Текст книги "Смерть в послевоенном мире (Сборник)"

Присев на край стола, я протер глаза.

– Слушаю.

– Говорит капитан Джон Стиг.

Я чуть не свалился со стола.

– Чем могу помочь?

– Не суйся в мое дело, сукин сын.

– Какое дело, капитан?

Внешне Стиг походил на седовласую пожарную каланчу, в очках в темной оправе, такой кроткий индивид, который мог, когда был в настроении, запросто вытряхнуть душу из кого угодно. Сейчас он был в настроении.

– Держись подальше от этого чертова дела Вайнкупов. Не позволю тебе обгадить результаты нашего следствия.

И откуда он узнал, что я тоже участвую в этом деле? Неужели Марч сказал?

– Меня наняла семья Вайнкуп помочь снять обвинения с доктора Алисы. Ответчик в деле об убийстве имеет право нанять собственного дознавателя.

– Доктор Алиса Вайнкуп убила свою невестку! Иначе и быть не могло.

– Капитан, существуют много других версий. Убийцей может оказаться один из дружков убитой или одна из подружек мужа, или в конце концов им может оказаться отчаявшийся художник-наркоман, ищущий наркотики в доме врача. Им может быть…

– Ты что, будешь меня учить, как работать?

– А вы объясните, почему я не должен делать свою работу.

Последовала длинная пауза. Затем Стиг сказал:

– Ты мне не нравишься. Геллер. Убирайся с моей дороги. Если начнешь фальсифицировать доказательства, я сумею создать тебе такой уют....

– У вас совершенно неверное представление обо мне, капитан, – ответил я. – И, возможно, неверное представление об Алисе Вайнкуп.

– Скотина! Да она застраховала Риту на пять тысяч менее чем за тридцать дней до ее смерти. С двойной компенсацией. Полиции придется выплатить десять тысяч неустойки.

Об этом я, конечно, не имел ни малейшего понятия.

– Но у Вайнкупов, такой состоятельной семьи, есть свои деньги, – проговорил я, – убийство ради страховки лишено всякого смысла.

– Доктор Вайнкуп имеет всего лишь около пяти тысяч долларов на счету и около двадцати тысяч просроченного долга. Да, она известна в обществе, но отнюдь не состоятельна. Ей грозит разорение.

– Итак…

– Она убила свою невестку, чтобы осчастливить сыночка и получить страховку. Если бы ты хоть что-то представлял собой как детектив, ты бы это понял.

– Кстати о детективах, капитан, откуда вы узнали, что я работаю по этому делу?

– Ты что, газет не читаешь?

Все верно. В нескольких газетах были опубликованы маленькие заметки, в которых упоминалось мое имя. Они были помещены на первых полосах под фотографией Эрла, сидящего подле матери в больничном госпитале. А такая газета, как «Ньюс», даже открытым текстом сообщала, что семья Вайнкуп наняла местного частного детектива Натана Геллера помочь доказать невиновность доктора Алисы Вайнкуп.

Я позвонил Эрлу Вайнкупу и попросил его встретиться со мной в пристройке Окружного тюремного госпиталя. Мне хотелось побеседовать с двумя моими клиентами одновременно.

В электричке я размышлял над тем, как дальше вести расследование дела. Проделав основную работу с членами семьи и свидетелями, я предполагал начать поиски безликих художников-декадентов, чьи попытки поживиться наркотиками сорвались и привели к гибели Риты Вайнкуп. Неважно, что в действиях вора не было смысла: к чему было доставать пистолет из стола, зачем заставлять жертву раздеться, стрелять ей в спину, пеленать как ребенка, укладываемого в постель, и тут же бросать пистолет. Часто действия не подчиняются какой-либо здравой логике. Я думал, что придется провести три или четыре дня, обнюхивая подпольные магазины и точки торговли краденым Вест-Сайда, а также рынок на Максвелл-стрит, чтобы найти следы какого-то недоноска, чье пристрастие к наркотикам могло привести к насилию. Я мог бы прочесывать бордели и бары, которые, как известно, посещали такие полудурки, и…

Однако решил этим не заниматься, по крайней мере сейчас.

Когда охранница ввела меня в палату, я увидел, что у кровати Алисы Вайнкуп сидел ее сын. Доктор Алиса как-то напряженно улыбнулась и вполне по-деловому протянула руку для приветствия; мы поздоровались. Эрл встал, кивнул в знак приветствия. Я также кивнул ему, он сел снова, нервно улыбнувшись.

Продолжая стоять, я заявил:

– Отказываюсь от вашего дела!

– Что? – удивленно переспросил Эрл.

Доктор Алиса оставалась невозмутимой. Взгляд ее был холоден, как стоявшая за окном погода.

– На этом настаивает капитан Стиг, – добавил я.

– Но это же противозаконно! – возмутился Эрл.

– Успокойся, Эрл, – проговорила его мать решительно, но мягко.

– Но я отказываюсь от дела совсем не по этой причине, – сказал я. – Задаток, между прочим, я оставлю себе.

– А теперь уже это незаконно! – сказал Эрл, вставая.

– Заткнись, – оборвал его я. – И обращаясь к доктору Алисе, добавил: – Вы использовали меня. Я был вам нужен исключительно для рекламы. Помочь выглядеть искренними, помочь сохранить имидж, к примеру, постоять во дворе тюремного госпиталя, чтобы вы могли позировать для газетных снимков, вызывающих сострадание.

Доктор Алиса заморгала и едва заметно улыбнулась:

– Вы извращаете ситуацию, мистер Геллер, такое поведение неприлично.

– Вы убили свою невестку, доктор Вайнкуп, ради вот этого вашего мальчика.

От моих слов лицо Эрла исказилось. От возмущения он вскочил, сжав кулаки:

– Я должен…

Пристально посмотрев на него, я произнес:

– Мне плевать на то, что ты должен.

Его глаза стрельнули в мою сторону, затем на мать. Она жестом показала ему на стул. Он сел.

– Мистер Геллер, – проговорила она, – уверяю вас, я совершенно невиновна. Не знаю, что вам рассказали и почему у вас сложилось столь неверное впечатление, но…

– Поберегите красноречие, мадам. Я знаю, что произошло и почему. Во время одного из частых домашних осмотров вашей ипохондрической невестки вы обнаружили, что она действительно больна. Но больна некоей особой социальной болезнью.

В глазах доктора вспыхнула ярость.

– Вы могли простить Эрлу его флирт… хотя и не одобряли его. Вы даже просили дочь поговорить с ним по поводу излишнего увлечения вином и женщинами. Однако все это были пока только мелочи. Оказывается, что жена тоже гуляла на стороне и заполучила отвратительную болезнь. И если бы их брачные отношения хоть немного наладились, она заразила бы обожаемого сыночка, а это, с вашей точки зрения, уже преступление, заслуживающее наказания.

– Мистер Геллер, почему бы вам не уйти? Вы можете оставить себе задаток, если будете молчать, – раздраженно сказала доктор Вайнкуп.

– Надо же, я почти попал в цель, верно? Нет уж, позвольте закончить. Вы заплатили за это. Не думаю, что мысль убить Риту пришла именно вам, несмотря на то что вы обнаружили у нее сифилис. Полагаю, эта мысль принадлежит Эрлу. Рита, примерная католичка, не дала бы ему развода. К тому же Эрл тоже примерный католик, в конце концов. Что может быть хуже, чем оказаться изгоями общины, верно, Эрл? Верно, мамаша?

Эрла била дрожь, он молитвенно складывал руки, в то время как изборожденное морщинами лицо доктора Вайнкуп оставалось застывшим как маска.

– Я вам расскажу, как было дело, – бодрым голосом продолжал я. – К вам пришел Эрл и попросил усыпить свою жену… в конце концов, она ведь сильно страдала, и если все проделать безболезненно, что ж, тогда это будет не что иное, как акт милосердия. Но вы отказались. Вы же врач, целитель…

Глаза Эрла забегали.

Я продолжал:

– Но Эрл снова пришел к вам и заявил: «Мама, дорогая, если ты этого не сделаешь, то я сам с ней разделаюсь. Я нашел старый отцовский пистолет, уже опробовал его, выстрелив два патрона. Он работает, и я знаю, как им пользоваться. Я сам убью Риту».

Глаза Эрла широко раскрылись. Наверное, мне удалось очень точно передать разговор Эрла с матерью. Но лицо доктора Алисы оставалось непроницаемым, как у хорошего игрока в покер.

– Поэтому вы решили взять дело в свои руки. Когда Эрл раньше времени возвратился из поездки в Большой Каньон, вы встретились подальше от дома и там выработали план, но, к вашему несчастью, вас видели. Эрл должен был продолжить поездку, хотя и не стал уезжать дальше Пеории, где заблаговременно позаботился о своем алиби.

Чем больше я говорил, раскрывая их коварный план, тем сильнее искажалось лицо Эрла.

– В день убийства, – продолжал я, обращаясь к доктору Алисе Вайнкуп, – вы в последний раз осматривали свою невестку… и дали ей чрезмерную дозу хлороформа, проще говоря, усыпили ее.

– Мистер Геллер, – ледяным тоном проговорила доктор Алиса, отводя глаза в сторону, – ваши выдумки не представляют для меня никакого интереса.

– Что ж, может быть, это и так, но Эрл испортил все дело. Во всяком случае вы оставили тело внизу, закрыв дверь процедурного кабинета на ключ, а затем предались обыкновенным хлопотам – приготовлению обеда для жившей вместе с вами мисс Шонеси, спокойно провели с ней вечер… зная, что, как только стемнеет, вернется Эрл, тихонько проберется в дом и, что дальше? Как-нибудь постарается избавиться от тела. Так было задумано, верно? Ваша несчастная невестка просто исчезла бы. Или, возможно, была бы найдена мертвой в какой-нибудь сточной канаве, или… еще где-нибудь. Но все произошло совершенно иначе. Потому что ваш обожаемый сынок струсил.

При этих словах доктор Алиса не выдержала и на мгновение бросила на Эрла злобный взгляд, в котором единственный раз за все время общения с ними я увидел не слепое обожание, а нечто иное.

– Днем он отправил вам телеграмму, в которой извещал, что находится в Пеории и намерен там задержаться. А вы были здесь, с трупом в процедурном кабинете. Могу представить ваше состояние.

– У вас странное чувство юмора, мистер Геллер.

– А еще должен заметить, что вы довольно странно лечите, доктор Вайнкуп. Вы послали мисс Шонеси в аптеку, отлично зная, что указанного в рецепте лекарства там не могло быть. И отлично понимали, что сознательная мисс Шонеси отправится в другую аптеку, а это дало бы вам дополнительное время.

– В самом деле, – сухо проговорила доктор Алиса.

– Именно тогда вы и состряпали всю эту комедию с ограблением. Вы слишком слабы физически, чтобы оттащить куда-нибудь труп. Тут-то вы вспомнили о пистолете, который лежал в соседнем кабинете. И тогда выстрелили в уже мертвую невестку, инсценировав ограбление – что оказалось не самым лучшим вашим решением.

– Я не желаю все это выслушивать, – заявил Эрл.

– Ну и не слушай, – оборвал его я. – Доктор Вайнкуп, чего вы действительно не вспомнили, так это то, что два патрона из оружия были уже выпущены, когда Эрл проверял, как оно действует. Именно этот незначительный факт вызвал у меня подозрения.

– Да? – невозмутимо произнесла она.

– Да. Добавим к этому сифилис у вашей невестки, час времени, который вы провели в доме в отсутствие мисс Шонеси, и мертвую Риту в процедурном кабинете. К этим трем фактам следует добавить еще два: вашу вину и соучастие вашего сына.

– Вы намерены поделиться с кем-либо этими догадками? – мягко поинтересовалась она.

– Нет, – ответил я. – Вы мой клиент.

– Сколько? – проговорил Эрл, нервно и отвратительно усмехаясь.

Подняв руки вверх, обратив раскрытые ладони в их сторону, я заявил:

– Ничего сверх уплаченного. Задаток оставляю у себя. Я честно его заработал.

Резко повернувшись, я двинулся к выходу. За спиной услышал, как без малейшего намека на иронию доктор Алиса проговорила:

– Спасибо, мистер Геллер.

Я обернулся, посмотрел на них и рассмеялся:

– Послушайте, вас отправят в тюрьму, мадам. Полицейским и окружному прокурору моих услуг для этого не потребуется. Как бы вы ни пытались привлечь на свою сторону общественное мнение, вам ничего не удастся изменить. Сожалею только об одном.

Я вынудил их задать мне вопрос.

Эту честь взял на себя Эрл.

– О чем? – спросил он с дрожью в голосе. Его мать дотронулась до руки сына, успокаивая свое чадо.

Глядя ему в глаза, с самой отвратительной улыбкой, на которую только был способен, я произнес:

– О том, что ты не отправишься в тюрьму вместе с ней, сукин ты сын.

* * *

Она действительно оказалась в тюрьме.

Правда, на это ушло некоторое время. В день открытия судебного слушания по делу доктора Алису ввели в зал заседаний; я думал, что она будет, продолжать играть роль, рассчитанную на завоевание симпатий прессы…

После восьми дней изучения собранных по делу доказательств, когда обвинение представило в качестве вещественного доказательства забрызганный кровью стол из процедурного кабинета, у доктора Алисы случился сердечный приступ. Было объявлено о неправомерности ряда действий и назначено повторное слушание. Пресса на все лады обсуждала этот процесс; результаты опроса общественного мнения жителей Чикаго показали, что половина Чикаго считала ее виновной, в то время как другая половина – невиновной. Судейское жюри, однако, оказалось единодушным – всего лишь пятнадцать минут им потребовалось, чтобы признать ее виновной, и около двух часов, чтобы определить срок наказания в двадцать пять лет.

Эрл не присутствовал на процессе. Говорят, что, когда доктора Алису вводили в центральные ворота Исправительного учреждения для женщин в Дуайте, штат Иллинойс, из ближайших кустов вышел ее небритый и нечесаный сын. Эрл на прощание поцеловал мать, а она смахнула с его лица слезы. Все как обычно между любящей матерью и сыном.

Доктор Алиса провела тринадцать лет за решеткой, все это время отрицая свою вину; за хорошее поведение ее освободили досрочно. 4 июля 1955 года она умерла в доме для престарелых под другим именем.

Эрл также сменил имя. Не могу сказать, что с ним стало. Конечно, до меня доходили некоторые слухи. Одни говорили, будто он устроился работать механиком в гараж, другие – что он в конце концов женился на какой-то рыжеволосой красавице.

Доктор Катрин Вайнкуп имени своего менять не стала и добилась значительных успехов на медицинском поприще.

А сам дом № 3406 по Вест-Монро, «Клиника смерти», был снесен в 1947 году, в том самом году, когда доктор Алиса вышла на свободу.

Вызов на дом

Тысяча девятьсот тридцать шестой год начался для меня с дела о розыске пропавшего доктора. Правда, делом о розыске оно оставалось недолго. Но в то морозное чикагское утро, 3 января, миссис Пиакок знала лишь, что ее муж, врач, не вернулся домой после того, как накануне ночью выехал по вызову на дом к больному.

В субботу в одиннадцатом часу утра я заполнял бланк страховки, когда в дверь постучали. Открыв, я увидел привлекательную женщину лет тридцати пяти в дорогой меховой шубе. Не могу сказать, что ее внешность меня поразила. На лице не было и следа косметики, а ее измученный вид подсказывал, что она вот-вот потеряет контроль над собой.

– Мистер Геллер? Натан Геллер? – нервно спросила она.

Жестом я пригласил ее войти и присесть на стул перед моим рабочим столом. В то время мой офис размещался в просторной комнате на четвертом этаже далеко не фешенебельного здания, расположенного на углу Ван Бьюрена и Плимута, рядом с эстакадой электропоезда.

Мне показалось странным, что такая шикарная дама обращается за помощью в агентство, которое состоит из одного работника.

– Мне посоветовал к вам обратиться друг нашей семьи Том Куртни, – пояснила она.

С прокурором штата Томасом Дж. Куртни у меня было несколько встреч, и они не вызывали каких-либо неприятных воспоминаний. Очевидно, это и объясняло, почему она выбрала именно детективное агентство А-1. Но зачем ей вообще потребовался детектив?

– Пропал мой муж, – сообщила она.

– Полагаю, вы уже заполнили в полиции заявление о его исчезновении?

– Да. Там мне сказали, что его будут считать пропавшим только по истечении двадцати четырех часов. Но я так встревожена и настаиваю на незамедлительных действиях. Поэтому Том посоветовал обратиться к вам.

Она попыталась улыбнуться.

– Мой муж, Сильбер, – врач-педиатр. Мы живем в апартаментах на Эйджвотер-Бич.

Это означало для меня деньги; не удивительно, что она не поинтересовалась стоимостью услуг.

– Вчера вечером с нашей восьмилетней дочерью Бетти Лу я возвратилась из Бовена от моих родителей. Сильбер встретил нас на вокзале Юнион Стэйшн. Мы заехали пообедать в небольшой ресторанчик в Норт-Сайде, не помню, как он называется, но смогу показать, где он находится, если возникнет необходимость. Затем мы все вместе направились домой. Сильбер лег спать, а я засиделась с книгой. Зазвонил телефон. Говорил мужчина. Я спросила его, что он хочет, затем старалась отказаться от вызова. Однако звонивший настаивал на личном разговоре с мужем. Мне не хотелось будить Сильбера, но все же пришлось это сделать. Я слышала, как он спросил:

– В чем дело?.. О, заболел ребенок? Продиктуйте ваш адрес, я выезжаю.

– Ваш муж записал адрес? – спросил я.

Дама утвердительно кивнула.

– Да, я захватила с собой этот листок, – сказала она, доставая его из сумочки и передавая мне.

На листке стандартным для любого врача почерком, который едва можно было разобрать, как обычно выписывают рецепты, значилось: «Дж. У. Смейл. 6438, Норт-Уиппл-стрит».

– Разве полиции он не потребовался?

Она отрицательно покачала головой:

– Пока дело официально не возбуждено, листок им не нужен.

– А номер телефона назвали?

– Мужу ответили, что телефона нет.

– Вероятно, звонили из телефона-автомата.

Она пожала плечами и печально посмотрела на меня:

– Естественно, я не слышала, что говорил человек на другом конце провода. Муж со вздохом повесил трубку и сказал, улыбнувшись: «Никакого покоя от этих озорников», затем стал одеваться. Я переписала информацию из блокнота на обложку небольшого справочника улиц Чикаго, который он всегда брал с собой, выезжая на вызов.

– Значит, он никогда не брал с собой листок, на котором записывал все сам?

– Нет. Вы держите в руках то, что Сильбер записал собственноручно. Затем он, поцеловав меня, ушел, взяв свой черный чемоданчик с инструментами. Часы в холле, я запомнила, показывали двадцать два часа пять минут.

– И больше вы ничего не знали?

– Нет, ничего. Я уснула, но спала плохо и проснулась около половины второго. Сильбера не было. Помню, как разозлилась на него, что он отправился по вызову незнакомого человека, который не был его постоянным клиентом. У моего мужа сейчас хорошая практика, поэтому ехать на этот вызов не было особой необходимости. Я позвонила дежурному по зданию узнать, на месте ли машина Сильбера, но ее не было. После этого я уже не смогла сомкнуть глаз. Когда наступил рассвет, я испугалась. Позвонила Тому Куртни, он сразу же приехал, позвонил от моего имени в полицию, затем, спросив, действительно ли я считаю, что следует действовать без промедления, посоветовал обратиться к вам.

– Мне потребуется дополнительная информация, – сказал я.

– Разумеется.

Задавая вопросы, я составил для себя план и установил кое-какие данные: Сильберу Пиакоку сорок лет, работал он в Детском мемориале. Ездил на черном «Кадиллаке» 1931 года выпуска, номерной знак 25-682. Одет был в костюм и плащ серого цвета, серую фетровую шляпу. Рост 5 футов 7 дюймов, вес 150 фунтов, носил очки в металлической оправе.

Провожая свою клиентку на улицу, я помог поймать ей такси. Пообещал сразу же приступить к расследованию, сказал, что в будущем ей не обязательно приходить в офис; я сам буду приезжать к ней на Эйджвотер-Бич. Она поблагодарила, улыбнувшись, пожала мне руку, посмотрев на меня так, словно я был благородным рыцарем.

Однако я совершенно не чувствовал себя рыцарем. Как только увозившее ее такси свернуло на Плимут Корт, подумал, что ее муж, наверное, попросту решил устроить себе грандиозный вечер. Он объявится, как только перестанет трещать голова или когда утомится от любовных утех. Ему следовало бы предупредить свою крошку, чтобы перестала звонить домой, даже если у нее есть брат или она сама умеет имитировать мужской голос.

Вернувшись в офис, я обратился к первому помощнику частного детектива – телефонному справочнику – и принялся искать Дж. У. Смейла. Он проживал действительно в доме № 6438, но по улице Саус Уоштенау. Имя и номер дома совпадали, но улица Норт Уиппл находилась в другом конце города, а в доме № 6438 не проживал никакой Дж. Смейл.

Что за чертовщина? Я решил позвонить Смейлу, проживавшему на Саус Уоштенау.

– Не знаю никакого доктора Пиакока, – сказал он, – и никогда в жизни его не видел.

– Кто лечит ваших детей, если они заболевают?

– Никто.

– Никто?

– Да. У меня нет детей.

Я проговорил с ним минут пятнадцать, он показался мне вполне искренним, хотя инстинкт подсказывал оставить его по крайней мере до вечера.

Поэтому я направил свой спортивный «Аурбурн-32» к Бродвею № 4753, где в роскошных апартаментах доктор Пиакок, вместе с тремя другими врачами, также пользовавшимися отличной репутацией, вели прием пациентов. Его секретарша, мисс Кэтрин Малруни, оказалась сногсшибательной брюнеткой, чуть старше двадцати пяти. Мне нравятся красивые женщины в белом, это вызывает иллюзию девственности, оказывая на меня странное воздействие.

– Знаю, о чем вы собираетесь спросить, – быстро проговорила она, прежде чем я успел задать вопрос, лишь показав удостоверение личности и сообщив, что представляю интересы миссис Пиакок.

– У доктора Пиакока пациента по фамилии Смейл не было. Я перерыла все медицинские карты сразу после того, как утром позвонила миссис Пиакок. – И вот что еще странно, – сказала она с трагическим видом, – он почти не выезжал по ночным вызовам, только очень редко, потому что доктор не мог отказать в помощи ни одному больному ребенку. Однако даже постоянные пациенты редко тревожили его по ночам. Практика у него достаточно обширная, так что он не брал новых пациентов…

Она запнулась; я продолжал выполнять свою работу: задавал вопросы, выслушивал ответы. И одновременно мысленно раздевал эту привлекательную особу – каждому необходимо иметь хобби, – однако она превратно истолковала мой добропорядочный разврат.

– Прошу вас, – воскликнула она, – не делать поспешных выводов. Доктор Пиакок – порядочный семьянин. Любил свою семью, дом. Ему ненавистны были ночные клубы и все связанное с ними. Он и к спиртному не прикасался.

– Понятно, – сказал я.

– Надеюсь, – проговорила она. – Я и мысли не допускаю, что у него были какие-нибудь отношения с другой женщиной.

– Пожалуй, я вам верю. Но можно задать еще один вопрос?

– Какой?

– Почему вы все время говорите о докторе в прошедшем времени?

Тут она расплакалась, прислонившись к стойке.

– Я… Мне хотелось бы думать, что он крутит шашни за спиной Руфи, его жены. Тогда бы я не удивилась, если бы произошло… что-то ужасное.

Я чувствовал себя отвратительно. Ведь я пытался заподозрить ее в связи с доктором и довел до слез.

– Прошу меня извинить, – произнес я, действительно проникаясь чувством собственной вины и поворачиваясь, чтобы уйти.

Однако, прежде чем уйти, я задал еще один вопрос:

– Мисс Малруни, случалось ли такое, чтобы родители ребенка предъявили претензии в связи с возникшими осложнениями в результате лечения? Были ли когда-нибудь угрозы расправы?

– Никогда, ничего подобного, – решительно ответила она, но ее подбородок дрогнул.

И я не поверил; слишком резко выраженное возмущение насторожило меня. К тому же я знал, что у многих врачей имелись враги. Мне хотелось, чтобы она указала хотя бы одного недоброжелателя.

Однако я уже долго тряс эту девочку.

По пути я заглянул в дом на Эйджвотер-Бич, но не для встреч с миссис Пиакок. Мне хотелось побеседовать с привратником. Им оказался представительный мужчина в синей униформе, которому давно перевалило за пятьдесят. Подобно большинству дежурящих в фойе, он походил на опереточного солдатика из армии соседнего государства.

Но в отличие от хорошего солдата, он с удовольствием рассказал мне гораздо больше, чем я хотел узнать от него. На мое счастье, оказалось, что прошлой ночью дежурил он же.

– Джордж заболел, – пояснил он, – вместо него я остался дежурить еще одну смену. От дополнительных денег больше пользы, чем от сна.

– Кстати о деньгах, – заметил я, вручая ему доллар.

– Спасибо, сэр!

– А теперь ты его отработай: что можешь сказать мне о докторе Пиакоке? Часто он отлучался по ночам?

Служитель отрицательно покачал головой:

– Даже не припомню, когда такое было, если не считать прошлой ночи.

– Да?

– Он выбежал из дома, затем, резко остановившись, вернулся и минут пять говорил вон по тому телефону.

Сев за руль своей машины, я принялся размышлять. Зачем доктору Пиакоку понадобилось звонить из фойе? Значит, ему нужно было переговорить с кем-то тайком от жены. У детского врача, очевидно, была миленькая деточка.

Раньше мне не доводилось заниматься розыском пропавших. Похоже, это тот случай, когда гуляка муж рванул в укромное местечко с дамой сердца, или, что тоже весьма вероятно, принимая во внимание имеющуюся у него солидную практику, он вскоре объявится с какой-нибудь сказкой для супруги, после двадцатичетырехчасового затворничества с кем бы то ни было.

Я подъехал к дому № 6438 Норт-Уиппл-стрит. Это был шестиэтажный многоквартирный жилой дом. Припарковав машину на свободное место около тротуара, я поднялся по ступенькам в дом. «Дж. Смейл» здесь не проживал. Во всяком случае, этого имени не было ни на одном почтовом ящике.

Я вышел на морозный воздух; изо рта при выходе клубился парок, в мозгу точно так же роились различные мысли: у «пациента» нет телефона, однако в доме в каждой квартире он есть. Ничего не складывалось. Разве что два плюс два получается рандеву.

Все говорило в пользу моего предположения, что у доктора есть куколка. Тем не менее я все же решил побродить вокруг дома в поисках машины Пиакока. Пройдя по два квартала во всех направлениях, я ничего не нашел. И уже собирался бросить эту затею, как все-таки решил расширить зону поиска и осмотреть еще по кварталу. И вот недалеко от дома № 6000 по Норт-Франциско-авеню, увидел, наконец, то, что искал: черный «Кадиллак» с номером 25-682.

Я подошел к машине, припаркованной около пустой автостоянки, удаленной от жилых домов. Заглянул внутрь: на заднем сиденье лежал плащ, которым явно было что-то накрыто. Я взялся за ручку, дверь оказалась незаперта.

Наклонив переднее сиденье вперед, я увидел человека, скрючившегося на корточках, причем верхняя часть туловища лежала на заднем сиденье, прикрытая плащом. Осторожно я приподнял плащ. Пол и заднее стекло автомобиля были забрызганы кровью. На сиденье также чернело пятно запекшейся крови, а рядом лежала шляпа, пропитанная кровью, скомканная как ненужная тряпка. Тут же был и портфель с инструментами, прикрытый от постороннего взгляда плащом. Портфель был раскрыт, в нем явно рылись. Небольшая книжечка с картами улиц города и написанным на ней рукой миссис Пиакок адресом лежала поблизости, забрызганная кровью.

Пуля большого калибра, попав в правый висок, прошла насквозь и вышла около левого уха. Череп был раздроблен, из раны виднелся мозг. На голове и плечах многочисленные ножевые порезы. Только правая рука была в перчатке, левую зажало и раздробило захлопнутой дверцей машины.

Убийство было зверским.

После моего звонка в полицию на место происшествия приехал сам капитан Стиг; думаю, если б не я вел дело, он, наверное, не появился бы. Плотный, высокого роста полицейский, он одно время являлся начальником следственного отдела, пока по иронии судьбы скандал не обошелся ему, одному из немногих действительно честных полицейских, потерей должности. Не так давно он занял пост начальника группы управления полиции, работавшей по делу Дилинджера. Именно во время работы по этому делу мы со Стигом впервые отбросили в сторону давнюю распрю и понемногу сближались друг с другом.

Я сразу же показал ему свои находки у здания № 6438 по Норт-Уиппл, обнаруженные мною до приезда его ребят в форме: стреляную гильзу, лежавшую в снегу около машины, красноватое пятно на снегу, глубокие следы от колес машины и множество сигаретных окурков.

След от шин и окурки указывали на то, что доктора действительно ждали по этому адресу, а красноватое пятно свидетельствовало о месте расправы.

– Какова твоя роль во всем этом? – спросил Стиг, когда мы шли к автомобилю Пиакока.

Он был в сером плаще и бесформенной шляпе; маленькие глазки поблескивали за стеклами круглых очков в черной оправе.

– Как тебе удалось обнаружить тело?

Пришлось объяснить, что меня наняла миссис Пиакок разыскать ее мужа, что в конце концов я и сделал.

Полицейский сфотографировал тело Пиакока.

– Что ты об этом скажешь, Геллер?

– Скажу, что это не просто ограбление.

Я указал на труп:

– Одному Богу известно, сколько зверских ударов получил Пиакок ножом. Они, видимо, следовали один за другим. Нужно было испытывать сильную ненависть, чтобы действовать с такой жестокостью.

– Может, мы имеем преступление, совершенное на почве страсти, – сказал Стиг.

– Во всяком случае, так мне кажется, капитан.

– У жены есть алиби?

– Еще не выяснил.

– Не возражаешь, если я пройдусь по этой дорожке, Геллер? Ты когда-нибудь видел статистику семейных преступлений?

– Она была дома с дочерью. Впрочем, давай, двигай. Не теряй понапрасну время. Но хочу заметить, она произвела на меня приятное впечатление.

– Хорошо, запомню это. Дай свои показания Фелану и отправляйся домой. Тебя больше это дело не касается.

– Однако, надеюсь, ты не будешь возражать, если… если именно я сообщу миссис Пиакок?

Стиг прокашлялся и сплюнул:

– Отнюдь. Мало кто рвется выполнять подобные поручения.

Итак, я все рассказал ей. Мне хотелось, чтобы она услышала это известие от человека, который был единственным, кто не подозревал ее на этом первом этапе расследования.

В апартаментах, на одном из верхних этажей Эйджвотер-Бич, обставленных в консервативном стиле дорогой мебелью, на стуле с прямой спинкой сидела миссис Пиакок и вытирала слезы кружевным носовым платочком. Я просидел рядом с ней минут пятнадцать, хотя она не просила меня об этом.

Наконец она проговорила:

– Сильбер был замечательным человеком, отличным мужем и отцом. Никто не испытывал ненависти к Сильберу. Никто. Видимо, воры подкараулили его и убили.

– Да, мадам.

– Знаете ли, однажды, в прошлом, на него уже нападали воры, и он оказывал им сопротивление. Мой муж был храбрым человеком.

– Не сомневаюсь, мадам.

Я ушел, оставив ее наедине с печалью и верой в свою правоту, хотя предполагал, что она ошиблась. Я достаточно долго работал по бракоразводным делам и знал, как могут разваливаться даже «идеальные» браки. Мне хорошо было известно, как часто в этом христианском мире супруги обманывали друг друга.

На следующее утро я позвонил Стигу. Он не очень обрадовался, услышав мой голос, это уж точно, но признал, что миссис Пиакок более не относилась к категории подозреваемых; ее алиби признано безупречным.

– Похоже, имело место ограбление, но весьма необычное, – заметил Стиг.

– Да?

– Из бумажника Пиакока пропали двадцать долларов. С другой стороны, к его украшениям – а это были весьма дорогие штучки – даже не прикоснулись.