Текст книги "Смерть в послевоенном мире (Сборник)"

– Что же взяли из его медицинского портфеля? – поинтересовался я.

– Кое-какие таблетки, но не имеющие отношения к наркотикам. Детский врач не возит с собой этот дурман.

– Наркоман мог случайно остановить свой выбор на докторе Пиакоке, не подозревая, что тот детский врач.

– И что? Заманил на пустую автостоянку, чтобы украсть наркотики?

– Да. Только так можно объяснить это дикое нападение.

– Брось, Геллер. Тебе, так же как и мне, хорошо известно, что мы имеем преднамеренное убийство. Как бы не выяснилось, что это любовная интрижка. Пиакок богат, достаточно симпатичен, по всем статьям не ординарный тип. У него, по нашим прикидкам, около пятисот пациентов. Пять сотен детишек, у которых есть хорошенькие матери, посещающие доктора со своими чадами.

– Знаете, капитан?..

– Что?

– Я счастлив, что не имею больше никакого отношения к этому делу.

– Да?

– Да. Желаю вам и всем вашим ребятам успехов!

Стиг что-то буркнул в ответ и повесил трубку.

Я послал миссис Пиакок счет за день работы – двадцать долларов и еще пять долларов за накладные расходы – и с чувством некоторой неудовлетворенности вернулся к просмотру газет, разглагольствовавших о сердечных делах погибшего доктора.

Полиция и журналисты копали по различным версиям дела, но отыскали совсем немного. Здесь были и туманные подозрения, будто доктор – секретный агент федеральной службы по борьбе с наркобизнесом и пал от руки наркодельцов, а также сообщение о том, что кейнстоунские копы среди вещей доктора обнаружили таинственный ключ. На поиски замка, который им открывался, полиция потратила несчетное количество часов рабочего времени, но сумела лишь установить, что ключ принадлежит заместителю следователя. Несчастный слуга закона случайно обронил свой собственный ключ в вещдоки Пиакока.

Апробированные и надежные методы розыска также не дали ничего конкретного: отпечатки, обнаруженные в машине, оказались непригодными для идентификации; свидетели, приходившие в полицию с сообщениями о стычке двух человек, закончившейся для одного смертельным исходом, давали настолько противоречивые показания, что нередко даже путали пол участников ссоры. Звонок, который Пиакок сделал перед выходом, в холле, был адресован его деловому партнеру. Беседы с пятью сотнями родителей пациентов Пиакока также не позволили выяснить ни одного озлобленного, как и ни одной кандидатуры для возможного «любовного гнездышка» Пиакока.

Минуло около двух недель со дня смерти Пиакока, когда я вновь оказался причастным к этому делу, причем без малейшего усилия со своей стороны.

16 января днем кто-то постучал в дверь моего офиса, когда я увлеченно обсуждал проблему погашения одного кредитного чека. Прикрыв трубку ладонью, я крикнул:

– Входите.

Дверь осторожно приоткрылась, и небольшой человек заглянул внутрь:

– Мистер Геллер?

Я кивнул, приглашая его жестом сесть напротив, заканчивая телефонный разговор. Бледный маленький человек в темном костюме и в темной шляпе, которую он тут же снял и положил на колени, терпеливо ждал.

– Чем могу служить?

Он встал и с улыбкой на лице протянул руку.

– Я лютеранский священник, – представился он, – мое имя в данный момент не имеет значения.

– Рад познакомиться с вами, святой отец.

– Я читал о деле Пиакока в газетах.

– Да? И что же?

– Увидел ваше имя. Вы нашли тело. Вас наняла миссис Пиакок?

– Да.

– Мне хотелось бы кое-что сообщить. Но я не знаю, кому передать эту информацию.

– Если она касается дела Пиакока, вам следует обратиться в полицию. Я могу позвонить туда прямо сейчас…

– Пожалуйста, не надо! Я предпочел бы, чтобы вы сначала выслушали меня, а затем сами решили.

– Хорошо.

– В день празднования Нового года мне удалось увидеться с моим хорошим приятелем, доктором Сильбером Пиакоком. Господи, прими душу раба твоего. И доктор рассказал мне, что какой-то странный человек, который заявил, будто он мозольный оператор, ворвался к нему в кабинет и стал его обвинять.

– В чем именно?

– Он заявил: «Вы, сэр, завели интригу с моей женой!»

У меня вырвалось:

– Продолжайте.

– Доктор Пиакок сказал, что никогда прежде не видел этого человека в глаза, и решил, что перед ним просто сумасшедший. «Понимаешь, я никогда в жизни не обманывал Руфь», – признался он.

– И как же он обошелся с этим человеком?

– Он вышвырнул его из офиса.

– Когда произошло это столкновение? Он упомянул имя человека?

– В октябре. Человека звали Томпсон, и он был, как я уже сказал, мозольным оператором.

– Вам следует рассказать все это в полиции.

Святой отец нервно вскочил.

– Мне бы не хотелось этого делать.

С этими словами он быстро направился к выходу из моего кабинета. Когда я выскочил из-за стола, тот уже вышел из комнаты, а когда я выбежал в холл, вообще пропал из виду.

Единственным мозольным оператором в Чикаго по фамилии Томпсон, указанным в телефонной книге, оказался Артур Сент Джордж Томпсон, которого я отыскал на Уилсон-авеню. Это был худощавый, седеющий человек лет сорока, его кабинет выглядел неважно. В неубранной приемной, когда я там появился, не было пациентов.

– Да, я знал Сильбера Пиакока, – с горечью проговорил он. – Помню, как в октябре приходил к нему в офис. Что из этого?

– Вы обвинили его в том, что он встречается с вашей женой?

– Разумеется! Как-то вечером в июне она пришла домой навеселе, от нее отвратительно разило спиртным. Она заявилась вместе с Энн – это не пойми кто, жена Карла, брата Арлин. Арлин сказала, что набралась в клубе «Сабуей» и что ее кавалером там было доктор Пиакок. Я отыскал его имя в справочнике медицинских работников. Единственным доктором Пиакоком оказался Сильбер С., так я узнал, что это он. Сукин сын прикидывался, будто не знает, кто я такой, что понятия не имеет, кто такая Арлин; все отрицал и выставил меня за дверь, понимаете, просто взял и выставил.

– Понимаю.

– Нет, не понимаете! Конечно, я возненавидел этого негодяя, но не убивал его. К тому же у меня есть алиби. Могу доказать, где я находился в ночь, когда убили Сильбера Пиакока.

Артур Томпсон рассказал, что в последнее время его дела шли плохо, и ему приходилось подрабатывать лакеем в клубе «Медина». Алиби столь респектабельного заведения трудно будет опровергнуть; эту работу я решил оставить Стигу.

Мне хотелось поговорить с Арлин Томпсон, которую я нашел в доме ее брата в Норт-Сайде.

Если Энн была стройной веселой и привлекательной брюнеткой, то рыжеволосая Арлин оказалась еще более привлекательной… Обеим было больше двадцати пяти. Они откровенно кокетничали со мной, и мы неплохо провели время.

– Вы действительно встречались с доктором Пиакоком?

Девушки обменялись взглядами, потом захихикали, а затем хихиканье переросло в смех.

– Надо же, бедный парень! – сказала Арлин.

– Пожалуй, я бы так и сказал. Он умер.

– Да не он! Артур! Из-за этого сумасшедшего приступа ревности он влип в хорошенькую историю, не так ли? Послушай, красавчик, понимаешь, нет никаких оснований для этого, понимаешь? Вот как все было.

Как-то днем Арлин и Энн отправились в клуб «Сабуей» – переполненное народом шумное местечко, получившее лицензию на торговлю спиртным, – там-то их и подцепили двое парней. Танцевали до темноты. Тот, что был с Арлин, представился как док Пиакок, не называя имени.

– Когда я навеселе вернулась домой, Артур как с цепи сорвался: требовал выложить всю правду. Ну, я ему и рассказала. Хотя все было достаточно невинным, но он так завелся! Целыми днями только и твердил, что об этом докторе Пиакоке и о том, как он с ним рассчитается.

– Вы думаете, это его рук дело?

Рыжая рассмеялась:

– Милый, этот доктор Пиакок, чей портрет печатали в газетах, совсем не тот парень, с которым я гуляла. Мой Пиакок был куда симпатичнее: кудрявые волосы, высокий, просто мечта. Думаю, мой знакомый попросту с потолка взял его имя.

– Видимо, твой муж не знал об этом и свел счеты не с тем Пиакоком.

Она отрицательно покачала головой, отказываясь верить.

– Артур не способен на такое. У него и духу бы не хватило, он муху не обидит.

Я рассказал обо всем Стигу. Алиби Томпсона проверили, и снова тупик.

На следующий день за завтраком в кафетерии отеля «Морисон» я просматривал утренние газеты. Мне бросилась в глаза очень маленькая заметка на одной из полос.

«Вчера вечером совершено вооруженное ограбление доктора Джозефа Солдингера, проживающего по № 1016 Норт-Оакли-бульвар. Угрожая пистолетом, преступник забрал тридцать семь долларов и угнал машину».

Я позвонил Стигу и обратил его внимание на сходство описанного преступления с делом Пиакока, наполовину уверенный, что тот отмахнется. Но он, к моему удивлению, этого не сделал, наоборот, поблагодарил и повесил трубку.

Через неделю позвонил взволнованный Стиг:

– Послушай-ка вот это, Нат: «Доктор А. Л. Абраме, № 1600 Миллуоки-авеню, пятьдесят шесть долларов, вооруженное ограбление; доктор Л. А. Гарнее, № 2542 Моцарт-авеню, остановлен и ограблен на шесть долларов». Есть еще два аналогичных случая.

– Детали?

– В каждом из этих случаев врачам звонили с просьбой выехать к больному. Вызывали по адресу в далеком квартале. А там поджидала засада. Между десятью и одиннадцатью часами происходило нападение и ограбление.

– Проклятье! Похоже, миссис Пиакок права. Ее муж дал отпор нападавшим, поэтому они и набросились на него.

– Значит, бедный доктор был героем, а газеты изображали его волокитой.

– Мы же сами дали им такой повод.

– Наверное, так, Геллер. Во всяком случае, спасибо.

– Есть кто-либо на примете?

– Пока нет. Но теперь у нас есть схема совершения преступления. Судя по описанию свидетелей, делали это молодые ребята. Нападавших было четверо, трое – высокие и плотные, четвертый – пониже.

– Капитан, вам доводилось слышать о Розе Казаллис?

– Что-то не припомню.

– Два года назад я занимался поиском сбежавшей из дома девушки. Она нашла пристанище на Норт-Маплвуд-авеню, где у Розы была настоящая «школа уголовников».

– Да, кажется, слышал, там поработали полицейские с Вест-Норт-авеню. Роза держала что-то вроде притона для сбежавших из дома подростков. Потом ее сослали в верховья реки за вовлечение малолетних в преступную деятельность.

– Она самая. Мы здорово схлестнулись с одним из ее очаровательных мальчиков, с Бобби. Его полное имя Роберт Гоете.

– Да?

– Ему восемнадцать, с ним крутилась еще парочка типов: Эмиль Рек, которого они между собой звали Эмиль Грозный, и еще один, чье имя не могу припомнить…

– Геллер, в Чикаго полно уличной шпаны. С чего ты взял, что именно эта троица причастна к делу Пиакока?

– Не знаю. Последнее, что мне известно, – Бобби и его дружков осудили за избиение прохожего. Их упекли в Брайдвилль. И было это, по крайней мере, год назад.

– Сейчас они уже, вероятно, на свободе.

– Думаю, так. Но нужно уточнить!

– Я займусь этим в первую очередь.

Через десять минут Стиг перезвонил и сообщил:

– Их выпустили в декабре.

Второе января стало последним днем пребывания Пиакока на этой грешной земле.

– У меня есть адрес Бобби Гоете, – сказал Стиг. – Хочешь проведать старых знакомых?

Он заехал за мной. Подобное событие – привлечение к делу частного детектива – вряд ли можно назвать ординарным, но я заслужил такое право. Вскоре мы подъехали к потрепанному погодой зданию, где обитал Бобби Гоете. В том, что он действительно жил здесь, не было ни малейшего сомнения.

Несмотря на холодный день, Бобби Гоете и Эмиль Грозный сидели на ступеньках крыльца в легких, не по погоде, пиджачках и потягивали баночное пиво. У Бобби был слабый, прыщавый подбородок, у Эмиля – большой мясистый нос и высокий лоб, над которым вилась копна светлых волос. Он казался толстым, как бревно.

Мы подъехали на обыкновенной машине, но за рулем сидел полицейский в форме, поэтому, как только мы приблизились, оба парня, бросив пивные банки на асфальт, бросились бежать в разные стороны.

Стиг сидел в машине и наблюдал, как его помощник в штатском кинулся за Эмилем, а я за Бобом.

Через квартал я догнал его и подсечкой сбил на землю. Мы очутились на автостоянке, похожей на ту, где был обнаружен «Кадиллак» с телом Пиакока. Бобби оказался шустрым малым и, отбиваясь, заехал мне ботинком в лицо. Я не только не лишился зубов, но, изловчившись, сумел схватить его за ногу и с силой приложить о землю. Он упал, уткнувшись лицом в траву и мелкие камни. Один из крупных камней каким-то чудом оказался у него в руке, и он с остервенением швырнул им в меня. Увернувшись, я быстрым движением извлек из-под пальто свой девятимиллиметровый браунинг и навел на него.

– Я ранен, – пролепетал Бобби, поднимая на меня оцарапанное, кровоточащее лицо.

– Может, вызвать доктора? – ехидно предложил я.

* * *

Эмиля, Бобби и их закадычного друга Нэша, которого полицейские участка Вест-Норт-авеню арестовали в тот же день, но несколько позднее, показали для опознания врачам, подвергшимся нападению. Те без колебания указали на подозреваемых. Трио разлучили и каждого допрашивали отдельно. Был назван и четвертый соучастник, тот самый коротышка, про которого говорили пострадавшие, – семнадцатилетний Микки Ливингстон. Его опознали, и он также запел.

Рассказанная юнцами история оказалась до невозможности нелепой. Они катались на угнанной машине, остановились у кондитерской и наугад из телефонной книги выбрали Пиакока, затем, также наугад, другого человека и адрес. После этого позвонили доктору и выманили его в пустынный уголок. Эмиль Грозный с тяжелой битой в руках укрылся на противоположной от дома № 6438 стороне улицы Порт Уиплл. Нэш стоял у входа в дом, а Гоете с пистолетом в руках прятался за ближайшим деревом. Ливингстон сидел за рулем автомобиля в полуквартале от места событий. Пиакок подъехал к дому и вышел из машины, держа в руке медицинский саквояж. Бобби, направив пистолет в спину доктора, приказал ему не двигаться. Затем Эмиль нанес Пиакоку сильный удар битой, и его оттащили на квартал севернее. Но Пиакок пришел в себя и сцепился с Бобби, который выстрелил доктору в голову. Пиакок упал замертво, а Эмиль, не переставая, бил уже мертвого доктора битой. Бобби, выхватив скальпель из медицинского саквояжа, одной рукой держал пистолет, а другой нанес множество ран доктору. Нэш подогнал машину Пиакока, Ливингстон подъехал следом. Труп затолкали на заднее сиденье «Кадиллака», который затем бросили в трех кварталах от места убийства.

Вся добыча этих парней составила двадцать долларов: как раз столько, сколько я заработал по этому делу, с той лишь разницей, что они не получили дополнительных пяти долларов на расходы.

Бобби, Эмиль и Нэш получили по 199 лет тюремного заключения, плюс по одном году за четыре ограбления. Маленький Микки получил тридцатилетний срок и, очевидно, был выпущен впоследствии на свободу. Другие, насколько мне известно, так и не увидели воли.

Руфь Пиакок переехала в город Квинси, штат Иллинойс, где остаток жизни посвятила общественной деятельности – работе в церкви и Красном Кресте, а также воспитанию двух своих дочерей – Бетти Лу и Нэнси, которая так и не увидела своего отца, – она родилась после его смерти.

Теперь мне понятно, почему Руфь была столь уверена в верности своего мужа, вопреки всем загадочным обстоятельствам его смерти.

В то время она носила в себе его ребенка.

Мраморная Мильдред

В июне тридцать шестого Чикаго переживал пик «Великой Депрессии» и изнемогал от знойного лета, а я находился в самом Чикаго. В частности, в этот вторник, девятого дня, если быть точным до конца, я сидел на диване в фойе отеля «Ван Бьюрен». Этот диван видел гораздо лучшие времена, что можно было сказать и об отеле. «Ван Бьюрен» далеко не шикарное заведение, а самый обыкновенный отель, расположенный к западу от железки, недалеко от станции «Ла-Саль-стрит».

Несмотря на то что работу по бракоразводным делам нельзя было назвать легким хлебом для детективного агентства А-1, мы от нее не отказывались. Говоря об этом, я прибег к литературному приему, употребив местоимение «мы», хотя практически в наличии имелся лишь один из нас, а именно я, Натан Геллер, «президент» упомянутой фирмы. И несмотря на свой высокий титул, я был всего-навсего обыкновенным сыщиком, который в обшарпанном фойе посредственного отеля делал вид, что изучает программки бегов, поджидая тем временем, когда наконец объявится какой-нибудь конкретный супруг в обществе своей подруги.

Его подруга – это совсем не та, на которой он женат, не коротконогая сумрачная дама, что заявилась в мой офис вчера вечером.

– Я не так хороша, как четырнадцать лет назад, – проговорила она воркующим голосом, немного растягивая слова, что присуще жителям юга страны. – Но, черт подери, выгляжу получше некоторых моих знакомых.

– Вы выглядите замечательно, миссис Болтон, – произнес я, улыбаясь и представляя, что при дневном освещении она смотрелась бы на все свои пятьдесят, – и уверен, для ваших подозрений нет никаких оснований.

Когда-то она, наверное, была хороша, но теперь располнела настолько, что даже выкрашенные хной волосы и избыток косметики совершенно не скрывали ее возраста. Это можно было бы сказать и про меховую накидку из енота, которую она набросила поверх розового в цветочек домашнего платья. Мех больше смахивал на крысиный, да и в такую жару накидка была явно не по погоде.

– Мистер Геллер, это более чем подозрения. Мой муж – преуспевающий бизнесмен, его офис в деловой части города. Он, как вы понимаете, легкая добыча для охотниц за чужими деньгами.

Подчеркнутая официальность тона, казалось, как-то оправдывала меховую накидку.

– Это не первый раз, когда вы предполагаете, что он вам изменяет?

– К сожалению, именно так.

– Вы надеетесь на примирение, или же адвокат рекомендовал вам заручиться твердыми доказательствами измены для развода?

– В настоящий момент, – спокойно продолжала она, а южный выговор придал словам большее, нежели имевшее место в действительности, безразличие, – я только хочу удостовериться. Вы способны это понять, мистер Геллер?

– Разумеется. Но мне необходимо уточнить кое-какие детали…

Они у нее имелись. Хотя супруги Болтон проживали в Гайд-Парке – тихом, довольно обеспеченном районе, – мистер Болтон снимал номер в отеле «Ван Бьюрен», в нескольких кварталах от моего офиса.

Миссис Болтон считала, что ее муж делал вид, будто уезжал в деловые командировки, а сам тем временем отправлялся в отель на тайные любовные свидания.

– Как вам удалось узнать об этом? – поинтересовался я.

– Мне сообщила его секретарша, – ответила она с кривой усмешкой, довольная собой.

– Вы уверены, что вам нужны услуги детектива? Судя по всему, вы сами отлично справляетесь…

Улыбка исчезла с ее лица, и теперь она казалась совершенно серьезной. Опустив руку в черную сумочку, она извлекла перевязанную пачку денег. Протянула их через стол, словно подзадоривая меня взять деньги. Я не люблю, когда меня подзадоривают, но всегда беру деньги. А тут их оказалось немало: сто долларов купюрами достоинством по десять и пять.

– Я беру по десять долларов в день плюс оплату накладных расходов, – неохотно сообщил я, поскольку возможность лишиться заказа мне не улыбнулась. – Задатка в тридцать долларов вполне достаточно…

Она кивнула.

– Мне бы хотелось, чтобы вы взяли все. Однако это тот максимум, который я могу себе позволить.

Я выписал ей квитанцию в получении денег и сказал, что верну остаток, если раньше закончу дело, но, разумеется, в душе надеялся на обратное. А также выразил надежду развеять ее опасения относительно неверного супруга, хотя надежд на это у меня было крайне мало.

Она сказала, что в настоящий момент Джо отправился в командировку. Однако ей позвонила секретарша мужа и сообщила, что он весь сегодняшний день провел в офисе.

Мне пришлось задать обычные вопросы – адрес офиса, рабочие часы мужа, список мест, которые он предпочитал посещать, – и попросить его фото, которое она предусмотрительно захватила.

Вот поэтому я со вчерашнего вечера обосновался в отеле. Фойе располагалось на втором этаже, на первом – бар, где я пристроился, потягивая пиво и наблюдая через окно за прохожими.

Вскоре одним из них, наконец, оказался Джозеф Болтон, высокий аккуратно одетый бизнесмен, лет на десять моложе своей жены. Это был симпатичный малый, в очках в металлической оправе и с редеющими каштановыми волосами.

Он был один, и пока оснований для подозрений в супружеской неверности не возникало, правда, подруга могла обосноваться в отеле. Продолжая слежку за ним, я пересек нарядную лестничную площадку, задержался у стойки консьержа и, пока он одолевал еще один лестничный марш до своего этажа, – в «Ван Бьюрене» не было лифта, – купил газету и поднялся следом на третий этаж четырехэтажного здания отеля. Выглянув из-за угла, проследил, в какой номер он зашел. Это был номер «ЗС».

Затем, спустившись в фойе, я подошел к стоящему за стойкой клерку – пожилому мужчине со слезящимися глазами и синим галстуком бабочкой – и предложил ему доллар за имя клиента из номера «ЗС».

– Болтон, – сообщил он сразу.

– Шутишь, – не поверил я. – Позволь взглянуть в книгу регистрации.

У меня и мысли не было давать взятку раньше, чем загляну в книгу регистрации, поскольку был уверен, что Болтон запишется под вымышленным именем.

– А сколько вы за это дадите? – спросил клерк.

– Я уже заплатил, – спокойно проговорил я, разворачивая книгу и изучая записи. Точно – Джозеф Болтон. Под своим именем. С подобным я сталкиваюсь впервые.

– С ним женщина? – поинтересовался я.

– Нет, насколько мне известно, – ответил он.

– Это постоянный клиент?

– Живет здесь уже пару месяцев.

– Живет здесь? И ночует каждый раз?

– Не знаю. Он платит в сутки по семьдесят пять центов – это все, что мне известно. Я спать его не укладываю.

Мне пришлось дать ему еще полдоллара за аренду потертого дивана, на котором я просидел следующие два часа. За это время мне пришлось лишь единственный раз подняться наверх вслед за двумя женщинами. Обе походили на проституток, но ни одна из них не зашла в номер Болтона.

После восьми часов Болтон вышел из номера и покинул отель. Я пошел за ним следом – по Адамс-стрит в «Бергхофф» – лучший немецкий ресторан в Лупе. Это было кстати – я тоже еще не подкреплялся. Мы оба отужинали в полном одиночестве.

Вечером я позвонил миссис Болтон и рассказал все, как было.

– Я уверена, женщина у него в номере, – настаивала она.

– Возможно, – согласился я.

– Продолжайте действовать, – сказала она и повесила трубку.

На следующий день я вернулся в отель «Ван Бьюрен», вернее в бар на первом этаже, пил пиво, разглядывая людей на улице и в баре. Время от времени некоторые из них поднимались по ступенькам в номера. Мужчин я полностью игнорировал; женщин, выглядевших как проститутки, – тоже. Мое внимание привлекла одна особа, появившаяся около половины пятого.

Она была немного моложе Мильдред Болтон, полная противоположность ей. Одета гораздо моднее, нежели моя клиентка: белое платье с высоким воротом и яркой цветной аппликацией, белые перчатки, белые туфли, фетровая шляпа с широкими, опущенными вниз полями.

Она не походила на женщин, которые обычно проживали в отелях типа «Ван Бьюрен».

Я двинулся следом за ней. И шел до третьего этажа, где перед дверью в номер Болтона ее встретил какой-то мужчина. Мне удалось лишь мельком взглянуть на этого типа, но я понял, что это не Болтон. Она вошла в номер.

Из телефона-автомата в баре я позвонил миссис Болтон в Гайд-Парк.

– Смогу приехать через сорок минут, – заявила она.

– О чем вы говорите?

– Хочу застукать их вместе. Выцарапаю глаза этой потаскушке.

– Миссис Болтон, не собираетесь же вы…

– Разумеется. Можете отправляться домой, мистер Геллер. Вы свою работу сделали, и отлично.

Она повесила трубку.

Я упомянул, что мужчина, встретивший ту даму в номере, снятом ее мужем, не похож на ее мужа, но, видимо, ей это было неважно. Теперь я мог отправиться обратно в офис и выписать миссис Болтон чек с возвратом семидесяти из ста ее долларов, пропади они пропадом (десять баксов в день и десять баксов за расходы – она оплатит взятки и пиво). Или же мог поступить по-христиански и подождать поблизости, чтобы не дать делу превратиться в еще более отвратительное.

И решил остановиться на втором варианте. Но не из христианских побуждений – в конце концов я надеялся убедить миссис Болтон в необходимости в течение еще нескольких дней воспользоваться моими услугами, чтобы внести окончательную ясность в происходящее.

В ее интересах следовало бы получить побольше дополнительной информации, чтобы строить планы относительно развода. Кроме того, я думал, что имею основания рассчитывать на всю полученную мной сумму.

Увидев ее в окно, я быстро соскочил со стула в баре.

– Не входите туда, миссис Болтон, – проговорил я, мягко подхватывая ее под руку.

Она отпрянула в сторону, вскинула голову и, несмотря на свой маленький рост, посмотрела на меня как-то свысока, раздувая ноздри. Я почувствовал себя как матадор, оставшийся без мулеты[3]3
  Myлета – полотно красного цвета, на которое бросается разъяренный бык во время корриды.


[Закрыть].

– На сегодня я отказываюсь от ваших услуг, мистер Геллер, – заявила она.

– Я считаю, вам все еще нужна моя помощь. Вы избрали неверный способ.

Кипя от возмущения, она начала:

– Мой муж…

– Вашего мужа там нет. Он не уходит с работы раньше шести часов.

Она побледнела, я продолжал успокаивать ее.

И тут вмешалась эта чертова судьба, в образе той самой дамы-лебедя в фетровой шляпе, которая выбрала именно это время, чтобы выйти из отеля «Ван Бьюрен» так, словно он был не чем иным, как «Пальмер Хауз». Под руку ее держал молодой человек лет восемнадцати, может быть двадцати, в дорогом кремовом костюме из индийской полосатой ткани и с отливавшим золотом галстуком. Юноша был бледен, с голубыми глазами и светлыми мягкими волосами кукурузного оттенка.

– Шлюха! – раздался чей-то крик.

Разумеется, это был крик моей клиентки. Закрыв лицо руками, я покачал головой. Мне хотелось умереть или по крайней мере оказаться в своем офисе.

– Низкая дрянь! – опять крикнула миссис Болтон.

Она рванулась вперед к стройной женщине, которая, естественно, с ужасом инстинктивно отпрянула. Молодой человек крепко сжал руку женщины, чтобы защитить то ли ее, то ли себя, – я так и не понял. На улице было много людей, возвращавшихся с работы: кто шел с электрички, кто спешил к станции «Ла-Саль-стрит», так что зевак хватало. Нас сразу же обступили.

Миссис Болтон, стоя лицом к лицу с изумленной дамой, с вызовом прокричала:

– Я миссис Болтон, ты наверху встречалась с моим мужем!

– Послушайте, миссис Болтон, – начала оправдываться, как могла, дама. – Вашего мужа не было в номере.

– Ложь!

– Будь он в номере, меня бы там не было, уверяю вас.

– Лживая шлюха…

– О'кей, – наконец произнес я, вмешиваясь и подхватывая миссис Болтон под руку, на этот раз менее вежливо, – хватит.

– Не смейте говорить с моей матерью в таком тоне, – заявил молодой человек, обращаясь к миссис Болтон.

– Я буду говорить с ней так, как сочту нужным, ничтожный ублюдок.

Раздалась звонкая пощечина, молодой человек ударил мою клиентку по лицу. В уголке рта у нее выступила кровь.

Я, направив палец в нос паршивцу, произнес:

– А вот это нехорошо. А ну, отойди.

Глаза моей клиентки заблестели; она победно улыбалась. С ликующим выражением на лице миссис Болтон начала поливать грязью стоявшую пару:

– Шлюха! Дегенераты!

– О Господи Иисусе! – пробормотал я, страшно ругая себя за то, что по своей воле оказался на этой разборке.

Тут же нас обступила толпа, которая стала наблюдать за происходящим с неподдельным интересом; некоторые улыбались, кто-то хмурился, другие откровенно забавлялись. Цоканье копыт по улице возвестило о приближении стража порядка, разгоревшийся скандал вынудил его оставить скучное преследование нарушителей правил парковки автомашин. Высокий долговязый офицер полиции соскочил с лошади и протиснулся сквозь толпу.

– Что тут происходит? – спросил он.

– Этот маленький подонок ударил меня, – заявила моя клиентка, демонстрируя свой окровавленный рот и справедливое возмущение. Она схватила растерянного обидчика за галстук и трепала бедного мальчишку.

Мне стало смешно. Конечно, с точки зрения нормального человека, в данной ситуации не было ничего веселого. Но я уже достаточно обалдел, чтобы оценить весь комизм ситуации.

– Прекратите, – сказал полицейский. – И объясните, что здесь происходит.

Я рассказал ему о случившемся в общих чертах; время от времени моя подопечная отпускала неуместные замечания; мать и сын стояли, съежившись, чувствуя, что оказались в центре внимания многочисленной толпы.

– Требую, чтобы вы арестовали этого грязного маленького злодея, – заявила миссис Болтон, цедя слова сквозь зубы. – Я жертва нападения.

Бедный трясущийся парень совсем не походил на злодея. Одет он был аккуратно и модно, и не производил впечатление злодея. Когда офицер обратился к нему, он признал, что ударил ее.

– Придется тебя забрать, парень, – заявил полицейский.

Мальчишка, похоже, готов был расплакаться. Опустив голову, пожал плечами, а мать, глаза которой блестели от слез, успокаивала его, обнимая за плечи.

Полицейский отошел к телефону-автомату и вызвал патрульную машину. Вскоре парня увезли. Мать с жалким видом стояла на тротуаре и смотрела, как отъезжала машина, через заднее стекло которой виднелось бледное лицо сына.

Я стоял рядом со своей клиенткой.

– Позвольте вам помочь добраться до дома, миссис Болтон, – предложил я, взяв ее за руку.

Она натянуто, покровительственно улыбнулась, отстранив мою руку:

– Со мной все в порядке, мистер Геллер. Я в состоянии позаботиться о себе. Благодарю за помощь. – И как танк двинулась сквозь толпу по направлению к станции железки.

Некоторое время я оставался на месте, пытаясь собраться с мыслями. Наконец я приблизился к дрожащей женщине, которая по-прежнему стояла на тротуаре. Толпа разошлась. Верховой полицейский уехал. Осталась только кучка лошадиного помета и я.

– Жаль, что так получилось, – сказал я, обращаясь к ней.

Она посмотрела на меня; лицо было спокойным, синие глаза – печальными.

– Вы-то тут при чем?

– Я сыщик. Миссис Болтон подозревает своего мужа в неверности.

Женщина рассмеялась – смех был чересчур хриплым для такой утонченной женщины.

– Насколько я знаю, миссис Болтон подозревает это уже в течение четырнадцати лет – и без малейших на то оснований. Однако при нынешних обстоятельствах эти подозрения бессмысленны.

– Бессмысленны? О чем вы говорите?

– Болтоны уже несколько месяцев не живут вместе. Мистер Болтон возбудил дело о разводе.

– Что? Когда?

– Кажется, с января.

– В таком случае, Болтон действительно живет здесь, в отеле «Ван Бьюрен»?

– Мой сын Чарльз недавно приехал в Чикаго, чтобы найти работу, и Джо, то есть мистер Болтон, помогает ему в этом.