Текст книги "Смерть в послевоенном мире (Сборник)"

– Да. В начале нашей совместной жизни. Брак оказался неудачным. Мне… мне пришлось искать удовольствия на стороне.

Развязная ухмылка скользнула под тонкой ниточкой усов.

– У меня никогда не было проблем с женщинами, Нат. В моей маленькой черной книжечке есть координаты пятидесяти моих подружек.

Мне показалось, что нормальный мужчина мог бы удовлетвориться более коротким списком, но, получив сотню баксов задатка, я оставил при себе свои соображения.

– Что думала крошка по поводу всех подружек? Такую ораву не просто было скрыть?

Он пожал плечами:

– Мы никогда не говорили на эту тему.

– Никаких разговоров о разводе?

Он облизнул губы, избегая моего взгляда.

– Мне бы хотелось получить его, Нат. Но она не дала бы мне его. Она была примерной католичкой.

– Вы с ней жили здесь, вместе с твоей матерью?

– Да… у меня не было возможности жить отдельно, где-то в другом месте. Времена нынче тяжелые, ты же сам знаешь.

– Кто еще обитает в этом доме? Кажется, есть постояльцы?

– Мисс Шонеси, учительница старших классов в школе.

– Она сейчас здесь?

– Да. Я спрашивал, нет ли у нее желания побеседовать с тобой, она сразу же согласилась, так как готова на все, только чтобы помочь маме.

Я снова оказался в библиотеке. Но теперь уже беседовал с мисс Энид Шонеси, аккуратной стройной женщиной лет пятидесяти. Эрл был здесь же, но сел в стороне и, налив себе еще одну порцию шерри, в разговоре не участвовал.

– Что вы делали в тот день, двадцать первого ноября тысяча девятьсот тридцать третьего года, мисс Шонеси?

– Я проснулась примерно без четверти семь, – проговорила она, слегка пожав плечами и поправив очки в металлической оправе. – Позавтракала вместе с доктором Алисой, мы ведь подруги. Не помню, завтракала ли с нами Рита… Действительно, не помню, видела ли ее в то утро.

– Затем вы отправились в школу?

– Да. Я преподаю в школе Маршалла. Закончив уроки, наверное, четверть четвертого отправилась в Луп по магазинам. Где-то в начале шестого направилась домой.

– Значит, около шести?

– Или немного позже. Когда я вернулась домой, доктор Алиса хлопотала на кухне, готовила ужин. Она пожарила свиные котлеты, приготовила салат, капусту, картошку, персики. Мы сели ужинать вдвоем.

– Эрла, разумеется, не было в городе, а как насчет Риты?

– Мы думали, что она поужинает с нами, но ее не было, видимо, опаздывала. Мы сели без нее. Я не задумывалась об этом. Девушка жила своей жизнью, занятая своими делами – то уроки музыки, то магазины.

В ее голосе я услышал едва заметные нотки неодобрения.

– Доктор Вайнкуп ладила с Ритой?

– У них иногда бывали разногласия, но доктор Алиса любила девушку. Рита была настоящим членом семьи. В тот вечер за ужином она действительно говорила о Рите.

– А что она говорила?

– Волновалась за девушку.

– Потому что та не успела к ужину?

– Да, Рита часто жаловалась на здоровье. После ужина доктор Алиса позвонила одной или двум соседкам узнать, не видели ли они Риту. Но Рита часто отсутствовала. Мы знали, что она могла отправиться в Луп по магазинам или зайти в кино. По крайней мере, мы так думали.

– Понимаю.

Мисс Шонеси выпрямилась и задумалась.

– Разумеется, я сразу заметила лежавшие здесь, в библиотеке, пальто и шляпку Риты, но доктор Алиса сказала, что она могла надеть и другое пальто и отправиться в Луп. Во всяком случае, после ужина мы долго сидели и разговаривали, затем, по просьбе доктора Алисы, я сходила в аптеку и купила по рецепту кое-какие лекарства.

– В котором часу вы вернулись?

– Понимаете, ближайшая аптека находится на пересечении Мэдисон и Кедзи. Но там не оказалось таблеток, которые были нужны доктору Алисе, поэтому я отправилась в другую аптеку на Хоман и Мэдисон, где все и купила.

– Поэтому прошло кое-какое время, – проговорил я, стараясь не выходить из себя из-за ее обстоятельности, характерной для старых дев-учительниц. «Хотя, – подумал, – мне доводилось вышибать признания из не желавших сотрудничать, совершенно ненаблюдательных свидетелей».

– Насколько помню, я вернулась домой к половине восьмого. Мы сели в библиотеке и проговорили еще около часа, обсуждая две книги. Одна называлась «Странная интерлюдия», а другая – «Сага о Форсайтах».

– Какой вам показалась доктор Вайнкуп – расслабленной или, может, ее что-то беспокоило?

– Расслабленной, – со всей определенностью заявила мисс Шонеси. – Если она и беспокоилась из-за отсутствия Риты, то это ни в чем не проявлялось.

– Когда доктор Вайнкуп направилась в свой консультационный кабинет?

– Сразу же, как только я пожаловалась на свою гиперактивность. Доктор Алиса сказала, что у нее в кабинете есть лекарства, которые, как она считала, могли бы мне помочь. Они лежали в стеклянном шкафу в смотровом кабинете. Разумеется, она так и не принесла мне лекарства.

Доктор Вайнкуп не смогла выполнить обещания, поскольку в смотровом кабинете обнаружила тело своей невестки Риты. Труп лежал на столе для осмотра лицом вниз, голова покоилась на подушке. Ее голое тело было укутано в простыню и одеяло так, словно это был ребенок, заботливо уложенный в постель. Рите выстрелили в спину, один раз. На ее губах застыла горькая гримаса. Под лицом лежало мокрое полотенце, указывая на то, что убийца, возможно, воспользовался хлороформом, который действительно обнаружили позже в почти пустой бутылочке, валявшейся в сушилке. Завернутый в марлю «Смит и Вессон» тридцать второго калибра лежал на подушке выше головы девушки.

– Доктор Вайнкуп сразу же позвонила в полицию?

– Нет. Сперва она позвонила своей дочери, Кэтрин.

Эрл оторвался от своего шерри лишь для того, чтобы пояснить:

– Кэтрин тоже врач. Она работает в детском отделении госпиталя Кук-Каунти.

На этом я прервал свои расспросы и отправился в Кук-Каунти. На электропоезде я добрался до госпиталя, большого здания серого цвета, возвышавшегося между Гарисон и Огден.

Доктор Кэтрин Вайнкуп поразила меня своей красотой. Ее темные волосы, собранные на затылке, открывали бледное миловидное лицо. Она сидела напротив меня в кафетерии больницы в своем белом докторском халате и отвечала на вопросы.

– Я дежурила здесь, в больнице, когда позвонила мать, – пояснила Кэтрин. – Она сказала: «Дома случилось несчастье… с Ритой… она умерла… ее застрелили».

– Каким тоном это было сказано?

– Спокойно, но это было спокойствие человека, находящегося в шоке. – Она вздохнула. – Я сразу же бросилась домой. Внешне мама, казалось, не изменилась, но мне бросилась в глаза ее неуверенная походка. Руки дрожали, лицо горело. Я помогла ей присесть в обеденном зале, а сама пошла на кухню за ароматизированным нашатырем.

– Кроме вас, она никому больше не звонила?

– Нет. Она сказала, что, когда поднималась вверх по лестнице, у нее потемнело в глазах, а когда очнулась, то поняла, что сидит около телефона и звонит мне.

– С этого момента вы взяли инициативу в свои руки?

Она улыбнулась:

– Кажется, да. Я позвонила мистеру Ахерну.

– Мистеру Ахерну?

– Владельцу похоронного бюро. Затем мистеру Бергеру, нашему семейному врачу.

– Вам бы следовало сначала позвонить в полицию.

– Позднее мама сказала, что будто бы просила меня позвонить следователю, когда говорила со мной по телефону, но я то ли не расслышала, то ли не поняла. Мы так расстроились, что уведомили полицию лишь после приезда доктора Бергера и мистера Ахерна.

Во время разговора Кэтрин, не переставая, размешивала ложечкой кофе, не поднимая глаз от чашки.

– Какие отношения были между вами и Ритой?

Пожав плечами и приподняв брови, она спокойно ответила:

– Мы не были близки, у нас мало общего. Но в наших отношениях отсутствовала и неприязнь.

Мне показалось, что доктор Кэтрин держит себя очень осторожно. Тогда я решил попробовать разрушить возведенную ею стену отчуждения или по крайней мере расшатать ее немного.

Я спросил ее в лоб:

– Считаете ли вы, что Риту убила ваша мать?

Она взглянула на меня своими темными лучистыми глазами и сказала:

– Разумеется нет. Никогда я не слышала от мамы хотя бы одного плохого слова о Рите, ни разу при мне она не повышала на нее голоса. – Она задумалась, стараясь вспомнить подходящий пример, и продолжила: – Всякий раз, когда мать покупала мне платье, она делала подарок и Рите.

Доктор Кэтрин снова опустила глаза, глядя в чашку с кофе, который она продолжала методично помешивать.

Затем, после некоторого молчания, добавила:

– Мама действительно беспокоилась за Риту. Ее тревожило, как Эрл обращался с нею. Она за всех переживала… Ее огорчало то, что на Всемирной ярмарке он начал волочиться за множеством женщин. Мать даже просила меня поговорить с ним об этом.

– О чем именно?

– О его поведении.

– Вы хотите сказать, о его подружках?

Кэтрин холодно посмотрела на меня:

– Мистер Геллер, насколько я понимаю, вы работаете на нашу семью. Однако некоторые ваши вопросы заставляют меня усомниться в этом.

Я одарил ее самой чарующей улыбкой, на какую только был способен.

– Мисс Вайнкуп… доктор… мне, как, впрочем, и вам, для того, чтобы поставить точный диагноз, иногда приходится задавать довольно неприятные вопросы.

На мгновение она задумалась, затем улыбнулась. Мед, а не улыбка. В сравнении с ее улыбкой моя собственная, наверное, выглядела вымученной и жалкой.

– Понимаю, мистер Геллер.

Она поднялась из-за стола, так и не притронувшись к кофе.

– Мне пора на дневной обход.

Она протянула свою изящную руку. Ее крепкое рукопожатие свидетельствовало о ее чувстве собственного достоинства. Не верилось, что она сестра Эрла. Мне тоже предстояло сделать несколько обходов, но в различных больницах. Дважды пришлось ловить такси, чтобы управиться с делами. Окружная тюрьма представляла собой угрюмое приземистое строение из серого камня, выстроенное позади дома Криминального суда. Весь этот комплекс городских зданий располагался к югу от живых кварталов Вест-Сайда, всего в восьми кварталах южнее Дуглас Парка, – места, где прошла моя юность.

Когда смотрительница провела меня к Алисе Вайнкуп, та сидела на кровати и читала медицинский журнал. Ее кровать находилась в углу камеры, две другие, стоявшие вдоль стен, пустовали. Все помещение целиком было в ее распоряжении.

Доктор Алиса Вайнкуп была среднего роста, очень хрупкой, но выглядела гораздо старше своих шестидесяти трех лет. Кожа лица казалась увядшей, шею избороздило множество морщин, под глазами были заметны мешки, подбородок от старости отвис.

С этим, однако, резко контрастировал твердый и проницательный взгляд ее темных глаз и плотно сжатые губы.

– Вы полицейский? – равнодушно спросила она.

Сняв шляпу, я отрекомендовался:

– Я Нат Геллер. Частный детектив, нанятый вашим сыном.

Она по-деловому улыбнулась и протянула руку для приветствия. Ее рукопожатие оказалось на редкость крепким для такой хрупкой на вид женщины. Этим она напомнила мне свою дочь.

– Пододвиньте стул ближе, мистер Геллер, – предложила она.

Ее голос звучал звонко. У меня даже сложилось впечатление, что в этой внешне измученной телесной оболочке обитал кто-то другой.

Подвинув стул к сидящей женщине, я сел.

– Мне хотелось бы расспросить вас о некоторых обстоятельствах, связанных с убийством Риты, о кражах у соседей и тому подобном.

Дважды кивнув, очень деловым тоном она ответила:

– Уверена, вор искал наркотики. Часть из них действительно пропала. Но я стараюсь не держать запаса этих препаратов у себя в процедурной.

– Понятно. А как насчет пистолета?

– Он принадлежал моему мужу. Пролежал в столе много лет. Ни разу в жизни я из него не стреляла.

Я вытащил из кармана свой блокнот.

– Знаю, что вам уже надоело повторять одно и то же, но мне совершенно необходимо услышать от вас, как все произошло. Прежде чем приступить к расследованию, мне нужно знать подробности.

Она понимающе кивнула и улыбнулась:

– Скажите, что вас интересует?

– Когда в последний раз вы видели свою невестку?

– Около трех часов дня в тот самый вторник. Она сказала, что собирается погулять вместе с миссис Донован…

– С кем?

– С нашей соседкой. Верной Донован, которая разведена. Рита и Верна дружили.

Я записал имя Верны Донован в блокнот.

– Продолжайте.

– Во всяком случае, Рита сказала, что собирается на прогулку с миссис Донован. Она также намеревалась зайти в магазин, чтобы купить ноты. Я посоветовала ей погулять на свежем воздухе, поскольку день был хороший, и дала денег на ноты. После ее ухода я сама отправилась на прогулку. Стояла необыкновенно теплая для ноября мягкая осенняя погода.

– Сколько времени вы гуляли?

– Я вернулась домой без четверти пять. Вошла через парадную дверь. Около шести пришла мисс Шонеси. В это время я еще не волновалась по поводу отсутствия Риты, потому что с минуты на минуту ждала ее появления. Я приготовила ужин для нас троих: мисс Шонеси, Риты и для себя, накрыла на стол. Наконец мы с мисс Шонеси сели ужинать, размышляя, где же могла задержаться Рита, но пока еще не очень беспокоясь за нее.

– В том, что она не пришла на ужин и не позвонила, не было ничего необычного, верно? Так ведь случалось и раньше?

– Да, случалось. Она тихая, но… увлекающаяся. Если вдруг афиша у кинотеатра привлекала ее внимание, она могла тут же пройти в зал, даже не вспомнив, что кто-то в это время мог ее ждать.

– Похоже, она совершенно невнимательна к другим.

Алиса Вайнкуп натянуто улыбнулась, проявляя напряженную терпимость.

– Она была тихой и довольно странной девушкой, очень подверженной настроению. У нее определенно имелся комплекс неполноценности. Это подтверждает, например, отношение к моей дочери Кэтрин, кстати, она у меня – врач. Однако я отвлеклась. Около четверти седьмого я позвонила миссис Донован и поинтересовалась, не у нее ли Рита. Она ответила, что они расстались в три часа, но просила меня не беспокоиться.

– А вы беспокоились?

– Не очень. Около семи я попросила мисс Шонеси пойти в аптеку и купить мне лекарства. Примерно через час миссис Шонеси вернулась и была удивлена, что Рита до сих пор не пришла. С этого момента, должна признаться, я и начала беспокоиться о девочке.

– Расскажите о том, как вы обнаружили тело.

Она кивнула, взгляд ее стал неподвижным.

– Мы с мисс Шонеси сидели в библиотеке и о чем-то разговаривали. Затем, около половины девятого, она попросила меня дать ей что-нибудь от желудка, поэтому я и спустилась вниз, в процедурную, чтобы взять лекарства из шкафчика.

Подперев щеку пальцем, она задумалась.

– Я удивилась, сейчас припоминаю, что дверь в процедурный кабинет была закрыта. Обычно я оставляю ее открытой. Я повернула ручку двери, попыталась нащупать рукой выключатель.

– И вы увидели ее.

Алиса Вайнкуп содрогнулась, но это выглядело как-то наигранно.

– Не могу описать охвативших меня чувств, когда увидела Риту, лежавшую на смотровом столе… Не могу подыскать слова, чтобы выразить свои ощущения.

– Что же вы сделали?

– Я сразу поняла, что нужно немедленно что-то предпринять, поэтому позвонила своей дочери Кэтрин в окружной госпиталь. Сообщила, что Рита мертва. Дочь, разумеется, была потрясена. Я попросила Кэтрин позвонить в полицию и приехать ко мне. Когда она появилась, я попросила позвонить доктору Бергеру и мистеру Ахерну. И пока они не приехали, я не знала, что Кэтрин не звонила в полицию, о чем, как мне казалось, я просила ее. Тогда уже мистер Ахерн вызвал представителей власти.

Я кивнул:

– Хорошо. Все ясно, доктор. Теперь расскажите мне о вашем сыне и его жене.

– Что вы хотите знать?

– Их брак не был счастливым, не так ли?

Печальная улыбка появилась на ее морщинистом лице.

– Какое-то время они были счастливы. Кажется, в тысяча девятьсот двадцать девятом году Эрл сопровождал меня на конференцию медиков. На одном из концертов Рита играла на скрипке. Между ними завязалась переписка, а год спустя они поженились.

– И переехали жить к вам.

– Да. У Эрла не было работы в то время. Это позднее он занялся фотографией, поменяв несколько специальностей. Я действительно горжусь им… Когда они поженились, Рите исполнилось девятнадцать. Я отремонтировала и обставила новой мебелью несколько комнат на втором этаже для молодоженов. Эта рыжеволосая красавица была прекрасным ребенком, но Эрли у меня… он самый красивый мальчик.

– У Риты случались перепады настроения?

– Очень часто. К тому же она постоянно беспокоилась о своем здоровье. Может, именно по этой причине она и решила стать членом семьи Вайнкуп. Она считала, что может заболеть туберкулезом, хотя у нее не было никаких симптомов этой болезни. Особенно в последний месяц своей жизни она стала какой-то подавленной. Я советовала ей больше времени проводить на свежем воздухе, заняться физкультурой, спортом. Мы часто спорили с ней по этому поводу.

– Вы не убивали своей невестки? – задал я последний вопрос.

– Нет! Мистер Геллер, я врач, и вся моя жизнь посвящена лечению людей.

Я поднялся и сунул блокнот в карман.

– Что ж, спасибо, доктор Вайнкуп. Может быть, позже у меня появятся кое-какие вопросы к вам.

Она вновь одарила меня теплой дружеской улыбкой, исходящей от женщины, умеющей отлично контролировать свое поведение.

– Мне было приятно с вами побеседовать, и я ценю вашу помощь. Меня очень тревожит, как случившееся скажется на Эрле.

– Доктор Вайнкуп, при всем уважении к вам… меня больше беспокоит, что будет с вами, если вдруг мне не удастся найти настоящего убийцу.

Улыбка исчезла с ее лица, она понимающе кивнула, протянув руку для пожатия. Я покинул ее палату.

Из телефона-автомата, стоявшего в комнате для посетителей, я позвонил сержанту Луи Сапперстейну из Центральной штаб-квартиры в Лупе. Лу был моим начальником в свое время по делу о карманниках. Я попросил его узнать, кто из дежурных офицеров в Филморском отделении принял ночной звонок об убийстве в доме Вайнкупов.

– Это дело ведет Стиг, – ответил Лу.

Сорокапятилетний полицейский Сапперстейн, с хорошим нюхом и светлой головой, дружески посоветовал:

– Тебе не следует соваться в дела Стига. Ты ему не нравишься.

– О Боже, да ты великий детектив, если тебе это известно. Так ты можешь узнать имя дежурного офицера?

– Подожди пять минут.

Я назвал ему номер телефона-автомата, и вскоре Лу перезвонил.

– Офицер Рэймон Марч, назначенный в пятнадцатое подразделение.

Я взглянул на часы – они показывали пятый час.

– Сейчас он на дежурстве, – заметил я. – Сделай еще одно одолжение.

– Слушай, почему бы тебе не завести секретаршу?

– Ты на общественной службе, не так ли? Поэтому, будь добр, служи.

– Ну говори, что нужно?

– Свяжись с кем-нибудь в Филморе, кому доверяешь, чтобы попросили офицера Марча встретиться со мной у аптеки на углу Мэдисон и Кедзи. От шести до семи.

– Что ждет офицера Марча?

– Ужин.

– Почему бы и нет, – понимающе проговорил Лу.

Минут через пять он перезвонил и сообщил, что мою просьбу передадут.

Поймав такси, я очутился опять на Монро-стрит примерно в пятнадцать минут пятого.

Стемнело, и было прохладно.

Миссис Верна Донован проживала на втором этаже двухквартирного дома, в пяти минутах ходьбы от особняка Вайнкупов. Сквозь дверь просачивался запах тушеного мяса с капустой.

Я постучал.

Через некоторое время стройная, привлекательная женщина лет тридцати в цветастом платье и белом переднике широко распахнула дверь.

– О! – с удивлением воскликнула она.

У нее было овальное лицо, лучистые зоркие карие глаза, каштановые волосы, подстриженные, пожалуй, слишком по-юношески для ее возраста.

– Извините, не хотел испугать вас, мадам. Вы миссис Донован?

– Да.

Она смущенно улыбнулась:

– Прошу простить, но я ждала своего сына. Через полчаса мы собирались ужинать…

– Понимаю, что выбрал неудачное время для визита. Может, я приду в другой раз? Давайте договоримся…

– А что вас привело сюда?

Я вручил ей свою визитку.

– Натан Геллер, президент агентства А-1. Я работаю на Вайнкупов. Надеюсь отыскать убийцу Риты.

Глаза ее загорелись.

– Хорошо, проходите! Если вы не возражаете, побеседуем на кухне, пока я буду готовить…

– Хорошо, – ответил я, следуя за ней по уютно, но не шикарно обставленной гостиной в светлую и достаточно просторную кухню.

Она остановилась у разделочного стола и принялась за приготовление капустного салата, я же присел рядом сбоку.

– Мы дружили, Рита и я. Она была замечательной девчонкой, талантливой и очень веселой.

– Веселой? У меня сложилось другое впечатление.

– Атмосфера у Вайнкупов не очень-то располагала к веселью. Вы полагаете, что старуха убила ее?

– А вы как считаете?

– Я бы поверила в то, что это мог сделать Эрл. А доктор Алиса едва ли… понимаете, она врач. Конечно, у них с Ритой не было близости, но чтобы убить?..

– Я слышал, доктор дарила Рите подарки, считала членом семьи.

Верна Донован, пожав плечами, принялась усердно шинковать капусту.

– Между ними не было любви. Вам известно, что Эрл погуливал?

– Да.

– Так вот, подобные вещи очень болезненны для женского самолюбия. Я, как могла, помогала Рите бороться с этим.

– Каким образом?

Она смущенно улыбнулась, взглянув на меня через плечо:

– Я разведена, мистер Геллер. А разведенные женщины знают, как можно весело проводить время. Хотите попробовать? – Она протянула мне ложку с капустным салатом.

– Отличный, – похвалил я. – Итак, вы и Рита развлекались вместе? Значит, она тоже встречалась с другими мужчинами?

– Разумеется. Почему бы и нет?

– С кем же?

– Со своим учителем музыки, преподавателем по классу скрипки. Это был симпатичный мужчина, значительно старше ее. Но он умер от сердечного приступа четыре месяца назад. Для Риты это был тяжелый удар.

– Как она его перенесла?

– Она держалась, но, во всяком случае, из-за этого все равно не стала бы стрелять себе в спину. Около месяца она скорбела… Я, как могла, подбадривала ее, и вскоре Рита вернулась к жизни.

– Почему же она не развелась с Эрлом?

– Вы спрашиваете почему, мистер Геллер?.. – Она была примерной католичкой.

Верна предложила остаться на ужин, но я отказался, несмотря на соблазнительные запахи тушеного мяса с капустой и вкусный салат. Мне ведь предстояла еще одна встреча – в аптеке на углу Мэдисон и Кедзи.

В ожидании офицера Марча я разговорился с аптекарем за прилавком.

– Конечно, помню, как в тот вечер сюда заходила мисс Шонеси, – ответил он. – Хотя был очень удивлен ее приходу.

– Что вы хотите сказать?

– Дело в том, что накануне доктор Вайнкуп сама заходила в аптеку за этим же лекарством, и я сказал ей, что у нас его нет. Доктор прекрасно знала, что товары к нам завозят лишь раз в месяц.

Пока я размышлял над этим обстоятельством, стоя перед прилавком, подъехал офицер Марч. На вид ему было лет тридцать, светловолосый, со слишком свежим для чикагского полицейского лицом.

– Нат Геллер? – спросил он, улыбаясь. – Много наслышан о тебе.

Мы пожали друг другу руки.

– Не верь всему, что говорит капитан Стиг, – предостерег я его.

Он присел на стул, стоявший рядом, снял фуражку.

– Знаю, Стиг считает тебя отравой. Но это все оттого, что он старомоден. Я, например, доволен, что ты помог разоблачить тех продажных сволочей полицейских.

– Давай не будем уклоняться в сторону, Марч. Какой смысл работать в этом городе полицейским, если время от времени не приносить домой маленький навар.

– Разумеется, – согласился Марч. – Но те парни были убийцами. Вест-сайдские бутлегеры[2]2
  Бутлегеры – нарушители «сухого закона» в США, контрабандные торговцы алкоголем.


[Закрыть].

– Я сам вест-сайдский парень, – заметил я.

– Все понимаю. Итак, почему тебя интересует дело Вайнкупов?

– Семья наняла меня снять подозрения со старушки. Как ты считаешь, это дело ее рук?

– Трудно определить что-либо по телефону. Но она показалась мне очень потрясенной случившимся.

– Потрясенной, как убитый горем член семьи или же как убийца?

– Затрудняюсь точно ответить.

– Закажи себе сэндвич и расскажи все подробнее.

И он рассказал. Сигнал поступил в девять пятьдесят пять по полицейской рации, когда Марч с напарником находились на маршруте патрулирования.

– Девушка лежала на смотровом столе на боку, – рассказывал Марч, – на левой вытянутой вдоль тела руке. Правая была согнута в локте так, что кисть находилась у подбородка. Голова покоилась на подушке лицом вниз. Мне удалось разглядеть, что на подушке лежало влажное полотенце. Изо рта убитой сочилась кровь.

– Насколько мне известно, тело было накрыто, – сказал я.

– Да. Я очень осторожно откинул простыню и увидел, что пуля прошла через левую часть спины. Тело было уже холодным. Я предположил, что смерть наступила около шести часов назад.

– Это всего лишь предположение.

– Верно. Следователь может лишь предположительно назвать время смерти.

– Следов борьбы не заметил?

– Никаких. Складывалось такое впечатление, что девчонка сама улеглась на этот смотровой стол, может быть под угрозой пистолета, но как бы там ни было, она проделала это, я уверен. Ее одежда лежала на полу около стола аккуратно сложенной, словно она раздевалась не торопясь.

– Что ты можешь сказать относительно ожогов, очевидно от хлороформа, на ее лице?

– Наверное, сначала ее усыпили хлороформом, а потом застрелили. Ты же знаешь, Стиг вырвал признание из доктора Вайнкуп: именно так, по ее словам, она и действовала.

Принесли еще кофе.

– Буду откровенен, Марч, – проговорил я, делая маленький глоток дымящегося кофе. – Я только что взялся за это дело, и у меня не было времени прочитать в старых газетах текста ее признания.

Он пожал плечами:

– Знаешь, нетрудно проанализировать сказанное ею. Она заявила, что невестка постоянно настаивала на медицинском осмотре. В тот день вместе с доктором она спустилась вниз и разделась, чтобы взвеситься. Затем будто бы внезапно почувствовала острую боль в боку, и доктор Вайнкуп предложила ей кратковременную анестезию хлороформом. Доктор сказала, что массировала сердце около пятнадцати минут, и…

– Припоминаю кое-что об этом из газет, – сказал я, кивая. – Она заявила, что невестка «отдала концы» на смотровом столе, и запаниковала. Представила, как рухнет ее карьера, если всплывет наружу, что нечаянно убила свою собственную невестку слишком большой дозой хлороформа.

– Верно. А затем она вспомнила про старый револьвер, лежавший в ящике стола, и выстрелила в девушку в надежде списать все на ограбление.

Нам принесли еще кофе.

– Итак, – сказал я, – какие выводы ты можешь сделать из ее признаний в газетах?

– Мне кажется, все это дерьмо собачье, с какой стороны ни посмотри. Черт подери, следствие продолжалось почти трое суток, Геллер. Ведь ты-то отлично знаешь цену подобного рода признаниям.

Я отпил глоток.

– Может, она подумала, что виноват ее сын, и решила взять его вину на себя.

– Ладно, ее признание не что иное, как самоспасение. В конце концов, если допустить, что она говорит правду или ее признание от начала до конца шито белыми нитками, давай взглянем на факты: признание не изобличает ее ни в чем, кроме как в совершении неумышленного убийства.

Я кивнул:

– Выстрел в труп не является преступлением.

– Но дело в том, что она прекрасно знала, что ее сын не совершал убийства.

– Откуда?

Марч усмехнулся:

– Он прислал ей телеграмму из Пеории, что находится в ста девяноста милях отсюда.

– Телеграмму? А когда же она ее получила?

– В конце дня. Хотя все это выглядит неубедительно.

– Почему?

– Сначала доктор Вайнкуп говорила, что в последний раз видела Эрла двенадцатого ноября, будто бы он уехал на Большой Каньон, чтобы сделать кое-какие снимки. Однако Эрл вернулся в Чикаго девятнадцатого, то есть за два дня до убийства.

– Что? – Моя рука дрогнула, я чуть не разлил кофе.

Он энергично закивал.

– Эрл встретился с матерью в ресторане, в нескольких милях от своего дома. Их видели там, они оживленно беседовали, энергично жестикулируя.

– Ты же сказал, что Эрл находился в Пеории, когда убили его жену…

– Да. Но он потихоньку покинул Чикаго на следующий день и отправился в Пеорию. А из Пеории двинулся в Канзас-Сити.

– Его алиби установлено? Пеория – не Марс; он мог обеспечить алиби и смотаться туда и обратно…

– Ты сказал, что работаешь на семью?

– Я и работаю. Если докажу, что виноват Эрл, его мать отпустят.

Марч ехидно рассмеялся:

– Она же загрызет тебя, приятель.

– Знаю. Однако у меня уже есть их задаток. Скажи, что вы скрыли от этих газетчиков?

В расследованиях дел об убийствах существует обычная практика утаивать от газетчиков некоторые детали; таким образом удавалось отделаться от излишне назойливых дилетантов.

– Я не имею права… но… – сказал он.

Я протянул ему свернутую банкноту.

Он сложил ее пополам и сунул в нагрудный карман форменной рубашки.

– Все еще надеюсь услышать, – настаивал я.

– Существует два интересных обстоятельства, – тихо проговорил Марч. – Из пистолета стреляли трижды.

– Трижды? Но в Риту стреляли лишь раз…

– Совершенно верно.

– Что, нашли другие пули?

– Нет, мы их не нашли, перевернули процедурную, затем весь дом. Ничего.

– К какому же выводу вы пришли?

– Спроси Стига… если у тебя хватит духу.

– Ты сказал, что существует два обстоятельства.

Марч не торопясь сделал глоток кофе.

– Второе обстоятельство может даже не всплыть в суде. Оно не сможет повлиять на обвинительное заключение.

– Валяй.

– Медицинский эксперт обнаружил кое-что интересное.

– Что же?

– Рита болела сифилисом.

– Господи Иисусе. Ты шутишь?

– Нет, причем в запущенной стадии.

Я сел и стал размышлять над услышанным.

– Мы предложили Эрлу пройти медкомиссию, – сказал Марч, – он согласился.

– И?

– Он абсолютно здоров.

В Луп я отправился на электричке, вышел на остановке недалеко от пересечения Ван Бьюрена и Плимута, где на втором этаже углового здания располагался мой офис. Здесь же я и проживал, поскольку вместо платы за квартиру присматривал за зданием. Прежде чем подняться к себе, зашел на полчаса в бар, немного выпил, поболтал с барменом Бадди Голдом, моим другом; поинтересовался, следил ли он за делом Вайнкупов по газетам.

– Да, эта старушенция невиновна, – провозгласил полнолицый экс-боксер. – Преступлением скорее можно назвать то, что с ней делают.

– А что с ней делают?

– Я видел ее фотографию, доктор снята на больничной койке в тюремном госпитале. Чертовски стыдно, она ведь такая замечательная женщина, много занималась благотворительностью и тому подобным.

– А что ты скажешь насчет мертвой девушки? Может быть, и она была «хорошей»?

– Я думаю, виноват какой-нибудь наркоман. Почему бы не отыскать его и не засадить в тюрьму?

Я ответил, что это отличная мысль, и выпил еще одно пиво. Затем направился наверх в свою контору и завалился спать. Денек выдался тяжелый. Я честно отработал свои пятнадцать баксов.

Разбудил меня звонок телефона. Было раннее утро; однако свет, проникавший сквозь задернутые шторы, оставался еще серым. День обещал быть холодным. После пятого звонка я все-таки снял трубку.

– Детективное агентство А-1, – проговорил я.

– Натан Геллер? – раздался грубый мужской голос.