Текст книги "Голос Музы"

Бакс тем временем не терялся и обнюхивал окружающие бугры. Пока ни один не удостоился чести быть окрашенным в желтый. Тогда он подбежал к дереву, замахнулся на него задней лапой, но принюхался и отбежал к хозяину.

Вышка связи находилась недалеко от реки. Никаких ограждений не оказалось. Видимо, проектировщики не думали, что кому-то взбредет в голову лезть по ней. Дойдя до цели по проторенной тропе, Дин без тени сомнений запрыгнул на трубы. Лаура осталась внизу, с круглыми глазами и дернулась, когда Бакс сунул нос ей под куртку. Он сел возле нее и заскулил.

Дин взобрался на первую перекладину и посмотрел вниз.

– Полезли! С вехушки достанем до неба.

«Я.Х.О.Ч…»

– Не вижу ничего. Что ты говохишь? – В него прилетел снежок. – За что? – Еще один. – Хогош! – Следующий. – Слезаю я! Все! – он развернулся.

Вдруг в лесу неподалеку поднялся громкий вой нескольких глоток. Дин посмотрел на Лауру. Та выпучила глаза и сложила ладони перед собой, точно молилась.

– Валить-валить-валить-валить, – повторял про себя малой, торопливо слезая с вышки. Он взял Лауру за руку и повел к мосту.

Только домчавшись до него, Дин понял, что не тянет за собой поводок. У переправы он метался ошарашенным взглядом по округе. Снег в полумраке и черная стена леса впереди с выделяющимися на небе заостренными кронами. Увидеть здесь бежевого пса было практически невозможно. Здраво рассуждать мешали страх и сопли, которые на холоде приходилось втягивать носом каждые две секунды. Пробивался чей-то злостный рык. Наконец, проявился силуэт Бакса, кусающего в снегу другую собаку, окруженную ее подручными. Те заметили детей и направились к ним.

Инстинктов малому хватило только на то, чтобы завести Лауру за спину, но понятия не имел про дальнейшие действия. Он раньше убивал волков. Клал их пачкам зачаренным топором на плюс пятнадцать к урону, выбивая шкуры, но то была игра, а нынешняя ситуация не то, что на оружие, даже на банальную палку не раскошелилась. Ни с того, ни с сего малой подбежал к мосту, отодрал от него хлипкое бревно с гвоздем и выставил перед собой. Послышался выстрел.

Второй залп положил одного из бегущих четвероногих рядом с детьми, после чего остальные побежали в лес. Бакс лежал черным пятном в белом сугробе. Хрустя снегом под ногами, к нему подошел стрелявший мужчина в сапогах, большой камуфляжной куртке и шапке. Он вытащил гильзы из двустволки, положил в карман, зарядил оружие и убрал за спину. Потом опустился к собаке и снял ошейник.

– Подойди! – крикнул он и отхаркнул. Дин задвигался в рапиде, вытягивая шею. – Быстрей! – Малой враз подбежал к нему. – Нахер она тебе? – незнакомец забрал доску и выбросил в реку. Он снял с горла шарф и приложил к лежащему Баксу. – Держи вот так. – Малой положил руку на горло пса. – Крепко держи! Хочешь, чтоб он сдох? – Дин враз подключил вторую руку. Стрелявший подхватил Бакса и поднял.

Собаку принесли в небольшой вагончик за вышкой, где обитал незнакомец. По его просьбе Лаура открыла входную дверь и, потянув за веревочку, включила лампу. Пса положили на стол. Незнакомец полез в шкафчик под старым телевизором, достал аптечку и бутылку спирта.

Бакс лежал на боку, пропитывая собственной кровью газеты под собой. Ему прогрызли горло, но по словам стрелявшего ничего важного не задели.

– Чуть сильнее нажали бы, и артерия в мясо, – пояснил он, обрабатывая рану. – Вы что тут делали?

– Выгуливали, – тихонько ответил Дин.

– Выгуливали. Ему двора не хватило? – спросил незнакомец, кивая на собаку. – Всегда ссал по углам, а тут те на. Повезло, что волку сил не хватило.

«Откуда здесь волки?», – спросила Лаура.

– Откуда здесь вы? Они больное зверье поедают. Зимой жрать некого, вот они ближе к дачам выходят, в мусоре роются, – он обработал иглу с ниткой спиртом и приступил к зашиванию раны. – Жить будет. Че стоим?

Испачканной в крови перчаткой малой показал на пса.

– Домой валите. Васе, скажи, что Бакс у меня, – незнакомец снял с Дина перчатки и бросил в буржуйку у стены. – Про волков не говори ничего, усек?

– А вы к… Как вас назвать?

– Гена. Валите, щас шить буду, – он выпроводил парочку на улицу и захлопнул дверь.

Тишина. Что между детьми, что между дачными поселками. Из звуков молодежь сопровождал разве что скрип снега под ботинками. Дин не поднимал головы всю дорогу, пока Лаура не потянула за ручку двери от забора.

– Гена, кстати, язык жестов знает, – невзначай подметил он.

Лаура открыла дверь и посмотрела на руки. Она что-то вспоминала, потом повернулась, показала малому средний палец и вошла во двор.

Средние классы: Весна – лето

На географию Линейкин, мальчик с растрепанными волосами, пришел с собственным увеличительным стеклом, которое нашел на чердаке у бабушки. От луп с пластиковыми оправами, выданных остальным, оно отличалось потертыми краями и вырезанными на ручке лицами. Географичка, Лариса Вячеславовна, попросила показать ее всем, а сама отлучилась в учительскую.

– Твоя лупа только с приставкой употребляется, – крикнул Саня с задней парты, передавая ее дальше. Из всего класса засмеялся только малой и Дарья Клинина за первой партой.

– Чё-ё-ё? – протянул Линейкин, отвлекшись от внимательного раскладывания карандашей по секциям в пенале

– Перила под плечо, – выдал Саня. На этот раз никто не смеялся.

– Какое пехила? – спросил Дин, ударив локтем ему в бок. – Сядь, не неси хехни.

Дин сунул воткнул наушник и съехал по спинке стула чуть вниз. В школьной форме был один маленький плюс – она идеально скользила по лакированным поверхностям. Правда он все равно мерк на фоне миллиона минусов.

Например, куда деть руки? В теплом худи они грелись в сквозном кармане, где хранились: телефон, шоколадка, котенок с улицы, набранные шишки и Бог знает, что ещё. В карманы пиджака не влезло бы даже одно гневное письма Дина системе образования, захоти он написать его самым маленьким шрифтом.

Девчонки на среднем ряду за второй и третьей партами показывали друг другу фотографии на телефонах. Малой с детства был зрячим и мог разглядеть черные кружевные трусы на чьей-то выпирающий попе. Пубертат – время такое. Возраст, когда есть желание и нет мозга (у кого-то он растягивается аж до старости).

– Че смотришь, Попов? – грубо спросила Карина, кудрявая девчонка с большим носом, заметив тупой взгляд одноклассника. – Интересно? – Остальные девчонки повернулись на него источая чистое зло. Дину вмиг вспотел и отвернулся.

На задних партах первого ряда корпели Сицын и Саске. Буряту настолько осточертело повторять собственное имя, что он сдался и принял ранее оскорбление, как псевдоним. С седьмого до девятого класса ребята часто проводили время вместе. От насмешек и драк их отношения переросли в общие дело и дружбу.

Получился интересный союз. С одной стороны, Саске со своим восточным происхождением, который предпочитал Европейскую рисовку. С другой, Сицын родом из Питера, фанател от Японской мультипликации. Так и повелось, что вместе они придумывали новых персонажей. Начинал один, отдавал второму, тот добавлял и исправлял и возвращал первому. Продолжалось это до тех пор, пока оба не приходили к согласию.

В наушниках заиграла скрипка (на телефоне Дин выбрал вкладку «рекомендации», не запариваясь о выборе песни), и как не кстати вернулась Лариса Вячеславовна.

Алина, та, что сестра Сани, занимавшая треть всех мальчишеский сердце, уже как год закончила школу. Малой даже был на ее выпускном. Играл в составе мини-оркестра, подбирая исключительно те аккорды, которые, по его мнению, должна была понять только она. И она поняла. И посмотрела на него. И попросила Юрия Егоровича заменить гитариста, потому как тот сильно фальшивил.

Тогда Дин не выходил из комнаты три дня, заставляя себя спать, и скрывался с головой под одеялом. Следующие недели не подходил к школе, чтобы не вспоминать унижения, надрывный смех той, в кого был тайно влюблен, то, как она обжималась с каким-то одноклассником, встречая рассвет…

Главное проклятие людей с хорошим воображением – детальное представление, как самых хороших моментов жизни, так и самых ужасных.

Первого сентября образовавшуюся внутри пустоту заполнила Лариса Вячеславовна. Девушка чуть старше тридцати, длинные черные волосы, всегда облегающие платья и ноги протяженность как трасса «Е-95». Раньше географию вела Мария Петровна, но та ушла не пенсию, чему несказанно радовался Дин.

Гул в классе утих. Возбуждение от фотографий девчонок не успело спасть, а с появлением географички только возросло. Да так, что пришлось лезть в карманы и поправлять его.

Лариса Вячеславовна развернулась к доске одновременно с тем, как Лаура остановилась перед ней с древней лупой, которую несла владельцу. Если бы не скрип мела о доску, то можно было услышать все обзывательства в головах мальчишек в сторону немой девочки. Та осмотрела географичку с затылка до пят и резко глянула на Дина.

Парочка это не обсуждала, но при каждом зрительном контакте, Лаура чуточку медленней моргала, давая малому понять, что все хорошо. Но тут она даже не дернула веком. Отвернулась, подошла к Линейкину и улыбнулась ему.

«Ага. И что это, блять, такое?», – подумал Дин.

– Давай за первую пересядем? – спросил Саня. – Чувак, ты че?

– А? Че?.. Зачем?

– Затем! Географичка Легыча всего облапала! Щас в штаны залезет.

Лариса Вячеславовна объясняла тему урока и держалась за руку Олега Хенина на первой партой, а тот ехидно лыбился, беся остальных мальчишек.

– И какая хазница? Ты ж на Юхия Егоховича запал…

Саня так врезал малому под дых, что тот чуть не выплюнул съеденный на завтрак бутерброд.

– Я те, сука, по секрету сказал, – цедил Саня и сунул пальцы другу между ребер. – Говори тише.

– Сам тише! Отвали! Понял я, – Дин выдохнул и посмотрел на Линейкина. На его бледном личике с прыщами под носом горела счастливая улыбка.

– И ниче он мне не нравится.

– Я тебе больше ничего не скажу, – отвечал ему малой, растирая ребра. – У тебя пальцы острые.

Лаура сидела за той же третьей партой, за которую пять лет назад посадила ее Людмила Леонидовна. Раньше она каждые двадцать минут смотрела на Дина, но на сей раз либо опаздывала, либо из-за чего-то расхотела это делать. Малой приподнялся, чтобы заглянуть ей через плечо.

– Попов, – пропела географичка в его голове. – Не обязательно вставать, чтобы ответить.

В идеальном мире малой приподнимал бровь, выгонял весь класс из кабинета, разбивал рожу в кровь Линейкину и брал Ларису Вячеславовну (конкретного плана не было. Он, по идее, просто брал, а потом… ну само должно пойти). В реальности он нервно похихикал, ляпнул невнятную глупость и сел. Перед этим увидел, как Луара разглядывала древнюю лупу.

По звонку всех выпустили в коридор.

– Сраный классный час, – выдал Саня, раскручивая портфель за лямки. – Час сиди, жопы протирай, а могли подошвы. Че размазался, как муха на лобовухе?

– Ниче, – отнекивался Дин и запрыгнул на подоконник.

– Ага, – Саня размахнулся и вкинул портфель в друга. – Вываливай. Удобрим этим грядки.

– Какие, нахер, грядки?

Саня быстро затарабанил ногтями по стенке, ища что-то на потолке.

– А-а-а в жопу! Говори, че у тебя?

Линейкин прошел перед ним, чуть подпрыгивая на всякий второй шаг.

– Смотхи-ка, аж хадуется.

Саня обернулся.

– У него, блять, одна нога короче другой, – объяснял Саня. – Он с рождения такой.

– Не помню, чтобы с рождения он так лыбился.

– Свечку держал?

– Он лупу свою Лауре подарил.

– Бывает, – пожал Саня плечами и сел рядом. – Бабенка видная. – Малой тут же скинул его на пол.

– Охехел?!

Саня заржал, держась за живот.

– Ты с-с-с… спецом…

– Отохжись и говори, – сказал Дин, и его друг взорвался в хохоте, покраснев. Малой быстро заразился.

– Извиняй, боец, – Саня стащил портфель на пол и подложил под голову. – Вон он ссать идет. Присани его в толчке.

– Ага. Щас я ему вхежу, а он помхет.

– Ты че Геркулес с одного удара класть? – Саня поднялся, потянулся и взял портфель. – Щас все решу, – он пошел к туалету.

У закрытой двери кабинета Сицын показывал рисунки Дарьи Клининой. Она разглядывала страницу за страницей, тыча в них пальцем и спрашивая: «А это куда?», «Что за щупальца?», «Зачем часы?». Пока автор объяснял, используя скудный словарный запас, Саня вторгся в его личное пространство и на секунду схватил за жопу, громким криком и смехом выдав это за дружескую шутку.

По звонку Дин первым вошел в класс, где ждала Екатерина Викторовна с журналом. Он сел на заднюю парту. Одноклассники заходили один за другим о чем-то говорили, и тут появился Саня. Малой кивнул ему, а тот пожал плечами и снабдил жест непринужденной улыбкой – это успокоило.

Следующей появилась Лаура. Она взглянула на Дина и моргнула так же, как прежде, с маленькой задержкой – это воодушевило.

Все уселись и пришел Линейкин. Мрачный, с мокрыми волосами, с красной щекой, как от пощечины – это заставило сматериться.

– Линейкин, – подозвала Екатерина Викторовна. – Что с тобой?

– Жарко, – ответил тот и сел за стол.

У него будто нерв защемило. Если раньше он мотался по сторонами, то теперь наотрез отказывался поворачивать голову вправо. Лаура махала ему, а потом, пока все окончательно не утихли, подошла, но Линейкин отстранился, как от приставленной к лицу раскаленной кочерги. Лаура вернулась на место, долго смотрела на пальцы, а потом развернулась к малому.

– Че?

Она не моргала.

– Ну? – просил он ответа, зная все наперед. Хмыкнул и сунул наушники. Действие, говорящее: «Я тебя не слушаю». Но не для немой девочки.

«Это ты его помыл?»

«Нет», – ответил Дин на языке жестов.

«Врешь».

«Что ещё скажешь?».

– Без неприличных жестов, пожалуйста, – прервала их Екатерина Викторовна.

– Простите, – ответил Дин.

«Простите», – написала на тетради Лаура и показала.

– У вас завтра выпускной. Родители согласились купить вам ящик вина. Никто за вами наблюдать не будет, и я вам ничего не скажу. – В классе послышались одобрительные смешки. – Одно условие: Не напивайтесь при родителях.

– А когда можно? – выкрикнула Солнцева, блондинка, часто переходящая на высокие ноты.

– Как только головой на плечах окрепните, – пригрозила классуха, и все поутихли. – Что решили с выездом на природу?

– Едем! – воскликнули ученики, кто придумывал себе розовое будущее о встречах каждый год тем же составом. Прочие не спорили.

– Раз едите, тогда договаривайтесь обо всем сами. Все знают свои оценки? Кому и что нужно исправлять.

– Да-а-а… – замученно протянул класс.

– Учителей ловите сами. Но чтобы до конца мая годовые оценки стояли у всех, – учительница постучала ногтем по столу. – Услышали меня?

– Да-а.

– Я не хочу, чтобы кого-то из вас выперли из школы со справкой, – она закрыла журнал и встала. – Если кому-то нужно будет посмотреть оценки, зайдете в учительскую. Идите домой.

Екатерина Викторовна вышла из кабинета. Заскрипели стулья и затопали ученики.

– Подъем, боец, – Саня встал и вытянулся к потолку, оголив пупок. – Репетиция ща. – Малой не отвечал. Тогда он заметил неподвижно сидевшую Лауру и с соболезнующими кивками похлопал друга по плечу. – Удачи.

Все вышли. В кабинете остались лишь двое. «Успокаивающий» салатовый цвет стен совершенно не спасал. Дин закрыл дверь и сел перед Лаурой, облокотившись на спинку стула. В пустом кабинете пространства казалось вполне достаточно, но от разрастающегося напряжения вот-вот должны были лопнуть стекла и треснуть мебель.

– Че дуешься? Я его не кунал. Это Саня, – пошел малой с козырей.

«Друга сдал, а я тебе даже мороженного не дала», – припомнила Лаура.

У Дина приоткрылся рот.

– Хватит обижаться!

«Я не обижаюсь. Мне интересно, почему ты так смотришь на других женщин».

– Как «так»?

«Как если бы неделю не ел и увидел еду».

Дин замычал в раздумьях, шлепая ладонь по столу.

– Ни на кого я так не смотхю.

«Учительница могла покраснеть, если бы заметила».

– Покхаснеть от жахы можно было.

«Почему ты на меня так не смотришь?», – Лаура сохраняла вид ученой, которая брала на работу нового аспиранта. Ничего похожего на подшучивание или злость с нее не читалось.

– Не знаю. Мы вместе потому что. Как я должен ответить?

Лаура долго всматривалась в его глаза. Малой уже привык к этому и назло всматривался в ее. Только она искала правды, а он – соринки.

«Почему ты не говоришь со мной жестами?»

– Не хочу. Пальцы болят.

«Ты говорил, что будешь тренироваться».

– А-а-а почему ты со мной не говохишь словами? – перевел он тему. – Дядя Бохя говохил, тебе ничего не мешает. Ты пхосто не хочешь.

Она склонила голову набок и приоткрыла рот. Дин напрягся. Обычно так происходило, когда он творил то, чего не следовало. Тут перед его рукой прилетел плевок. Лаура полезла в сумку, вынула влажные салфетки, вытерла губы и парту.

– Духа что ли?

«Ты меня не слушаешь, подозреваешь, мечтаешь о других, не разговариваешь и оскорбляешь. Не хочешь понимать. Мы не вместе», – она собрала сумку и встала.

– А ты лучше что ли? Прям все и вся для меня?

Лаура остановилась у двери.

«Да».

– Манда. Вот… Вот отстриги себе косу. Слабо?

Без промедлений Лаура полезла в сумку, вытащили ножницы и отстригла.

«Точка», – она выбросила косу в урну и вышла.

После таких случаев складывается непонятное ощущение. Юные мыслители обозначили его коротким: «Да не». Если капнуть глубже, то в нем находятся свежие воспоминания, подтверждающие слова разорвавшего отношения партнера и ископаемые опасения, которые давным-давно погребли под землей безразличия.

Через час Дин пришел в Актовый зал к середине репетиции. Так как многие уходили после девятого класса, то для некоторых музыкантов выпускной считался неким подведением итогов.

Юрий Егорович указал опоздавшему взять инструмент и занять свободный стул с краю. Саня держал пальцы над клавишами, похотливо поглядывая из-за пианино на широкие плечи и задницу учителя. Когда наступила его очередь за отведенные пятнадцать секунд он высвободил такое мощное цунами ритмов, какое могло бы снести Нью-Йорк. Выдохшись, Саня упал на стул, запрокинул голову и подмигнул Юрию Егоровичу. Тот ухмыльнулся и продолжил слушать остальных.

Вступила Лаура. За пять лет игры ее мастерство возросло. Мелодия звучала плавно, без фальши. Новое каре закрывало часть лица, но Дин видел, как краснели щеки. Девочки вокруг нее перешептывались – в их речах слышались издевки, а у мальчишек – оценка привлекательности.

Малой слышал мелодию. Она вырисовывала в воображении маленькую серую пятиэтажку. Ее последнюю не снесли на участке, а вокруг плотным ограждением понастроили цветных небоскребов, пробивающие верхушками тучи. В их дворах раскинулись детские площадки, тренажеры, широкие парковки, а у нее стояла одинокая лавочка у третьего подъезда, промокая под проливным дождем.

Дин не успел опомниться, как уже сидел в рубашке перед собравшейся публикой из родителей, учителей и учеников. Забавно, он слушал игру Лауры и девять дней не мог прийти в себя и, только услышав ее вновь на выпускном, понял – они расстались.

Все закончилось. Дети разошлись по домам готовиться к скорой поездке в кафе. Родители Дина вместе с дядей Борей и матерью Сани сговорились и решили, что ну его в задницу этот выпускной из девятого класса. Их детям надлежало учиться ещё два года, следовательно, собраться маленькой компанией казалось разумнее.

Света бегала с кухни в зал, нося салаты. Все сидели за столом, воображая будущее детей.

– Саша вот в МАДИК пойдет, как сестра, да? – спросила Анжелика Владиславовна, кивнув сыну.

– О да, – отвечал не шибко вдохновленный Саня, поедая крабовый салат. – Щас бы поковыряться паяльником в микросхеме под пердеж девяностолетнего инженера.

– Тут люди едят вообще-то, – упрекнула Анжела.

– Извините, – язвил Саня, – не думал, что салатики важнее моего будущего.

Дядя Боря расхохотался, чуть не подавившись курицей.

– Пристала к ребенку. Не мешай ему, сам он все выберет, – сказал он.

– Скажешь, Лаура так же будет сама выбирать? – спросила мама Дина, запивая курицу вином.

– Проблем не вижу. Она отличница, на флейте играет, как Иисус, если б он бабой был.

– Не богохульничайте! – упрекнула мама Сани.

– Он не Бог вообще-то, – вставил слово отец Дина. – Иисус был сыном Бога. К тому же еврей.

– Во! – показал на него дядя Боря, закручивая скатерть на стол, чтобы не мешалась в ногах. – Спасибо. Сразу видно умного. И моя такой же вырастит, только умнее. Без обид. – Отец Дина махнул рукой и навернул холодца.

– У нее прям все шансы стать звездой, – улыбалась Анжела, глядя на Лауру. Та не поднимала глаз от тарелки, так как боялась встретиться взглядом с Дином, сидящим напротив. – Богатой станешь, папку обеспечивать будешь.

– Станет, если захочет, – перетягивал на себя внимание дядя Боря. – А захочет, сможет у меня на шее просидеть до смерти. Как говорится: нежили богато и нехер начинать, была одна рубаха, и рот ее ебать, – он встал под смешки будущих и нынешних мужчин, недовольные нуканья дам и поднял стакан. – Если пить, то за правильные вещи. Тянитесь, дети, к звездам, а мы вас подсадим.

– Хорошо сказал.

Все встали, чокнуться.

– Ну а ты куда пойдешь, Дин?

Он встал из-за стола.

– Я пойду погуляю.

– Куда? – препятствовала мама. – Сядь, поешь. У нас гости вообще-то.

– Нет, я гулять хочу. Мне тут жахко.

– Да пусть идет куда хочет. Ток скажет, куда поступать будет и пойдет, – сказал дядя Боря.

– В мед на логопеда, – вбросил Дин и вышел в коридор.

– Я с тобой, – догнал его Саня в тамбуре.

– Нет, – резко ответил Дин, надевая кроссовок.

– Предлагаешь мне тут одному развлекаться? С родителями и мрачной Лаурой?

– Саня, блять, ты когда схать ходишь, с тобой на унитаз садится кто-нибудь ещё?

– Нет.

– Считай, что я иду в туалет. Скоро вехнусь, – малой ушел, оставив протянутую руку друга без внимания.

Сложно сказать, о чем Дин думал, бродя по улочкам между домов. Лаура? Будущее? Или он попросту искал ветер посильнее, который смог бы унести его отсюда подальше?

«Ничего не должно быть просто, – повторял он сказанные когда-то Екатериной Викторовной слова. – И что это? Ничего – это сколько? Мне теперь для шагов тоже оправдание придумывать, – он остановился. – Этот шаг я делаю, чтобы двигаться. Этот… чтобы тоже двигаться. И этот. И этот… А. А-а-а… То есть у каждого действия есть… функция, но что-то работает на автомате, а для чего-то нужно додуматься, – он хмыкнул. – И у кого спросить правильно это или нет?»

Сверху ему на нос упала капля воды. Накрапывал мелкий дождик. Дин поднял голову и понял, что поспешил с выводами. На него летел шарик с водой. Спустя секунду, он, промокший до нитки, вытирал лицо майкой и слышал ржач школьников с третьего или четвертого этажа.

– И хел с ним, – сказал малой и потопал домой.