Текст книги "Битва близнецов"

Глава 6

Жеребец Карамона беспокойно заплясал, когда гигант наклонился вперед, вглядываясь в раскинувшуюся внизу деревню. Мрачно нахмурившись, Карамон перевел взгляд на брата. Лицо Рейстлина было скрыто капюшоном, по которому непрестанно били капли дождя, начавшегося еще утром. Низкие тяжелые тучи неслись по небу, казалось, задевая вершины могучих деревьев. К счастью, ветра не было, и единственным звуком, нарушавшим мертвую тишину, был стук падающих капель и шорох опавшей листвы под копытами коней.

Маг покачал головой. Затем он прошептал что-то ласковое на ухо своей лошади и начал медленно спускаться в долину. Карамон последовал за ним, нетерпеливо погоняя своего коня, чтобы поскорей поравняться с братом. Рейстлин услышал, как Карамон позади достал из ножен меч.

– Тебе не понадобится меч, брат, – сказал маг, даже не обернувшись.

Скоро копыта их лошадей уже хлюпали по грязи раскисшей дороги. Карамону казалось, что они слишком шумят, но Рейстлин как будто вовсе не придавал этому значения. Вопреки совету брата, Карамон продолжал сжимать рукоятку меча до тех пор, пока они не оказались на околице небольшого селения. Сойдя с коня и отдав поводья Рейстлину, он осторожно подкрался к той самой гостинице, к которой подходила Крисания.

Заглянув в дверь, Карамон увидел накрытый стол, разбитую глиняную посуду.

Заметив его тень, кошки с виноватым видом скрылись под креслами, а собака, напротив, кинулась навстречу Карамону и, радостно поскуливая, лизнула его руку.

Гигант рассеянно потрепал пса по загривку и собирался войти, когда Рейстлин окликнул его:

– Эй! Мне кажется, я слышу лошадиное ржанье! Вон там!

Карамон, наполовину вытащив меч из ножен, обогнул постоялый двор и скрылся за углом. Через несколько минут он вернулся.

– Это ее конь, – сказал он. – Расседлан, напоен и накормлен.

Рейстлин кивнул покрытой капюшоном головой с таким видом, словно он ожидал чего-то подобного.

Карамон с беспокойством оглядывался по сторонам. С крыши постоялого двора капала вода, распахнутая настежь дверь повисла на ржавых петлях и иногда визгливо поскрипывала на сквозняке. Ни в одном из окон не светился ни единый огонек. Во всей деревне не было слышно ни малейшего шороха.

– Что тут случилось, Рейст?

– Мор, – коротко ответил Рейстлин. Карамон торопливо прикрыл нос и подбородок плащом. Рейстлин иронично улыбался из-под капюшона.

– Не бойся, брат, – сказал он, соскочив с седла. Карамон взял из его рук поводья и привязал лошадей к коновязи перед гостиницей, затем вернулся к магу и встал рядом.

– Не бойся, – повторил Рейстлин. – С нами – настоящая жрица или ты забыл об этом?.. Она вылечит нас в два счета.

– В таком случае, где же она? – проворчал Карамон приглушенным басом, продолжая закрывать лицо.

Маг слегка повернул голову, вглядываясь в ряды молчаливых и темных домов, выстроившихся вдоль деревенской улицы.

– Думаю, вон там, – сказал он наконец и указал рукой.

Карамон поглядел в ту сторону и с трудом разглядел робкий огонек, мелькающий в окне самой дальней лачуги.

– Уж лучше бы мы оказались в лагере гоблинов, – ворчал Карамон, пробираясь по грязи вслед за братом. Его голос немного дрожал; это был страх, который он даже не пытался скрыть. Гигант способен был спокойно смотреть смерти в лицо и никогда особенно не боялся погибнуть в бою, с мечом в руке, однако перспектива загнуться от чего-то непонятного, что витало вокруг, невидимое и неслышимое, подействовала на Карамона угнетающе.

Рейстлин ничего не ответил, а лица его по-прежнему было не разглядеть под низко надвинутым черным капюшоном. Карамон не мог себе даже представить, о чем думает его брат-близнец.

Они как раз достигли перекрестка, когда Карамон вдруг случайно посмотрел влево.

– Боги мои! – Карамон резко остановился и схватил брата за руку. Отвечая на вопросительный взгляд Рейстлина, он указал на открытую могилу.

Никто из них не сказал больше ни слова. При их приближении из ямы с сердитым карканьем взлетели стервятники, и небо на мгновение сделалось из серого черным. Карамон заглянул в яму, зажал ладонью рот и поспешно отвернулся.

Рейстлин еще некоторое время смотрел на трупы, и его тонкие губы сжались, превратившись в едва различимую узкую полоску.

– Идем, брат, – позвал он и первым пошел к маленькой хижине, в окне которой они заметили огонек.

У хижины, однако, Карамон оказался раньше Рейстлина. Держа ладонь на рукояти меча, он осторожно заглянул в окно и, кивнув головой, со вздохом отступил назад. Рейстлин, верно истолковав подаваемые Карамоном знаки, приблизился к двери и осторожно ее толкнул.

На смятой постели лежал юноша. Глаза его были закрыты, а руки сложены на груди. На пепельно-сером лице застыло выражение спокойствия, хотя прикрытые веками глазные яблоки глубоко запали, скулы заострились, а губы посинели от холода, который насылает только смерть. Рядом с ним стояла на коленях жрица, одетая в платье, которое когда-то было белым. Голова ее покоилась на сложенных для молитвы руках, а черные волосы рассыпались по одеялу.

Карамон хотел что-то сказать, но Рейстлин остановил его движением руки, не желая, чтобы гигант нарушил мертвую тишину хижины.

Близнецы молча стояли в дверном проеме, прислушиваясь к падению тяжелых капель холодного дождя.

Крисания пребывала со своим богом. Сосредоточившись на молитвах, она не видела и не слышала ничего вокруг и, наверное, не обратила бы внимания на появление братьев, если бы поскрипывание Карамоновых доспехов не вернуло ее к действительности. Приподняв голову и откинув на плечи спутанные волосы, жрица без малейшего удивления посмотрела на близнецов.

Лицо Крисании было бледным от усталости и пережитого потрясения, однако она хорошо владела собой. Несмотря на то что она не просила Паладайна прислать к ней на подмогу Карамона и Рейстлина, она прекрасно знала, что бог читает молитвы сердца так же легко, как и произнесенные вслух. Именно поэтому она слегка склонила голову, чтобы поблагодарить Несущего Свет, вздохнула и повернулась к братьям.

Ее взгляд тут же встретился со взглядом Рейстлина. Крисания заговорила, и ей показалось, что звук ее голоса сливается с монотонной и равнодушной песней дождя.

– Мне ничего не удалось сделать... – сказала жрица.

Рейстлин остался совершенно спокоен; во всяком случае, он ничем не выдал своего волнения. Бросив взгляд в сторону кровати, он спросил:

– Этот не поверил тебе?

– О нет, он-то поверил!.. – Крисания тоже посмотрела на неподвижное тело.

– Просто он не позволил мне вылечить его. Он был... очень сердит...

Наклонившись, она накрыла мертвеца одеялом.

– Паладайн взял его к себе. Я yверен, что теперь он все понял.

– Он – да, – заметил Рейстлин. – А ты?

Крисания поникла головой, и лицо ее скрылось под густыми черными волосами.

Она молчала так долго, что Карамон, ничего не понимавший, негромко откашлялся и переступил с нош на ногу.

– Гм, Рейст... – начал он...

– Тише! – шепнул маг.

Крисания подняла голову. Карамона она даже не слышала. Серые глаза ее потемнели, став одного цвета с плащом мага.

– Я поняла, – сказал она твердо. – Впервые я все поняла, и теперь ясно вижу, что мне следует сделать. В Истаре я видела, как гибнет вера в богов.

Милостивый Паладайн показал мне, в чем заключалась гибельная ошибка Короля-Жреца – в гордыне. Мой бог хотел, чтобы я смогла этого избежать. Он дал мне знание, и теперь, если я спрошу, он непременно ответит. Но в Истаре Паладайн показал мне также, насколько я слаба. Когда я покинула обреченный город и отправилась сюда с тобой, я была похожа на испуганного ребенка, который в страхе и отчаянии вцепился в первого встречного. Теперь я вернула свою силу, а воспоминания о той страшной ночи навеки изгнаны из моей памяти.

Произнося свою пламенную речь, Крисания, незаметно для себя самой, приблизилась к Рейстлину. Его глаза смотрели на жрицу не мигая, и Крисания видела в них свое отражение. Медальон Паладайна, который она носила на груди, сиял ровным холодным светом, руки были крепко сжаты, а голос звучал прерывисто, как у больного лихорадкой.

– Это зрелище всегда будет стоять у меня перед глазами, – негромко сказала Крисания, останавливаясь перед великим магом. – Даже когда я пройду с тобой через Врата, вооруженная своей верой и силой моего бога, я буду вспоминать об этом и сделаю все, чтобы навсегда покончить с силами тьмы.

Рейстлин взял ее за руки. Пальцы Крисании, казалось, онемели от холода, и он сжал их ладонями, согревая своим обжигающим прикосновением.

– Нам не придется изменять время, – сказала Крисания негромко. – Фистандантилус был злым человеком, настоящим негодяем и преступником. Он делал все только для того, чтобы прославить в веках свое имя. Но тебе и мне не все равно, к чему приведут наши поступки. Одного этого может оказаться достаточно, чтобы изменить ход истории. Я знаю это – мой бог говорил мне!

Рейстлин неуверенно улыбнулся и, склонившись к рукам жрицы, прикоснулся к ним губами, не отрывая при этом взгляда от ее лица.

Крисания почувствовала, что краснеет. Затем у нее вдруг перехватило дыхание. Карамон, словно поперхнувшись, издал какой-то придушенный звук и быстро вышел на улицу.

Карамон стоял в гнетущей тишине, и дождь поливал его голову. Сквозь этот шум воин слышал слова, которые теперь ему ни за что не забыть. Монотонный, как падение дождевых капель, голос повторял одну и ту же фразу:

– Он хочет сам стать богом. Он хочет стать богом!

В страхе Карамон покачал головой. Интерес, с каким он занимался своей армией, его восторг по поводу того, что он наконец-то стал полководцем, влечение к Крисании, тысячи мелких забот, которые ежедневно занимали его, – все это заставило на время забыть о том, зачем он вообще вернулся в прошлое. Теперь – вместе со словами девушки – память словно вернулась к нему и отрезвила, привела в чувство, подобно внезапно нахлынувшей ледяной волне.

Но несмотря на все это, Карамон не мог забыть, каким был Рейстлин прошлой ночью. Сколько времени прошло с тех пор, как братья в последний раз ощущали такую близость друг к другу? Карамон очень хорошо помнил, какое было лицо у Рейстлина, когда он охранял его сон. Хитрые морщины в уголках губ разгладились, исчезла горькая складка между бровями, и лицо мага снова стало совсем юным, каким помнил его Карамон с раннего детства. Теперь он начинал понимать, что то время было самой счастливой порой в его жизни.

Памяти, однако, нравилось играть с Карамоном злые шутки, словно его душа получала особое, извращенное удовольствие от собственных мучений. На смену светлым воспоминаниям явилось вдруг одно весьма неприятное – об истарском плене. Карамон снова увидел себя в темной тюремной камере и снова подумал о том, что брат его, оказывается, действительно способен причинять любое, даже самое страшное зло. Он снова вспомнил свою готовность убить Рейстлина. И наконец, Карамон вновь подумал о Тассельхофе...

Но ведь Рейстлин все ему объяснил! Он растолковал ему все еще в Истаре!

Карамон почувствовал себя окончательно запутавшимся, сбитым с толку.

Что, если Пар-Салиан ошибается? Что, если все маги ошиблись? А если Рейст и Крисания действительно могут спасти мир от ужасов и страданий?

– Я просто ревнивый, подозрительный дурак, – пробормотал Карамон себе под нос, смахивая с лица дождевые капли. – Вдруг все эти старые маги просто завидуют ему, как и я?

Несмотря на то что час был довольно ранний, вокруг заметно потемнело – облака сгустились и казались абсолютно черными. Дождь, и до этого не слабый, теперь превратился в настоящий ливень.

Рейстлин вышел на улицу. Следом за ним появилась Крисания, с головой укрытая плотным, сразу посеревшим от воды плащом. Карамон слегка откашлялся.

– Я сейчас вынесу его и опущу к остальным в яму, – предложил он, делая шаг к двери. – Потом займусь могилой...

– Нет, брат мой, – остановил его Рейстлин. – Нет. Это не должно быть спрятано под землей.

Он откинул на спину капюшон плаща и поднял лицо к облакам, подставив его под неутомимо льющиеся бесчисленные водяные струи.

– Эта картина должна отражаться в глазах богов! Дым этого костра поднимется до самых небес, и прогремит такой гром, что даже они услышат!

Карамон слегка вздрогнул, удивленный этой неожиданной вспышкой ярости, и повернулся к брату. Лицо Рейстлина было таким же бескровным и худым, как у лежащих в могиле трупов, а голос звенел от гнева.

– Идем со мной, – сказал маг, освобождая свою руку от нервно сжимавших ее пальцев Крисании, и быстро зашагал по направлению к яме. Крисания нерешительно последовала за магом, придерживая на ходу капюшон, чтобы его не сорвали порывы ветра. Карамон подумал и присоединился к ним.

Рейстлин остановился на самой середине улицы, по которой сбегали мутные ручьи, и повернулся к брату и жрице.

– Возьми наших лошадей, Карамон, – распорядился он. – Отведи их вместе с конем Крисании к лесу и привяжи там, да не забудь замотать им головы мешковиной. Потом возвращайся сюда.

Карамон уставился на него в недоумении.

– Быстрее! – хрипло воскликнул маг.

Гигант молча повиновался и повел лошадей в лес.

– Теперь встань рядом, – продолжил маг, когда его брат вернулся. – И не сходи с этого места, не приближайся ко мне, что бы ни случилось.

Его взгляд обратился на Крисанию, затем снова вернулся к Карамону.

– Ты понял?

Карамон молча кивнул и, протянув руку, осторожно взял жрицу за локоть.

– В чем дело? – спросила та и отпрянула.

– Его магия... – ответил гигант.

Рейстлин бросил на него резкий повелительный взгляд, и Карамон осекся.

Встревоженная отчужденным выражением, появившимся на лице мага, Крисания тревожно осмотрелась по сторонам и сделала шаг в сторону Карамона. Тот, не своя взгляда с брата, обнял ее за плечи. Они стояли теперь на холодном дожде, затаив дыхание, опасаясь чем-либо помешать Рейстлину.

Маг закрыл глаза. Запрокинув голову, он поднял руки ладонями вверх, словно обращаясь к низким, темным облакам. Его губы шевельнулись, но в первые мгновения ни Крисания, ни Карамон не могли ничего разобрать. Затем, хотя Рейстлин, казалось, нисколько не повысил голоса, они начали разбирать слова.

Это был странный, стрекочущий, какой-то паучий язык – без сомнения, язык магии.

Рейстлин снова и снова повторял один и тот же набор слов, и его голос то сбивался на фальцет, то превращался в бас, и поэтому фразы всякий раз обретали новый смысл.

Над долиной вдруг воцарилась тишина. Карамон понял, что не слышит больше даже шипения дождя в лужах: все поглотила сверхъестественная и странная музыка голоса мага, читавшего свое заклинание. Даже Крисания, прислушиваясь к этим неземным звукам, крепче прижалась к Карамону и вслушивалась, широко раскрыв глаза. Гигант, однако, не придумал ничего лучшего, как успокаивающе похлопать жрицу по плечу.

А Рейстлин все читал свое заклинание, и Карамон тоже в конце концов почувствовал, как нарастает в его душе благоговейный трепет. У него появилось ощущение, что какая-то неведомая сила толкает его к магу и что все в мире в эти минуты, повинуясь неслышному, но ясному приказу, тянется к Рейстлину.

Испуганно оглядевшись вокруг, Карамон, однако, увидел, что стоит на том же самом месте. Стоило ему вновь повернуться к брату, как то же чувство овладело им с утроенной силой.

Рейстлин стоял теперь как бы в самом центре мира, вытянув вверх руки, и все звуки, цвета и краски на свете как бы притягивались к нему; казалось, даже воздух перетекал незримыми волнами в магическое пространство. Земля под ногами Карамона заколыхалась. Все вокруг пришло в движение и устремилось туда, где стоял великий маг.

Рейстлин поднял руки еще выше и слегка возвысил голос. Ненадолго он прервался, а затем отчетливо и властно произнес несколько коротких непонятных слов. Тут же налетел мощный порыв ветра, а земля вздыбилась с такой силой, что Карамон едва устоял на ногах. Ему казалось, что весь мир сошел с ума и сейчас рухнет, похоронив и мага, и Крисанию, и его самого...

Но ничего особенного не произошло.

Кое-как сохраняя равновесие, Карамон осмелился-таки бросить быстрый взгляд на брата и увидел, как тонкие пальцы мага словно вонзились в обложенное тучами небо. Могучие силы, которые Рейстлин вызвал из земной тверди, прошли сквозь его тело и ударили в облака раскаленной серебряной молнией. Вслед за этим послышались раскаты грома, и трехзубый огненный зигзаг пронзил крышу хижины, в которой лежало тело молодого жреца. В следующий миг вся постройка превратилась в полыхающий ярким пламенем шар.

Крисания громко вскрикнула и затрепетала в объятиях Карамона. Она пыталась освободиться, но гигант, помня о приказе брата, крепко держал ее.

– Смотри! – прохрипел он. – Огонь его не трогает!

И действительно, Рейстлин был цел и невредим. Стоя в самой середине огненного шара, он воздел свои тонкие руки к небу. Черные одежды мага развевались, словно на штормовом ветру. Он снова что-то сказал, и огненные струи ринулись от него во все стороны, освещая темноту, скользя по мокрой траве и разливаясь по поверхности луж, подобно маслу, вылитому в воду. Очень скоро Рейстлин оказался как бы внутри огромного колеса с огненными спицами и пылающим ободом.

Крисания больше не вырывалась. Благоговение и страх словно парализовали ее волю и сковали движения. Карамон тоже не мог ничем ей помочь. Держась друг за друга, словно испуганные дети, они стояли и смотрели, как вокруг неистовствует пламя. Море огня разливалось по улицам все шире, и, наконец, стали один за другим загораться дома. Старое сырое дерево вспыхивало, будто солома.

Разноцветные языки магического пламени вздымались все выше, окрашивая низкие облака в багровый, оранжевый, зеленоватый и темно-синий цвета. Солнце скрылось за тучами. Стервятники с криком метались в воздухе, лавируя между сверкающими молниями и деревьями, мгновенно превращавшимися в пылающие факелы.

Рейстлин произнес наконец заключительную фразу. По его велению на землю обрушился ослепительно белый огонь, мгновенно превративший тела, лежавшие в братской могиле, в легкий пепел.

Налетевший вихрь сорвал с головы Крисании капюшон, и нестерпимый жар опалил ее лицо. Жирный черный дым был настолько плотен, что она едва могла дышать; оранжевые искры водопадом сыпались вокруг, а осторожные синеватые язычки пламени подбирались к самым ее ногам. Крисания, казалось, в любой момент может вспыхнуть как бумага.

Но ничего подобного не случилось. Карамон и жрица стояли на крошечном островке земли, охраняемом могуществом Рейстлина, где им не грозила никакая опасность. Это, однако, продолжалось до тех пор, пока Крисания не почувствовала на себе взгляд мага.

Рейстлин манил ее из самого сердца устроенного им огнедышащего рукотворного ада.

Крисания негромко ахнула и попятилась, налетев на Карамона.

Рейстлин снова позвал ее кивком головы. Черный плащ мага хлопал и трепетал на ураганном ветру. Он протягивал Крисании руки...

– Нет! – крикнул Карамон, крепко держа жрицу за руку, но она, не отрывая взгляда от глаз мага, осторожно высвободилась и пошла вперед.

– Иди ко мне, праведная дочь Паладайна! – Негромкий голос Рейстлина достиг ушей Крисании сквозь грохот и рев огненной стихии, и жрица поняла, что эти же слова она слышит в своем сердце.

– Иди сквозь пламя, Посвященная. Иди, и ощутишь божественное могущество!

Пламя, окружившее Рейстлина, жгло душу Крисании. Ей казалось, что ее кожа чернеет и ссыхается от жара, что она слышит, как трещат волосы и ресницы, а раскаленный воздух, заполнявший легкие при каждом вдохе, заставлял ее морщиться от боли. Но огонь зачаровывал Крисанию, звал и манил к себе, неумолимо притягивал, так же как негромкий голос мага.

– Нет! Не надо!

Она услышала за спиной отчаянный крик Карамона, но даже не обернулась. Это волновало ее не больше, чем стук собственного сердца. В два шага Крисания достигла огненного круга, и Рейстлин подал ей руку, но в последний момент девушка заколебалась.

Рука мага горела! Крисания видела, как дотлевает рукав и обугливается кожа.

– Иди же! – прошептал голос.

Крисания подняла непослушную руку и бесстрашно протянула ее к огню. В первое мгновение боль обожгла ее с такой силой, что сердце жрицы едва не остановилось. От страха и боли Крисания громко вскрикнула, но пальцы Рейстлина уже сомкнулись вокруг ее запястья и потащили ее вперед. Она крепко зажмурилась.

Прохладный ветерок коснулся ее лица, и Крисания вдохнула свежий и чистый воздух. Жар пламени куда-то исчез, и она чувствовала только знакомое тепло, исходящее от тела Рейстлина. Открыв глаза, Крисания увидела, что стоит совсем рядом с магом. Тогда она подняла голову, заглянула ему в глаза... и что-то острое кольнуло ее сердце.

Худое лицо Рейстлина блестело от пота, глаза отражали ослепительное белое пламя, полыхавшее в глубокое могиле, а дыхание вырывалось сквозь стиснутые зубы вместе с короткими, судорожными всхлипами. Казалось, маг не отдает себе отчета в том, где он находится и что творится вокруг него, и тем не менее в заостренных чертах его лица Крисании ясно виделось выражение триумфа и восторженного экстаза.

«Теперь я понимаю, – подумала Крисания, – почему Рейстлин не может любить меня. В его жизни есть только одна-единственная любовь – его магия. Ради нее он готов на все, готов рискнуть самым дорогим!»

Эта мысль причинила ей боль, но она была сродни легкой и светлой печали, ничуть не напоминая вонзившийся в сердце раскаленный шип.

"И снова Рейстлин показал мне, какой я была, – пронеслось в голове жрицы.

– Слишком долго я позволяла себе заблуждаться насчет того, в каком мире на самом деле живу. Мои представления о нем были наивны и поверхностны; точно так же не знала я, кто я есть, какая я... Рейстлин прав. Теперь я чувствую, какое оно – могущество великих богов. Я должна стать достойной этого могущества и...

Рейстлина".

Рейстлин закрыл глаза. Крисания почувствовала, как магические силы постепенно уходят из его тела, словно кровь, вытекающая из раны. Руки бессильно опустились, а окружавшее их пламя мигнуло и погасло.

С легким, едва слышным вздохом Рейстлин опустился на обожженную землю.

Снова пошел дождь, и Крисания услышала, как капли дождя негромко шипят на пепелище деревни, заливая последние язычки пламени и алеющие угли. Клубы остывающего пара поднимались из обгоревших домов и медленно плыли по улицам, словно призраки бывших ее обитателей.

Крисания опустилась рядом с магом и отвела с его лица длинные каштановые волосы. Рейстлин посмотрел на нее. В его глазах промелькнули узнавание и тень глубокой, неизбывной печали, словно у человека, которому было позволено ненадолго вступить в царство опасной, но могущественной и буйной красоты и который вдруг снова очутился в мокром, грязном и суетном мире.

Маг покачнулся и едва не упал. Крисания поддержала Рейстлина и увидела, что Карамон бежит к ним, разбрызгивая жидкую грязь.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Да, – прошептала Крисания. – А он?

Вместе они помогли магу подняться на ноги. Рейстлин как будто вовсе не осознавал их присутствия. Шатаясь, словно пьяный, он буквально повис на плече Карамона.

– С ним все в порядке, – объяснил Карамон. – Он всегда так...

Гигант ненадолго замолчал, потом проговорил едва слышно:

– Всегда... Что я такое говорю?! Ни разу в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного! Клянусь всеми богами... – Он с благоговением поглядел на своего брата-близнеца. – Я никогда не видел такого могущества и такой силы! Я просто не представлял себе... не знал...

Карамон поддерживал Рейстлина, и маг опирался на него всем своим весом.

Его снова одолел кашель, и маг жадно хватал ртом воздух до тех пор, пока приступ не прошел. После этого он едва мог стоять.

Все трое были окутаны клочьями тумана и едкого дыма, а дождь разошелся не на шутку и лил теперь с утроенной силой. Со всех сторон доносился треск проседающих деревянных конструкций и шипение попавшей на горячие угли воды.

Рейстлин поднял голову. Взгляд его слегка прояснился, и он посмотрел сначала на Карамона, потом на Крисанию.

– Я попросил тебя сделать это, – проговорил он, глядя на жрицу, – чтобы ты не сомневалась больше ни во мне, ни в моих возможностях. Если в Торбардине нас ждет успех, Посвященная, мы войдем через Врата в Бездну – мир невообразимого страха и бесконечного ужаса...

Крисания, пригвожденная к месту его пристальным сверкающим взглядом, невольно затрепетала.

– Ты должна быть уверена в своих силах, праведная дочь Паладайна, – продолжал Рейстлин. – Именно поэтому я устроил так, чтобы ты была вместе со мной в этом долгом пути. Дорога к цели постоянно подвергала меня испытаниям, но и тебе пришлось преодолеть многое. В Истаре тебя испытывали ветром и водой, в Башне ты прошла испытание Тьмой, а только что – выдержала испытание огнем. Но тебя ждет еще одно испытание, Крисания! Последнее, самое важное испытание. Мы все должны быть готовы к нему!

Глаза Рейстлина устало закрылись, и маг пошатнулся. Карамон, ставший вдруг суровым и мрачным, подхватил брата и, подняв его, понес к лошадям.

Крисания поспешила за ними, озабоченно поглядывая на мага. Несмотря на бледность, лицо Рейстлина все еще хранило выражение торжества и безмятежного спокойствия.

– Что с ним? – спросила жрица, догоняя Карамона.

– Он спит, – ответил гигант, и его голос прозвучал совсем глухо. Крисания видела, что бывший гладиатор прячет от нее какое-то чувство, что-то очень важное, и это не давало ей покоя.

Подойдя к лошадям, привязанным поддеревьями, Крисания на мгновение обернулась.

Над пепелищем поднимался редкий серый дым. Дома превратились в перемешанную с грязью золу, из которой кое-где выступали обугленные бревна.

Деревья, превратившись в почерневшие искореженные скелеты, еще дымились. На глазах у Крисании дождь потушил последние угольки, а ветер унес их прочь вместе с дымом.

Поселок исчез, словно его никогда не существовало.

Крисания внутренне содрогнулась и, плотнее запахнув плащ, повернулась к Карамону. Гигант подсадил Рейстлина в седло и теперь тряс его, пытаясь заставить мага проснуться ровно .настолько, чтобы быть в силах управлять лошадью.

– Карамон, – сказала Крисания, когда воин наклонился, чтобы помочь ей сесть в седло. – Что Рейстлин имел в виду, когда говорил о последнем испытании?

У тебя в этот момент было такое лицо... Ты ведь знаешь, о чем шла речь?

Скажи...

Карамон ответил не сразу. За его спиной сонно раскачивался в седле Рейстлин; в конце концов голова мага упала на грудь – очевидно, маг снова задремал.

Карамон посадил Крисанию на коня и вскочил в седло. Наклонившись, он вынул из безвольных рук брата поводья и сжал их в кулаке.

Когда они уже ехали прочь из долины, Карамон привстал на стременах и посмотрел назад, на сожженную деревню. Рейстлин продолжал спать, свалившись на шею своей вороной кобылки, и брат слегка поддерживал его могучей рукой.

– Так что же ты мне ответишь, Карамон? – повторила свой вопрос Крисания, когда они достигли гребня горы.

Гигант повернулся к жрице, затем вздохнул и обратил свой взор к югу, где далеко за морем лежал Торбардин. Над далеким горизонтом скапливались плотные серые облака.

– В древней легенде говорится, – неохотно объяснил Карамон, – что великого Хуму испытывали боги, прежде чем он вышел на битву с Такхизис – Владычицей Тьмы. Его испытывали ветром, огнем и водой. Последним испытанием Хумы, – негромко закончил Карамон, – было испытание кровью.