Текст книги "Игра Лазаря"

8

Яника была так слаба, что обратный путь до «Гризли» показался до неприличия затянувшейся игрой в русскую рулетку. Несколько раз Лазарь предлагал ей взобраться к нему на закорки – нести ее было бы не труднее, чем походный рюкзак, но она всякий раз отказывалась. К счастью, на пути к лагерю они не встретили ни одного прокаженного. Должно быть, тела застреленных сородичей в окрестностях супермаркета отпугивали живых, как отпугивает птиц мертвый воробей, подвешенный за лапку к плодоносящему дереву.

Они укрылись за той же самой обгоревшей «Газелью», где еще вчера с ними прятался Джуда. И так же, как и вчера, в строю автомобилей вокруг парковки выделялся белый «Ниссан» с надписью «ВЫХОД» от крыла до крыла.

– Знаешь, – Яника обессиленно опустилась на землю и прислонилась спиной к обугленному каркасу автобуса, – я только теперь поняла всю ценность совета надеяться на лучшее и готовиться к худшему. В общем-то, я ни на что не надеюсь. Просто любопытно узнать, что там у тебя за волшебное слово.

– Моя очаровательная улыбка. – Лазарь чудовищно осклабился. – Посиди тут, а я схожу. Когда подам знак – махну рукой вот так – ты выйдешь. Но не раньше, договорились?

Рыжая голова на тонкой шее медленно опустилась к груди и еще медленней поднялась обратно.

– Тогда я пошел.

– Лазарь… – Холодные пальцы сомкнулись на его запястье, и он обернулся. – Мне тебя Бог послал?

Это было нечто среднее между вопросом и утверждением.

– Ага. Спецдоставка с небес.

9

– Отойди на пару шагов и покажи руки.

Седоволосый мужчина в зеленом камуфляже направил на Лазаря охотничий карабин «Сайга». Морщинистое лицо, почерневшее от загара, и серые глаза, похожие на две отполированные монеты, выдавали в нем заядлого охотника. Оружие лежало в его ладонях как родное – очевидно, они давние друзья.

– Внутрь я тебя не пущу, сынок, даже не надейся, – проговорил старик сипатым голосом курильщика со стажем. – Лучше топай отсюда подобру-поздорову, пока в тебе дырок не понаделали.

– Мне нужно поговорить с Калимом, – сказал Лазарь. В коротком разговоре с Яникой на пути сюда ему удалось аккуратно выведать нужное имя. – Пусть сам выйдет.

– Послушай, сынок, – кажется, старик старался быть вежливым, – какие у тебя могут быть дела к Калиму? Ты себя в зеркало видел? Он мужик крутой. В лучшем случае пошлет на хрен.

Охранник вышел один, и это сыграло Лазарю на руку. Как только карабин опустился достаточно низко, Лазарь быстро перехватил его за цевье и отвел в сторону.

Лицо старика покраснело от напряжения. Вцепившись в приклад обеими руками, он силился повернуть ствол обратно на Лазаря.

– Слушай, вахтер… – Рычаг был длинный, и Лазарь легко удерживал карабин на вытянутой руке. – Калим пошлет на хрен тебя, если ты сейчас же не вызовешь его сюда. Скажи ему: здесь его дочь – Яника.

10

Лазарь отпустил ружье, и дуло тут же зависло у него перед носом.

– Яника, – повторил он. – Не забудь имя.

С минуту старик пожирал Лазаря взглядом, размышляя, какое из двух зол выбрать. Прикончить Лазаря прямо здесь и попасть в немилость к боссу или выслужиться, но тогда придется позволить обидчику дышать. Наконец выбор был сделан, и старик попятился обратно к «Ниссану».

«Где твое уважение к возрасту?» – поинтересовалась Дара, когда охранник исчез в салоне машины. Судя по голосу, она здорово перенервничала.

– У меня это называется состраданием, – полушепотом ответил ей Лазарь. – Уважать свечки на торте глупо.

Минут десять никто не выходил, даже за стеклами машин не угадывалось никакого движения. Голова Лазаря вертелась во все стороны, как флюгер на шквальном ветру, высматривая прокаженных, но вокруг валялись только мертвые тела, окутанные гудящими роями мух.

Наконец с той стороны баррикад послышались шаги, и через салон «Ниссана» на улицу стали протискиваться люди. Пять человек, включая уже знакомого старика в камуфляже, выстроились полукругом за Лазарем, образовав нечто вроде живого заслона, отгородившего маленький пятачок перед входом от прочего мира. Мира, в котором осталась Яника.

«Главное, – мельком подумал Лазарь, – чтобы она увидела знак».

Сразу за охранниками из салона «Ниссана» вышел человек, вопреки всем правилам инсонов хорошо знакомый Лазарю. На нем была синяя двойка «Адидас» с белыми полосами по бокам и белые кроссовки. Открытое приветливое лицо усыпали веснушки, да так густо, что кожа казалась бронзовой. «Гусиные лапки» вокруг ярко-голубых глаз, чуть косящих к носу, придавали им неизменно смеющееся выражение. Пшеничные волосы естественно спадали на лоб. Единственным недостатком, портящим приятную наружность этого миляги, была псориазная плешина на затылке. Эта неувязка создавала впечатление, что парень чем-то болен.

– Салют! – приветствовал он Лазаря, поигрывая в руках телескопической дубинкой.

– Леонард… То-то, слышу, в громкоговорителе голос знакомый. Не Молотов, конечно, но для этого медвежьего угла и ты сойдешь.

Леонард безразлично пожал плечами:

– А ты все такой же остряк, Ванька.

Шестым из машины выбрался наружу – и Лазарь сразу это понял – Калим. Далось ему это не без труда – внушительные габариты и бугристое низколобое лицо в сочетании с лысым черепом действительно наводили на мысли о Валуеве. Только вот глаза – бесцветные и неживые – не имели ничего общего с известным боксером. Мощные ладони, в мозолях и цыпках, похлопывали по широким бедрам. На Калиме были черные джинсы и клетчатая докерская рубашка навыпуск, зацепившаяся с одного бока за рукоять нагана, торчавшего из-за пояса.

Леонард пропустил патрона вперед. Калим медвежьей походкой приблизился к Лазарю и остановился в какой-то вероломной близости – Дарения назвала бы это вторжением в личную зону. Только из этой оболочки комфорта можно понять, насколько боишься человека, поправшего ее границы.

Лазарь решил начать первым:

– Ты Калим?

Шишковатое лицо с треском ушло куда-то вниз, ему на смену пришла лазурь неба. Соленая кровь из разбитой верхней губы заструилась по зубам под нижнюю. Голова закружилась, и Лазарь присел на корточки. Сплюнув кровь на асфальт, он подумал, что, хоть удар и получился внушительным, бил Калим, исходя из его веса, в треть силы.

«Скотина! – в сердцах воскликнула Дара. – Не волнуйся, Лазарь, стигмат небольшой. Сенс им уже занимается».

Леонард мерзенько захихикал. Калим присел на корточки перед Лазарем, свесив с колен вздувшиеся венами ручищи.

– Понял, за что? – спросил он на удивление высоким, женственным голоском, совершенно не вязавшимся с брутальной внешностью.

Лазарь предположил, что таким образом Калим преподал ему урок вежливости к старикам, но уточнить не решился.

– Разъяснений не потребую.

Калим удовлетворенно кивнул:

– Вставай.

Лазарь медленно поднялся на ноги.

– Ну, излагай, излагай, излагай, – заторопил громила, вальяжно вращая мясистой кистью. – Только быстро.

– Если совсем быстро, то здесь со мной твоя падчерица – Яника. Знакомое имя?

Лоб Калима сморщился непривычными складками, и вся его голова как будто ссохлась.

– Яника?

– Ну, да. Такая рыжая девчонка, которая досталась тебе в нагрузку с женой и которую ты бросил умирать, когда прибился сюда, – напомнил Лазарь. – Яника.

Второй удар не стал неожиданностью, хотя и был куда стремительнее. Кулак угодил в грудь и на этот раз свалил Лазаря с ног. Какое-то время он лежал на боку, пытаясь вернуть сбитое дыхание. Судя по ощущениям, теперь Калим вложился в полсилы. А может, чуточку сильнее.

«Ты мазохист, что ли?» – зашипела в ухо Дара.

– Ничего ты, ослик, не понял, – дрожащим тенорком заключил Калим. – С первого раза, видать, не доходит. Ладно, хорош мозги полоскать. Даю минуту, чтобы сказать, где дочь. Потом терпение мое лопнет.

Совладав с кашлем, Лазарь встал и отряхнулся.

– Она рядом. В безопасном месте.

– Да ты меня никак шантажировать вздумал! – Калим замахнулся в третий раз.

Окрик с другой стороны улицы, похожий на возглас подстреленной птицы, заставил булавовидный кулак замереть в воздухе:

– Не трогай его!

11

Лазарь обернулся и увидел в просвете между охранниками, прижавшими щеки к прикладам карабинов, выбегающую из укрытия Янику. Она и правда походила на подстреленную птицу – птицу Феникс, которая скукоживалась и истлевала на глазах в прах и пепел.

– Опустить ружья, – скомандовал Калим. – Ружья в пол, я сказал!

С той стороны баррикады уже собирались зрители – Лазарь видел их тусклые лица сквозь окна машин. Люди прижимались ладонями к стеклам и с любопытством наблюдали за происходящим снаружи. Под их пристальными взглядами Лазарь чувствовал себя рептилией в террариуме, греющейся под инфракрасной лампой. В одном из наблюдателей он узнал Джуду – ну, или кого-то сильно на него похожего. Он такой же статист, как и все остальные, его лицо – часть пастельного рисунка. Такое же слабое, такое же бесцветное, дорисованное чьей-то рукой ради целостности композиции в самую последнюю минуту.

Яника протиснулась между охранниками, ступая мучительно, будто каждый шаг давался ей, как Русалочке, и остановилась рядом с Лазарем. В безотчетном порыве он прижал ее к себе одной рукой, и она с готовностью вцепилась в него обеими.

– Не трогай, – повторила Яника, тяжело дыша. Ее взгляд был устремлен на отчима.

– Твоя падчерица собственной персоной, – объявил Лазарь. – Налицо легкая некондиция, но это – издержки доставки.

– Яни?

Калим недоверчиво потянулся к падчерице рукой, которой только что собирался бить Лазаря, словно хотел убедиться на ощупь, что перед ним – плоть и кровь, а не фата-моргана. Пальцы замерли в паре сантиметров от дочери, скошенный назад лоб снова сморщился.

– Тебя укусили? – тихо спросил он.

Яника сжала губы и так сильно зажмурилась, что Лазарь совсем не удивился, когда в уголках ее глаз выступили крупинки слез.

Леонард взмахом руки раздвинул телескопическую дубинку. В строю охранников началось шевеление – мужчины отлипали щеками от прикладов и поворачивали назад головы.

Калим отдернул от падчерицы руку, как от горячей сковородки.

– Хреново, – сбивчиво проговорил он, – очень хреново. Я ж тебе говорил: никуда не рыпаться. Я говорил тебе?

Она кивнула.

– Вот видишь. Послушалась бы старика, сейчас целехонька была бы.

«Вот скотина-а!» – не уставала возмущаться Дара.

– То есть контроль качества она не проходит? – уточнил Лазарь, не зная, смеяться ему или плакать. – Неужто на складе не найдется небольшого закутка для бракованных?

Яника еще крепче прижалась к нему, и на одну сумасшедшую секунду Лазарь почти поверил – она всерьез испугалась, что сейчас он станет вырываться, брезгливо отцепляя от себя ее руки.

– Заткни фонтан! – рявкнул Калим и зачем-то опустил ладонь на рукоять нагана. – Еще один выпад, ослик, и отвечаю – я размажу тебя по асфальту!

– Не надо, – взмолилась Яника. – Пожалуйста. Я все помню, я сама во всем виновата. Ты был прав… Надо было тебя послушать.

Калим замотал головой, потрясая бульдожьими брылями.

– А если я прав, чего ж ты теперь слезы льешь? Небось меня винишь? Мало я для тебя делал, засранка неблагодарная? Может, и так. – Он покивал похожей на грубо отесанный булыжник головой. – Может, и перегнул где палку. Да только ты же кого хочешь доведешь! Ну, скажи на милость, какого ляду ты стояла столбом, пока я кувыркался… – Калим осекся, окончание фразы повисло в воздухе. В уголках рта залегли горькие складки.

– Я до самого конца надеялась, что ты победишь, – призналась Яника. – Надеялась и болела за тебя, потому что… потому что до самого конца не верила себе и верила в тебя.

Калим скривился, точно ему под нос сунули носки недельной свежести. Оглянулся на Леонарда:

– Вот он, современный молодняк, видал? Все витают в облаках. А как на землю сдернут, так их тут же и тошнит. Они там в облаках, а мы здесь! Внизу! Жопу рвем! Да разве ж им до нас есть дело? Разве плохо им, когда они в двухъярусном сортире уже второй этаж заняли?

Яника слабо защищалась:

– Зачем ты так? Я просто хотела…

– Оттопыриваться с друзьями, известное дело.

– Я надеялась, что ты победишь, и все станет как раньше!

– Ха! Да это ж просто… – Калим собрал пальцы в щепотку и зашевелил ими в поисках нужного слова, но ему помог Леонард:

– Наивность.

– Точно! – подхватил Калим. – Наивность, Яника! Это наивность сейчас у тебя под одеждой – сочится кровью и ноет от боли.

Лазарь почувствовал, как Яника втянула живот, будто хотела проверить, на месте ли ее раны.

– Ну и что теперь? Чего ты теперь от меня хочешь, доченька? Отеческого снисхождения?

– Родственных привилегий, – поддакнул Леонард.

Лазаря передернуло:

– Лижи чище, Табаки, не жалей языка.

Калим выхватил из-за пояса револьвер и, размахнувшись так, словно собирался швырнуться им, наставил его на Лазаря. Большой палец взвел курок.

– Это последнее китайское предупреждение. В следующий раз за меня скажет пуля.

Яника отпустила Лазаря и вынырнула у него из-под мышки.

– Я ничего не жду, – горячо запричитала она, – я знаю, здесь мне места нет, и ты никогда не разрешишь мне войти.

– Нет. Не разрешу. Не могу. Не имею права.

– И не надо. Впусти хотя бы его.

Лазарь с изумлением осознал, что ее тоненькая ручка подталкивает его в поясницу.

– Он здоров, клянусь памятью мамы. Я знаю, что ты сейчас думаешь, но прошу, пусть это станет последним наивным поступком, который я сделаю в жизни. А ты, как всегда, представишь, что ничего не было. Разреши мне эту последнюю глупость, и я сразу уйду.

Лазарь попытался вспомнить, когда еще кто-нибудь в инсоне пытался спасти его вместо себя, и не смог. Такое с ним происходит впервые. Наверное, она действительно самая безнадежная шизофреничка из всех.

Некоторое время Калим неподвижно стоял на месте. Казалось, все части его сознания разом удалились в некую совещательную комнату. Когда они вернулись обратно, помутневший на время перерыва взгляд вновь обрел осмысленное выражение.

Калим усмехнулся и опустил руку с наганом:

– Ты сама это придумала, детка. Сама, запомни. Но так и быть. Если твой дружок приструнит свой бескостный язык и пообещает быть паинькой, портить обедню не стану.

– Спасибо, – облегченно выдохнула Яника. – Знаешь, мне кажется, это первый раз, когда наши желания – твое и мое – наконец совпали.

Отрезвляющий голос Дары вывел Лазаря из задумчивости:

«Ты ведь понимаешь, что сейчас случилось что-то очень и очень плохое, правда?»

– Понимаю, – согласился Лазарь вслух.

Все с подозрением уставились на него.

– Ты-то что понимаешь? – набычился Калим.

– Я понимаю, что для тебя, капитан Немо, уже ничего не будет хорошо. И еще я понимаю, что наш разговор окончен. С вашего позволения, господа, мы с Яникой хотели бы откланяться.

Лазарь взял ее за холодную и влажную, как снулая рыба, ладонь:

– Пошли отсюда.

– Ты что? – изумилась Яника.

– Не беспокойся, Иисус зачислил тебе баллов за эту жертву. А этот террариум обойдется и без меня. Пошли-пошли.

Яника не стала сопротивляться – она исчерпала все силы.

Они стали медленно отступать к полукругу охранников.

– Пропустите, – чуть подумав, скомандовал Калим. Бросил последний взгляд на падчерицу, повернулся широкой клетчатой спиной и дернул дверную ручку «Ниссана». – Все в лагерь. Живо!

12

Яника совсем сдалась, и последнюю сотню метров до ближайшего подъезда Лазарь пронес ее на руках.

– Чего ты со мной таскаешься, как с писаной торбой? – вяло полюбопытствовала она. – Влюбился, что ли?

– Извини, но заразные полумертвые девки, мечтающие поскорее избавиться от приставки «полу», не в моем вкусе.

Подъезд встречал темнотой и прохладой. Выбирать подходящую квартиру было некогда, поэтому подошла первая незапертая. По стойкому запаху дореволюционной мебели и каких-то мазей стало ясно, что раньше здесь жили старики. Вполне возможно, тот самый старпер в камуфляже, обиженный на Лазаря за непочтительное отношение к возрасту.

Лазарь уложил Янику на невысокую двуспальную кровать, застеленную в несколько слоев перинами и покрытую лоскутным покрывалом.

– Сейчас ты опять куда-нибудь запропастишься, а потом вернешься с какой-нибудь новой идеей и станешь кричать, что надо скорее куда-то бежать и что-то делать, – сонно лепетала Яника, сворачиваясь на кровати калачиком, – Идиотские идеи, да. – Лазарь склонился над ней. – В этом я дока. Тебе не холодно? Может, укрыть чем?

В голове все еще вертелся жест ее самоотречения – как она толкала его в спину, умоляя отчима впустить его в лагерь. Вдруг Лазарю захотелось наклониться еще ниже и поцеловать ее – это крохотное, жалкое, но в то же время невыразимо нежное создание. Поцеловать напоследок, потому что пессимист внутри него подсказывал, что больше такой возможности может не представиться.

– Нет, мне не холодно. И не жарко. Мне никак. Знаешь, я ведь даже не удивилась, когда увидела… как он выходит из машины. Будто так и должно было быть. – С каждым новым словом ее голос слабел и терял разборчивость, словно она говорила, уходя вдаль. – Только не могу понять – откуда ты узнал? Хотя, наверное, не так уж много ты знал, если думал, что он и есть волшебное слово. Но все равно – откуда?

– Потом расскажу. – Лазарь поборол безрассудное желание коснуться ее губами и выпрямился. – Ты давай меньше говори и скорее засыпай. Пойду, дверь закрою.

«Главное, чтобы она потом проснулась», – скептически заметила Дара.

Яника еще что-то бормотала вслед, но Лазарь уже не слушал.

– Я к вам, – полушепотом проговорил он, выскакивая в прихожую.

«Уже заждались», – откликнулась Дара.

Глава 6
Десять из десяти

1

День давно перевалил за обед и теперь неумолимо клонился к ужину. Лазарь знавал людей, способных определять время без каких-либо приспособлений (иногда очень точно, с погрешностью в минуты), опираясь лишь на внутренние, биологические часы. К таким людям он относил и себя самого. Вот только часы у него особенные – они дали о себе знать урчанием чуть пониже солнечного сплетения сразу по возвращении в явь.

Лазарь открыл глаза и увидел Сенсора и Дарению, сидящих в креслах. Правая рука Сенса и левая Дары висели между подлокотниками, сцепленные в замок.

– Половина пятого, – пробормотал Лазарь и перевернулся на бок. От длительного молчания голос слегка подсел.

Сенсор отцепился от Дары и осоловело уставился на наручные часы.

– Двадцать минут, – сказал он.

Внутренние часы снова заурчали, как бы извиняясь за десятиминутную поспешность, обусловленную видом этих сытых и блаженных рож.

Лазарь сел и огляделся. Комната Сенса, сумрачная и неуютная. Небо за окном снова затянуло непроглядной серостью. Из зеркала на дверце шифоньера на него таращилась взъерошенная голова на жилистой шее.

Лазарь попытался сглотнуть липкий комок слизи, застывший в горле:

– Нужно срочно подкинуть угля в топку.

Через десять минут он уже расхаживал перед мольбертом в гостиной с тарелкой в руках. Бутерброды с сосисками, принесенные Дарой, стремительно исчезали кусок за куском.

– И как ты жрешь эту гадость? – поморщилась Дара.

Сосиски были самые что ни на есть дешевые, но Лазарь их обожал.

– Представляю себя в Ленинграде зимой сорок первого.

Дара в ответ только улыбнулась и покачала головой. Она вертела в пальцах круглую расческу, которую периодически запускала в облако белокурых волос и принималась пушить их с каким-то остервенением. Рядом на диване беспокойно ерзал Сенс. Он все пытался вызвонить кого-то по мобильнику, но раз за разом терпел неудачу. Лазарь решил, что тот звонит Айме.

– Куда подевалась вторая лесбиянка? – спросил он. – Или ей больше неинтересно с нами?

– Первой тоже, если честно, – заметила Дара. – Скоро там заведется твой паровой котел?

Лазарь выпучил глаза, мучительно проглатывая особенно крупный кусок.

– Я понимаю, жопотряс в найтклубе сегодня вечером смотрится куда привлекательней какой-то полумертвой девки. Вам осталось не помогать мне еще совсем немного, и скоро все пойдут по своим делам.

– Мы с Аймой не собираемся в клуб и вообще в город, – сказала Дара. – Просто есть такая вещь – расческа. Потом расскажу, в чем ее смысл, если захочешь.

– Лучше расскажи, в чем смысл той закорюки, которую ты намалевала, – вступился за друга Сенсор.

Лазарь вернулся к мольберту. В рот отправился третий бутерброд, но тесто с трудом пролазило в глотку. Недоброе тревожное чувство, или, скорее, предчувствие чего-то недоброго и неотвратимо близкого, сбивало весь аппетит. Все равно, что есть перед экзаменом, к которому не готовился.

– Закорюка, закорючка, закорючечка, – пропел Лазарь, разглядывая схему. – Итак, что мы имеем? Неизвестная болезнь, контры с отчимом и фатальный оптимизм форменной эмо. Все в одном отравленном безоаре, который медленно ее убивает.

Ответа Лазарь не дождался – в этот самый момент в тамбуре послышались шаги, и все в комнате настороженно прислушались. По ногам потянуло холодом – дверь, выходящую на крыльцо, прибывший закрыть не удосужился.

– Это Марс! – Сенсор отшвырнул телефон и бросился в прихожую.

Дара кинулась следом.

– Говори, что случилось, – потребовала она.

Значит, сражение Сенса с мобильником заметил не только Лазарь.

– Да я дал ему денег, попросил сгонять в ларек за водой, чипсами и еще кое-чем… – объяснял Сенс на ходу. – Ну и напоследок «пьянчужка», «пьянчужка»…

Дара сразу почуяла неладное:

– Давно?

– Уж часа три как.

Дара ахнула. Лазарь ее понимал. От дома до ларька, где все деревенские регулярно закупали нехитрую снедь, алкоголь и сигареты, десять минут пешком. От силы пятнадцать, если по снегу. Желая выяснить, куда мальчишка истратил остальные два с половиной часа, Лазарь отложил маркер и тоже отправился в коридор.