Текст книги "Голос Музы"

Старшие классы: Осень

Маршрутка тряслась на кочках проселочной дороги. Дин с Саней выли, как на американских горках, держась за изголовья кресел впереди: Одно пренебрежение придуманных ими правил безопасности – протаранишь головой заднее стекло.

Новый учебный год внес определенные коррективы. Если девятых классов было четыре, число десятых сократили до второй буквы алфавита (объединили А с В и Б с Г).

По плану в таком слиянии был один смысл – удобно всех скомпоновать. На учительском совете директриса выдвинула теорию, где ученики из А (более успевающие) будут подтягивать учеников из В (менее успевающих), на что учитель обществознания резонно подметил: «Если я высыплю мешок гороха в мешок риса, то через два года в мешке у меня останется столько же гороха и столько же риса». Все с умным видом закивали, но мало кто понял, о чем он. Тогда сказал трудовик: «Дебилы дебилами. Какая разница куда кого кидать? Пусчай сами выберут». И вот тогда все поняли и приступили к спорам.

Директриса послала их обоих со своими планами (образно выражаясь) и поступила, как посчитала нужным. То есть как приказало начальство.

Екатерина Викторовна ушла на пенсию. В свой последний день она с каждым из учеников по очереди разговаривала в классе. Все выходили оттуда загруженные, явно чем-то ошарашенные, воодушевленные или в слезах. Настала очередь Дина. Екатерина Викторовна сидела за учительским столом, ее гордый профиль подсвечивало сияния солнце в окна справа. Она указала ученику на стул напротив, вдохнула и поведала о его умении подмечать нюансы, таланте к письму и зачатках зарождающегося большого ума.

– Это как? – спросил малой, сидя за партой перед учительским столом.

– Это когда ты начинаешь думать, но ещё не понимаешь зачем, – ответила бывшая классуха.

Очевидные каждой техничке проблемы с Лаурой она не затрагивала. Но позволила себе сообщить о важности ошибок и приобретении на их основе опыта. В конце вручила пишущее перо, наказала жить и попрощалась.

Саня же после встречи с ней отказывался разговаривать, пока не отошел ото всех на безопасное место – к малому домой. Он хмурился, как греческий философ, думающий над тем, чем закусить вино – сыром или виноградом. Отпил чаю с мятой и сообщил:

– Она сказала мне не бояться собственной натуры, но быть с ней осторожней. Тональник подарила.

– Танальник?

– Угу.

Новая классная руководительница Елена Владимировна предприняла отчаянную попытку сплочения свежесобранного класса. Уговорила школьного водителя и предложила детям выехать на речку в первые выходные сентября. Согласились все. Но так как на тридцать человек места не хватало, некоторых родителей попросили подвести школьников на отдых.

Косвенное знакомство учеников между собой не помогало. Все разбрелись по давно сформированным кучкам. Объединяли всех на несколько секунд мимолетные шутки про качку в автобусе и болотистый запах от реки.

Смех не затрагивал разве что Сицына. Он сидел у окошка, грустно глядя на деревья и кусты снаружи, одной рукой поддерживая голову, а другой сжимая ладонь Дарьи Клининой. Она приобняла за его плечо и гладила по ноге.

Саске покинул и эту деревню. Его отца повысили и попросили перебраться с семьей ближе к культурной столице.

Стоило видеть их последний день вместе. Сицын узнал про отъезд друга за два месяца и приступил к работе. Его мама сплетничала, что происходит с ребенком, который каждый день носил домой стопки бумаг для печати и закрывался в комнате. Он отсел от Саске на самую дальнюю парту и все уроки что-то рисовал, с криком отбивая творения, когда учителя пытались их забрать.

День отъезда его друг последний раз пришел в школу и увидел нарисованную на бумаге стрелку. Она вела к следующей на тропинке под окнами школьного спортзала, та к следующей и так, пока Саске не очутился в закоулке. Там на стене высотой десять метров было наклеено с тысячу изрисованных листов, которые вместе собирали картину, стоящих спиной к спине друзей художников. Под ними с кистью и ведром засохшего клея спал уставший Сицын.

Молодые художники поддерживали контакт, списываясь и работая через интернет, но той авантюрной романтики с рисованием на задней парте вместо контрольной уже не испытывали.

Место для отдыха выбрали по советам дяди Бори. Песочный пляж рядом с лесом, где идеально помещались две большие палатки. Бывшие постояльцы оставили самодельные стол и лавочки из распиленных бревен и досок.

Мигом после открытия дверей все ломанулись на пляж.

– Не угадали! – крикнул им дядя Боря, вылезая из машины. – Сначала ставим палатки. Девчонки идут куда хотят, а пацаны ко мне, – он открыл багажник.

Первым из доковылявших недовольных школьников был Артем Людмилин и получил лопатой по башке за свой портак в виде сердечка на щеке. Он набил его в подъезде иглой от шприца и пастой из шариковой ручки. Мама день за днем терла его тряпкой, пропитанной ацетоном, обрекая ребенка на получение проблем с кожей лица.

– Осторожней, куда под лопату-то? – возмутился дядя Боря. – Сильно прилетело?

Артем был новеньким из бывшего В. Волейболист и любитель поспорить. Дали бы ему секунду на ответ, и он бы обложил дядьку благим матом, но никто не дал.

– Ниче, не смертельно, – Боря плюнул на большой палец и растер им область удара. – На. Капай холодильник.

– Сам копай! Нахер мне он нужен?

– Взял лопату и пош-ш-ёл! А то я тебя закопаю! – быканул Боря. Никто не понял, шутил он или говорил серьезно, поэтому ученики посмеивались, но внимательно. Артем выдернул черенок из его рук.

– Глубоко?

– Пока страшно не станет, что там останешься. По пояс, – добавил дядя, сделав короткую паузу. – Вон в теньке.

– Жестко ты его, – оценил подошедший Марсель Никитич, отец одного из парней, который помог довести ребят. – Аккуратней, они дети ещё.

– Ему шестнадцать! – воскликнул дядя.

– Ничего не значит, – припирался Марсель.

– Угу. Так, хоббиты, палатки ставить могем или вы по землянкам? Один ваш уже копает.

– А он там жить будет? – спросил Саня.

– Если не научится себя вести, то да, – специально громче крикнул Боря капающему Артему.

– Не надо, – Марсель положил руку ему на плечо и снабдил это успокаивающей улыбкой психолога. Дядя сжал киянку.

– Учимся собирать палатку, – сказал он, вытаскивая сумку, но Никитич взялся за ручку.

– Давай я, – невыносимо по-доброму предложил он. Дядя сузил веки и заметил, как из машины вышла Лаура вместе с Линейкиным. Заметил это и Дин, стоящий среди мальчишек.

– Прошу-пожалуйста, – ответил Боря, бросил киянку в багажник и захлопнул крышку.

Лаура ушла на пляж. Малой откололся от остальных и пошел за ней.

– Щегол! – шепотом подозвал его Саня, смотря на ветку дерева.

– Что?

– Птичка.

– Что?!

– Ой, да пошел ты, – махнул ему Саня.

– Что, блять?!

– Беги отсюда.

Малой развел руками, мельком посмотрел на ветки, что накрывали весь лагерь, плюнул и пошел на пляж.

Большой холм, усеянный песком, уходил вниз к широкой реке. На той стороне вырастала преграда в виде песчаной стены со множеством нор летающих туда-сюда ласточек.

Девочки гуляли у воды, приступив к фотоссесиям. Лаура сидела на возвышенности и водила ладонью под песком, имитируя змею.

– Ам. Пхивет, – подшагнув к ней, сказал Дин. Она глянула на него и вернулась к игре.

«Привет», – показала она, не глядя.

– Че делаешь? – он сел чуть выше нее на корточки.

Она подняла руку и пальцем указала на песок.

– М-м… игхаешь, – Дин потрогал песок и посмотрел на реку.

Отвечающий за эмоции голос в голове вопил: «Говори! Надо говорить! Говори все что угодно, а то она уйдет!» Тем временем Ум лежал связанный в углу темной комнаты.

– А че с девками дхугими не фоткаешься?

Лаура незаметно пожала плечами, не отвлекаясь от занятия.

Малой похлопал по ляжкам и цокнул, как делают это люди, которые поняли, что ничего у них не получится, но просто тихо уйти не могут.

– Лады, – он кивнул, отряхнулся и медленно пошел обратно.

«Еблан, еблан, еблан, еблан, ебла-а-а-а-н», – пел у себя в голове малой. Мимо него прошла Елена Владимировна.

– Так, девочки, а ну-ка сюда! – кричала та. – Помогайте пакеты разобрать!

– Мы девушки, а не кухарки! – кричали ей в ответ.

– А я классная руководительница, а не повариха! Идите помогать или договорюсь, чтобы вы домоводство до старости сдавали!

Где-то в глубине лагеря заржал дядя, услышав ее угрозу. Он вместе с мальчишками учился у Марселя, как не собирать палатку. Конструктор родителю достался созданный лично отцом Бори и разобраться в нем, могли только его родственники.

Что-то затрещало.

– У-у… порвал, – сказал Боря, почесывая затылок. Актером он был никудышным, но испуганный Марсель поверил.

– Прости. Я не понимаю, как ее собрать! Вот это что?

– Окно.

– Почему в палаточном окне рама?

– Люблю уют. Короче, с тебя три тысячи за материал.

– Какой?

– Ладно, шпана, – привлек к себе внимание Боря. – Щас принесу другую палатку.

– Ну блин! – заныли они.

– Под открытым небом спать удумали?

– У костра! – радостно предложил Сицын.

– Хрен вам, – сказал дядя и, отходя, добавил Марселю: – Лучше наличкой.

Лагерь оборудовали за полчаса. Вся благодарность за это отходила Боре, который сам собрал жилье, сам развел огонь, сам поставил жариться мясо. Идентично все обстояло и с едой. Пока девочки резали помидоры, Елена Владимировна: сделала три салата, нарезала мясо для шашлыка, колбасу, хлеб, зелень, вымыла фрукты в реке и выпила бокал вина.

Все уселись за длинный серый стол.

– Ну че, поговорил? – спросил Саня, пихая друга локтем.

– Двадцать хаз, – ответил малой, ковыряя одноразовой вилкой кусок сыра.

– Ты ж мне вчера мечты расписывал, что все вернешь.

– Мне начинает казаться, что все, о чем я мечтаю, никогда не сбывается, – Дин хмыкнул, толкая виноградинку по тарелке. – Проблема в том, что я всегда мечтаю, – он поглядел, как Линейник накладывает Лауре салат. От этого зрелища малой встал из-за стола и пошел на пляж.

Вроде от лета прошла всего неделя, но уже и солнце святило не так ярко, и ветер дул не теплый, и… воняло чем-то. Не удивительно, что в этой атмосфере чувства Дина задевало чуть больше, чем обычно. Мимо прошел дядя Боря с сухими ветками и розжигом.

– Фух, сука, – сказал он и принюхался к подмышке. – Фу ты, а я думал, откуда псиной пасет? Хер с ним, вечерком искупаюсь.

– Вы мне?

Боря повернулся на звук и секунду молчал. В темной толстовке Дин напоминал куст.

– Да. Но ты ниче не слышал, понял меня?

– Ладно, – сказал малой и обнял колени.

– Ты че тут сидишь вообще? Я кому шашлык жарил?

Дин отщелкнул камушек, но тот оказался чем-то глиняным и мокрым, обвалявшимся в песке.

«Хоть бы грязь», – с надеждой подумал он, вздохнув.

– Девчонка моя покоя не дает? – дядя опустился рядом с ним на корточки.

Говорить с отцом бывшей девушки – странно. Вроде Дин должен был ощутить неловкость или опасения, но он настолько расслабился, что не успел поймать вылетавшие изо рта слова.

– Мне кто-нибудь объяснит, почему я ищу ее взглядом повсюду? Я не хочу. Я понимаю, что не надо, но одна секунда и я опять высматхиваю ее на остановке или в пахке. Это типа и есть любовь? Зависеть от дефки, как… моллюск от хакушки? – он копнул песок, нашел одну и кинул в реку, но всплеска не услышал.

– И че ты хочешь, чтобы я тебе сказал? – отвечал дядя, почесывая лысую голову. – Любовные дела не мое. Я один Лауру рощу от ума большого по-твоему?

– Вы стахше, – пожал малой плечами. – Мож че умное знаете.

– Дин, любой человек – дурак. Возраст тут ваще никакой роли не играет. Могу советом поделиться. Делиться? А? – он легонько пихнул его в плечо. Малой кивнул. – Уединяешься где-нибудь, быстренько передергиваешь и баб больше не захочется.

Малой поднял брови.

– Ну че я неправильно говорю, скажешь?

– Не знаю, – ненавязчиво ответил Дин.

– Не знает он. Знать надо! – Боря взял оставленные рядом ветки. – Идем, костер поможешь разжечь.

Ближе к вечеру на берегу реки полыхал большой костер, по типу тех, что разжигали племена для ритуалов. Откормленные для словесных жертвоприношений одноклассники собрались вокруг. Быстро повечерело, вследствие чего похолодало. Марсель с Артемом и парой мальчиков были отправлены на поиски бревен и веток.

Лаура прижалась к Линейкину в общем кругу. Он приобнял ее, потирая плечо, а Дин сидел ровно напротив и видел, как его лицо облизывают языки пламени и в воображении дорисовывал, как на коже помимо прыщей вздувались волдыри от ожогов.

– Дуешься, боец? – улыбаясь, спросил Саня. Дин положил руки на согнутые колени и спрятался в них лицом. – Не начинай. Он вон… даже симпатичный. Челочку подрезать и сгодится. Радуйся за Лауру.

– Если бы я с Егорычем начал сосаться, ты бы что сделал? – спросил малой, посмотрев на друга, как преподаватель, принимающий у недалекого студента экзамен третий час кряду. Саня задумался и посмотрел на темнеющее небо.

– Вырвал бы кишки и порезал на макароны по-флотски, – он вытянул ноги к огню и откинулся на руки. – Ты прав.

– Думаешь? – засомневался Дин. Саня поискал ответ над бровями.

– Да, – неуверенно подтвердил он.

– Отлично.

Они просидели какое-то время в тишине, слушая треск костра и шум реки.

– Че щас было? – не выдержал Саня. – Нафиг ты спросил прав ли ты?

– Мне пхосто неудобно, когда я пхавее всех, – ответил малой. – А что?

– Так… Странно как-то получилось, – он посмотрел на воду. – М. К нам гости.

С того берега плыла резиновая лодка с двумя пассажирами. Они пришвартовались у берега и поднялись к молодежи. Два мужичка лет под тридцать. Тот, что слева, изрядно полысевший, с выпирающим брюшком под олимпийкой подсел к костру. Тот, что подошел справа, поправил кепку и закатал рукава, показав забитые татуировками руки.

Дин посмотрел на одноклассников и случайно поймал скептический взгляд Сицына. Тот был отличным художником по сравнению с малым (тройка по ИЗО тому в доказательство), тем не менее оба кивком окрестили рисунки незнакомца мусором.

– Вечерок, молодежь, – бодро поприветствовал мужичек с брюшком. – Как жизнь молодая?

– Так, мужчины, – поднялась Елена Владимировна и уперла руки в бока. – Вам что тут надо?

– Уважаемая, – отвечал разрисованный, – только погреться, – он подсел на корточки к костру, рядом с девчонками и подмигнул. Те скривились и отсели подальше.

Со стороны лагеря зашуршали кусты.

– Щас я тя погрею, – угрожал выходящих из них дядя Боря. Он затянул ремень, бросил рулон бумаги на песок и пошел вниз по склону. – А ну-ка сюда подошли.

– Мы только спички хотели… – мужичек с брюхом не успел договорить, как его за шкирку потащили подальше от костра.

– Слыш, Лувр на ножках, за мной, – приказал Боря и ушел со вторым вниз.

Все молчали, прислушиваясь к тому, как развязывается конфликт. Редко долетали отдельные маты, веселя некоторых вокруг костра. В основном класс наблюдал немую сцену, где дядя жестикулировал руками подобно диктатору на трибуне. Это был никак не язык жестов, тем не менее Лаура с легкостью читала каждое слово, которое показывал Боря. В конце он пнул их лодку, мотнул в ее сторону головой и вернулся к детям, не разжимая кулаков.

Как узнать истинные намерения человека? Улыбается он, чтобы подлизаться? Чтобы от него отвязались? Чтобы показать свою искренность? Вариантов десятки. Выбрать верный помогает психоанализ. Заложенные основы Фрейда, их развитие у Юнга, Фромма и других. Однако для полной картины необходимо хорошенько изучить прошлое человека, а для этого потребуется, как минимум много лет – на образование и часов – на выслушивание.

Второй способ отсылает к лучшему сыщику Англии, Шерлоку Холмсу и его дедуктивному методу. Переход от общего к частному. Накидываем всевозможные варианты по случившемуся событию и примеряем их к предполагаемому человеку, беря в расчет его характер, образ жизни, привязанность к вере и так далее. Опять же, способ неудобный, ведь приходится много держать в голове и быстро определить кто убийца получится разве что у героя романов Конан Дойля.

Выясняется, что все упирается во время. А узнать нужно здесь и сейчас. Пять секунд и момент можно считать упущенным, так? С такой логикой большинство людей прибегают к стереотипам. Они уже придуманы задолго до нас и звучат ежедневно отовсюду, почему запомнить их не составляет труда. Чем чаще их используют, тем яснее понимают концепцию и выстраивают логические (но обязательно несложные) цепочки. И выходит, что тот человек улыбается просто потому, что хочет обмануть и плевать, что незадолго до этого он накормил бездомного котенка за углом. Этого никто не видел, а слова – ничего не значат.

Само собой, купаться никому не разрешили. Вода по температуре была чуть выше нуля и к тому же в темноте из-за течения можно было занырнуть у берега и вынырнуть под мостом в полукилометре от лагеря в качестве трупа.

Забавно сколько в человеке есть настырности. Если в квартире, смотря на часы, он видит девять вечера, то непременно заставит себя досидеть допоздна, насколько бы усталым себя не чувствовал, ибо: «Чет рано. Ещё посижу». В лесу все работает ровно наоборот

Дома есть компьютер и интернет с бесконечной информацией, среди деревьев у костра есть только собственный опыт. С человеком-размышляющим у огня просидеть можно хоть до рассвета, без перерыва на тишину, а с человеком-запоминающим ровно до момента, пока у того не закончатся истории.

Таким образом смотреть на дергающиеся огоньки остались Дин, Линейкин с Лаурой и дядя Боря. Девушка учила своего парня языку жестов, что-то объясняя через записи в блокноте, а тот неуверенно собирал фигуры из пальцев, переводя все в шутки. Она смеялась, в то время как малой щурился, думая про себя:

«Это важно, мусор. Учи нормально».

Вернулся Саня, зажевывая холодный шашлык на хлебе.

– Че сидим? – спросил он, пнув друга. – Иди шашлык доедай, а то Елена Владимировна убирает все.

– Ой-ёй, – дядя Боря подскочил. – Лаур, тебе взять?

«Нет, спасибо. Я сейчас пойду спать», – она встала, поцеловала Линейкина в щеку и ушла с отцом.

Саня недолго смотрел на огонь, доел мясо и ушел следом за ними.

Дин остался наедине с тем, кого предпочел бы видеть на электрическом стуле. Внезапно тот подполз поближе. Пальцы малого сжались в кулак.

– Дин, поговорить надо.

У Линейкина была привычка превращать даже самый простой треп в серьезные переговоры. Эти его оценивающие паузы между словами (хотя, наверняка, он в уме считал секунды, сколько надо ее держать, чтобы добавить важности), тяжелые шаги и интонация, как у Дона в мафии. Все это сильно контрастировало с видом прыщавого школьника и доводило малого до дрожи в коленках.

– О чем? – спрашивал Дин, отодвинувшись.

– Подруга у нас есть общая, – он замолчал, чтобы почесать подбородок. – И надо решить вопрос.

– Блять, – шепнул Дин и отвернулся.

– Мне это тоже не нравится. Но ваше прошлое не уйдет просто так. Предлагаю нам наладить дружеские отношения, чтобы в будущем сгладить все острые углы, – он протянул руку для заключения договора.

Дин посмотрел на нее, как взбешенный бывший, пытающийся сдерживать злобу с помощью фальшивой доброты вперемешку с юмором.

– Конечно! – он с размаху схватился за нее и энергично затряс. – Скупнемся?

– Ц. Боюсь… Э-э-эх. Это невозможно, – ухмыльнулся Линейкин несколько неуверенно.

– Та перестань. Нырнем и у костра обсохнем. Никто не заметит.

– Ты… Ты картавить перестал?

– Иногда получается, – лыбился Дин.

Выстроенная Линейкиным зона комфорта рушилась. Он не ожидал такого предложения, и чтобы сохранить придуманный им же авторитет в глазах Дина – согласился. Спускаясь к реке, он уверенно вилял бедрами и прятал потеющие ладони в карманах. Темнота удачно скрывала его румянец.

– Давай первый, я в кусты пока на шухер, – сказал малой и отошел. Линейкин потрогал воду.

– Дин, она ледяная!

– Так кажется. Нырнешь и сразу привыкнешь! – Дин спрятался в кустах посреди пляжа и наблюдал.

Линейкин оглядывался, ища хоть кого-то для веского оправдания не плавать. Он разделся до трусов и, потирая плечи, подошел к реке.

– С разбегу! – предложил вернувшийся Дин. – Так нестрашно будет.

– Мне не хочется что-то, – Линейкин почти коснулся воды большим пальцем ноги, но развернулся и в этот миг его с разбегу толкнул малой. Послышался громкий всплеск и крик. – Здесь все дно в ракушках! Я руку порезал, – он прошелся чуть дальше и резко пошел на дно. – А… Дин… – он попал в заполненную тиной яму и не мог от нее оттолкнуться, чтобы вернуться к берегу. Течение уносило его дальше. Он выныривал на секунду и только успевал вопить: – Помоги!

Малой стоял на пляже по сантиметру, поворачивая голову вправо, равнодушно наблюдая, за то и дело всплывающей головой. Он спокойно крутил собачку на олимпийке по чуть-чуть застегивая ей молнию.

В идеальном мире Линейкин многие месяцы плавал на дне реки, кормя рыбок, и никто о нем не вспоминал даже в лагере. Дин вновь сходился с Лаурой, оканчивал школу, создавал группу…

Но в реальном на пляж выбежал дядя Боря со всей оравой молодежи и малому пришлось резко переключать интересы. Он быстро разделся и бросился за утопающим. Ракушки пробили его ступни до крови в нескольких местах, но от холода те онемели, заглушив боль. Он схватил Линейкина за плечи одной рукой и погреб к берегу, где им помогли подоспевшие Марсель и дядя.

– К костру, быстро! – приказала Елена Владимировна. – Полотенца несите!

– Сколько? – кричали девочки.

– Все, что есть!

Мальчишки накидали дров в огонь. Все снова собрались вокруг костра, сонные, но взбудораженные.

– Вам сказано было не купаться, куда полезли?! – возмущался Боря.

Линейкин был не в состоянии ответить. Его накрыли пятью спальными мешками и вдобавок обнимала Лаура, а он стучал зубами и полузакрытыми глазами смотрел на огонь. Девочки перевязывали ему пораненную руку.

– Эт-т-то я, – взял слово Дин. Его укрыли так же, как единственную вешалку в офисе зимой, но обнимал его Саня. – Я купаться х-хот-т-тел. Пхостите. Я не знал, чт-т-о-о он плавать не может.

– Ни мозгов, ни совести, – подчеркивала классная руководительница.

– Хорош, – унимал ее дядя. – Живые и слава Богу. Согрейте им чаю, а то простынут.

Со временем детей вокруг костра становилось меньше. Одни ушли на ночной перекус, другие – спать. Рядом отогревались пловцы. К ним из лагеря возвращалась Лаура с кружкой чая.

– Спасибо, – сказал Линейкин и встал. – Ты мне жизнь спас.

– Извини, что пхедложил купаться, – совестно отводя взгляд, сказал Дин.

– Сочтемся. Пойду спать, – сказал Линейкин ждущей рядом Лауре.

Она дождалась, пока ее парень зайдет за дерево, и быстрым шагом направилась к малому. Тот напряг щеку, но вместо удара его вдруг обняли.

«Спасибо. Ты его спас», – показала Лаура и моргнула так же, как в годы их отношений (с задержкой на полсекунды) и ушла в лагерь.

Дин провожал ее взглядом, растягивая губы в улыбке.

Как выяснилось ранее, понять по какой причине улыбается человек слишком проблематично. Но даже если это удастся, то не факт, что ваша догадка окажется верной. Здесь как в шахматах – если ты на шаг впереди соперника, то вам и навязывать свои правила партии. Допустим, Дин смекнул, что в ситуации, где он был и зачинщиком, и спасателем лучше будет признаться и раскаяться, ведь все запоминают последний поступок. Это сработало, однако получение неожиданной благодарности от Лауры подкинуло ему немного пищи для размышлений: «Если я покажу нужную человеку эмоцию, то смогу манипулировать его реакцией».