Раппар выступает исключительно как историк, следуя принципу Ранке просто описывать то, как это было[66]66
  [Мизес имеет в виду следующие слова немецкого историка и методолога истории Леопольда фон Ранке (1795–1886): «Задача истории – показать, как все происходило на самом деле» (из введения к «Истории романских и германских народов с 1494 по 1535 г.», 1824). – Прим, перев.]


[Закрыть]. И только в заключительной главе он формулирует проблему, с которой сегодня столкнулась Швейцария. Необходимо выбирать: «Следует ли принести наши либеральные и демократические достижения в жертву этатизму? Или лучше пожертвовать этатизмом ради нашей любви к свободе и нашей приверженности к самоуправлению?»

Швейцария не может, полагает Раппар, уклониться от выбора. Поскольку невозможно более идти путем, проложенным прежней политикой. Этатизм, говорит автор, существует за счет проедания богатства, созданного капиталистической экономикой; он привел к непомерному вздорожанию жизни, создал расточительный гоударственный аппарат, проводит протекционистскую таможенную политику, осуществляет дефицитное финансирование федеральных железных дорог и винной монополии, щедрой рукой выдает субвенции то одним группам, то другим, но во всех случаях представляющим интересы сельского хозяйства. Необходимо, пишет Раппар, или отказаться от этатизма по причине его финансовой несостоятельности, или попытаться сделать его, по примеру России, Германии и Италии, более «производительным». Однако это не представляется возможным без диктатуры – в какую форму она не была бы облечена, поскольку добровольно швейцарцы не согласятся на снижение уровня жизни.

Пока никто не сформулировал проблемы политической и экономической политики нашего времени с такой ясностью и безжалостной логичностью, как Раппар. Эта формулировка разрушает догмы и иллюзии, которые на протяжении десятилетий определяли политику культурных государств, поскольку в Англии, Франции и США дела обстоят точно так же, как в Швейцарии. Поэтому книга Раппара, содержание которой выходит за географические, исторические и содержательные границы рассматриваемого предмета, приобретает всеобщее значение. Эта книга задает ориентиры для политического мышления новому поколению граждан, созревшему для участия в делах государства.