Текст книги "Как до Жирафа…"

Глава 16

Играла моя любимая песня. Андрей был настолько близко, что я могла ощущать его парфюм, смешанный с естественным запахом. И он мне так нравился, что я была чуть пьяной без шампанского, несмотря на данное себе обещание быть строгой и противной. Может, всё оттого, что он внимательно меня слушал? Извинился за жену. К счастью, бывшую. Или потому, что я ощущала себя красивой и видела отблеск восхищения в его глазах?

Тепло его крепких ладоней совсем не сдерживал тонкий шёлк, и мне казалось, что я ощущаю его пальцы на моей коже. Это пьянило ещё больше. И я улыбалась в ответ на его улыбку. Один раз можно…

Вдруг захотелось сказки, любой на выбор. Но чтобы как в кино! С музыкой, поцелуями и благородством! Впрочем, я уже чувствовала себя Золушкой. Не в хрустальных, а в золотых туфельках. Все смотрели на нас!

Если бы не Андрей, я бы ни за что не решилась танцевать там, где никто не танцует. Но царевичу было плевать, глаза его блестели игривым задором, и я заразилась смелостью. А с ней в бёдрах появилась раскованность, а в движениях – ритм. Я ведь люблю танцевать, только обычно негде…

Сейчас мы просто переступали по кругу – его руки на моей талии, мои – на его плечах, а у меня было полное впечатление, что мы кружимся, как диснеевские герои, мои волосы развеваются, и если скосить глаза, можно увидеть, как за столиками с важными людьми, в самом углу, умиляется нашему танцу говорящий канделябр и весело подскакивает и машет кисточкой, словно хвостом, глазастый пуфик, как в «Красавице и чудовище».

Хотя, признаюсь, чудовище само по себе было красивым – куда уже превращаться?! С этим прямым носом, синими пытливыми глазами под чёрными, вразлёт бровями, с этими высокими, слишком правильными скулами, с этими губами, так легко складывающимися в ухмылку уверенного в себе мачо или в улыбку мальчишки-хулигана. Хотелось смотреть на него, не отрываясь: на крошечную родинку у левого крыла носа, на линию чисто выбритого, упрямого подбородка с намёком на ямочку.

Но я отводила глаза от Андрея и утыкалась взглядом то в добротную ткань пиджака, то за его широкое плечо, на столики, лица за которыми смешались. Односложно отвечала на его реплики. Иначе было нельзя! Иначе я бы уже точно влюбилась!

Песня закончилась, и мы остановились. Я с сожалением. Люди в зале нам захлопали. Я смутилась, а Андрей улыбнулся и по гусарски склонил голову, словно овации были для него делом привычным и ожидаемым. Затем он галантно проводил меня к столику.

Несмотря на то, что внутренний голос с бабушкиными интонациями бурчал: «Осторожно, красивые мужчины – зло, не обольщайся, вчера прямо после тебя он веселился с Анжелой, не стань очередной игрушкой, ты же знаешь, как это больно…», мне было хорошо! Будто это было не со мной. Может, просто он так на меня действовал? Или обстановка? Или слишком хотелось помечтать?

Андрей подозвал официанта и потребовал «что-нибудь умопомрачительно вкусное и безалкогольное для леди», а сам пригубил шампанского. С заговорщическим видом наклонился ко мне через столик и прошептал:

– Вы прекрасно двигаетесь! А я вообще-то совсем не умею танцевать! Не знаю, каким чудом не оттоптал вам ноги! – и засиял, как нашкодивший второклассник.

– Значит, вы, как Ричард Гир, – рассмеялась я и позволила себе взять канапэшку с красной икрой.

– Красавец-мужчина и звезда? – подмигнул мне царевич.

– Нет, – мотнула я головой, – хороший притворщик. Но вы молодец, по вам и не скажешь, что вы – плохой танцор! Держитесь очень уверенно.

– А чего смущаться? – ещё пригубил шампанского Андрей. – Знаете, как сказал Конфуций? «Не тот велик, кто никогда не падал, а тот велик – кто падал и вставал». Поэтому я всё пробую и всё делаю, даже если набью шишку.

– Вот как!

– Не верите? – улыбался он.

– Нет, что вы! Просто признаюсь, не ожидала от вас услышать высказывание Конфуция. Не в смысле, что вы… а потому что…

– Слишком глуп, чтобы знать великого старого пройдоху? – скептически сощурился Андрей.

– Нет-нет! – совсем смутилась я. – Просто у вас дома… – я покраснела. – У вас книги только о бизнесе. Я хотела почитать что-нибудь, когда Маша заснула…

Он расслабился и кивнул задорно:

– Но ведь есть ещё интернет!

– Да, конечно. Только позвольте возразить – Конфуций – не пройдоха…

– А кто же? – усмехнулся царевич. – Толстый дядька с бровями, как у моржа, и лукавыми глазами. Выбился из никого в люди исключительно благодаря своей хитрости. Ходил по Китаю и соблазнял правителей своими учениями, а ведь до этого был просто служителем в амбаре. Зерно выдавал.

– Не хитрости, а мудрости, – поправила я. – К тому же, Конфуций был сыном аристократа, просто у него была сложная судьба. А, по-вашему, человек из более низкого сословия не может честно добиться успеха?

– Не в наше время… – начал Андрей, но тут его перебили.

К столику подошёл молодой человек с бэйджиком Бауффа и вежливо спросил:

– Андрей Викторович, можно вас отвлечь на минутку от вашей дамы? Наш директор, господин Шевченко, хотел бы с вами кое-что обсудить.

– Вы меня извините, Катерина? Всё-таки дела о себе напомнили, – сказал царевич.

– Да, конечно, – ответила я с лёгкой полуулыбкой.

Его слова задели меня, но совсем немного. Ведь если говорить о сословиях, я-то могу кого хочешь за пояс заткнуть – не каждый может похвастаться тем, что в родословной есть настоящий граф! А я могу, у меня по бабушкиной линии сам граф Алексей Дмитрич Воронцов имеется, именно он подарил пра-пра-прабабушке эти серьги. Подумаешь, что потом проигрался вдрызг где-то на водах в Европе и пустил семью по миру. Я коснулась уха пальцем, чтобы материально почувствовать свою связь с родовитыми предками, и ужаснулась. Слева серьга отсутствовала! О нет! Наверное, потеряла, когда танцевала…

Я поискала глазами Андрея. Он был довольно далеко, у самой кафедры, и вальяжно беседовал о чём-то с руководством Бауффа. И ни одного официанта рядом.

Ну ничего, может, даже лучше – сама найду. Хотя возвращаться в одночестве на площадку, где мы только что танцевали, было неловко. Но я всё равно заторопилась, ведь ещё две пары по нашему примеру начали танцевать на зелёном, как трава, покрытии возле бассейна, голубые воды которого облизывали мелкую мозаичную плитку и с лёгким всплеском переливались в аккуратные металлические решётки по периметру.

Так и не решив, улыбаться или нет, я принялась искать семейную реликвию и, к моей неуёмной радости, заметила блеск золота на полу. Подошла, присела на корточки, подобрав платье, и подняла серёжку.

О, счастье! Надо же быть такой растяпой! Три века мои родственники хранили эти украшения, и тут откуда ни возьмись – я: надела в третий раз в жизни и потеряла… Впрочем, мне всё равно некому их передавать.

Вдруг я увидела вишнёвые носы лакированных туфель перед собой и выше стройные ноги, обтянутые чулками. Очень длинные ноги. И очень короткое платье. Я поднялась. Прямо передо мной с наглой ухмылочкой на пухлых вишнёвых губах стояла Лана.

– А кто-то, я смотрю, переводит и переводит, – произнесла она, обдав меня хмельными парами.

– Я не понимаю ваши инсинуации, – сказала я, – партнёр…

– Имей в виду, Андрей твоим партнёром не станет! Разве только на одну ночь, – она мерзко осклабилась. – Я его знаю.

– Что вы себе… Я не… – пролепетала я.

– Ты очень даже «да». Наблюдаю я за тобой, переводчица, – прошипела Лана и вздёрнула руку, словно собралась схватить меня за грудки, однако остановилась и наманикюренные пальцы зависли в неприятной близости к моему лицу, – ты уже лужицей под столом растеклась, на всё готовая!

– Я не буду с вами разговаривать! – Я развернулась, оскорблённая и поражённая, неужели со стороны видно, что царевич мне нравится?

Лана, выше почти на голову, схватила меня за локоть и развернула.

– Будешь. Потому что я – Гринальди, а ты никто! А вот на шею моему мужу вешаться ты не будешь!

– Бывшему. И вы не смеете… – начала я, но тут же вскрикнула, потому что Лана с яростью и хищным всхрапом толкнула меня в грудь обеими руками. Я полетела назад.

Секунда, послышался громкий бултых, и холодная вода обожгла мою спину, голову и ноги. О-ой! Я же плавать не умею! Но я ударилась ягодицами о дно и на одном инстинкте подскочила – бассейн оказался мне по колено.

– Упс, – хмыкнула Лана, развернулась и ушла.

Я поскользнулась на каблуках и, еле удержавшись, выпрямилась. Мокрый синий шёлк облепил моё тело так, словно я была голой. С волос по лицу капало. Я моргнула и закрылась руками, оторопев от растерянности. Вся элита города уставилась на меня.

В Золушке, кажется, было не так…

* * *

– Андрей Викторович, мы так и не подписали с вами торговые условия на этот год. А уже апрель… – сказал Корнилюк, поправляя золотой браслет часов на запястье.

Он и его босс Шевченко сверлили меня взглядами. За ласковой вежливостью скрывались цифры-цифры-цифры. Я прикинулся дурачком.

– А я думал, речь пойдёт об очередном розыгрыше супер-поездки на Мальдивы.

– Мы и хотели о нём поговорить! И вам отдать! Андрей Викторович, мы мечтаем это сделать! Но вы же умный человек и понимаете, что без подписанных торговых условий у нас не будет оснований отчитаться перед штаб-квартирой, – по-лисьи заюлил Корнилюк. – А значит, мы просто физически не сможем вручить вам тур. Что вам стоит подписать прямо сейчас? Ведь «Жираф» – такой важный для нас клиент.

Даже не глядя в бумаги, я поджал губы.

– В прошлом году условия по ретро-бонусам были лучше. На целый процент.

– Всего на процент, – поправил Шевченко.

– Впечатайте правильную цифру в условия сотрудничества на следующий год, и я подпишу прямо сейчас. Право подписи у меня есть, – сказал я.

Я точно знаю: за ретро-бонусы отец удавится. Пунктик у него такой – вымораживать из поставщиков по-максимуму, словно мы ни на чём другом не зарабатываем. Так что тут не надо было семи пядей во лбу, чтобы начать бодаться.

– Но кризис, вы не учитываете кризис, Андрей Викторович, нестабильный курс валют из-за санкций. Мы и так делаем всё, что в наших силах…

Я оглянулся, чтобы театрально повести рукой и сказать что в их силах много всего, чего уж какой-то там процент. И вдруг я увидел Лану, толкающую Катерину в бассейн.

Вскрик. Синее платье мелькнуло. Бульк. Брызги. Вспышки фотокамер. Стервь развернулась на каблуках и пошла прочь. А моя Ромашка, испуганная и облипшая до неприличия шёлком, встала, пошатнулась и сделала большие глаза. Синяя, как платье. Сейчас разревётся… Чёрт!

В моей голове калейдоскоп из мыслей сложился в тысячную долю секунды, и я бросил акулам из Бауффа:

– Объявляйте Мальдивы! Я всё подпишу как есть. Через пару секунд. Объявляйте! И микрофон мне!

Я бросился к Кате, как за решающим мячом на корте. Спрыгнул в бассейн и поднял её на руки. Есть! Матч-пойнт! И в ту же секунду в микрофон умница Стас Шевченко произнёс:

– Внимание! Наши победители! Призовой тур на Мальдивы от компании Бауфф получает заместитель директора сети «Жираф» Андрей Викторович Гринальди и лучшая сотрудница года Екатерина Кутейкина! Приветствуем!

– Улыбайтесь, – шепнул я Кате. – Улыбайтесь!!!

И она улыбнулась, хоть и продолжила дрожать.

– Умница моя! – шепнул я ей в самое ухо.

Катя заулыбалась более естественно. Над нами что-то взорвалось, и конфетти из золотой фольги посыпалось в воду и на наши головы. Заиграла музыка, как на вручении Грэмми. Обалдевший народ начал хлопать. Я поднял свою Ромашку выше на руках, как приз. Потом велел:

– За шею держитесь.

И она обхватила меня руками покрепче. Бедный мокрый зверёк. Я, как ледокол, пошёл к лестнице и с гордым видом, сияя по голливудски, словно так и надо, вынес «лучшую сотрудницу компании» из бассейна на сушу. И, наплевав на то, что с нас обоих лилось, как из ведра, приблизился вместе с Катериной к кафедре. Поставил её на пол, мгновенно накрыл её плечи своим пиджаком и взял микрофон у организаторов.

– Спасибо! Спасибо! Спасибо! – ответил я с улыбкой победителя. – Вы видите, мы уже празднуем! Моря нет, сойдёт бассейн!

Мне захлопали. Не все, но многие. Ха, сейчас заведём!

– И вы видите, что лучшие сотрудники, – я показал на Катю и положил ей руку на плечо по-дружески, – они во всём лучшие! И в огонь, и в воду с руководством! Человеческие ресурсы – это всё в наше время! Плевать на технологии! Люди – вот главное! И я горд, что мне есть на кого положиться, чтобы сделать самые сложные вещи в жизни и в бизнесе! Даже вот такой необычный розыгрыш! Не ожидали?! Вам понравилось?!

Зал разразился овациями. Кто-то свистнул, кто-то заулюлюкал. Снова замелькали вспышками фотоаппараты, чтоб их. Катерина понимала, что надо улыбаться, и улыбалась, убирая с лица мокрые пряди. И даже не покраснела! Сто баллов! Я был готов расцеловать её, благодарить Бога или того, кто там сидит на небе, за то что хоть одна красивая девушка рядом со мной оказалась с мозгами. Понимает всё с намёка. По крайней мере сейчас!

Потому я с ещё большим воодушевлением продолжил:

– И я благодарен компании Бауфф за понимание и долговременное сотрудничество! И за элитный бренд на рынке, которым, как говорит моя переводчица Катерина, приятно пользоваться, потому что он сделан с любовью!

Шевченко и Корнилюк расцвели. От их восторженных хлопков зал вновь подхватил волну аплодисментов. Катя смотрела на меня огромными глазами, как на спасителя. Я раскланялся и отошёл, подхватив Катерину под локоть. Жестом попросил у Шевченко ручку.

– Торговые условия.

Корнилюк подсунул на столик готовые бумаги. Я оставил несколько росчерков, за которые завтра отец снесёт мне голову, взял золотистые конверты с призовыми турами. Затем Катерину за руку и повёл её к выходу, размахивая над головой здоровенными подарочными конвертами, как олимпиец флагом родной страны. Я улыбался. Катя улыбалась. И даже догадалась пару раз махнуть приветственно рукой. Я ей загордился.

Лану убью с особой жестокостью, уже руки чешутся.

Едва мы вышли из торжественного зала ресторана, я кинулся к администратору этажа. Тут было зябко. Катерина еле успевала за мной, оставляя лужи на полу и дрожа, как лист.

– Срочно номер с двумя халатами и горячей водой. Есть на этаже?

– Есть. Сейчас я позвоню на ресепшен, – пробормотала худая девица в униформе.

Я сунул ей несколько пятитысячных и улыбнулся опасно.

– Позвоню и прочее – позже. Сначала номер. Видите, девушка замерзла?

– Л-лучше д-домой, – пробормотала Катерина.

– Какой домой?! – возмутился я. – На улице плюс пять! Вы насквозь! Не рассчитывайте, больничного у меня не дождётесь!

– Даже лучшим сотрудникам? – вдруг с весьма шаловливой улыбкой спросила Катя.

– Лучшим тем более!

– Как в Японии? Болеть на работе?

– Болеть я вам вообще запрещаю! – рявкнул я, но уже как-то не страшно.

Девочка-администратор чуть дальше по коридору открывала нам номер.

– С халатами и тапочками? Фен есть? – спросил я, потащив Катерину за собой, как локомотив вагончик.

– Всё есть. С халатами, – кивнула сотрудница отеля. – Это люкс. Но всё-таки положено зарегистрироваться…

Я выставил вперёд палец.

– Несколько минут. И я разберусь с вашим ресепшеном.

Катя замерла на пороге в нерешительности. Я подтолкнул её вовнутрь, как Маруську, когда купаться не хочет. Достал из шкафа халат на вешалке, тапочки, вручил ей и ткнул большим пальцем на ванную.

– Грейтесь.

– А вы? – захлопала ресницами моя Ромашка. – Вы ведь тоже промокли.

– По колено не считается. Грейтесь. Сушитесь. Сколько надо. Я вас сюда привёл, я за вас и отвечаю.

– Но… – Катерина подалась вперёд.

– На этом всё! – рыкнул я, и она тут же спряталась в ванную.

Вот и правильно! Потому что я правда был зол. Адски, охренительно зол! Штанины противно липли к ногам. В туфлях булькало. Да фигня, переживу.

Я бросил на огромную двухспальную кровать конверты с турами и достал телефон. Нашёл номер стерви. Сейчас я кого-то буду убивать. Разделывать на кусочки! Медленно и мучительно! Чтобы когда завтра будут разделывать меня, было не так отвратно… Чёрт меня подери, если я не Гринальди!

Глава 17

Я поискала защёлку на двери ванной и, к своему ужасу, не нашла. У меня уже зуб на зуб не попадал. Так что повесив на всякий случай фен на ручку двери, я стянула с себя отвратительно мокрое платье – натуральный холодный компресс. И чулки. Брр…

С ужасом взглянула на туфли. Им конец? Нет, пока живые… Пока. Я взяла одно из белых махровых полотенец для ног и взмолилась с ним в руках, словно это была хоругвь: «Туфельки, милые туфельки! Не вздуйтесь, не покорёжьтесь, пожалуйста, дорогие!»

Они ведь на самом деле очень дорогие…

И тщательно-тщательно их вытерла.

Затем прислушалась. Царевич вёл себя тихо. Слишком тихо. Ушёл за номер платить?

Я о нём беспокоилась: снова ноги промочил, ведь простудится! Не в первый же раз за эти дни! Интересно, он ноги парил с горчицей, как я советовала?

И я вздохнула: я бы и не подумала никогда, что на такое способен – Андрей ведь спас меня! Мою репутацию! Всю ситуацию, хоть она и была катастрофически безвыходной!

Я взглянула на белую дверь, разделяющую нас, и моё сердце дрогнуло, а затем растаяло: как же быстро он принимает решения! Я только успела замереть в ужасе, как сурикат при виде льва, а Андрей прибежал, спрыгнул в бассейн, подхватил меня на руки и уже всё придумал! Сильный! Я ведь больше мешка картошки вешу, если считать не новыми в сеточке, а теми, старыми, что мы бабушкой на зиму покупали и хранили в общей кладовой в нашей коммуналке, и соседка из комнаты по диагонали отчитывала нас за запах деревни, которым её бельё пропитывается, а Иван Фёдорыч после запоя подворовывал с голодухи понемногу. Но бабушка на него не ругалась – инвалид всё-таки. Совсем другое дело, когда из кухни кто-то сковородку с только что поджаренной картошкой украл. Сковородка была новая, очень жалко…

И о чём я только думаю?! Стыдобище!

Я выложила на стекло перед зеркалом серьгу, которую до сих пор держала зажатой в пальцах.

А царевич не заносчивый на самом деле. Наоборот, хороший! Рыцарь! По моему телу пробежала волна дрожи… От восхищения я чихнула.

Поскрёбывание в горле заставило меня всё-таки переступить через робость и край ванны, включить горячую воду и влезть под душ, закрывшись от мира белой шторкой. О-о, тёпленько!

Блаженство длилось недолго.

Ой, что это там стукнуло?! Дверь? Андрей вернулся? Я прислушалась и тут же выскочила из ванной. Теплее стало и ладно! Пусть теперь он свои ноги погреет. Я наспех вытерлась и нырнула в большой, не по размеру, махровый халат. Завязала пояс, накинула полотенце на голову и услышала сквозь шум текущей воды, которую забыла выключить, ненавистный женский голос.

– Андрюша… – Вместе с томными нотками даже сквозь полотно двери просачивался запах алкоголя и приторно-сладких духов.

Лана! Зачем она здесь?! В зеркале над раковиной отразились мои расширенные глаза и отпавшая челюсть.

– Проходи. Я ждал тебя, дорогая, – ответил царевич будто бы с улыбкой. В голосе послышалась игривость.

– Правда? А я думала, ты разозлишься… Андрюша, так вышло… Случайно. Но ты ведь понял, что я только ради тебя. Из-за чувств к тебе…

– Понял. Иди сюда.

Э-э… Они чего тут? Зачем? А я?…

– Как тут жарко!

– Я же говорю: ждал.

Я опешила и зачем-то взяла в руки фен. Жаль, что не топор. О стену между ванной и коридором стукнуло так, словно борец борца приложил.

– Платье сними, – проговорил охрипшим баритоном царевич.

У меня волосы встали дыбом и на макушке зашевелились. Я включила горячую воду на полный напор и сама вскипела. Зеркало с одной стороны начало запотевать.

Что это ещё за игрища?! А обо мне он уже забыл?! Да он… – кто он, я додумать не успела, так как снова чем-то шарахнуло об стену. Я подскочила и стиснула ручку фена в руках, как похищенная девственница – кинжал. Приникла к двери. В голове смешались люди, кони, свингеры, теги к видео для взрослых и бабушкино предупреждение про красивых мужчин. В висках пульсировало возмущение. А, может, распахнуть дверь и гордо уйти прочь, как есть, в тапочках и банном халате? Вместо этого, я зацепила пальцем кнопку фена, и горячим воздухом мне шибануло в лицо. Аж в носу пересохло.

И вдруг Андрей рявкнул без тени игривости:

– А теперь вышла за дверь и вали куда хочешь!

– В смысле? Что за игру ты придумал, Андрюша? – Лана хихикнула.

– Это у тебя игры, – процедил пренебрежительно царевич. – Хотела поиграть в унижение? Иди, играй! Только сама. Фотографы ещё толкутся в холле. Вали, фотографируйся в белье и чулках, пока не разбежались! В Инстаграме потом не забудь разместить – миллион лайков обеспечено.

Лана начала материться, потом взвизгнула. Дверь хлопнула. Я забыла, как дышать.

Он на самом деле свою бывшую жену в неглиже в коридор выставил?!

С моего отражения напротив можно было снимать заставку к фильму-ужасов под названием «Выпади глаз». Я даже про ревущий фен забыла. Впрочем, как дышать, я тоже сейчас не очень понимала. Хотелось расслышать, но чёртов абсолютный слух! Приглушённые вопли и колотёж кулаками по входной двери сообщили, что Лана тоже была не готова к такому повороту событий.

Андрей выждал несколько секунд и, судя по усилившейся громкости мата, открыл дверь в номер.

– Сволочь! Придурок! – ворвалась обратно мегера. – Платье верни!

Я выключила фен. Я должна была слышать всё.

– Не прыгай. А то я твоё платье подожгу, – холодно сообщил царевич. – Ой, глянь, зажигалка!

– Да ты! Да я! Да мой отец!!! Отдай!!!

– Твой отец будет счастлив увидеть тебя в очередном скандале и снова заблокировать твою карточку. Тебе ведь деньги не нужны! Только скандалы, только хардкор, – с насмешкой произнёс Андрей, не обращая внимания на фоновый поток ругательств. – Особенно когда ты пройдёшь в таком виде по Конгресс-холлу твой папá будет рад до икоты. И маман, конечно, загордится, когда тебя арестует полиция и отправит в обезьянник или в дурдом.

– Да я мать твоего ребёнка, ****!!!

– Как удобно об этом вспоминать, когда выгодно, да? – фыркнул он.

– Ты не посмеешь!

– Уже посмел. Вали.

Пауза. Возня. Мат.

Ещё жёстче:

– Я сказал: вали. Или русский не родной?

– Гад!

Что-то разбилось. Ещё. Я сглотнула. Почему тут не предусмотрен служебный выход? Я бы уже улизнула. Не выношу ситуации, когда приходится задыхаться от неловкости. Я даже кино, где за героев неловко, не смотрю. А это не кино…

Лана сменила тон:

– Давай договоримся, Гринальди.

– Тебе нечего мне предложить.

– Фамилию! – вдруг воскликнула Лана. – Ты хотел, чтобы я сменила на девичью!

– Да мне пофиг. Жажду увидеть хронику с твоими фотками в окружении чуваков с дубинками. Нары тебе очень пойдут. И грязная чужая футболка… Жесть, а не фотосессия.

– Гринальди, гад! – и тише. – Ну, пожалуйста, Андрей, отдай платье. Я всё…

Он издевательски молчал. Я хлопала ресницами, притаившись. Ноги совсем замёрзли. То ли от волнения, то ли от сквозняка из щели под дверью.

– Пожалуйста, – повторила она.

Молчание.

– Прошу тебя, Андрей! – с отчаянием.

– Ла-адно, – с ленивым одолжением заявил царевич. – Садись и пиши. Расписка. Чего смотришь? Ничего личного, только бизнес. Давай-давай, а то фотографы заждались. Я, Светлана Анатольевна Гринальди, обязуюсь сменить фамилию на девичью и подать документы в ЗАГС… Пиши-пиши, не хрен моё имя в своих инстаграмных дрязгах марать. Дата – завтра, апреля…

Я перестала слушать. Включила фен и бездумно начала сушить волосы.

Ничего себе рыцарь! Копьё сломалось, меч проржавел, прекрасная дама разочаровалась и предпочла рубиться в домино с драконом.

Нет, мне отсюда надо уходить как можно скорее! Я слушать эту комедию не хочу! Ни минуты лишней не останусь – царевич даже эту ситуацию вывернул в свою пользу. Я-то на секунду подумала, что он затеял всё ради извинения передо мной, а он просто делец. Со всеми вытекающими. Я сморщила нос брезгливо. Хорошо, что я заняла у Агнессы денег на такси.

В сердцах вытерла запотевшее зеркало. Волосы уже высохли и встали кучерявым взрывом на голове вместо элегантной укладки. Тушь потекла. Я её вытерла нервным движением и принялась сушить феном платье. Мне не терпелось спастись бегством.

Вдруг Лана выкрикнула:

– А туфлю?! Туфлю отдай!

Я скривилась. В дверь постучали.

– Катерина, вы ещё принимаете ванну, душ? Или уже одеты? Можно войти? – спросил царевич.

– Нет! – напряжённо выкрикнула я и отщёлкнула фен. – Нельзя войти! Ни в коем случае!

Царевич сказал что-то, и Ланин голос пробубнил через дверь:

– Извините, Катерина, я случайно…

Я зажмурилась – как же мне было неловко! Нет, определённо, ни одного Монте-Кристо в моём роду не было, и месть – скверная штука. Вроде бы гадость сделали мне, а мне же и стыдно… Потому я выпалила, краснея, как рак:

– Извиняю. Идите. Всё нормально.

– Ну вот видишь? – язвительно сказала Лана. – Она не обиделась.

– Дура ты. Фамилию меняешь завтра! – рыкнул царевич. – Туфлю лови. И вали уже! Видеть тебя не могу!

– Ути, какие мы нервные, – бросила Лана, и послышался хлопок дверью.

* * *

«Лучший сотрудник года» вышел из ванной минут через пятнадцать. Разрумянившаяся, в кудряшках мелким бесом. Но с выражением лица отнюдь не ромашки, а скорее пятого прокуратора Понтия Пилата, которого достали иудеи. В руке клатч вместо жезла, в другой – туфли. Как ни странно, в платье, мятом, но сухом. И в тапочках на босу ногу. Кого казнить планируем?

– Вы зря сняли халат, – сказал я. – Я тут, конечно, натопил сплитом, но всё равно недостаточно.

– Благодарю за заботу, – сухо ответила Катерина. – Простите, мне уже пора.

– Не торопитесь, я номер до утра оплатил.

После битвы со стервью я слегка устал, но итогом был доволен. Сел в кресло, отодвигая носком ботинка осколки разбитого вдребезги торшера, и указал на второе:

– Давайте хоть побеседуем по-человечески, отпразднуем выигранные туры, – мотнул головой в сторону золочёных конвертов на кровати.

Катерина выдавила из себя гримасу, которая, вероятно, подразумевалась как улыбка.

– Нет, извините. Мой рабочий день ведь уже закончен? Я лучше проведу вечер дома.

Я не понял её реакции. Перенервничала? Ну, ладно. Я встал.

– Хорошо, я вас отвезу. Хотя не понимаю, куда вы торопитесь.

– Китайский учить. У меня осталось всего две недели. И приводить в порядок платье, – она кашлянула, – униформу, как вы сказали. Вы ведь так легко отобрать можете, извините…

Я нахмурился:

– Что вы несёте, Катерина? Платье – это подарок. Хм, вы слышали, что тут происходило? Но ведь вода, стены…

– У меня абсолютный слух.

– Чёрт! – Я засунул руки в карманы и сощурился, начиная злиться. – Да хоть бы и слышали! Эту стерву нужно было проучить, вы не считаете?

– Извините, я считаю, что месть унижает мстящего. Как минимум, некрасиво выставлять в коридор женщину, которую вы же и раздели, – у неё сел голос, она кашлянула и добавила: – извините…

– Да хватит вам извиняться! – рявкнул я в сердцах. – Что вы вечно краснеете?! Сыплете то тут, то там извинениями, словно вам стыдно по земле ходить!

Она покраснела ещё сильнее. И ничего не сказала, а я наседал, подходя всё ближе:

– Вам было бы легче, если бы из-за этой дуры вы стали бы завтра гвоздём программы соцсетей и онлайн-новостей?! Или вам понравилось?!

– Н-нет, – Катерина кашлянула. Взглянула на меня, как Белоснежка на угнетателя гномов, и выпалила: – Я благодарна вам, Андрей Викторович, за то, что вы спасли ситуацию… И меня… Но то, как вы поступили потом… Это… это, простите, это неблагородно и недостойно! Я поражена, как вы так можете: одним поступком вызываете восхищение, следующим… падаете так низко! Простите… – и, рванув ручку двери на себя, она бросилась в коридор, словно сама испугалась сказанного.

Я – за ней. Догнал, схватил за плечо. Она заледенела. А потом вскинула на меня свои глазищи и припечатала:

– Я думаю, что для таких мероприятий я не подхожу. И я – не лучший сотрудник. Вы знаете. И больше не надо. Простите. – Вырвавшись и чуть не споткнувшись, она влетела в раскрывающиеся двери лифта, толкнув дородного господина с лоснящимся лицом бюргера.

Он что-то вякнул по-немецки, она на том же языке ответила. Наверняка своё коронное «извините». Немец что-то и мне сказал. Я не отреагировал. Дверцы лифта закрылись. А я остался стоять столбом, как оплёванный.

Замечательно я развлёкся сегодня! И зашибись, как развлекусь завтра в беседе с отцом.

Я стиснул зубы, предвкушая. А затем одарил всё ещё чего-то ждущего возле меня немца наглой ухмылкой и решил: а и пофиг! Ни перед кем я оправдываться не стану. Подумаешь, цаца какая! Её же любимый Конфуций сказал: «Ни перед кем ничего не объясняйте. Каждый всё равно поймёт всё так, как ему выгодно». Я прав, и точка!