Текст книги "Варвары. Древние германцы. Быт, религия, культура"

Доспехи

В течение всего периода Великого переселения народов доспехи, как и ранее, еще не стали достоянием рядовых воинов, если только им не удавалось снять их с поверженного врага. Лишь вожди и командовавшие войсками короли могли позволить себе такое защитное вооружение как нечто само собой разумеющееся, и именно погребения таких людей дают нам наиболее подробную информацию о полном доспехе германцев. Из тех франков, что потерпели поражение от византийского полководца Нарсеса, лишь немногие имели доспехи или шлемы. Обычные воины сражались обнаженными до пояса, в штанах изо льна или кожи. Иногда на ногах у них были портянки из кожи или грубой ткани. Вооружение и тактические навыки у этих франков были ничем не лучше, чем у тех германцев, что сражались с армиями Цезаря и Августа за шесть или более столетий до этого.

Согласно франкским законам, шлем стоил столько же, сколько лошадь, а цена хорошей кольчуги равнялась двум лошадям или шести волам. Столь высокой стоимости соответствует сравнительная редкость шлемов и других частей доспеха в археологическом материале всех областей варварской Европы. Даже в княжеских могилах зачастую обнаруживают только шлем и щит. Григорий Турский, описывая Левдаста, графа Тура в VI в., перечисляет основные части доспеха аристократа. Тело Левдаста было покрыто кольчугой или латами; видимо, это была простая кольчуга, которая засвидетельствована многими археологическими находками. Шею защищал латный воротник, а голову – шлем. В одной руке графа было копье, а на перевязи висел колчан. Можно предполагать, что у Левдаста был и лук, который мог спасти его в случае засады, чего граф постоянно опасался, и не без оснований.

Шлем вождя из Моркена (близ Эускирхена, Германия), около 600 г. н. э.

Шлем был вооружением, которое приличествовало знатному человеку или королю, и поэтому он часто воспевался в литературе того времени. Великолепный шлем из погребения франкского вождя в Моркене (Рейнская область) детально представляет аристократический шлем примерно 600 г. Шлем относится к типу Spangenhelm («шлем с застежкой»). Верх шлема имеет коническую форму и, как можно видеть, состоит из листовидных железных сегментов, присоединенных к железной основе. Эта основа представляет собой горизонтальный обруч и несколько вертикальных полосок, сходящихся на вершине шлема. Навесные нащечники и клепаная защитная маска давали дополнительную защиту лицу. Железная защитная гарда, свисавшая с задней части шлема, прикрывала шею. Железные пластинки, оберегавшие голову, были покрыты снаружи позолоченной бронзой и имели кожаную отделку. Этот шлем отнюдь не был парадной вещью, которую надевали лишь для престижа. Кое-где позолота стерлась, и на верхушке видны глубокие следы от ударов мечом.

Почти точно известно, что шлем из Моркена, как и многие другие шлемы из богатых воинских погребений, разбросанных по огромной территории от Богемии до Ла-Манша и от Скандинавии до Балкан, был импортирован из северной Италии. В конечном счете, этот тип произошел из ближневосточного, скорее всего иранского, источника. Остроготские и византийские мастера изготовляли вольные подражания таким азиатским шлемам, и уже оттуда некоторое их количество попало к варварам Центральной и Северной Европы. Некоторые воины в византийских армиях V в. также носили эти шлемы, однако большинство дошедших до нас образцов пришло из погребений варваров.

«Шлем с застежками» был отнюдь не единственным типом защитного головного убора. В богатых погребениях в Венделе и Вальсгарде (Швеция) было обнаружено множество шлемов. Некоторые из них достаточно хорошо сохранились, чтобы их можно было реконструировать. На одном из них, из Вальсгарде, сложная мозаика из кусочков железа – крестообразных и в форме буквы «Y» – заполняла пространство между железными полосками основы. Шею и щеки могла защищать круговая «занавеска» из колец, а спереди оборонительные элементы шлема дополняла железная гарда.

Поскольку шлем был не только частью доспеха, но и одним из символов власти вождя, вполне объяснимо, что некоторые экземпляры могут оказаться скорее декоративными, чем защитными. В гробнице маленького князя во франкской церкви под Кёльнским собором также был найден «шлем с застежками», верх которого состоял из 12 роговых сегментов, которые первоначально соединялись с бронзовыми перекладинами (см. ниже, с. 200).

В описаниях шлемов в древнескандинавской и англосаксонской литературе обычно упоминаются изображения кабанов, которые украшают верхушку или какую-либо другую часть шлема:

 
И все же не слишком
страшна врагиня —
Не так ведь могуча
жена в сражении,
как муж, подъявший
молотокованый,
кровью запятнанный
меч остролезвый,
дабы с размаху
разбить на вражьем
шеломе вепря.
 

В другом пассаже из «Беовульфа» говорится о том, что изображение кабана должно защищать владельца шлема и его дружинников:

 
Люди видели
окровавленные
битв одежды —
железотканые,
с кабаном позолоченным —
на груди вождя
среди многих воителей
в сече сгибнувших.
 

На других шлемах были изображения птиц, в том числе воронов. Ворон, волк и орел ассоциировались с наиболее мрачными сторонами битвы и резни, они часто упоминаются в поэзии и фигурируют на подлинных шлемах, щитах и оружии. Шлем из Венделя, вершину которого венчает птица, напоминает нам, что в то время Швеция, северная Германия и Англия были частью одной и той же культурной и художественной среды.

Оружие и тактика

Тактические методы франков были самыми простыми, как показывает византийский писатель VI в. Агафий:

«Лошадьми не пользуются, за исключением весьма немногих; зато они хорошо обучены искусству пешего боя, которое для них привычно и передается по наследству. Меч у них висит на бедре, а щит с левой стороны. Они воюют не луками, стрелами и другими метательными орудиями, а обоюдоострыми секирами и ангонами, которые особенно часто употребляют. Ангоны – это копья не очень маленькие, но и не очень большие, которые можно метать, если понадобится, а также применять в рукопашном бою, начиная наступление. У них большая часть обложена железом со всех сторон, так что внизу видна только ничтожная часть дерева, из железа почти весь наконечник копья. Выше же оконечности копья выдвигаются с каждой стороны кривые острия, как крючки удочки, загнутые вниз. В сражении франкский воин бросает этот ангон, и если попадает в тело, то острие, естественно, проникает внутрь; тогда ни сам раненый и никто другой не может легко вытащить копье. Мешают острия, застрявшие внутри тела и причиняющие жестокую боль, так что если неприятель получает даже не смертельную рану, то он все же погибает от нее. Если же попадает в щит, то повисает на нем и болтается, нижней своей частью тащась по земле, и пораженный не может ни вытащить копье из-за засевших в щите остриев, ни отрубить мечом, так как ему не достать дерева из-за прикрывающих его железных полос. Когда же франк это увидит, то он выдвигает ногу и наступает на конец копья и оттягивает щит вниз так, что утомляется рука несущего щит и обнажается его голова и грудь. Когда же увидит его незащищенным, то легко убивает, или поражая секирой голову, или пронзая гортань».

Франкский ango из Крефельд-Геллепа (Германия) и ango из Перхтольсдорфа (близ Вены)

Наиболее характерным для франков оружием по рассказу Агафия являлись копье с зазубренным наконечником (ango) и метательный топор-франциска (franciska). И то и другое было в употреблении у аламаннов, однако именно франкам удалось достичь наиболее совершенного использования этих вооружений. Ango, очевидно, был отдаленным потомком римского копья-пилума (pilum), метательного оружия легионеров, которое могло уничтожать противника за много метров.

Франциска из Крефельд-Геллепа

Франциска была в употреблении у аламаннов уже в IV в., однако до этого о ней ничего не известно: топоры на поле боя использовались редко. Это было оружие с одним лезвием; искусным образом утяжеленное топорище было изогнуто с внешней стороны и имело глубокую выемку с внутренней. Умелое пользование франциской, которую метали в ближнем бою с противником, внушало почтение к франкским пехотинцам, и на протяжении двухсот лет франциска оставалась национальным оружием франков. Великая победа франков над визиготами при Вуйе в 507 г. была победой метательного оружия над боевыми копьями.

Примерно после 600 г., как показывают датированные находки из погребений, оружие франков пережило значительные изменения. Франциску и обоюдоострый меч-спату заметил короткий односторонний меч – сакс. Это было универсальное оружие примерно 45 сантиметров в длину, которым можно было резать и колоть или даже метать его в противника. Щит был обычно широким и овальным или прямоугольным и был снабжен железным умбоном и железной оковкой.

По оружию и тактике ближе всего к франкам стояли англосаксы, поселившиеся на юге Англии. Мы уже говорили о том, что, подобно франкам и другим народам, англосаксы почти не пользовались кавалерией. Оружием нападения у обычных воинов было копье. Засвидетельствовано много типов копья, лучше всего известны копья с длинным листовидным или ромбовидным наконечником. Длина наконечника обычно составляла 30–45 сантиметров. Воины V–VI вв. как в англосаксонской Англии, так и во франкской Галлии часто носили саксы. Сакс имел близкую, почти мистическую связь с названием и самим племенем саксов. Древние англосаксонские мечи были довольно широкими, длиной 60–90 сантиметров, обоюдоострыми и заостренными. Доспехи почти не засвидетельствованы, за исключением погребений вождей. Шлемы упоминаются в англосаксонских законах еще реже, чем во франкских; известно всего три экземпляра, все три – в погребениях вождей. Менее знатные англосаксы (хотя, наверное, также немногие) могли покрывать головы кожаными шапочками. Щит мог быть овальным или прямоугольным. В поздних саксонских манускриптах некоторые щиты показаны выпуклыми, и несколько подлинных экземпляров языческого периода имеют подобную форму. Наиболее изящные образцы были обнаружены в королевском кенотафе[11]11
  Кенотаф – памятное погребение, в котором фактически не содержится останков. Последние исследования показали, что погребение в Саттон-Ху на самом деле могло содержать тело короля: дело в том, что почва в тех местах такова, что не только тело, но даже и кости разлагаются почти полностью, оставляя лишь еле заметные следы.


[Закрыть] в Саттон-Ху и в гробнице на англосаксонском кладбище в Петерсфингере (Уилтшир).

Вооружение лангобардов лучше всего засвидетельствовано в долине Дуная, которая была их родиной с конца V в., нежели в северной Италии, которая в конечном счете и стала их домом. Оружием обычных воинов опять-таки было копье. Можно выделить два основных типа – одно с широким наконечником, для удара, и другое с узким острием, которое хорошо подходило для метания. Примером более редкого, длинного типа копья, также предназначенного для метания, служит образец из Перхтольсдорфа близ Вены, который напоминает франкский ango. Изредка встречающиеся метательные топоры – другая тонкая ниточка, связывающая лангобардов с франкским западом. Даже в сравнительно раннюю эпоху лангобарды больше полагались на кавалерию, чем большинство их соседей, и византийские писатели рассказывают немало историй, которые говорят о силе и сноровке конницы лангобардов. Во главе конницы стояли хорошо вооруженные всадники; некоторые из них носили кольчуги, шлемы и ножные латы. Оружием этих всадников были длинные «спаты» и копья. Отдельные копья, очевидно, были очень длинными: рассказывают, что один витязь-лангобард пронзил византийского воина и поднял его на конце копья высоко в воздух. Исторические сочинения того времени и лангобардские законы, где часто упоминаются лошади, их разведение, а также конокрадство, доказывают, что это племя знало и ценило силу лошадей и пользу, которую они приносили. Многие погребения лангобардских воинов в северной Италии показывают нам еще один аспект их отношения к лошади: в могилах часто встречаются скелеты коней и сбруя.

На территории лангобардов было найдено много богато украшенных щитов. Обычно это были круглые деревянные доски с множеством металлических накладок вокруг края. Они вышли из мастерских VII в., но, возможно, такие щиты продолжают традицию, которая началась еще в период Великого переселения народов. На экземплярах из Стабио (Тессин) и Лукки мы видим символы, которые могут считаться христианскими: воин (вероятно, Христос), держащий знамя, на котором сидит голубка, а также потир (чаша для причастия). На умбоне другого щита, обнаруженного в Мюнцес-хайме (Баден) и, очевидно, привезенного из страны лангобардов, изображено несколько крестов.

Меч

Из всего оружия, которое использовали германские народы, больше всего мы знаем о мече – оружии, которое, по крайней мере в Северной Европе, носили только богатые воины. Для германского сознания меч был чем-то большим, чем просто оружие. Меч близко ассоциировался со многими существенными аспектами человеческой жизни: в первую очередь с обязанностями короля, феодальной верностью воина своему вождю, с принесением торжественных обетов, достижением мужской зрелости, с обрядами похорон. Меч был «собратом» (shoulder-companion) короля и воина, их «товарищем». Без своего меча человек был пустым местом, он не мог защитить себя и свой дом. Воин X столетия мог говорить, что без своего меча он все равно что мертвец. «Пусть тролли возьмут мою жизнь, если я не смогу больше обагрять кровью мой острый Лауфи». Неудивительно, что меч, его боевые подвиги и сам процесс его изготовления были окружены ореолом мистики и связаны со множеством древних традиций.

Уже давно известно, что в металле некоторых из наиболее прекрасных клинков периода Великого переселения народов и эпохи викингов возникали узоры в виде выразительных зигзагов, шевронов и волн. Эти узоры, которые были продуктом процесса ковки, глубоко запечатлевались в сознании тех, кто видел и держал в руках такое оружие. Имена мечей, такие, как «Рыбья Спина» и «Вейгарр» (этим словом обычно называли богато вышитую ткань), безусловно, относятся к лезвиям с такими естественными узорами. Мечи с «узором дождя» в сагах и мечи, вдоль лезвия которых вьется змея, ведут свою родословную оттуда же. Процесс, посредством которого изготовлялись эти мечи, был тщательно изучен и воспроизведен современными учеными. Три пучка прутьев и полосок из кованого железа вместе с двумя прутьями – «наполнителями» проковывались, а затем скручивались в один прут. Этот прут становился центром клинка. Затем таким же образом изготовляли два прута поменьше, которые прижимали к бокам первого: они превращались в лезвия. Все слегка проковывали. Центру клинка придавали форму с помощью долота и, наконец, проковывали лезвия. В результате структура скрученных и сваренных прутьев давала сложные узоры, которые проявлялись после опиловки, протравки и полировки лезвия.

Диаграмма, показывающая изготовление меча с помощью сварки

Именно с помощью такого процесса были выкованы прекрасные мечи для северных германцев в IV и V вв., и римские военные мастерские II и III вв. также были знакомы с этой техникой. Была ли она изобретением римских военных кузнецов, или, наоборот, кельтские кузнецы поставили ее на службу Риму, мы пока не знаем. Немногим больше мы знаем и о том, где проживали кузнецы, которые работали в такой технике и поставляли мечи переселявшимся германским народам. Два наиболее вероятных кандидата – Рейнская область и старая римская провинция Норик на верхнем Дунае.

Меч с кольцом из Фавершема (Кент)

У некоторых мечей к рукоятке присоединялось кольцо, а иногда с этого кольца свободно свисало и второе. Было много споров о том, какое значение имели эти мечи с кольцами, и о том, в какой области они зародились. Многие из них были обнаружены на юго-востоке Британии, и поскольку некоторые из них имеют по меньшей мере столь же раннюю дату, что и мечи из франкской Галлии или Скандинавии, то можно думать, что рукоятки с кольцом происходят из Кента. Кольца явно не имели никакого практического применения, и мы можем быть почти уверены, что они выполняли ритуальную или символическую функцию, возможно символизируя «союз мечей» между двумя воинами, один из которых дарил меч другому, или же верность воина своему королю – дарителю мечей. Другие подвески на рукоятке или ножнах и их особый характер (шарики или бусы из янтаря, хрусталя или даже морской пенки, небольшие пирамидки из богато орнаментированного металла) говорят о какой-то магической или ритуальной функции.

Из героической поэзии очевидно, что отдельные мечи могли настолько высоко цениться, что передавались от отца к сыну. Некоторые могли быть очень древними уже до того, как обретали вечный покой в могиле воина. Слава большинства из этих мечей – «долгожителей» была связана с тем, что некогда они принадлежали какому-нибудь прославленному воину или королю. Другие почитались как великолепное оружие в основном из-за их значительного возраста и прочности, о которой свидетельствовала уже сама их древность. Однако стены германского пиршественного зала были отнюдь не просто музеем красивого антикварного оружия, которым никогда не пользовались.

Ножны принято было делать из дерева или из дерева и кожи, и, таким образом, обычно находят только металлические накладки от ножен. Некоторые из более изящных ножен, как и рукоятки и головки мечей, были украшены чернью или накладками с эмалью, отделаны мехом или кожей. Одеяние хорошо экипированного воина завершал пояс вокруг талии, на котором могли висеть меч и кинжал. По крайней мере, среди аламаннов меч можно было носить двумя способами: его подвешивали к поясу или к перекинутой через плечо перевязи.

Лук

Лук и стрелы в меровингской Галлии и англосаксонской Англии были экзотикой. В других германских областях их применяли более широко. Аламанны использовали простой лук из цельного куска дерева в форме буквы «D» и очень редко – составной лук, сделанный из нескольких разных материалов. Обычно кость или рог в таких составных луках сочетали с деревом.

В конце римского периода на севере появляется длинный лук. Неизвестно, из какой части Европы пришло это оружие, однако это была не Римская империя и не кочевые народы. Возможно, германцы разработали его сами. Тот факт, что в находке из Нюдама присутствует около 40 длинных луков и несколько пучков стрел, показывает, что в конце IV в. специально против одетых в доспехи римских воинов могли использоваться небольшие подразделения лучников. Некоторые наконечники стрел из Нюдама – узкие и тяжелые и, таким образом, должны хорошо пробивать доспехи.

С постепенным развитием конницы во многих областях Западной Европы там, вероятно, стали все больше и больше применять лук, который очень подходил для использования его всадниками. Несколько княжеских могил III в. и более поздних эпох содержат серебряные и бронзовые наконечники стрел, однако трудно установить, насколько у германцев была развита тактика дальнего боя, по крайней мере до IX в. Однако среди двух влиятельных народов пехотинцы, вооруженные стрелами, появились уже до VI в. Основная часть армии визиготов состояла из пехотинцев, вооруженных луком и стрелами. Большинство всадников были вожди и их дружинники, которые сражались длинными обоюдоострыми мечами, которые они заимствовали из вооружения сарматов, обитавших в Причерноморье. После того как визиготы поселились в Испании, мы мало знаем об их вооружении – не в последнюю очередь потому, что у них практически не было обычая класть оружие в могилу умершего воина.

К VI в. пехотинцы-лучники составляли значительную часть армий остроготов. К счастью для нас, осада остроготами Рима в 537–538 гг. описана у Прокопия, который особенно интересовался вооружением. Один из его пассажей ярко показывает, как негибкость тактики варваров могла привести их к катастрофе. Их противники – римляне вместе со своими союзниками-гуннами – в основном были конными лучниками. Они поняли, что можно очень легко на дальнем расстоянии поражать остроготских кавалеристов, вооруженных мечами и копьями, и в то же время не давать их пешим лучникам выдвинуться на удобную для стрельбы позицию. Грозная комбинация лошади и лучника наконец вступила в свои права. Хотя остроготы и вандалы развили свою кавалерию быстрее, чем другие варвары, их контакт с поразительно меткими конными лучниками – гуннами – недостаточно быстро дал им почувствовать полный потенциал кавалерии, особенно кавалерии, вооруженной луками и стрелами.

Осады

Оценивая достижения германцев в области осадной войны, мы находимся в весьма невыгодном положении. Понятно, что дошедшая до нас литература написана римлянами. Если мы будем верить всем рассказам о некомпетентности германцев в тактике войны и штурме городов, мы можем задаться вопросом: почему же варвары в конечном счете одержали верх в этой борьбе? Конечно, очень удобно поддерживать моральный дух своей армии, высмеивая воинские качества врага, его обычаи в мирное время и его способ ведения войны… Возможно, это не вся правда, поэтому мы должны относиться к дошедшим до нас рассказам об осадной войне германцев с некоторой сдержанностью. Ведь в конечном счете германцы прорвали столь мощно защищенные границы и сокрушили основы городской цивилизации. Немногие германские успехи были зафиксированы на бумаге, и ни один из них не был рассказан в деталях. Разумеется, у германцев было много поражений, и, к несчастью для репутации германцев в последующие эпохи, над некоторыми из них легко можно посмеяться.

Первые варвары, вторгавшиеся в средиземноморские области, могли считать осаду городов мероприятием, которое не соответствовало их характеру и целям. Вождь визиготов Фритигерн «заключил мир со стенами». Банды грабителей также обходили укрепленные поселения стороной и в основном нападали на беззащитные виллы или деревни. Однако окруженные стенами города вполне стоило грабить, если только удавалось преодолеть линию обороны, и такие попытки предпринимались нередко.

Нападавшие находились в невыгодном положении по двум причинам. Во-первых, судя по всему, немногим из них хоть когда-нибудь удавалось овладеть искусством изготовления осадных машин, будь то артиллерия вроде римских баллист, которые метали камни и стрелы, или осадные башни, насыпи и защитные завесы, которые служили платформами для нападения на стены. Некоторые попытки в этом направлении делались, однако усилия варваров не причиняли римлянам особого вреда. Витигис и его остроготы, осаждая Рим в 536 г., привезли с собой четыре огромных тарана на колесах, таких тяжелых, что потребовалось 50 человек, чтобы заставить их работать. Были построены бревенчатые башни на колесах, равные по высоте стенам города. Их тянули вперед волы. Однако римляне провалили этот план, перестреляв волов. Башни застряли на некотором расстоянии от стен. Витигис продолжал попытки сооружать машины, но в конце концов защитникам города удалось сжечь все его постройки.

Во-вторых, до самого VIII в. у германцев едва ли существовала какая-то организованная система продовольственного снабжения армии. Медленный распад римской дорожной системы в границах империи и отрывочный характер варварских кампаний вели к тому, что подвоз провианта для армии был случайным и зачастую вообще прекращался. В большинстве германских армий вообще не думали о продовольственных запасах перед началом кампании, так что в значительной степени само движение армии определялось доступностью еды на ее пути. Естественно, размер армии определялся запасом продовольствия в областях, через которые она собиралась пройти, и вследствие этого одним из эффективных приемов обороны римлян было следующее: запас еды со всей округи, насколько возможно больше, укрывался вне досягаемости германцев внутри укрепленных крепостей, почтовых станций и городов. Эта неспособность варваров снабжать армии в течение длительного периода была немалым облегчением для населения римских и византийских городов. Находясь в безопасности внутри городских стен, они могли с уверенностью ожидать, что враг, проголодавшись (и лишь изредка – обожравшись), наконец, уйдет. Если еды и добычи не было, варварские армии распадались. Этот фактор, а также хроническая недисциплинированность вели к тому, что варвары практически не могли вести военные кампании с долгосрочными целями.

Именно поэтому массовое вторжение армии готов под предводительством Радагайса в Италию в 405 г. закончилось бесславным поражением среди бесплодных холмов Этрурии. Хорошо обеспеченные римские войска и их союзники варвары, согласно Орозию, который описывает этот случай, «ели, пили и развлекались». При этом они прижали голодающих варваров к окружавшим их холмам вблизи города Фезулы. Радагайс отчаялся в успехе своего предприятия и попытался вырваться на свободу, но попал в руки римлян. Его голодные и деморализованные воины были проданы в рабство, но вскоре стали умирать в таких количествах, что их владельцы даже и не пытались вернуть свои деньги. В конце 377 г. армия готов попала в такое же положение, что и войско Радагайса: она была зажата среди диких ущелий на склонах горы Гемон во Фракии, и ее ожидала бы та же судьба, что и людей Радагайса, если бы нескольким гонцам не удалось прорваться и призвать на помощь блуждавшую поблизости банду гуннов и аланов.