Текст книги "Зигзаг будущего. Виток первый. Хорошая девочка Лида"

Дружба на прудах

Такси остановилось на Флотской улице возле старых девятиэтажек из красного кирпича. Максим расплатился с молчаливым усатым водителем, выскочил из машины и, обежав ее сзади, галантно открыл Лиде дверь. Девочка улыбнулась и оперлась на подставленную юношей ладонь, впрочем, чисто символически, ведь удержать ее вес смог бы разве что чемпион по тяжелой атлетике! Желтый автомобиль укатил прочь, и юная разведчица двинулась было к нужному дому, однако Максим остановил товарку:

– Погоди!.. Послушай, мы сильно спешим? Я имею в виду: дело срочное?

– Да нет, не то чтобы… Лет пятьдесят уже ждет, несколько минут потерпит, если надо, – широко улыбнулась девочка в ответ. – А что, у тебя есть какие-то интересные предложения?

– Тут недалеко есть парк, называется парком Дружбы. Я хотел тебе там что-то показать. Не особо важное – просто интересное, на мой взгляд.

– Недалеко? Сколько это в метрах, километрах, ну или, на худой конец, в морских милях?

– Пятьсот метров! Плюс-минус… В морских не знаю…

– Веди меня, Иван Сусанин! Только смотри, чтобы действительно интересное!

– Не пожалеешь!

Ребята перешли через проезжую часть, очутились на территории парка Дружбы и бодро зашагали бок о бок по бурым дорожкам мимо деревьев и кустарников, украшавших территорию. Поход сопровождался повествованием, которое с первого же шага повел Максим, выкладывая все засевшие в его памяти энциклопедические знания о посещаемом объекте культурного наследия. Конечно, Лида знала те факты, что упоминал ее «гид»: городской парк на территории района Левобережного, основан в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году в честь Шестого Всемирного фестиваля молодёжи и студентов, символизирует дружбу народов пяти континентов и так далее, и так далее… Но из вежливости воспитанная девочка не подавала вида.

– А это Фестивальные пруды. – Юноша указал на водную гладь, открывшуюся по правую руку. Поверхность водоема отражала хаос перистых облаков, разбросанных по высокому ярко‐голубому летнему небу.

– Красиво тут, просторно! – восхитилась девочка.

– С погодой повезло, – деловито среагировал Максим, но видно было, как ему приятен восторг спутницы, будто он сам создал для нее этот окультуренный природный уголок, выкопал пруды, изукрасил небо воздушной белой краской и подвесил жаркое солнце.

Экскурсия продолжалась.

– Если бы мы забрали влево, нашли бы там Сервантеса, Манаса Великодушного и Рабиндраната Тагора, а также скульптурные группы «Хлеб» и «Плодородие». В той же стороне памятник венгеро-советской дружбе. Он из пирогранита – материала, который сейчас делается только в Венгрии. В царской России тоже был завод, но секрет производства утерян.

– Откуда ты всё это знаешь? – склонив голову набок, с любопытством спросила Лида своего сопровождающего.

– Я вообще весьма эрудирован!

– И еще скромный до застенчивости.

– Именно так и записано в моем личном деле!

Ребята расхохотались. Болтая таким образом, они добрались до монумента, на котором две человеческие фигуры будто столкнулись в прыжке. Перед этой скульптурной группой пара остановилась. После секундного молчания – Максим дал спутнице время на оценку художественной ценности представшего творения – неугомонный остряк выдал:

– Здесь вы можете видеть «Дружбу континентов» – памятник двум влюбленным, стукнувшимся коленками в попытке разогнать голубей веником из лавровых листьев!..

Действительно, бронзовые фигуры, задрав головы и вытянув руки вверх, держали что-то вроде букета, из которого вылетало несколько птиц. Роль пьедестала выполнял невысокий холмик, отделанный камнем и металлическими кругляшами по числу земных континентов с изображением голубя на каждом.

– Во-первых, они выпускают голубей, а не гоняют, – поправила юмориста Лида, – а во‐вторых – ну вот так авторы представляли межконтинентальную дружбу! Да, и в-третьих – мы за этим сюда шли?!

– Нет, нам дальше, – немного обиженно пробормотал Максим и провел девочку мимо холмика к рядкам нежных рябиновых деревец на берегу ближайшего пруда, перед которыми вырывался из земли гранитный осколок с привинченной к нему металлической табличкой. Еще издалека Лида совершенным зрением робота разобрала надпись на этой пластине:

Аллея имени Алисы Селезнёвой

октябрь 2001

Над текстом был выгравирован стилизованный рисунок девочки с обаятельной улыбкой, на плече которой взмахнула крыльями да так и застыла странного вида птица.

– Это единственная в мире аллея, названная в честь героини фильма! – объявил торжественно Максим. – Рябину тут посадили поклонники Алисы – «Гостьи из будущего» (мое любимое в детстве кино, кстати!), приехавшие из разных стран. По сюжету девочка из грядущего века вернулась на сто лет назад. Никого не напоминает?! – Юноша хитро прищурился. – Кстати, когда кино показали по телевизору, все мальчишки страны тут же влюбились в исполнительницу главной роли!

– И ты?! – насмешливо отозвалась девочка.

– Не, я намного позже посмотрел. Бабушка показала… Но вернемся к табличке: на ней изображены сама героиня и фантастическая птица Говорун – ее верный друг. Правда, это уже из мультика про Алису – тоже классного.

– Дай угадаю: бабушка показала?! – Лида с напускной серьезностью подняла вверх указательный палец.

– Да! А что тут такого?! – Максим одновременно и покраснел, и нахмурился.

– Абсолютно ничего! У тебя действительно мировая бабушка!

– Это да! Чтобы закончить про Алису: вообще-то она героиня множества увлекательных детских книг… И – да! Бабушка показала! Довольна?!

– Очень! – Лида аж зажмурилась. И добавила: – Очень интересно! Правда! Спасибо тебе за экскурсию, Макс! Предлагаю тебе благодарственные обнимашки!

– От такого не отказываются! – Парень немедленно раскрыл объятия.

Отставной пионер

Лида и Максим стояли перед серой стальной дверью на площадке восьмого этажа многоквартирного дома. Тускло поблескивающие цифры на мрачной пепельной поверхности складывались в число 140. Выпуклый глазок под ними, казалось, тужился сбежать от чего‐то внутри, вырваться из пространства за дверью и оказаться на свободе. Несколько замочных скважин дырявили левый край пластины, сообщая, что проникнуть внутрь непрошеным гостям будет непросто.

– Не нравится мне эта дверь! – честно признался Максим. – Неуютная. И не тянет узнавать, что за ней. Что, ты сказала, мы тут ищем?

– Я не говорила. Сказала, что нужно проверить одну старую историю: какой-то человек заявляет, что его посещали роботы из будущего.

– И он здесь живет?

– По-видимому.

– Тогда звоним? – юноша протянул руку к черной кнопке дверного звонка, но не нажал, ожидая подтверждения от напарницы. Лида посмотрела в сторону, где между маршами ступеней солнечные лучи, пробившись через пыльные стекла, смогли расчертить бетонный пол на желтые прямоугольники. Почему-то ей тоже не хотелось покидать лестничную клетку и проникать в неизвестность, ожидающую по ту сторону стального листа.

«Ну что за ерунда?! – одернула себя девочка-робот. – Как там? „Ты многофункциональное универсальное устройство, способное… поднять… согнуть… противостоять…“ И так далее!»

Лида кивнула Максиму, чтобы жал на кнопку. Когда палец парня вдавил пластик, из‐за двери еле слышно донеслось мелодичное «длинь-доун». Ребята в молчании с минуту ждали, что произойдет. Но не случилось ничего.

– Еще раз? – Максим повернулся к Лиде.

– Давай, – согласилась девочка, и ее спутник снова коснулся кнопки звонка. «Длиньдоун» – опять приглушенно послышалось из квартиры 140. И снова никакой реакции.

Третий раз парень позвонил, уже не спрашивая согласия и без надежды на результат.

– Нет его! – подытожил юноша. – Пойдем, что ли?

– Тихо! – Лида подняла ладонь, призывая Максима не шуметь и прислушаться. Через пару секунд и он расслышал слабый шум: то ли шелест, то ли шарканье. А еще немного погодя из‐за стального серого листа послышалось приглушенное толстым металлом:

– Кто вы и что вам нужно?

Голос, произнесший это, был резкий и жесткий, хотя хрипотца и легкое дрожание выдавали, что мужчина по ту сторону брони уже изрядно растерял былые суровость и воинственность.

– Мы из МГУ! – громко и звонко ответила Лида и добавила: – Вы звонили Северному, он попросил нас проведать вас.

Загромыхали и защелкали металлические засовы двери, через несколько секунд она начала медленно отворяться наружу, открывая темный портал в коридор квартиры номер сто сорок. В образовавшуюся щель высунулась большая лысая голова с широким сверху, сужающимся книзу лицом, на котором выразительно выступали острый подбородок и тонкий нос с горбинкой. Бледные дымчато-голубые глаза сидели глубоко, их взгляд казался подозрительно изучающим. Мгновение спустя узкие губы этого бледноглазого господина растянулись в улыбке, и на лицо будто набросили сеть морщинок, отчего оно осветилось обаянием, словно заработал какой-то секретный магнетизм хозяина квартиры. Этот приятный, даже симпатичный, хотя и немолодой мужчина полностью распахнул дверь и гостеприимно махнул свободной рукой вглубь коридора:

– Милости прошу!

Гости последовали приглашению и очутились в небольшом темном угловом коридоре. Хозяин квартиры повозился с замками, надежно закрывая вход в свое убежище, и резво повернулся к вошедшим, махнув черными полами атласного халата, открывшего строгие темно‐пепельные брюки со стрелками. На груди с гладкими блестящими лацканами контрастировала рубаха алебастрового цвета с классическим стояче-отложным воротником. Верхняя пуговица была застегнута, хотя галстука мужчина не носил.

– Прошу вас, проходите в комнату! – С этими словами он указал ладонью на белую дверь с большим матовым стеклом, как раз напротив входной. – А я чайку поставлю. – Другой рукой мужчина махнул в узкую часть коридора, которую также замыкала дверь, тоже светлая, но сплошная, без стекла.

– Руки можно помыть? – настороженно уточнил Максим.

– Да, конечно! Вот сюда. – Хозяин приоткрыл третью дверь за своим левым плечом. – У меня тут всё компактно, но уютно… В тесноте, да не в обиде! – Симпатичный человек еще шире улыбнулся, приветливо осматривая своих посетителей. – Мойте, я полотенце гостевое принесу.

Мужчина удалился в комнату и скоро вернулся со свернутым зеленоватым полотенцем, ощутимо пахнущим стиральным порошком.

Вскоре Максим и Лида разместились на пузатом серо-коричневом диване с геометрическим узором (достаточно прочном для девочки-робота) в единственной комнате хозяина, который ушел хлопотать на кухню. Обстановка была самая что ни на есть простая. Напротив сидящих гостей – окно и дверь на балкон, наполовину закрытые выцветшими синими шторами. Рядом на тумбочке – большой черный ламповый телевизор с выпуклым тусклым экраном и пыльными сетками динамиков по бокам. Левее – бурый гардероб с антресолью. Пара старых стульев. Под ногами полосатый серо-голубой коврик. Разбавляя скучноватый интерьер комнаты, стену правее дивана украшали фотографии в рамках. На этих студийных снимках позировали люди, облаченные в одежды разных периодов прошлого века.

В ожидании возвращения гостеприимного мужчины Максим встал и подошел, чтобы лучше рассмотреть фотопортреты. За этим занятием его и застал хозяин квартиры, вернувшийся в комнату с небольшим подносом, где уместились керамические чайник и сахарница, две широкие чашки и стеклянная розетка с конфетами. Человек в халате остановился рядом с юношей и кивнул головой в направлении монохромного изображения, на котором молодые мужчина в военной форме и женщина в белом воздушном платье держали руки на плечах юнца в светлой рубахе, темных галифе и сандалиях, стоящего между ними на деревянной табуретке.

– Это я с моими родителями, перед походом в первый класс, – пояснил приятный господин. – Не верится сейчас, что это было со мной… – На несколько секунд он умолк, замерев перед стеной памяти, затем продолжил, по-прежнему не двигаясь с места: – Но кое-что я помню, словно сейчас было. Особенно то, что случилось, когда меня приняли в пионеры. – Хозяин повернул голову к другому фотоснимку, где очень серьезный худой мальчишка в белой рубахе с темным платком-галстуком под воротником и черных шортах до колен гордо выпячивал грудь с прицепленным маленьким значком неправильной формы. – Это было очень волнующе, я так мечтал об этом! Надеть красный галстук и принести клятву юного первооткрывателя, отдать пионерский салют, стать вожаком октябрят[12]12
  В советских школах XX века первоклассников объединяли в отряды октябрят для подготовки к вступлению в пионеры в третьем классе.


[Закрыть]… «К борьбе… будь готов!» – «Всегда готов!» Но, в отличие от миллионов других советских детей, в моем случае этот пионерский девиз приобрел свое прямое значение. Я так полагаю, за этим рассказом вы и явились ко мне?

Высказав это, симпатичный господин расставил чайные принадлежности на неприметном раскладном столике, переместил его аккуратно в центр комнаты, поднял боковые «крылья» и подпер их специальными отставными ножками. Жестом хозяин пригласил Максима вернуться на диван, после чего придвинул к себе стул, уселся и приветливо продолжил свою речь:

– Располагайтесь и давайте знакомиться. Меня зовут Юрий Иванович Манц. А вас?

– Я Лида, это – Максим.

– Очень рад! Лида… – Новый знакомый пристально посмотрел на девочку.

Максиму почудились в этом взгляде хозяина квартиры беспокойство и недоверие. Впрочем, если они и были, то быстро пропали.

– Редкое нынче имя, – продолжил мужчина. – Вот в мое время… Вы знаете Ярослава Смелякова? Хотя кому я говорю: кто из молодежи сегодня помнит старую литературную гвардию! – Манц с упреком взглянул на Максима, будто именно тот стер память всем своим сверстникам.

В ответ Максим, глядя в небо за окном, полупропел-полупродекламировал:

 
– Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
В справедливых боях,
Забинтуйте мне голову
Горной дорогой
И укройте меня одеялом
В осенних цветах…
 

– Хм!.. – Манц был так удивлен, услышав от гостя строки стихотворения, что даже не нашелся что сказать.

– Смеляков – бессмертный советский поэт. Прошедший аресты, плен, предательство, ссылку, но сохранивший честь и убеждения! – Говоря это, молодой человек всё больше горячился. – Я считаю, не знать «Если я заболею» и «Хорошая девочка Лида» – всё равно что не знать «Письмо Татьяны», «…Я из лесу вышел…» или «Бородино»! – продолжил Максим вызывающе: так сильно он обиделся. – Не такая уж пустышка эта современная молодежь!

Лида поспешила вмешаться, пока раздувшееся оскорбленное самолюбие пылкого юноши не взорвалось какой-нибудь дерзостью:

– Напрасно Вы, Юрий Иванович, отказываете новому поколению в интеллекте. Юношество сейчас стремится к технологиям, но в тренде… в почете сейчас и искусство, особенно литература, а также история. И этот вектор… эта нацеленность будет только усиливаться, поверьте!

– Верю! Вам – верю! – горячо согласился дружелюбный хозяин и примирительно обратился к нечаянному оппоненту: – Максим, позвольте вам чаю налить? Вашей спутнице, я полагаю, напиток не нужен?

Не дожидаясь ответа, мужчина завозился на столике, разливая дымящуюся янтарную жидкость по чашкам. Лида терпеливо молчала. А вот юноша, который всё еще хмурился, решил не затягивать визит.

– Вы извините, но у нас не очень много времени. Может быть, расскажете, зачем вы нас позвали? Не стихи же читать?!

– Я, собственно, хотел видеть не вас, а вас! – Юрий Иванович указал длинным сухим белесым пальцем на девочку-робота. – «Хорошая девочка Лида…» Да-с… Я в свое время определенным образом был оповещен о вмешательстве в нашу жизнь машин из будущего… Я прав? Вы ведь автомат? И прибыли из двадцать второго века?

– Вы правы, – согласилась девочка, – я – робот, и направили меня в вашу Москву из двадцатых годов будущего столетия.

Максим тут же перестал ершиться и в изумлении посмотрел на напарницу: вот так сразу выдать всю подноготную незнакомцу?! А как же конспирация, маскировка, секретность и завеса тайны?!

– Не волнуйся, Макс, наш хозяин был посвящен, – успокоила спутника Лида, мягко прикрыв ладонью кисть юноши, лежащую на шершавой обивке сиденья. – У вас же был робот-спутник, верно?

– Вы знали Кима?! – голос Манца задрожал сильнее прежнего, когда он тихо, почти шепотом произнес это.

«Чего он так разволновался?!» – подумал Максим, отхлебывая из пузатой чашки сладкий чай.

– Нет, не слышала о нем, – честно призналась Лида. – У каждого из нас своя миссия, мы не пересекаемся. И я не знаю, что происходило с вами. Вы ведь нас позвали, чтобы рассказать, верно?

– И это тоже, да… – согласился Юрий Иванович. – Есть еще кое-что, но об этом позже. Сначала моя повесть. Только перед этим скажите, вы тут принимаете решения? – Манц особо выделил голосом «тут», подразумевая полномочия девочки в Москве-21.

– Нет, – откровенно ответила гостья.

– Ну, тогда это не имеет смысла: мне надо поговорить с главным роботом. – Хозяин резко поднялся. Максим тоже попытался было вскочить, но Лида остановила юношу, снова взяв за руку.

– У нас нет главных – в вашем понимании, – мерно и негромко произнесла девочка-робот, глядя прямо в светло– голубые глаза заупрямившегося мужчины. – Как я сказала, у каждого своя миссия. Я хочу выслушать вашу историю и передать ее остальным. Если вы хотите сообщить что-то действительно важное, самый лучший способ это сделать – рассказать сейчас. Нам.

Юрий Иванович мгновение еще колебался, затем присел обратно, скрипнув старым стулом, положил руки на колени, расставив локти, и решился:

– Хорошо. Вы правы. Вы мне вполне подходите. Итак, слушайте.

О чем рассказал Манц

Мне было десять лет, весной того года весь наш класс приняли в пионеры. Я и мои товарищи очень гордились и полагали, что вот теперь мы стали настоящими строителями лучшего будущего, которое, благодаря нашим стараниям, наступит очень скоро!

Как я сказал, я хорошо помню свои тогдашние чувства: мне казалось, что вот-вот случится что-то важное, будто какие-то приключения поджидают меня за углом каждого дома и очень скоро, как герой книги Аркадия Гайдара, я совершу нечто значительное и прославлюсь на всю страну!

Приближались летние каникулы, учеба в школе уже текла вяло, как последние капли кефира из бутылки. Отпускали с уроков раньше, домашних заданий не задавали; некоторые дети уже разъехались с родителями, взявшими на работе отпуск; другие мечтали о скором отъезде в пионерский лагерь.

Тем не менее я много времени проводил за учебниками. Мне очень нравилась математика, я давно прорешал весь задачник за третий класс, моими настольными книгами были «Математические игры и развлечения», «Числа и фигуры», «Математические квадраты». Учитель называл меня светлой головой, а руководитель математического кружка, открывшегося при нашей школе несколько месяцев назад (куда я, само собой, сразу записался), обещал, что когда‐нибудь я буду учиться в лучшем вузе страны!

И вот прозвенел последний в учебном году звонок в моей школе. Я примчался домой и засел за «Занимательные задачи», когда кто-то загрохотал во входную дверь, будто желая ее разломать. Так колотить мог только Вовка Кляксин, мой товарищ по двору.

Надо сказать, что моя семья недавно переехала в новую квартиру – вот в эту самую, где мы с вами сейчас сидим. Тогда здесь, конечно, всё было по-другому: диван, на котором спали родители, стоял у стены, где сейчас телевизор; напротив – шифоньер; у стены, где фотографии, был сервант, а я спал в кухне на раскладушке.

Вовка жил в соседнем доме с дедом. Мой товарищ рос как сорная трава, потому что его дед работал где-то ночным сторожем, днем спал, а вечером уходил на работу до утра. Вовка настолько был предоставлен сам себе, что регулярно пропускал школу, не говоря уж про выполнение домашних заданий. В пионеры его в этом году не приняли – не заслужил. Зато голова моего товарища была полна замыслов, немыслимых авантюрных идей. Чаще всего они сводились к обыкновенному хулиганству. Не раз нам приходилось сбегать с места его очередной шалости из-за чьих-то разбитых окон, поцарапанных машин или оборванных яблонь. Многие заборы были украшены лоскутами наших штанин, проволока и гвозди со всего района оставили свои отметины на «шкурках» двух друзей.

В тот последний день учебы Вовка ломился в мою дверь, чтобы продвинуть очередную безумную идею. Насторожило меня уже то, что одет мой товарищ был по-походному и не совсем по сезону: на плечах мальчишки был бурый ватник, на ногах серые шерстяные брюки и черные резиновые сапоги. Уже с порога он крикнул: «Тащи рюкзак!» – и, как был, в обуви, помчался на кухню, грохоча тяжелыми подошвами. Не задавая лишних вопросов, я отправился на балкон, где в старом комоде хранился зеленый туристический рюкзак моего отца, заядлого рыболова. Пока я рылся в ящиках, распахнулась форточка кухонного окна, в нее просунулась Вовкина белобрысая голова.

– Юрка, фонарь тоже бери, пригодится в пути!

– Удочки нужны?.. – попытался уточнить я, но голова уже снова скрылась в квартире.

Ответ я получил, когда зашел на кухню со своей туристической ношей.

– Сбегаем из дома! – лаконично объявил мой товарищ, деловито набивая отцовский рюкзак продуктами из буфета и холодильника. Тушенка, сосиски, макароны и гречка повалились вперемешку, раздувая брезентовые бока зеленого «колобка». Затолкав поверх поклажи металлическую эмалированную миску и втиснув с краю по паре вилок и ложек, Вовка накинул верхний клапан, изо всех сил надавил коленом, отчего послышались хлопки рвущихся под давлением пакетов с крупой и вермишелью, затянул и застегнул ремень.

– Куда? – только и спросил я.

– В Кампучию! На помощь Красным Химерам!

– Кхмерам[13]13
  Одна из коммунистических групп, участвовавших в гражданской войне в Камбодже в 60-70-е гг. XX века. Первоначально членами этого движения были радикально настроенные кхмеры (камбоджийцы). Пополняли движение в основном подростки 12–15 лет.


[Закрыть], – машинально поправил я.

– Им тоже, – кивком согласился Вовка. – Оружие у тебя дома есть?

– Нет, только на службе у отца.

Мой папа был военным и работал в районном военкомате.

– Туда не попасть… Ничего, на месте выдадут! – тут же нашел выход мой товарищ. – И обмундирование выделят – одежду не берем, идем налегке!

Спору нет, затея была не просто дурацкая, а совершенно безумная и абсолютно нереализуемая, но двум десятилетним романтикам не приходили в голову никакие сомнения.

Пропущу ненужные подробности нашего безрассудного побега и перейду сразу к главному. Через несколько часов после того, как я и мой товарищ покинули эту квартиру, мы засели на станции Москва-Сортировочная-Рязанская в ожидании подходящего товарного поезда. План Вовки был очень прост: выбрать состав подлиннее, движущийся в восточном направлении (потому он и наметил эту станцию); на стрелке, где скорость поезда минимальна, забраться на ходу в один из вагонов и уехать как можно дальше. Потом совершить пересадку в другой попутный поезд – и так до Китая, а там по обстоятельствам… Как я уже сказал, глупость неимоверная. И, только начавшись, наше сумасбродство едва не кончилось бедой.

Длинный железнодорожный состав сбавил скорость в нужном нам месте, и Вовка, косолапо подпрыгивая, глубоко проваливаясь в щебень сапогами, побежал к крытому вагону, сзади которого была площадка с ограждением, куда можно было забраться. Я немного замешкался, но вскоре рванул за ним. Приблизившись достаточно, мой товарищ прыгнул и схватился за поручень, но сорвался и повис на лямке рюкзака, которая зацепилась за какую-то выступающую часть вагона. Вовка кричал, звал на помощь, я бежал за ним, всё больше отставая от набирающего скорость состава. Сам не понимаю как, я оказался на соседнем пути, а навстречу мне мчался красный маневровый локомотив. Вдруг кто-то схватил меня за шиворот и сдернул с рельсов, швырнув на твердый щебень. Повалившись, я успел заметить темную фигуру, которая метнулась между локомотивом, мгновение назад угрожавшим меня переехать, и удаляющимся бесконечным составом товарных вагонов. Перевернувшись, я намеревался подняться и снова бежать за поездом, уносившим прочь Вовку, но навстречу мне уже шагал молодой человек в темно-синем спортивном костюме, держа на руках перед собой моего перепуганного товарища. Рюкзака у несчастного горе-путешественника уже не было: как я узнал потом, поезд так и унес с собой наши пожитки.

В Вовкином спасителе я с изумлением узнал Кима Ларина, ведущего математического кружка, который я посещал последние несколько месяцев. Это был стройный юноша, по виду лет на семь-восемь старше нас. Прямые русые волосы по простой моде того времени скрывали лоб. Но узкое лицо его с прямым носом и аккуратными губами выглядело аристократически. Большие карие глаза… словом, внешность была очень даже незаурядной. И одет был парень щегольски: водолазка и брюки клеш, черные в синюю клетку.

Вовка сидел на руках своего спасителя, как птенец в гнезде, озираясь по сторонам круглыми глазами. Волосы его были всклокочены, лицо перемазано, ватник разорван. Я так и не понял, когда мой товарищ успел так уделаться, но вид у него был изрядно потрепанный.

– Куда направляемся, пилигримы? – весело крикнул мне Вовкин вызволитель.

– Заблудились?.. – не то ответил, не то спросил я.

Ларин совсем не удивился, ни одного вопроса больше не задал, только подмигнул и кивнул в сторону дырки в бетонном заборе – той самой, через которую мы попали на железнодорожные пути. Возле ограждения Ким поставил Вовку на ноги и заботливо помог ему протиснуться через брешь. После чего проскользнул сам и позвал меня: «Давай, Юр!» Я полез следом. По ту сторону забора мы втроем пересекли небольшую лесополосу, заросшую кустарником, и оказались у дороги, где, как выяснилось, нас ждал таксомотор – светло-салатовая, сверкающая хромированными деталями «Волга» с черными шашечками на борту.

События сыпались, как листы бумаги, закрывая друг друга, и я, наслаждаясь простором и плавным ходом огромной машины, и думать забыл о том, как несколько минут назад мой товарищ уносился вдаль от меня, будучи подвешенным к вагону поезда. Вовка, казалось, тоже был захвачен новыми впечатлениями, прижавшись «пятачком» к пассажирскому стеклу со своей стороны заднего сиденья. Ким расположился спереди рядом с водителем.

Меня совершенно не заботило тогда, как это получилось, что мой руководитель математического кружка так вовремя оказался на товарно-сортировочной железнодорожной станции, где мы с моим товарищем попали в беду. Не задавался я и вопросом, как именно Ким Ларин смог отцепить Вовку от несущегося поезда. Единственное, что меня волновало, – как избавиться от предстоящих расспросов о том, почему мы сами очутились на другом конце Москвы и куда направлялись дальше. Поэтому, когда Ким повернулся назад и обратился ко мне, я вжался в сиденье и приготовился паниковать.

– Хотите задачку? – неожиданно спросил руководитель кружка.

– Э-э-э… – только и промычал я.

Восприняв мой жалостный стон как согласие, Ким увлеченно продолжил:

 
– Шла Маша в Волгоград,
А навстречу ей десять ребят!
У каждого в руках по лукошку,
В каждом лукошке по кошке,
А у каждой кошки по котенку.
 

Сколько всего ребят шло в Волгоград?

– Одиннадцать! – буркнул Вовка, не отрываясь от просмотра «живых картин» за окном машины.

– А если подумать? – прищурился Ким.

– Чего тут думать?! – злобно проворчал мой товарищ, по-видимому не испытывавший никакой благодарности за свое спасение и раздраженный срывом плана столь грандиозного побега. – Или всех этих котят прикажешь считать?! Дудки!

– А ты, Юра, как думаешь? – Ким снова обратился ко мне, поняв, что Вовка не в настроении играть.

– Я думаю, надо подумать, – сказал я тогда, чтобы не выступать «штрейкбрехером» и поддержать угрюмый протест товарища и в то же время не испортить отношений с руководителем моего любимого кружка.

Дорога до дома не заняла много времени: Москва начала семидесятых годов не знала, что такое автомобильные пробки. Когда мы с Вовкой выбрались из машины, Ким, который остался на месте пассажира и собирался ехать дальше, высунул голову в открытое окно и спросил меня:

– Хочешь заниматься математикой индивидуально? Если, конечно, твои родители не будут против. – Поскольку я демонстративно молчал, он добавил: – Подумай и об этом. Надумаешь – просто пристегни на одежду этот значок.

Парень протянул через окошко руку и раскрыл ладонь. На ней лежал значок в виде красной звездочки, над которой горел костер, а внизу красовался девиз: «Всегда готов!» Такую точно звезду мне выдали на торжественной линейке при приеме в пионеры. Поэтому я отказался:

– У меня есть! И школа уже закончилась, незачем носить!

– Возьми! Если ты мой нацепишь, я в любое время догадаюсь, что ты готов!

– И как? – усомнился я. – Значки все одинаковые!

– Это волшебство! Значок-маячок! – Ким подмигнул и тряхнул ладонью. – Берешь? Счетчик тикает! – Он весело мотнул головой в сторону водителя таксомотора.

– Пошли уже! – грубо крикнул мой товарищ Вовка Кляксин, уставший ждать окончания нашего диалога.

Я протянул руку и схватил значок.

– Пока, граждане мазурики! – бодро попрощался довольный Ларин, махнув из окна освободившейся рукой.

Салатовая «Волга» укатила.

Как вы понимаете, уже на другой день я нацепил значок на свою рубаху перед выходом на улицу. Для проверки. Фантастика, но через каких-то четверть часа ко мне подошел Ким Ларин!

С той поры каждый день по вечерам я ходил в школу, где занимался дополнительно математикой. Тем летом Ким развернул передо мной огромный, сложный и чудесный мир чисел, уравнений, фигур и формул. Мы называли наши занятия сражениями, а себя солдатами, освобождающими дикие земли от невежества и числового хаоса, доказывая варварам теоремы, устанавливая справедливые математические законы.

Сейчас мне кажется, что только тогда я был счастлив. И по-видимому, делал успехи, поскольку Ким часто пророчил мне большие научные перспективы, уверенно обещая, что я без труда поступлю в главный вуз страны. А однажды даже обмолвился, будто велика вероятность того, что я стану руководителем университета имени Ломоносова.

Должен сказать, что время для меня и моего наставника было не таким уж беззаботным. Я часто замечал, что Ким Ларин часто оглядывается, когда мы шли по улице. Бывало, он, извиняясь, подскакивал к двери школьного кабинета, где мы занимались, и высовывал голову в коридор, что‐то высматривая и подслушивая. На мои вопросы мой старший товарищ отвечал шутливо и уклончиво: мол, что-то показалось. Только однажды предупредил: «Если кто-то будет расспрашивать, выведывать про меня, узнавать, где и когда проходят наши занятия, отвечать надо туманно либо не говорить вовсе, поскорее уйти от этого человека и при первой же возможности сообщить мне!» Разумеется, я пообещал сделать так, как он наказал.

Однажды летним днем я с друзьями гулял в парке Дружбы. Тогда обустроен он был попроще – деревьев не так много, мостики на прудах деревянные, цветочная клумба в центре, – однако нам, детям, лучшего места, где порезвиться, было не придумать.