Текст книги "Как до Жирафа…"

Глава 28

Катя ушла, и в доме словно свет выключили. Пусто стало и неуютно. И душно вроде. Я даже окно открыл. Позвонила мама, спросить про внучку.

– Да здоровая уже, как штык, – пробурчал я. – Сидит, дуется на меня. Няню вызвал. Раз ей отец не такой, пусть сидит с Алиной Яковлевной.

– Что, и температуры нет? И носик не забит?

– Ничего, – ответил я.

Мама поудивлялась, а я, глядя на собственное нечёткое отражение в стекле, спросил:

– Мам, а я вообще грубый?

– О, Андрюш, откуда такие вопросы? – поразилась мама. – Ну, бываешь. Я твой молодёжный сарказм не всегда понимаю.

– Обижаешься?

– Да чего я буду на тебя обижаться? Я твоя мама. Тем более, что ты такой же, как отец в юности.

– Он разве шутить умеет?!

– Умел. Мне это нравилось. Знаешь, в студенческие годы мы так веселились. Он с друзьями хохмил, а мы, девчонки, хохотали. Даже в КВНе участвовал, а потом стал слишком деловой и надутый, как индюк.

– А я индюк?

Судя по тому, с какой укоризной белела оставленная Катей фарфоровая чашка, можно было не спрашивать…

– Я очень надеюсь, что твоё чувство собственной важности не дотянет до королевского величия, как у твоего папы. Хотя, с другой стороны, иначе он бы, наверное, не смог так развить бизнес…

– Но жить с ним невозможно, да?

– Нынешняя Надежда как-то живёт, – уклонилась от ответа мама. – В общем, твоего отца есть за что уважать. А ты сам смотри, какие стороны в себе развивать. Ты же умный мальчик.

«Местами», – подумал я.

Договорив с мамой, я снова набрал Катю. Не берёт! Чёрт, опять не берёт! Я бы за ней сейчас бросился. Но где же эта чёртова няня?!

* * *

После десяти пропущенных звонков я набирать Катерину перестал. Позвонил Ольге, секретарю и спросил, на месте ли переводчица. Мол, у меня вопросы к ней есть. Та ответила, что сидит. Я сдал Маруську няне, и пошёл на работу, волнуясь, словно перед первым свиданием. Ноутбук чуть не забыл.

Вошёл в офис, поднялся по лестнице. Глянул в угол и, увидев склонённую над бумагами кудрявую голову, почувствовал холод по спине. Хотелось рвануть к ней, в глаза заглянуть и сказать что-нибудь глупое, нежное, но такое, чтобы улыбнулась. Чёрт, не обидеть бы снова! Я ведь не специалист по Ромашкам!

Ну и ладно, разберусь как-нибудь. Когда Маруську из роддома забрал, даже дотронуться боялся – такие пальчики тонкие, пяточки, и ничего, искупал как-то в первый раз. Чуть сердечный приступ не получил, а потом привык.

Я поднялся к себе, стараясь не пялиться. Хотя даже спиной чувствовал, что она там сидит.

В кабинете сел в кресло, потянулся к внутреннему телефону. Замер. Как-то после утреннего демарша Катерину вызывать к себе было неловко. Я же извиниться хочу. Сказать, что ничего такого не имел в виду.

Вовремя зашла Аня, старший менеджер, с вопросами по отчёту. Я еле сосредоточился. А потом придумал:

– На этом всё. Катерину, переводчицу, ко мне вызови, пожалуйста.

– Хорошо, Андрей, – Аня пошла к выходу, но остановилась, взявшись за ручку двери, и сказала: – Слушай, я конечно, не имею права тебе указывать, но по-человечески прошу – если наша Катя накосячила, сильно не ругай. У неё беда какая-то случилась. Заплаканная вся пришла. И я вижу, что она работает, а по щекам нет-нет, да слёзы катятся.

– Плачет? – у меня сердце зашлось.

– Ну да. С ней такое редко случается. Она вообще девушка сдержанная, работает себе и работает, как пчёлка. Но тут явно что-то серьёзное произошло. В последний раз я её такую видела, когда она с мужем разводилась. Года два назад.

– Я понял, спасибо, – буркнул я, чувствуя себя дерьмовее некуда. Хотя, наверное, у неё ещё что-нибудь случилось. Не может она так плакать от пары слов! Я встал с кресла, теребя ручку. – Аня, раз уж разговор зашёл о Катерине, что ты вообще о ней сказать можешь? Ты же лет десять в «Жирафе» работаешь, да?

Аня посмотрела на меня странно, как мама, когда я в школе соврать пытался, но всё-таки ответила:

– Катя – очень хороший человек, добрый, отзывчивый. Правда, достаточно закрытый. Что, в принципе, не удивительно с её жизненной историей.

– А что с ней? – подался я вперёд.

– Ну, это личное, – замялась Аня.

– Ты же знаешь. И я должен знать. Ты сама мне твердишь о ценности человеческих ресурсов. Анжелу уговорила же не увольнять за сплетни? Так расскажи мне о Катерине! – с напором проговорил я. – Руководитель я или кто?!

Аня снова весьма неоднозначно пожала плечами, помолчала немного. Тоже мне дзен-монах!

– Ладно. Возможно, вам действительно лучше знать… – Аня развернулась и прикрыла дверь плотно, понизила тон голоса. – Три года назад после очень сложной беременности Катя родила мёртвого ребёнка.

– Три?! – округлились у меня глаза.

– Да. Потом у неё умерла бабушка, которая её воспитала. А муж ушёл к близкой подруге. Катя и раньше была не чересчур раскованной, после всего этого из неё слова не вытянешь.

Я сглотнул. Офигеть. А я с ней так вольно… Кажется, Дарт Вейдер рядом со мной Красная Шапочка, осипшая от гриппа.

– И ещё, – добавила Аня, – муж уговорил её на ипотеку. Оформили на Катю, только какую-то не очень выгодную нашли. Когда он ушёл, все выплаты остались на Кате. Так что вы её не спешите увольнять, если что. Девушка в бедственном положении. Она не жалуется никогда, но мы её подкармливаем всем отделом. Печеньки всякие, пирожки на общий стол таскаем. Ну, чтоб вы знали. – Анин голос стал строже: – Только вы с ней об этом не обмолвитесь. Она если узнает, перестанет брать. Для неё чувство собственного достоинства на первом месте. Хоть и самооценка у неё, конечно, занижена…

– Нет, – я мотнул головой, поражённый услышанным, аж ком в горле встал, – разумеется, не скажу. Спасибо, что просветила, Аня!

– Теперь я пошла?

– Да-да…

– А Катю вызывать?

– Позже, – кивнул я, погружаясь в раздумья.

Эх, Катя-Катя! Значит, самооценка занижена? – Я кашлянул в кулак. – Тут правильно сказал Зигмунд старина Фрейд: «Прежде чем решать, что у вас занижена самооценка, убедитесь, что вы не окружены идиотами». Один из них смотрел на меня с тёмного экрана монитора. Только что мне со всем этим делать?

Особо размышлять не пришлось, дверь распахнулась без стука, и в кабинет влетела Катерина. Волосы дыбом, глаза сверкают.

– Катя… – привстал я.

– Вот! – шмякнула она со всего маху на стол белым конвертом, в котором у нас зарплату выдают, и сверху швырнула бумажку. – Так меня ещё никогда не унижали!!!

На бумажке было написано нервным почерком:

«Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию…»

Я выставил вперёд руки.

– Тшш…

– И не «тшш» на меня! – выпалила Катя. – Я не позволю! Я ухожу!

Ого, сколько огня, прикуривать от неё можно! И такая красивая, чёрт!

Я встал, взял в руку заявление и конверт.

– Давай разберёмся, – сказал я, стараясь оставаться спокойным. – Что вызвало такую реакцию? Если моя утренняя неудачная шутка, то я как раз хотел извиниться…

– Вот! – снова рявкнула Катерина басом, на опоре, как на тех гопников в майках-алкоголичках, и ткнула пальцем в конверт.

– Что плохого с зарплатой? – изогнул я бровь.

– Он ещё издевается!!! Да сколько можно! – продолжала Катерина на полной громкости.

Уверен, скоро сюда сбежится охрана. И пожарники. А покупатели из магазина ломанутся в панике, решив, что тревога. Надо было что-то делать. Я обошёл вокруг стола. Катерина искрила:

– Кто я вам?! Я не петрушка, чтобы так!!!

Слов она сейчас не услышит. Я шагнул к ней, обхватил ладонью затылок и, удержав, впился губами в её горячие губы. Она трепыхнулась. Стукнула по плечу, но я крепко держал. Губами, всем телом приник, пока не почувствовал, что она обмякла.

Кажется дверь открывалась. Пофиг. Ураган, наконец, затих, можно подсчитывать убытки… Только её я не отпущу, пусть не надеется!

Не выпуская Катю, я приподнял голову. Она раскрыла глаза, блестящие, как после долгих слёз, и посмотрела оторопело, не моргая. А я спросил ласково, нависая над ней:

– Ну, что там не так с зарплатой?

– Как вы могли… начислить мне бонус… за нашу ночь…? – пробормотала Катя, начиная вновь закипать.

– И вовсе не за ночь, – соврал я, решив не вдаваться в подробности про её дежурство с Маруськой, мало ли, какие это бури у неё вызовет. – Это за китайский.

– Почему за китайский? – охнула Катя.

– Ну, если сотрудник тратит личное время на благо компании, разве это не должно оплачиваться? – нашёлся я.

– Ой.

– Именно, что «ой», – улыбнулся я.

– Но утром вы… – начала Катя вновь со страданием в глазах.

– Считайте, что я дурак, – перебил я её, вызвав недоуменное моргание. – Маруська так и сказала. Доходчиво.

– И что же теперь? – пролепетала моя Ромашка, окончательно растерянная.

– Всё, – выдохнул я и снова её поцеловал.

Глава 29

«Я тряпка, без сомнений, тряпка, тряпочка… шёлковая… мягкая… приятная… ммм…», – думала я, растекаясь от сладости его поцелуя, сначала напористого, даже агрессивного, захватнического, а потом всё более и более нежного. За закрытыми веками мир кружился, как калейдоскоп. Среди его цветных осколков проплывали брошенные мысли. Куда-то мимо, будто не мои. А как же намерение – швырнуть ему деньги в лицо, высказаться и, красиво развернувшись, уйти с гордо поднятой головой? Растворил… Наглец. Милый, такой милый, негодник… Конечно, красиво высказаться у меня и не получилось… Почему я сказала, что «я не петрушка»? Что за идиома такая? Почему не укроп, не кинза или сельдерей с щавелем? А ещё переводчик…

Андрей целовал меня и целовал, сводя с ума и вызывая электрические волны по всему телу, как огни Святого Эльма. Господи, я же себя забуду, я всё забуду, когда такие горячие ладони так жарко сжимают, водят по спине, по плечам, по шее… Наверное, моя мама просто тоже сильно влюблялась, а вовсе не была… не такой… О, Господи, как же хорошо!

Дверь распахнулась, в щёлочке моих приоткрытых век скользнул Виктор Геннадьевич. Остолбенел. Мы столкнулись взглядами, я закрыла глаза, он – дверь. Пошёл штрафы на меня накладывать… Да и какая уже разница?! Я увольняюсь. Я буду гордым полиглотом-бомжом, хотя до следующего пятого числа ещё можно жить…

Ой, что это зашуршало? Я приоткрыла один глаз и увидела, как Андрей сжимает в кулаке моё заявление, превращая его в мусор. Комок бумаги полетел на пол. Да как он мог?!

Я попыталась отстраниться, а Андрей вновь не позволил. Прошептал мне в ухо, тут же его целуя:

– Никуда не отпущу.

– Узурпатор! – почти со стоном сказала я.

– Да… – и так поцеловал в шею, что я вся покрылась мурашками.

– Так нельзя, – всхлипнула я.

– Кто мне запретит? – он покрыл поцелуями мой лоб.

– Я…

Этот бессовестный проник под моё платье, коснулся бёдер, смущая и мгновенно вырывая из реальности. Но секунду спустя в моём мозгу включился предохранитель, и кто-то произнёс, возможно, за отсутствием в хозяйки это был вылезший из архивов моей памяти воображаемый друг, который у меня был в пять лет:

– На работе нельзя!

И вдруг Андрей остановился. Правда, перед этим посадил на свой стол. Я открыла глаза, пьяная и парящая. Взъерошенный, со съехавшим галстуком Андрей смотрел на меня снизу, сидя в кресле для посетителей. Поправил подол моего платья, закрыв колени. Улыбнулся по-мальчишески озорно:

– Как скажешь, моя королева!

– Я?!

Он взял мои руки и поцеловал одну ладонь, затем вторую.

– Ты.

Я смутилась, глядя на него во все глаза. Меня никто на свете так не называл! А как же теперь с моей гордостью? С желанием проучить его? Удержать на расстоянии? Говорят, так правильно, но как мне быть со всем этим?! Я попыталась забрать руки. Андрей, не отрывая от меня глаз, начал целовать по очереди мои пальцы. Мысли о гордости осыпались, как старая труха. Интересно, откуда они вообще берутся? Особенно глупые?

– Андрей, – пробормотала я, – Викторович…

– Просто Андрей, – поправил он с лукавой дьявольщинкой в глазах. – Королевам по отчеству не положено.

– Но всё равно при других придётся…

– Плевал я на других!

– Разве так можно? – ахнула я.

– Иначе никак, – подмигнул он.

На его столе зазвонил телефон, требовательно и начальственно. Мне представился витающий в виде джинна над аппаратом дух Виктора Генадьевича. Царевич потянулся к трубке через меня, словно намеренно касаясь бедром и животом, обжигая близостью. Мою руку так и не выпустил. Поднял трубку и сказал:

– Да! Пап? Всё в порядке. Да не парься. Зайду. Ладно.

У меня по коже пробежали мурашки – надо быть страшно смелым человеком, чтобы со старшим жирафо-львом разговаривать таким тоном. Трудно даже представить, что ВГ можно назвать папой. Ой, а Машеньке он ведь дедушка! Мурашек на моей коже стало в десятки раз больше.

– Замёрзла? – спросил Андрей, сев обратно и забирая в лодочку из своих ладоней мою похолодевшую кисть.

– Так…

– Катерина Валерьевна, – с озорной улыбкой спросил Андрей, – меня труба зовёт к делам. Но вы позволите пригласить вас на обед?

Я моргнула. Ведь все увидят… Хотя если ему на всех плевать, а мне, мне очень хотелось побыть с ним ещё. Я кивнула и сползла со стола. Совершенно не элегантно. Андрей ещё раз коснулся моих губ, и подмигнул:

– Теперь утро правильное! Хорошего дня!

– И тебе, – выдохнула я.

Он поправил галстук, одёрнул пиджак, а я расправила платье. Мы вышли из кабинета вместе. Андрей на третий этаж – на ковёр к отцу, я – вниз по лестнице из поднебесья в свой отдел. Голова до сих пор кружилась, ноги были будто не моими, и казалось, что все сотрудники видят, какая я вся зацелованная. Но мне, как пьяной в ночном кабачке, было почти всё равно. А я ведь хотела уволиться…

Пожалуй, мне нужен чай. Или кофе. А то я не переведу ни строчки, а на экране так и висит дополнение к договору с немцами. Я услышала разговор Анжелы с Аней. Наша грудастая ивент-менеджер рассказывала:

– Вчера я была тренинге для повышения самооценки. Меня ВГ послал посмотреть, подойдёт ли такой для наших сотрудников, ну и как вообще учат в этой школе. Знаешь же его манечку обучать? Так вот, можешь представить, кого я видела?

– Кого? – поинтересовалась Аня, рассматривая образцы новых ручек к школьному сезону. Да-да, несмотря на апрель, «Жираф» уже делал заказы к сентябрю, а Новый год уже весь заказали. Почти весь. По крупному заказу должен был договориться с китайцами царевич, но поездка отменилась, возможно обойдёмся теперь без шанхайских безделушек.

– Лану Гринальди! – воскликнула интонационно Анжела. – Этой акуле самооценку захотелось повысить! То-то я смотрю, она в ней нуждается: вышла, дверью своего Порше хлопнула, меня чуть с ног не сбила и потопала, кобыла грациозная, на тренинг. Самоценку повышать, бедненькая. Наверное, думает, что фиалка!

Я аж развернулась в изумлении. Аня тоже оторвалась от ручек. Анжела увидела мою реакцию и усмехнулась, отчего-то не съязвив.

– Обалдеть, – сказала Аня.

– Ага. Кстати, наша мадам почему-то представилась не Гринальди, а Петровской. Инкогнито, видимо, соблюдает, наша ростовская Пэрис Хилтон. Смехота! – продолжила Анжела.

Петровская? – подумала я, напрягая память. Где-то я слышала эту фамилию. От бабушки что-то. Ах да, она говорила, что дядя Гриша, её двоюродный брат жил в Москве. Намного старше её, генерал чего-то там. И, кажется, его фамилия была Петровский. Я ещё запомнила: как Петр Первый и наш знаменитый ростовский ресторан «Петровский причал». Но бабушка упоминала дядю Гришу не очень радостно, по обыкновению поджав губы. Кажется, он отвернулся от их семьи, когда прадеда посадили за запрещённую литературу во времена СССР. Или я что-то путаю…

– Их, богатых, не поймёшь. И как тренинг? – спросил Сергей.

– Да туфта для барби! – отмахнулась Анжела. – Всякое типа: купите себе новое платье, сделайте то, что никогда не делали, отправьте себя в салон красоты!

– Мадам Гринальди для разнообразия как раз не надо сходить в салон красоты и на шоппинг, – хмыкнула Аня. – А то она даже в журнале «Я покупаю» интервью даёт по коллекциям.

– И откуда у неё деньги? – пробормотала я себе по нос.

– Известно, откуда, – ответила Анжела. – Царевич отстёгивает. Я сама один раз видела в магазине – дал пачку и выпнул.

Интересно, почему Анжела перестала меня шпынять за Андрея? Я решила не напрашиваться и, удивляясь, за что Андрей, ненавидя, продолжает давать деньги экс-супруге, села работать. Я у него денег просить не буду! Ни за что! Ой, а ведь мой конверт с зарплатой остался у него на столе… Упс.

И тут к нам вбежала наэлектризованная бухгалтер Марина, с выпученными словами и покрасневшим лицом, и сказала:

– Анжела! К ВГ сейчас не ходи! А лучше сегодня не ходи! Оли на месте не было, я заглянула документы подписать, а он мне по носу дверью! Ощутимо так! – она потёрла нос.

– Опять гроза на Олимпе? – спросила Аня.

– Ага! Он, кажется, там Андрея убивает!!!

– Вот и слава Богу, – вставил Макс из хозов, – он уже всех забодал. Особенно последним гениальным отчётом.

А я не выдержала, подскочила, заметавшись. Андрея убивает? Моего? Из-за того, что ВГ увидел в кабинете?! И тут Аня спокойно, но твёрдо мне сказала:

– Катюша, а ты работай. Юристы уже приходили по твою душу. Им надо срочно какое-то приложение.

– Но я… – глядя наверх, в сторону третьего этажа, пробормотала я.

– Садись, Катя, – повторила Аня строго. – Я твой начальник. Работа не должна стоять, с меня голову снимут: ты не переведёшь вовремя, сорвётся поставка, мы останемся все без бонусов!

Я не смогла ослушаться и села, слушая, как забойно стучит сердце. Когда наш народ рассосался по рабочим местам, Аня подошла ко мне, облокотилась о стол и сказала ласково и тихо – так, чтобы никто не слышал:

– Катюша, всё будет хорошо, не переживай. Повоюют и перестанут, поверь мне.

– Анечка, но там Андрей, а я… – прошептала я.

– Я всё понимаю, – кивнула Аня. – Уже все всё понимают. Отобьётся, не мальчик. А ты тем более не вмешивайся. Дороже достанешься, дольше ценить будет. Кесарю кесарево, мужчинам мужское.

* * *

Я еле оторвался от Кати. Какая же она нежная! Словно цветок зацеловываешь…

Вздумала тоже – увольняться! Кто бы позволил! Да никуда я её не отпущу, это однозначно!

Только убедившись, что она успокоилась, я вышел вместе с ней из кабинета. Посмотрел, как она идёт на своё рабочее место. Будто ступеней не касается. Удивился. Мотылёк, а сколько всего пережила! И снова парит… Волшебная.

Опять пришла едкая мысль о ребёнке. Но я вспомнил: «Да ведь Лана не в Ростове рожала!» и вытряхнул напрочь из головы все подозрения. Мало ли детей на свете родилось три года назад?! Как минимум, вся Маруськина группа и еще тысячи тысяч.

Лане, помню, занеможилось морским воздухом подышать. Врачи говорили о гипоксии плода. Меня жена на дух в последний месяц не переносила, поэтому полетела в Сочи с маман. Явление в памяти мадам Петровской вызвало у меня внутри волну омерзения. Все на свете анекдоты про тёщу не передадут глубину моей «любви» к этому крашенному, парнокопытному, визгливому и вечно правому существу. Человеком её назвать язык не повернётся.

Если Лана была просто злобной Чебурашкой, то Валентина Аркадьевна – молодящейся Шапокляк с ботоксом, которая считала день прожитым зря, если никому не напакостила. Чур меня! Даже вспоминать… Чтоб ей хорошо жилось, главное – подальше!

Я поднялся в приёмную на третий, вспомнил, что забыл ноут и попросил секретаря принести из моего кабинета. Сейчас же начнётся разбор полётов.

В кабинете отца пахло сигарами и грозой. Он стоял у окна, выходящего в торговый зал. Есть у папы такой прикол – созерцать королевство «Жирафа», как Господь мир на седьмой день творения. С другого угла кабинета, если обойти, можно увидеть каждого в опенспейсе – никто не укроется от «всевидящего ока». Кроме меня. Иногда я вижу, проходя по офису, как народ напрягается и в мониторы таращится усиленно, и думаю, что это он чувствует вездесущего наблюдателя из кабинета директора. Кажется, отец от этого ловит кайф. А мне смешно.

– Привет! – сказал я весело.

Всё-таки после того, как я увижу Катю, а тем более поцелую, на душе у меня становится хорошо! Правильно как-то. И весело.

Отец развернулся. Лицо такое, будто сейчас пороть начнёт. Да ладно!

– Я заезжал к вам утром узнать, как внучка, а то некоторые даже не соизволят трубку поднять, – буркнул он. – Ни вечером, ни утром.

– Упс, сорри, забыл звук включить, поставил на «беззвук», чтобы её не будили, – сказал я и потянулся за мобильным в карман. Честно говоря, разыскивая Катю, я даже не глянул на сообщения о пропущенных звонках. Я вообще обо всех остальных забыл.

Отец не смягчился, наоборот, набычился ещё сильнее.

– Андрей, я говорил тебе ещё до того, как взять на работу, чтобы не было никаких сомнительных связей с подчинёнными?!

– Ну, говорил.

– Так почему мне охрана показывает запись, где ты зажимаешься посреди офиса с переводчицей?! Почему мне внучка радостно сообщает, что у вас на «папиной кроватке спала кудрявая Катя»? И какого хрена ты сосёшься с ней в своём кабинете, даже не запираясь?! – на последних словах он перешёл на крик.

Начинается, блин… Штирлиц спалился на всех фронтах.

Я засунул руки в карманы, опёрся бёдрами о край стола для переговоров и сказал вальяжно:

– Ты предупреждал о сомнительных связях. А у меня, знаешь ли, сомнений нет.

– Не хами, Андрей! Ты с отцом разговариваешь!

– Да, и с руководителем, – хмыкнул я.

– Забываешься?! – отец побагровел и сжал кулаки.

– Да где уж забыться, – ответил я. – Карма у меня такая: то мама – классный руководитель, то папа – директор. А, чёрт, да – ещё и владелец!

Отец пыхнул, как чайник, посмотрел с прищуром и прочеканил:

– В моей компании служебных романов не будет! Это разлагает коллектив!

– Уже есть, пап. Смирись.

– Нет! – рыкнул отец. – Я категорически против, чтобы ты имел что-то общее с Катериной Кутейкиной!

– А в чём дело? – ответно сощурился я. – Кровная вражда? Или личная неприязнь?

Отец прошагал к своему столу, бухая подошвами, уселся в кресло, сплёл пальцы.

– Она тебе не пара. И не ровня! – и зло добавил: – И не перечь. Ты уже один раз выпендрился!

– На дочку я не жалуюсь.

– А сколько вони от Петровских было, напомнить?!

– Я сам разобрался, – огрызнулся я.

– А то, что из-за ваших распрей мне пришлось придержать открытие магазинов в Москве, уже не помнишь?! И в какие убытки это вылилось?!

– Могу тебя утешить, – ехидно ответил я. – У Катерины нет родных в московской префектуре.

– У неё вообще никого нет! – воскликнул отец.

– Откуда такая осведомлённость? – удивился я. Чтобы отец интересовался жизнью рядовых сотрудников, это нонсенс!

– Уж знаю, – буркнул он, – и повторяю: не лезь к девчонке!

Меня это сбесило.

– А, может, ты перестанешь лезть в мою личную жизнь?! Мне уже не пять лет, и я сам отец!

– А мозгов как не было, так и нет! – окрысился отец. – Распугаешь мне со своим пацанячьим спермотоксикозом ценные кадры! Сомнений у него нет! Нам только нищих в семье не хватало!

Я опешил.

– Ты уж определись: ценный кадр она или нищая.

Отец выкатил глаза в гневе, но молчал, закипая до красной отметки. Сейчас завизжит. Один-два-три… О, понеслось!

– Работу, работников, – с ором он ткнул пальцем диагонально в пол, словно точно знал, под каким градусом находится опенспейс, – нельзя путать с людьми, которые нужны для жизни!

– …то есть они не люди? – уточнил я, чувствуя, что вот-вот сам перейду на ор.

– Не передёргивай!

– Ты хочешь сказать, что твоя Надя из высшего общества, а не администратором в ресторане работала? – наступал я.

– Речь не о ней!!! Социальное равенство в современном обществе – это чушь!!!

– Я так не считаю!! Мне не с банковским счётом спать и не с регалиями!!

– Щенок! Кретин!

– Твой наследник, папа!

Я наступал на отца, он на меня, как Титаник на Айсберг. И вдруг Титаник остановился, но орать продолжил:

– И вообще! Из-за Нади мы не потеряли миллионы ретро-бонусом!

– У тебя заело про ретро-бонусы?! Катя тут не причём! – уже кричал я. – Это моё решение! И запомни: во всём, что касается моей личной жизни и должности я буду всегда решать сам!

– За мой счёт?! – отец подхватил со стола папку и метнул, выругавшись.

Я успел увернуться. Папка полетела в дверь. Та как раз открылась и закрылась быстро, взвизгнув, словно живая. У нас это обычное дело. Следующим пойдёт дырокол. Я отставил с металлического подноса графин и стаканы и взял его в руки. Потом полетит стул. Не в меня, но рядом. На даче как-то красивую аэродинамическую дугу к соседям проделала лопата. На пикнике бочонок с пивом пролетел мертвой петлёй и взорвался на капоте отцовского Майбаха. Душ был пенный всей семье. Ну, надо же оправдывать итальянскую фамилию….

– Я рассчитал, как ничего не потерять! – рыкнул я, пока не перешло к тяжёлой артиллерии.

– Каким образом? – Отец сразу положил на стол дырокол и перешёл к деловому тону. – Объяснись.

– Сейчас покажу! Ноут возьму.

– С этого и надо было начинать, – проворчал отец.

– Я и собирался.

– Без компьютера?

– Компьютер у секретаря лежит. Я же поздороваться хотел. Спросить, как Надя, как мелкие…

– Это потом. Все живы. Рассказывай, что придумал!

Я выглянул в приёмную, взял у Ольги свой комп и поставил перед отцом.

– Если туфта, урежу зарплату, – предупредил он.

– Ага, ещё скажи, как товароведам, – будем расставаться.

– И расстался бы, да терпеть приходится, – буркнул уже не гневно отец. – Набрался хамства в своём Оксфорде. Оштрафую тебя.

– Я и так уже три штрафа выплачиваю, – нахмурился я.

– Если свой косяк не разрулишь, будешь до конца года как уборщица получать, – заявил отец.

Я закатил глаза. А потом выложил схему работы с Бауффом, при котором, несмотря на хитрости в ретро-бонусах, мы получим даже больше. Отец даже улыбнулся под конец:

– Хитро придумал, молодец! Внедряй.

– Оки. – Я встал.

– И китайцы письмо прислали. Последствия землетрясения уже уладили, вылетаешь завтра.

Я потёр лоб.

– Нет, пап, Маруська ещё не совсем поправилась. Перенесём на следующую неделю.

– Видел её – абсолютно здорова, – парировал отец. – Лети. Ольга уже купила тебе билеты.

– Тогда я полечу с переводчицей, пусть купит второй. Не зря же она на курсы ходит.

– Английским обойдёшься, – ответил отец и снова стал темнее тучи: – Я не шучу насчёт Кутейкиной!

Я засунул под мышку ноут и сказал тем же тоном:

– И я не шучу!

– Ты хочешь оспаривать мои решения?! Попробуй! Сам знаешь, последуют санкции!

– Они будут ответными, – заявил я.

– Совсем обнаглел!

– Да, папа, – спокойно кивнул я. – Я наглый, всесторонне образованный, плохо воспитанный, и при этом совершенно и давно взрослый. И не заставляй меня принимать предложение от крупнейшего европейского оптовика, а то ведь я могу. Они ждут. Хорошего дня!

Он не успокился:

– И всё-таки я категорически против…

Не дослушав, я закрыл плотно дверь. Великий «император Виктор Геннадьич Гринальди» всегда и категорически против всего: чтобы Маруська на свет появилась; чтобы я настоял на единоличной опеке над ней; чтобы я участвовал в любительском парном чемпионате по теннису; чтобы я лез с друзьями-спелеологами по пещерам в Колумбии; чтобы я вообще решал что-то сам. Но при этом хочет, чтобы я в итоге стал директором. Парадокс. Иногда мне кажется, у моего старика когнитивный диссонанс или волосы, пересаженные из подмышки на лысину что-то не то передают, как антенки, в мозг. Я всё равно всегда и всё делаю по-своему. Кстати, в тех пещерах было офигительно! И с Катей тоже…

Я улыбнулся бледной Ольге, притихшей за секретарским столом, и сказал:

– Билеты в Китай оформи так же на Катерину Кутейкину. Я полечу с переводчиком.

– Но…

Я изогнул бровь:

– Какие могут быть «но»? Ты будешь оспаривать мои решения?!

Она побледнела ещё сильнее, а я пошёл к себе. Надо было поднять документы по китайцам, проверить отчёты и придумать, куда повести на обед Катю. Всё-таки я совершенно и категорически не похож на своего отца. Если форму ступней не считать. И нос…