Текст книги "Голос Музы"

Институт: Лето – осень

Как можно усугубить ситуацию солдатам? Организовать военные сборы. Это как пойти в армию, при этом служа в армии – армия в квадрате. Больше задач, больше работы, больше косяков, меньше сна, меньше еды и меньше свободного времени.

Студентов военного центра два года готовили к отправке в танкистский учебный полк, где обучали младших офицеров. Спустя пять минут после закрытия главных ворот Дину и его товарищам объяснили, что они воротнички. В переводе на человеческий: они – говно и полноправные офицеры только по закону, но не по понятиям, так как живут не в казармах и не по уставу. Следующим шагом стало назначение командиров взводов в лице курсантов.

Малому достался молодой человек по фамилии Пес, однако остальные его ассоциировали с сукой. Ему всегда везло слишком сильно. На третий день, когда всех отправили на стрельбище, его послали в пекарню за обедом одному из офицеров. Полил дождь, и пока все отмокали под дырявой крышей, он пил чаек с булочкой в тепле. В день запланированного бега на шесть километров Пес заболел, что подтвердила медсестра, а уже утром был здоров. Об играх в карты после отбоя и говорить нечего.

Новоприбывших селили в кубриках по пять человек. Горячей воды в душах не было. Стирка превращалась в ад, поэтому её прировняли к греху и отказались на все две недели сборов. Последствия проявились на седьмой день, когда о прибытие семидесяти человек в столовую узнавали не по шуму марша, а по вони формы.

Две недели обучения распределили на несколько этапов: Строевая подготовка и репетиции принятия присяги, стрельба, усиленная физическая подготовка (помимо ежедневной) и ориентирование на местности с рытьем окопов в конце.

На тринадцатый день товарищ подполковник построил взвод на поле в паре километров от полка, где проводились занятия, и поставил задачу:

– Выстроить безопасный путь по выбранным ориентирам и схематически указать его на карте.

Предполагалось, что ее будут выполнять полтора часа, однако справилась недокурсанты значительно быстрее. Оказалось, что нужно было идти тупо по прямой, с какой бы точки кто не стартовал. Студенты вышли к столу и лавочкам, среди деревьев (учения проходили недалеко от пляжа, где отдыхали гражданские). Солнце в июле жгло беспощадно и тенек оказался приятным спасением. Вот только никто не учёл, что подполковник в прошлом был первоклассным разведчиком и нашёл их лагерь.

– Все убиты! – крикнул он неожиданно и запрыгнул на стол. Все вскочили по стойке смирно, отшвырнув лавочки далеко в кусты. – Плохо. Очень плохо. Где часовые? Личный состав разбрелся по всему лесу, много шума, – перечислял подполковник ходя по столу туда-обратно. – Построение через две минуты. Направление – запад. Ориентир – старый дуб. Выполнять!

Ни о какой вежливости никто не вспоминал. Упади кто в той бегущей толпе, и его втоптанное в землю тело никогда бы не нашли

Недокурсанты построились в две шеренги. Обвинения друг друга утихли, когда через несколько минут подошёл подполковник.

– Газы! – скомандовал тот.

Те, у кого был противогаз, мигом натянули его на голову. Другие радовались, что могли дышать.

– Враг применил химическое оружие. Разведка докладывает, что наземные силы приближаются с запада. Наша задача – занять оборону и не пропустить его к полку. Ясно?

– Товарищ подполковник, дык пускай идет. Тут они от своего же оружия помрут.

– Маринов, новое оружие разрабатывают ежедневно. Время действия, время испарения и воздействия на живые организмы различаются. К тому же в их распоряжении может иметься необходимое для защиты оборудование или антидот. А если ты ещё раз выкрикнешь без разрешения, то будешь поражен саперной лопаткой.

– Так точно.

– Вопросы?

– Товарищ подполковник, – поднял руку парень с большим лбом. – А у нас не у всех противогазы есть.

– Все, у кого нет противогаз, выйти из строя. – Примерно треть шагнула вперёд. – Вас поразил химический газ. Жить вам осталось меньше, – он взглянул на часы, – двадцати минут. Ставлю задачу выиграть время, пока ваши товарищи занимают оборону. За мной.

Дин оказался в том числе. Их выстроили вдоль тропинки с интервалом в несколько шагов.

– Достать саперные лопатки. – Недокурсанты сняли их с поясов. – Солдаты. Товарищи, – продолжил подполковник напутственную речь. – Это ваше огнестрельное оружие, которым вы будете героически сдерживать врага до последней капли крови. Упор лежа при-нять! – Все легли на землю. – Целься! – Недокурсанты оглядели лопатки и «логично» выставили черенки вперед. – Огонь!

У простого человека раз в год и палка стреляет, когда как у венного стреляет все и когда угодно, если прикажут. Мало кто знал, что в армии помимо физической важна и сила воображения.

Сначала Дин просто тряс лопаткой, эмитируя отдачу, а далее спросил:

– Тра-та-та-та?

– Ну, в принципе, тра-та-та-та, – ответила лежащая недалеко девушка.

Через минуту переговоров с предложением согласились все.

– Патроны не экономить! Я должен слышать каждый ваш выстрел! – приказал майор.

– Тра-та-та-та! – закричали тут же все.

На секунду малому показалось, что невезение снова повернулось к нему лицом, но вскоре узнал участь оставшихся у дуба.

До конца занятий оставалось примерно двадцать минут и за это время, те, кого не поразило оружие врага, в противогазах, лежа (чтобы вражескому снайперу было труднее попасть) копали стрелковый окоп. Битва намечалась жаркой, ибо в этот день передавали плюс тридцать на солнце.

По истечении времени перестали озвучивать автоматные очереди, а это значило, что недокурсанты погибли смертью храбрых. Выжившие не выполнили поставленной задачи, и им был дан приказ отступать.

– Тела наших братьев и сестер по оружию лежат на поле боя, – объявил подполковник. – Неизвестно, какие страшные вещи сделает с ними враг. Наша задача – не допустить этого и вернуть наших людей домой.

Полк был в паре километрах от поля.

Дина закинули, как мешок картошки на плечи и несли. Можно было поспорить кому было тяжелее – одногруппнику, который его поднял, или малому из-за испытываемой вины. Он старался обдувать носильщика кепкой – пользы никакой, но совесть успокаивалась.

Выжившим не повезло вдвойне. В группе учился парень по кличке цент (центнер). Его несли вчетвером. Двое за плечи, один за ноги и один поддерживал снизу. Вместе они создали нечто похожее на живое кресло, набитое ненавистью.

После сборов Дин пришел в пустую комнату, упал на кровать в вонючей форме и берцах. День за днем обучения армия открывалась по-новому. Раньше казалось, что солдаты слова не могли произнестись без устава, а в действительности среди поблажек, панибратства и злоупотребления властью повезет найти хоть одно правило, выполняемое в точности.

Отстающий путник уже не мог держаться на ногах. Он полз, сдерживая заполненную до отказа сумку с хламом. Микеланджело тем временем закончил работу – это был умопомрачительных высот мраморный член, положенный на будущее Дина: на его мечты, выборы и желания. Создаваемая им тень накрывала путника, обрисовывая положение дел.

Данное родителям обещание окончить вуз не позволяло остановиться, даже когда из-за нехватки сил пришлось опуститься с четверенек на положение лежа.

Аккурат последним кусочком рассыпающейся надежды в ленте новостей высветилась фотография одноклассницы, что повесилась в общежитии. Ее маме взбрело в голову напомнить об ушедшей дочери ее друзьям. Все писали соболезнования в комментариях, но вместо слов у Дина возникла идея:

«Меня не станет, и не станет проблем. Платить не придется. Погорюют все недельку и забудут».

Силы появились из неоткуда. Малой оделся, прошел до строительного магазина на другом конце города и спустя час учился скручивать петлю по видео в интернете.

Мировая сесть – очень удобная вещь. Там подробно расскажут обо всем, даже, как убить и убиться. Жаль, что часто мешает реклама.

Петля свисала со второго яруса кровати. Дин сидел напротив, положив подбородок на спинку стула и глядел через отверстие, как через портал на другую сторону существования. Здесь была жизнь, а там… Религия говорила про вечную жизнь, наука – про финишную черту, чокнутые – про разумных динозавров с других планет.

Гадать о дальнейшем пути хотелось долго, куда сильнее тянуло закончить этот.

Малой подошел ближе, взял петлю и полез в нее головой, как услышал телефонный звонок.

– Ало, – не отпуская веревку, ответил он в трубку.

– Але. Дин, ты?

– Верно, – ответил он и положил трубку. Спустя пять секунд звонок повторился. – Ало.

– Связь оборвалась. Ты в комнате? Привет. Это Гриша.

– В комнате, – без тени сомнений ответил малой.

– Запрыгнешь ко мне? Мы тут собрались компашкой.

– Зачем?

– Поболтать, выпить чутка. Ты что делаешь?

Дин посмотрел на канат.

– Зависнуть хотел.

– Как раз. У меня зависнешь. Спускайся, ждем тебя.

Минута в тупом разглядывании петли и Дин согласился надеть штаны и майку. В принципе, он ничего не терял. Какая разница, что случится в ближайшие два часа, если исход уже предрешен?

В комнате Гриши тусовка собралась небольшая. Несколько незнакомых человек с пивом, занявших свободные уголки и хозяин, сидевший на подоконнике. Пахло чем-то жестким, как и при той встрече у мусоропровода.

Один из парней в мятой майке с вытатуированный буквой «Т» на спине играл на гитаре. Народ слушал и молчал. Гриша махнул малому сесть рядом с ним и туда же дал ему затянуться самокруткой. Едкий дым обжег горло и легкие, а в голове появилась неприятная легкость. Казалось череп должен был вот-вот улететь, но ее удерживала шея. Тело слегка подлетало, вытягивая позвоночник, но Дин снова сгибался, сильнее сжимая подоконник.

Внимание резко переключилось на татуировку гитариста.

– Его зовут Тимур, – пояснил Гриша, будто читая мысли малого.

– Это важно?

– Нет. Были деньги и не было мозгов, вот результат.

– Спина не загорит, – оправдывался Тимур.

– Она загорит, Тим, и облезет, – выкрикивала ему девушка с кровати. Она укуталась в одеяло, как в кокон и пила что-то через трубочку из пластикового стаканчика.

– А че ей загорать, она и так черная теперь?

– Загар не так работает.

Спор разгонял каждый последующий неизвестный для Тимура факт.

Малой слушал до момента о том, что черное – не значит загорело и переключился на музыку. Гитара звучала в руках Тимура, как пустота. Будто он беззаботно валялся под белым ничего, на белом ничего, посреди белого ничего. В его мире не существовало важного, лишь иногда просвистывал ветер, когда кто-то из компании задевал гитариста.

Проблема таких людей заключалась в ускоренном эффекте бабочки: взмах ее крыла на западе мог создать ураган на востоке. Характер Тимура полностью игнорировал развитие и сразу создавал смерч, который пронесся по белой территории. На ней остались вмятины, как на листе бумаги, но скоро те выгладились обратно в белое ничего.

Дин не понял, как гитара оказалось у него вместе с вниманием всей компании.

«Играть», – пришло ему тут же в голову, и он ударил по струнам.

Уже около года малой не трогал инструмента, пылящегося на шкафу, правда пальцы свое дело помнили, и музыка создавалась сама.

«Круто. Они сами играют, не буду мешать», – подумал малой, отделился от тела и сел на кровать.

На подоконнике сидел совсем ещё мальчик по годам, но замученный старик по наполнению. Сутулый, с выпирающим брюшком и ворохом сена на голове. Играл он мастерски, если не виртуозно, но его музыка заставляла кривиться.

Представлялась маленькая коморка, примерно такая же как у дедушки под лестницей. Там под тусклой масленой лампой вкручивался болт в зажатую на тесках гайку, по диаметру априори меньше. Он соскальзывал, падал на пол и приходилось подолгу его искать в полумраке, скрепя половицами, тем не менее инженер не отступал. Не потому, что мешала природная настырность, а по причине незнания другого дела.

Сидящий рядом с музыкантом Гриша дал ему затянуться ещё раз, и Дин в мгновение ока вернулся в тело.

Самый лучшая вечерня тусовка та, о которой ничего не помнишь на утро. Малой проснулся у себя в комнате на ковре. Сильно болел затылок, а нога застряла в затянувшейся на ней петле.

«Использовал как ступеньку и упал», – уточнил он для себя.

Несколько минут Малой выбирался из ловушки. На первую пару он опоздал, пришлось идти на вторую, а уже спускаясь в лифте вспоминал, что хотел сделать.

«А. Повеситься. – Электронное табло показывало третий этаж. Возвращаться на девятый этаж было уже лень. – Ладно. Потом».

Прошли две недели со дня начала третьего курса. Посиделки у Гриши добавили немного красок в жизнь малого, но как бы то не было они выцветали день за днем на парах. Финальным штрихом стали лабораторные работы у Филипа Аркадьевича.

Уже у дверей аудитории повеяло сигаретным дымом. Внутри в окружении студентов сидел худощавый, морщинистый старик и курил. В руке он держал двойной листочек с расчетами и обозначил свое мнение, стряхнув в нее пепел.

– Хуйня. Перерешивай, – сказал он и двумя пальцам откинул закрытую работу на край стола.

Группу Дина разделили на несколько бригад по два-три человека и посадили за установки. Преподавателей было двое и малому достался тот, что курил.

Циферки, рычажки, табло и методичка. По идее данные факторы складывались в единую логическую цепочку с вычислениями, однако бездумно щелкать и вертеть было куда интересней.

Вернулся Филип Аркадьевич и положил руки на плечи малого. Тот сделал вид, что подставляет цифры в формулы и унюхал стойкий запах мочи и сигарет от пальцев преподавателя. И вроде ничего страшного, если бы в этот день Дин не надел новую белую майку (желтые отпечатки на ней оставались, сколько бы он ее не стирал).

Тот день стал последним, когда малой появлялся в университете. Петля так и висела на втором ярусе кровати. На вопросы соседа: «Зачем?» Малой говорил:

– Для удобства, – и демонстративно использовал ее в качестве ступеньки.

Ежедневно он говорил себе, что финальная точка никуда от него не убежит и до того момента можно погулять. За последние два года он едва мог похвастаться и двумя неделями прогулок. Его путь выглядел примерно так: Универ – комната – военный центр – комната и по новой.

Нынешним днем долги по учебе его заботили значительно меньше, чем лужа на дороге – он просто перешагивал ее. Возмещение денег государству казалось не страшнее, чем нависшая ветка рябины – он чуть пригибался под ней.

Так миновал сентябрь и половина октября. На звонки майора Дин отвечал предварительно откашлявшись, чтобы сойти за больного, а старосту просил не отмечать на парах. Ее нервов хватило только на три дня, а потом «Н» стали заполнять журнал напротив фамилии Попов.

Хитрые тропинки не редко приводили его к одному и тому же бару. Небольшое помещение с приглушенным светом, подушками на подоконниках, всякой несусветной всячиной на стенах (штурвал, трубы, пианино) и небольшой барной стойкой человек на пять.

Здесь отдыхали в основном люди от тридцати и разговаривали о вещах, к которым Дин не мог, да и не хотел иметь отношения (седина, поиск цели в работе, шутки про жопы). Он слушал и, не найдя ничего, что мог бы вставить в разговор, взялся за ручку и тетрадь. Рассказы писались легко, ибо почвы для них накопилось немало, вдобавок ее удобряли истории посетителей, которые заглядывали в страницы, узнать, чем занимался мелкий.

Вся военная стипендия уходила в выручку бара за пару недель. Иногда помогали баллы, которые копились после каждой покупки. На них можно было взять бесплатно ещё одну пинту, за которой малой пришел к открытию в три часа дня.

Из всех людей в мире меньше всего Дин ожидал увидеть там дядю Борю. Тот забирал свое пиво и вышел на улицу под дружеские пожелания бармена, не заметив сына своего лучшего друга.

«Проследи за ним, – сказал себе малой. – Зачем? – начал он с собой спорить. – Заткнись и иди».

Боря никогда не славился путешествиями дальше дачи. Возможно, он приехал к Лауре в гости, хотя Дин и не был уверен, что она поступила куда-то в этот город. Вспомнив о ней, малой почувствовал, как екнуло сердце.

Путь дяди пролегал через весь город прямиком к кладбищу на окраине города. Прятаться за надгробиями хотелось не больше, чем за крестами, поэтому Дин, немного выждав на дороге, подошел к Боре. Тот убирался на двух могилках. Они принадлежали женщине и девочке восьми лет. Судя по датам, умерли они уже давно.

– Здравствуйте.

Дядя обернулся, вышел из-за калитки, ограждающей могилы, и толкнул сказавшего в грудь.

– Чего надо?

– Дядь Борь, я Дин как бы, помните?

– Помню. Чего надо?

– Узнать хотел, чьи могилы.

– Вали учиться отсюда. – Дядя отгонял его подальше.

– Мне у Лауры спросить? – очень зря малой спросил, за что получил в затылок кулаком. Дин рухнул на землю.

– Ух, бля… Живой? Малой? Сильно дал?

Неожиданно полное отсутствие физической подготовки дали о себе знать. Малой не смог отжаться даже раз, чтобы подняться. Он просто перевернулся на спину.

– Дышать могу. – Дин выдохнул и попытался привстать, но пузико этому препятствовало. – Встать не получается. Это считается за последствие от удара?

– За последствие лишнего веса. Поднимайся. – Дядя подал руку. – Голова кружится?

– Нет.

– Тогда мимо выхода не промахнешься. Вали.

– А вы скажите, кто это?

– Зачем тебе?

– Это мама и сестра Лауры?

Дядя Боря нахмурился и выставил челюсть вперед.

«Мне пизда», – подумал малой.

– Почему ты так решил?

– Женщина сильно на нее похожа, а девочку зовут Лора. Чистая логика.

– Нет.

Как необычна жизнь. Можно долгое время следить и выслеживать, чтобы узнать самый тайный секрет человека и оказаться козлом, а можно сказать абсолютную чушь с тем же результатом. Сохрани Боря хладнокровность, и Дин никогда бы не узнал, что ткнул точно в цель, но он задел дядю за живое и рисковать тот не мог. Он подшагнул к малому и взял за шею.

– Я человек добрый и воспитанный, но могу уебать, понимаешь, Дин? – Тот угукнул. – Меня ты здесь не видел, про это место забыл и Лауре ничего не скажешь, а теперь разверни свою рожу к выходу, и я ничего не скажу родителям о том, что ты не на парах.

«Какая мне разница?» – думал Дин, помня о петле.

– Ухожу. – Малого отпустили, и он ушел, но запомнил повороты и ориентиры. В чем-то армия не прошла даром.

«Интересно, а чем Лаура занимается?» – думал Дин и всю следующую ночь пролистывал ее страницы в интернете.

Дядя Боря не сдержал слово или нервы подполковника не выдержали, так или иначе к началу ноября родители прознали про прогулы сына. Ожидался разговор, где Дина ставили на место. Так и случилось с одной лишь разницей – малой отстоял свое право бросить университет, но не знающий меры, копнул слишком глубоко и сказанул, что сам решит все проблемы и с военным билетом, и с выплатой долга государству.

Отец Дина хоть и был в какой-то степени простаком, но ему никак нельзя было отказать в сообразительности. Его ребенок точно бы не смог накопить денег, поэтому ему пришлось напрячь связи в больницах для рисования нужных болячек сыну. Заняло это больше полутора лет, а пока что Дин сталкивался с куда более серьезной проблемой.

Из-за настойчивой поддержки родителей появилось стойкое понимание своей бесполезности, подкрепленное чувством вины. Мама с папой вложили столько сил, денег и времени в сына, который все небрежно бросил и потоптался. Выхода у того оставалось всего два: закрыться в себе и ныть или упереться рогом и стремиться. Первый вариант малой уже пробовал, значит настало время второго.

Первым делом требовалось жилье, и оно появилось случайно. Дин собирал вещи и хотел съезжать, когда в комнату зашел Гриша. Они разговорились, и малой поведал ему о проблеме.

– Слу-у-у-шай, – интригующе протянул Гриша, крутя в руке подаренное малому классной руководительницей перо, – а как ты смотришь на то, чтобы остаться в общаге?

– Я не хочу восстанавливаться, – отказывался Дин, складывая книги в пакет.

– Я тоже. Но я не об этом. Я поговорю с комендой, переселюсь сюда. Я один живу, а тебя просто тут оставлю на заячьих правах. Будем скидываться пополам на оплату и жить, пока не съеду.

– Незаконно?

У Гриши растянулась широкая улыбка.

– Коменде на глаза не попадайся, а вахтершам внизу улыбайся и здоровайся. Никто пропуск и не спросит, гарантия – сотка.

– Звучит хорошо. Даже очень, если честно. Спасибо.

– Проблем нет. Перестановочку только зафигачем. – Гриша принюхался. – И палас выбросим. Соседа пересели куда-нибудь.

– Он в общаге не живет давно. Побрился и через неделю где-то бабу себе нашел.

– Такой красивый без усов?

– Ну знаешь… Я бы так не сказал. Скорее всего, планка качества его девушки сильно понизилась. Ей где-то за тридцать.

– Баланс сохраняется, – подчеркнул Гриша. – Старые красивые женщины забирают молодых и стремных мальчиков, а старые и стремные мужчины забирают молодых и красивых девочек.

– Ага, – на время пропав глубоко в размышлениях, сказал Дин. – Слушай, а я тебе нужен с заселением? Домой надо сгонять.

– Как раз-таки, наоборот. Вали, как позвоню, так вернешься.

Последние дни после окончательного отчисления и возвращения документов все складывалось хорошо. Дин стал по чуть-чуть сгонять лишний вес, вернулся к игре на гитаре и писанине, вернулся здоровый сон. Сознание прояснилось и в неубранном мусоре подсознания малой нашел деталь, что долгое время не отпускала его.

Вернувшись в родную квартиру, Дин вошел в свою комнату и выглянул в окно. Моросил дождик, замывая стекло, но это не помешала увидеть модель самолета на дереве. В школе он не снял ее из-за придуманного себе суеверия и всякий раз нервно думал, не свалилась ли она, потому как жизнь превращалась во мрак.

Можно было это списать на отломанное деревянное крыло, но Дину надоело мямлить. Он накинул куртку, вышел на улицу и полез на дерево. Ежедневные отжимания помогали, но начнись они хотя бы три месяца, а не три недели назад, проку было бы куда больше.

Несколько раз соскользнув, словив промежностью пару коротких веток и порвав штанину, малой оказался у цели. Он отвязал нитку и взял самолетик в руку. Должна была создаться киношная пауза, где Дин собирал все мысли и с тяжестью на душе расставался с прошлым, однако сцена получилось несколько скоротечней.

– Ты всего-навсего говно из дерева и клея. Отправляйся в ад! – Обшивка модели настолько обмякла под дождями и снегом, что малой смог сжать ее пальцами и швырнуть вниз. Он засмеялся вместе с усилившимся дождем и поднял руки к небу аккурат грохоту грома.

– Дин, больной что ли совсем?! – закричала мама из открытого окна его комнаты.

– Мама! Я король мира!

– Домой иди, простынешь, – с улыбкой ответила она, не отпуская строгости в голосе. – Я манты сделала, поешь.

– Манты! – громко оповестил Дин небо и начал спускаться вниз.