Текст книги "Голос Музы"

Как она должна была узнать о проблемах детей?

Никак. Она говорила красивые слова, потому как того требовала обстановка. В ее обязанности не входило следить за психологическим состоянием каждого из них. Для этого существуют родители, но они шесть лет ждали момента, чтобы скинуть эту задачу на учителей, а те, из-за больших нагрузок, усталости и несправедливых оплат, скидывали ее в ответ. Получался эдакий знак бесконечности по перекладыванию обязанностей, где дети никак не фигурировали.

Попадаются и исключения.

Боря вышел вперед всех родителей и любовался дочерью. По этому случаю он даже нацепил утягивающий пояс – подумал, что рядом со стройной девушкой пузатый и неказистый мужик будет смотреться мерзко.

Лаура занимало место в первой шеренге первого ряда. Ее тонкое тело покрывало белое платье c разрезом от бедра, откуда при ходьбе выглядывала стройная ножка. Не переставая вытирать слезы гордости, Дядя хвастался отцу Дина, что она сама его шила с девятого класса и сама сделала прическу

Сицын немного опоздал и пришел аккурат к началу вальса, но не у школы, а на главной площади, где организовывали праздник для выпускников всего города. До этого Клининой пришлось танцевать с Потемкиным, мальчиком, что ходил на все репетиции. Пары ему не нашлось, ибо воняло от него, как от фестивальных биотуалетов, тем не менее он отличался вежливостью – всегда здоровался и открывал двери в Актовый зал. Правда все предпочитали входить через другие, но в старании ему не отказать.

Сицына задержало снятие гипса. Месяц назад он сломал руку – испортил двухнедельный рисунок и ударил со злости кулаком в стену. Кости срослись не полностью и при сгибании пальцев побаливали, но неявка на самое важное событие в жизни его возлюбленной могло караться травмой куда серьезнее – душевной.

Дину несказанно повезло. Так вышло, что из всех девушек танцевать он хотел лишь с одной и в кои-то веки идеальный мир и реальность совпали. На перемене Лаура сама подошла к нему в коридоре и попросила стать ее партнером, описав способности своего нынешнего парня следующими словами:

«Его лапами надо ковать мечи».

Проблема заключалась в том, что Дин был не лучше. Первые репетиции в Актовом зале он предпочитал наблюдать за другими парами, говоря Лауре о важности этого занятия. Он записывал названия движений и смотрел, как они делаются в интернете, а когда осмелел, то попросил Саню подсобить с их освоением.

– Стереотипный ты козлище, – возмущался он, отодвигая от себя предложенную другом порцию котлет. – По-твоему мы все умеем плясать?

– Нет. Только ты, – ответил Дин, раскрывая на улице купленный рожок мороженного.

– Тут ты прав, – с прищуром ответил Саня.

Площадь перед зданием МКЦ оборудовали для мероприятия (подмели и расставили пять колонок). Небольшой квадратный фонтан в середине включили и вытащили все монетки (с этим помогла местная шпана). Одиннадцать пар кружилось перед ним на радость мамам и папам, братьям и сестрам, бабушкам и дедушкам, а также прохожим и парочке городских сумасшедших, которые скрывались под их личинами.

Дин вальсировал, держа осанку и приподняв подбородок, ни на секунду не прерывая зрительного контакта с партнершей. Лаура не уступала ему ни в статности, ни в мастерстве. Музыка переместила их на набережную, где они танцевали под покровом ночи, под светом фонарей вдалеке. Даже когда колонки выключили и остальные пары разошлись, они кружились под стук их туфель и под шум волн, доносящийся только в их умах.

Ни с того ни с сего поднялось гигантское цунами, закрывшее звездное небо и снесшее обоих танцующих. Имя ему было Линейкин. Тот ждал среди зрителей рядом с дядей Борей, надутый и разозленный неожиданным представлением двух голубков и, к недовольству умилявшихся взрослых, окликнул свою девушку.

Лаура остановилась. Она отшагнула от малого, не отпуская его ладоней, долго смотрела глазами полными спокойствия и тепла. Дин не ожидал поцелуя, но получил именно его.

«Рискнуть, не рискнуть? Рискнуть, не рискнуть? Рискнуть, не рискнуть?» – думал он и все же рискнул, протолкнув язык, но Лаура отступила. Она улыбнулась и отпустила его. Малой видел, как она под громкие аплодисменты уходила к своему парню и на его попытку объятий, влепила смачную пощечину.

Дин загыгыкал, сдерживая ржач. Посмотрел левее, где Дядя Боря занимался тем же самым.

«Походу, та отрезанная коса была запятой», – подумал малой.

Институт: Осень

Никто никогда не спрашивает детей о их желаниях – родитель всегда знает, что лучше для ребенка. Ведь когда у человека рождается ребенок, помимо радости он получает не малых размеров багаж стресса, который приходится таскать с собой ежедневно на протяжении всей оставшейся жизни. Желание поскорее дать чаду стабильность (постоянная работа, семья и так далее) подпитывается подсознательным стремлением облегчить его.

Порыв хороший, однако иногда взрослые не знают меры: звонки превращаются в допросы, а встречи в унижения и сравнивания с более удачными сверстниками.

Первые признаки контроля проявляются ещё с малых лет, уровень пика которого достигается в возрасте семнадцати или восемнадцати. Как раз в годы, когда ребенок начинает взрослую жизнь.

Одиннадцать толстых тетрадей исписал Дин своими рассказами за старшую школу. Зачем учить историю, если можно придумать свою?

Однажды географичка подкралась к нему, пока остальной класс искал залежи угля на карте России, а малой описывал сцену стрельбы из мушкета. Она забрала тетрадь, ткнула пальцем в контурные карты и ушла за учительский стол.

До звонка она читала его рассказ, а по звонку попросила подойти.

– Попов, – промурлыкала она, и по телу Дина пробежала дрожь, – у тебя талант. Текст выдержанный, сюжет интересный. Подтяни грамотность и берись за роман. Ты большой молодец, – она нежно улыбнулась, вернула ему тетрадь, а в идеальном мире ещё и отвела в подсобку…

Реальность оказалась чуть менее приятной. Малой настолько замечтался, что на большой перемене пришлось бежать домой и менять нижнее белье.

Его навыки хвалили и другие учителя, кому доводилось читать работы: отмечали слог, выбранные темы и описание действий. Дина это вдохновляло. Он писал все свободное время и иногда пользовался тем пером, что подарила Екатерина Викторовна. Подчерк лучше не становился, но значимости это добавляло.

Ни у кого не возникало сомнений, куда будет поступать юный писатель. Конечно же в Пстовский Государственный Радиотехнический Университет имени академика Чугунова на профессию связиста, да ещё и с военным уклоном. По истечении пяти лет он должен был отслужить три года по контракту в качестве лейтенанта. Обещали квартиру, кредит, который будет выплачивать государство, нехилый карьерный рост и большие зарплаты.

Родителям Дина понравилась перспектива идеально устроить ребенка, ведь что может быть стабильнее, чем Российская армия?

– Служи себе, да служи, – сказал отец Дина, обсуждая перспективы на кухне за ужином.

– Ну да, – соглашалась мать, вылепливая фрикадельки из фарша. – Квартира сразу будет. Три годика отслужишь и потом гуляй куда хочешь.

– Там физуха нужна, – говорил Дин, поедая отломанные от корочки хлеба кусочки.

– Боря говорит, там всех подряд берут. А физуха для галочки, – ответил отец, поедая щи.

– Не денешься сейчас никуда, – взяла слово мама. – Вот сдавал бы побольше экзаменов, мог бы куда ещё подать.

– Что ему вообще все сдавать надо было? – встал на защиту отец. – Он из-за физики лет на пять постарел.

– Общество одно. Вон Саня его любимый три экзамена сдавал, чтобы были варианты поступать.

– Сама без вышки, а предложений то сколько, – ответил отец, разворачиваясь к столу.

– Поэтому и предлагаю, – голос Светы сильно погрубел. – Была бы корочка, где бы я щас была?

– Надеюсь, где-нибудь подальше, – отец улыбнулся Дину, подложив картошки из миски ему в тарелку.

Малой не собирался вклиниваться в дискуссию по поводу его дальнейшей жизни. Родители решали, а его мнения точно никто не захочет слушать. В вуз куда он планировал поступить с его баллами не взяли бы даже за большие деньги. А в техническом все обещали бесплатно и стипендию платили, и по учебе помогали.

В начале сентября Дин заселился в общежитие. Блочный тип: восемь комнат, два туалета, два душа (правда зачем-то смежных), два умывальника и общая кухня. В идеальном мире должна была стоять ещё и стиральная машина, но в реальности только в блоке малого ее не оказалось.

Заселили в комнату на два человека. По велению судьбы вторым оказался Потемкин. Дин шел по коридору с пакетами и по луковому запаху пота понял, кто будет с ним жить. В идеальном мире он разворачивался и просил у коменды переселения, но в реальности подумал, что у нее и так работы полно с заезжающими и не захотел ее отвлекать.

Комната на восемь квадратов с двухъярусной кроватью, холодильником, шкафом и столом. Новый сосед занял нижнюю койку.

– Кто успел, – сказал Потемкин, проглаживая усики с кодовым названием – «никакого секса никогда и ни с кем, пока не сбреешь этот лишай».

– Пожалуйста, – разрешил Дин, позабыв о важной особенности легких газов – они опускаются вниз. Всю ночь он прятался под одеялом, изнывая то жары и как только ему казалось, что воздух очистился, Потемкин переворачивался на другой бок и вонь снова окутывала пространство.

Ночь длилась вечно, дав время пофантазировать на тему выбрасывания соседа с девятого этажа или поливания его из пожарного шланга в коридоре, или избиением стулом до смерти. Загвоздка в том, что труп через какое-то время тоже начнет вонять, и проблема вернется.

«А что сильнее будет вонять труп или сосед? – встал малой перед дилеммой. – Но если его не убрать, то будет сначала вонять соседом, потом трупом».

По утрам Потемкин жарил яичницу. В первый раз малой наблюдал из-под подушки, как сосед выливает подсолнечное масло в сковородку толщиной с полфаланги мизинца. Он видел, как желтки падают в желтое озеро вместе с кусочками скорлупы, и его капельки разлетаются по всей комнате.

Дин выжидал, пока Потемкин уйдет и только потом садился на кровать.

Из коридора доносились шаги уходящих студентов и чей-то громкий разговор с кухни. Оттуда же несло дымом от сигарет. Первая пара начиналась через сорок минут. Опаздывать никак было нельзя, поэтому Дин быстро умылся и побежал на остановку.

Маршрутку забили битком. Люди нагло втискивались в салон, утрамбовываясь, как платья в сумку уезжающей на море дамочки. Из-за них вылезти на нужной остановке не удалось, а так как кричать водителю было как-то неловко, малой вышел только с большей частью толпы у рынка.

До пары оставалось двадцать минут, а сраный светофор переключался так медленно, что за это время можно было построить мост через дорогу. Дин улыбнулся бабушке с лукошком рядом и вроде ей стоило помочь, но он опаздывал, и она не просила. А вдруг накричит?

С грузом вины малой бежал заметно медленней, чем раньше. За воротами курили студенты, нахаркав перед входом небольшое озерцо. Дин понял, что вляпался только когда увидел за собой мокрые следы на кафеле в институте.

На пропускном пункте злобная тетка за стеклом смотрела на него, как кошка на рыбку в аквариуме. Не сразу было понятно кто из них закрыт в ящике на два квадратных метра.

– Куда? Пропуск, – гаркнула тетка.

– У меня нету, – ответил Дин, остолбенев в проходе и создав очередь.

– Не пущу.

– А… мне надо, – малой указал направление, и вдруг кто-то позади него приложил пропуск, и загорелся зеленый огонек.

– Теть Зой, он первак, – ответил парень позади.

Выглядел он как бомж. Как стильный бомж. Ненароком захотелось узнать в каких мусорках он борохлится. Парень приподнял вязанную шапку до волос, раскрыв широкий лоб.

– Им не выдали ещё пропуска, – продолжал парень, толкая Дина пальцем вперед. Не успела тетка очухаться, как оба скрылись за углом. – Не теряйся здесь, – он ухмыльнулся, похлопал Дина по плечу и ушел.

«Ого, а он бы понравился Сане», – подметил про себя малой.

В аудиторию он вбежал под звонок. Стоял привычный шум хлева без хозяина. Дин поднялся к последней парте, сел. Вошел преподавать: черный костюм, лакированные волосы и туфли, подмышкой ютилась линейка. Набор математика, который погубил не одну зачетку на своем веку.

Обучение началось сразу, как только его нога ступила на коврик рядом с доской. Студенты тотчас начали писать, когда как малой еле успел достать тетрадь. Листы уходили один за другим, заполняясь формулами, фигурами и танцующими словами. Краем уха Дин слышал разговоры, поражаясь, как остальные успевают открывать рты.

По звонку малой бросил ручку и рухнул лбом в согнутый локоть.

«Ну его нахер. И так пять лет? – думал он, чувствуя, как пульсируют подушечки пальцев. Он прислонил их к холодной крышке стола».

Повторный звонок прозвенел слишком скоро, не дав пожалеть о выборе профессии.

Наверное, поэтому многие не бросают учебу. Между пар – нет времени, после пар – нет сил.

Преподаватель начал с переклички, таким образом даря ещё немного времени для отдыха. На лекции был весь поток, и Дин впервые поблагодарил Бога за сотворение такого количества людей, ведь он мог отдохнуть чуть больше.

Студенты по одному выкрикивали «Я» или «Здесь», поглядывая на засыпающего в конце паренька. Наконец все четыре журнала кончились, и лекция продолжилась. Та бдящая частичка сознания, которая не отключалась, чтобы ответить на вопрос присутствия, забила панику. Малой резко выпрямился, щурясь от яркого света и ставших громче звуков.

– Простите! – выкрикнул он, чем привлек внимание аудитории. – Меня не отметили.

– Извиняю, – ответил преподаватель и полез к журналам. – Группа?

– А, я не знаю. Нам ещё не выдали номера, – сказал малой, зачем-то хлопая по карманам. Аудитория заржала так, как не могли все старшие классы в Актовом зале разом. У Дина мигом заболела голова, и он зажал уши.

– Бубубу бубубу, – сказал преподаватель, и малой убрал ладони. – Вы первокурсник?

– Ага.

– У вас лекция на третьем этаже в левом крыле. Двести девятая аудитория.

– А-а… Что?

– Беги уже, студент! – крикнул ему кто-то из аудитории.

Малой быстро закидал все в рюкзак, поторопился вылезти из-за парт и ударился коленкой о скамейку. Пока бегал по широким ступеням, делая гигантский шаги, ручки посыпались из не застегнутого отсека. Дин собрал несколько, другие помогла поднять девушка за второй партой, и после выбежал в коридор.

«Блин. Какая аудитория?», – подумал он у двери.

Он заглянул обратно с фальшивой улыбкой.

– Пхостите, а какая аудитория?

– Двести девятая, – повторил преподаватель, прервав написание куба на доске.

– Спасибо, – кивнул малой, помахал старшим курсам и, закрыв дверь, выдохнул.

Дин пролетел по пустому коридору с бежевыми обоями и перилами для инвалидов, за которыми прятали мусор, и добрался к нужной двери. До конца пары оставалось полчаса. Желание входить отвалилось, как хвост ящерицы, но пропускать первое занятие в жизни идея не из лучших, поэтому вместо него отросло принуждение.

Стук в дверь, и на опоздавшего устремились с двести глаз. Не хватало только общего затемнения в аудитории и прожектора, который бы освещал вставшего у входа малого.

«Цилиндр и трость, пожалуйста», – подумал он.

– Вы чей будите? – спросила преподавательница, опуская мизинцем очки.

«Зачем тебе окуляры, если ты не смотришь через них?»

– Я тут… – Дин вспомнил, как смеялась другая аудитория. – Пхоспал чуть-чуть.

– Наталья Андропова, – подозвала девушка с первой парты.

По виду она мало чем отличалась от ранней Дарьи Клининой. Исключением было то, что если бывшая одноклассница заменила застенчивость физическими тренировками и подтянула самоуверенность, то нынешний экземпляр старосты выбрал суровость бухгалтерши.

– Это Попов! – продолжила она. – Он мой.

– Группа? – спросила Наталья Андропова, пройдя на каблуках к журналам.

– Четыреста четырнадцатая.

– Ну что, Попов, спать любим? – спросила преподавательница, на что Дин закатил глаза.

– А вы нет?

К такому ответу преподавательница была не готова. Она выгладила складки платья на бедрах и приказала опоздавшему сесть.

Дин поднимался к задним партам, оглядывая одногруппников, которые на три четверти состояли из парней. Крутых вычислил сразу по взгляду типа: «Я так все и задумал». И запаху одеколона. У одного из них щеки были изуродованы шрамами от прыщей. Их владелец заметим, как малой на них пялится и грозно кивнул. Дин не услышал, что он сказал, но прочитал по губам: «Че бля?». Ускорил шаг и сел.

Остальные ничем не отличались друг от друга. На всех как будто висел черный квадрат. Кто там за ним? Чем он или она занимается? Какое имя носит?

Кто бы знал. Да и какая разница?

Наталья Андропова продолжила лекцию, которая никак не клеились с записями в тетради Дина. Через две строчки и четыре непонятных иероглифа он отложил ручку. Окна были за спиной и позалипать на улицы снаружи без подозрений бы не получилось.

На уроках Дин всегда схватывал на лету, при этом не отличаясь особым усердием. И если прочим студентам прошлых лет потребовалось по меньшей мере пара недель, то малой освоил сон на парах сразу. Он лег на скамью и положил тетрадь на лицо.

«Потом перепишу», – успокаивал он себя.

Прозвенел звонок. Регина Малинина, все ещё не могла отойти от назначения ее на должность старосты. Правда отчасти именно для этого она училась на одни пятерки, участвовала в каждом мероприятии и сдала экзамены под сто баллов (да, все шесть), но коленки все-таки подрагивали.

Студенты выходили из аудитории. Cмекнув, что никого не успеет поймать (она, разумеется, выучила всю карту университета ещё до того, как вывесили списки поступивших), Регина выбежала к двери выпрямилась и громко прокричала:

– Четыреста четырнадцатая, на месте! – Пятнадцать тел замерли, а шестнадцатое полезло обратно в аудиторию навстречу вытекающему потоку. – Так, все! – объявила она, дождавшись ухода преподавателя. – Второй пары не будет. Все группы собирают в парке наши кураторы. Собираемся через десять минут у памятника Маркони. Услышали? – парень с дредами поднял руку. – Маркони – это мужик, который сделал радио, – ответила она раньше, чем задался вопрос.

– Радио сделал Попов вообще-то, – поправила ее девушка с убранными в хвост черными волосами.

«Я ниче не делал», – думал Дин, сквозь дрему слыша их разговор.

– В тысяча девятьсот пятом Маркони запатентовал направленную связь, – доказывала староста.

– А то что он раньше ее изобрел, нет никаких подтверждений, – парировала девочка с косой, опуская края толстовки на бедра. – Попов опередил его на два месяца. Он начал делать в марте тысяча восемьсот девяносто шестого года. Маркони подошел к этому только через два месяца.

«Какой Маркони?» – недоумевал Дин и привстал.

– Какой, нахер, Махкони? Я ниче не делал!

– Ты ничего, – продолжил парень с дредами, – а Александр Степанович радио сделал.

– Попов, ты че там дрых что ли? Учеба ещё не началась, а у нас уже лодыри, – упрекнула староста.

– И занозы, – сказал крутой парень в шрамах от прыщей, надевая кожаную куртку.

– Какая твоя фамилия? – с угрожающей интонацией спросила староста, раскрывая журнал.

– Маркони. Поищи, – хохотнул крутой.

Собравшись c компанией из черных прямоугольников и парня с дредами, Дин вышел на главную площадь. Там толпилось огромное количество бесполезных людей: будущих бариста, барменов и кассиров, среди которых затесался такой уникальный малой. По крайней мере, так он думал до знакомства с остальными.

Кураторы описали общую концепцию обучения на гражданке, то есть в главном корпусе университета, и на военке. По факту эта была та же военная кафедра, но с первого семестра, а не со второго, как у остальных.

– Вам пизда, – сказали оба. Так же добавили, что лучше закрывать летучки (короткие тесты по два вопроса на усвоение предыдущей темы занятия вначале пары) и лабы заранее (забавно, но через три недели их отчислили из-за долгов).

Всех отвели в парк. Стандартный ЦПКиО недалеко от лабораторного корпуса, называемым среди студентов Лабком. Нигде в законах этого не указывалось, но парк было принято считать обиталищем инженеров. Остальные вузы туда пускали, но всякий знал, что безопаснее будет туда не ходить.

Первокурсники стекались к заброшенной сцене перед аллеей. Множество рядов старых лавочек, две урны (одна перевернута) и куча людей со всех направлений. Девчонки с эконома, стремные, подозрительные, слишком веселые и молчаливые парни с остальных кафедр.

Группу Дина построили кругом под дубом и приступили к знакомству. Повсюду гуляли разодетые старшекурсники из профкома. Как объясняли кураторы, это место, где организовывали всякие движухи, и где тусовались крутые ребята. Как выяснилось в будущем, из крутого в профкоме были только пластиковые карточки, а остальное – от ежемесячной платы в сто рублей за «всякие ништяки» (ими Малой не воспользуется ни разу), до повсеместного юмора на уровне современного КВН принуждало обходить их кабинет стороной.

На плечо одногруппника с большим лбом прилегла девушка, изукрашенная как мышка с черным ноcиком и усиками. Судя по всему, ей было удобно, ведь простояла она рядом с ним почти весь разговор.

«Почему не ко мне?», – с завистью подумал Дин.

Началось знакомство. По правилам все должны были рассказать два факта о себе для лучшего вливания в группу.

– Я занимаюсь греко-римской борьбой и играю на гитаре, – с акцентом сказал парень с прямоугольной челюстью. Малой идентифицировал его, как дагестанца.

– Я занимаюсь самбо и играю на гитаре, – сказал крутой чувак в кожаной куртке. Его малой идентифицировал, как мудилу.

– Я занимаюсь дзюдо и играю на гитаре, – сказал высокий толстый парень, и все начали похихикивать.

Так продолжили ещё пара человек. Благо, три девочки в группе хоть чем-то отличались. Они занимались тяжелой атлетикой и увлекались огнестрельным оружием. Головастик перед Дином тоже занимался самбо и игрой на гитаре.

«Охренеть. Борцы-гитаристы сплошные», – посмеялся про себя малой, но, когда очередь настигла его, он замер с открытым ртом и готовым было вырваться: «Я играю на гитаре».

Существует три направления человеческой адаптации к реальности: Врать себе, что ничего плохого нет и расшибать себе лоб обо все проблемы, унывать, перекрашивая цвет жизни под стать погоде в начале декабря, или принять неизбежность и просто плыть по течению. Так же существуют гибриды, однако информации о них хватит на отдельный роман.

Чаще всего к ним приходят люди, пропустившие через себя первые два пункта, и пройдя через: потери, стресс, мысли о суициде и много чего ещё. Путь сложный, но важный. И Дин только что встал на него.

– Я… Пишу и люблю гулять? – фраза должна была рассмешить, чтобы успокоить самого Дина, но всем было наплевать и одногруппники перешли к посвящению, а именно – к скидыванию по двести рублей в общак.

На всю суммы планировалось создать коктейль «Инженерный». В состав входили: водка и любая не смертельная жидкость, которая не выходила за рамки бюджета.

Первокурсников собрали в том же парке, но у реки за разрушенным амфитеатром. От воды несло тухлятиной, рядом стояла старая заброшка с граффити, обоссаными углами и разбитыми бутылками в куче с тонной бычков. Где, как не там могли провести посвящение в студенты?

Первым делом кураторы придумали обманку по гениальности не уступающую завариванию чайного пакетика. Заранее они собрали все студаки, отксерили их и сожгли копии в пластиковой бочке перед глазами владельцев.

«Вот это ничего себе, – сохраняя каменное выражение лица, думал Дин. – Это совсем не фальшивые студаки, и вы совсем не боитесь получить по роже от сотни молодых парней и выговор от декана. Ух ты».

Он нашел в куче свою подделку, как и остальные первокурсники. Кто-то действительно поверил и выяснял отношения с кураторами. Те, хотя и сохраняли непринужденный вид, продолжали гнуть свою линию, с трудом сдерживая ржач.

Подъехала машина. Водитель открыл багажник, включил свет и показал купленный алкоголь с закусками. Тем временем дагестанец ковырял ногтем фотографию в студаке.

– Бля, – рассмеялся он, – фотка не выпирает. Наебалово. Э-э-э…

– Фото глянцевые. Глянец расплывается, когда нагревается, – уверенно объяснил долговязый куратор, вытаскивая ящик из машины.

– Фото бумажные были, – поправил его малой и в идеальном мире добавил обращение: «Ебло».

В коктейль намешали следующие максимально дешевые ингредиенты: водка, вино, шампанское, энергетик, сок, взбитые сливки, старый компот из холодильника владельца машины. Все смешали в ведре и пустили по первокурсникам.

Дин горел в предвкушении глотнуть, про себя торопя очередь. Эмоции проснулись сами по себе в счастливой и доброй толпе. Не радоваться – грех. Казалось, что вечер только начался, но выпитого хватило для полной потери контроля.

Малой держался достойно – за ветку дерева, рядом с которым его оставили. События посвящения прошли мимо. Все, что он помнил, это как какой-то гад толкнул его в плечо на дороге и что таксист обязал держать черный пакет при себе. В машине малой в него наблевал, но забыл про это и перед общагой делал вид, будто несет нечто важное.

У створчатых дверей покачивались на ветру старшекурсники. Они хихикали и шикали друг на друга. В одном Дин чудом узнал парня, пропустившего его утром.

– Здрвт, – сказал тот шепотом. – Зы мной. – Они с другом взяли малого под руки и зашли. Вахтерша уже спала в коморке, потушив свет, чем и воспользовались опоздавшие гости, пробежав к лифту.

– Спс, – поблагодарил малой, крепко сжимая пакет.

– Нз, – ответил парень, придерживая упившегося товарища, чтобы тот не сложился гармошкой. – Триста вторая, – процедил он и вышел на своем этаже.

Одно моргание и Дин телепортировался в комнату. Повесил пакет на дверь, кое-как разделся и упал в койку с одной не снятой штаниной.

Ядреный коктейль путешествовал по организму малого и немного в пакете, оставленном на ручке двери. Про наличие последнего Потемкин догадался по запаху. Утром он ел привезенные из дома бутерброды (на пятьдесят процентов, состоящих из масла, видимо, это их семейный рецепт) и принюхивался к еде и столу, потом как ищейка шмыгал носом во всех уголках комнаты.

– Чем воняет? – спросил он, даже не подумав, что малой может спать.

– Тобой, – пробубнил тот в подушку. От запаха изо рта захотелось пополнить пакет.

– Что?

– Отъебись, – Дин отвернулся. Содержимое его желудка взбаламутилось и резко направилось наружу. Малой вскочил с кровати и, врезавшись в шкаф, и в косяк, и в стену на повороте, и в туалет, выплюнул в него все, что не вытекло по пути.

Маленькие островки из мерзкой желчи с едой остались на кафеле на суд уборщице. Малой умыл лицо водой из-под крана и поволочился обратно в кровать.

«Не пойду на первую пару», – подумал он. Зазвонил телефон на столе. Виски пульсировали от громкого звука, но Дин все-таки ответил.

– Встал? – спросила мама.

– Угу, – ответил малой и чисто технически не соврал.

– От твоего угу в сон клонит. Просыпайся давай. Уроки пропустишь.

«Пары», – исправил ее сын в своих мыслях.

– Не пхопущу.

– Пил что ль вчера?

– Посвящение было.

– Плохо тебе? – ее тон стал снисходительней, что подметил малой.

– Чутка. Голова болит, тошнит.

– У тебя аспирин есть? Я тебе клала в пакетик.

– Посмотхю.

– Выпей и поспи немного. Но на вторую половину иди.

– Хохошо, мам, – Дин уже практически спал, когда говорил это. Последние ее слова он бы ни за что не вспомнил.

Его разбудил скрип двери. Век он не поднимал и не видел, кто к нему наведался, но слышал шаги – нерасторопные и аккуратные.

– Эй, – шепотом кто-то будил его, пальцем тыча в пятку. – Э-эй.

Дин приоткрыл правый глаз. На его кровати сидел тот парень, которого он встретил ночью у общаги. Судя по тому, что он сгибался, как старый дед, разогнуться ему мешало похмелье. Отец тоже так ходил иногда по утрам и просил малого достать что-нибудь с верхней полки, ибо выпрямление позвоночника могло привести к головокружению и мучительному стону.

– У тебя компотику нету или сочку? – шепотом спросил парень.

– В холодильнике, – похожим образом ответил Малой. Парень развернулся и как вор – тайком открыл белую дверцу. – На верхней полке.

– Нашел. Че херово?

– Угу.

– Опохмелиться не хочешь?

– Поможет?

– Я эту баночку в трех блоках найти не мог. Не может не помочь, – он открыл дверь. – Как встанешь, приходи в триста вторую.

«Блин, – думал малой, когда парень вышел. – С одной стороны, страдания от похмелья, пар и группы, с другой, странный парень, который предлагает спасение. Кажется, так и сажают на героин».

Не сказать, что выбор был очевиден, однако, если честно, то какой нормальный человек отказался бы от такого? Тем более парень забрал три литра компота. Такое не спускают на тормозах.

Дин готов был ползти на четвереньках, чтобы не испытывать похмельную боль в мозгу, но обошелся позой Рапторекса – сгорбившись и прижав к груди лапки.

Блок незнакомца располагался этажом ниже. Он жил в комнате один, сидел за разложенным серым столом на кровати и вырезал ножом дырку в крышке банки, потому что не было открывашки. В отличии от жилья Дина, здесь было минимум вещей. Самым заметным выглядел стационарный компьютер у окна.

– Залезь-ка в холодильник, – попросил парень. – Лед достань.

Малой вынул целлофановый пакетик из морозилки цельным куском льда размером с мяч для гандбола.

– Этот?

– Ага. Неси сюда. Ставь.

Дин положил находку в компанию прочих ингредиентов.

– Сейчас будем коктейль варганить.

– Ещё один? – насторожился малой.

– Этот хороший, – уверил парень. – Вам там дрянь намешали, вот ты и наблевал.

– Как ты узнал?

– Ты пакет с рвотой принес в общагу, – ответил парень, открыв наконец банку и поставив ее на стол. – Я там сидр подогреваю, – он вышел из комнаты, запрыгнул в тапочки и пошеркал к плите.

В коктейль входили: подогретый грушевый сидр, компот, корица и лед. Помимо пробивного эффекта в мозг, заодно прочистились дыхательные и задние пути. Когда Дин вернулся из туалета, то мог без последствий стоять прямо. Парень сидел за компьютером, попивая йогурт.

– Попей. Полегчает, – предложил он вторую бутылку.

– Я уже, как пушинка, – ответил Дин и хотел было подпрыгнуть для шутки, но передумал.

– Выпей, говорят, и в душ сгоняй. Выйдешь, как новенький, – он напечатал что-то на клавиатуре и развернулся. – Ну что? Хм. Прическа – отъеби меня расческа.

Дин поглядел в приклеенное на шкаф зеркало. Раньше он никогда не задумывался о волосах, и никто ему не говорил про них. Растут и растут. Раз в два месяца подстригайся и гуляй, а тут первое же замечание и сразу насмешка.

– А что с ними?

– Такое по весне сжигают на субботнике, а так ниче, – парень хохотнул.