Текст книги "Как до Жирафа…"

Повесив голову, я поплелась к своему рабочему месту. На улице уже холодно, хоть кофту возьму. А потом куда? Не знаю… Ни одной разумной мысли в голове.

Анжела ещё сидела за своим столом, уткнувшись в компьютер. Она скосила на меня глаза, поджала губы и отвернулась. В последние пару дней она опять ходит в обычном офисном, а не на работу, как на праздник. Сегодня даже не накрашена. Надо же! А я наоборот…

Я вспомнила, что недавно Анжела была с Ланой на одном тренинге. А вдруг?

– Анжела, – подошла я к ней, пряча под кофтой дрожащие руки.

– Чего тебе?

– Ты же была на тренинге по уверенности в себе, да?

– Ну была. Тоже хочешь? Так тебе вряд ли надо, – огрызнулась наша ивент-менеджер. – Вон ты к начальству кабинеты ногой открываешь. И на ВГ так орёшь, что аж с лестницы слышно.

– Я?! Ору?.. – опешила я.

– Угу…

– Ой, это случайно вышло, – моргнула я. – Но Анжел, скажи, у вас организаторы контактные данные записывали? Может, участники как-то регистрировались?

– Естественно.

– Анжела, милая, дорогая, – я сложила руки на груди, – пожалуйста, помоги мне узнать, где живёт Лана Гринальди. Прошу тебя!

– Она-то тебе зачем?!

– Это вопрос жизни и смерти. Умоляю! Всё, что хочешь, для тебя сделаю!!!

Кажется, Анжела решила, что я сошла с ума. Но покосившись на меня, она полезла в записную книжку. Пара звонков, несколько минут, и в моих руках оказался оранжевый стикер с адресом и телефоном.

– Если что, я тебе ничего не давала, – сказала Анжела.

– Спасибо! Спасибо! Спасибо! – воскликнула я и кинулась бы ей на шею, если бы наша рекламщица не отодвинулась, как от чумной, и не буркнула:

– Иди уже. Мне ВГ ещё листовку переделанную сдавать.

Я подхватила свою сумку, кофту и, зажав в руке стикер, побежала вниз. Но на лестничном пролёте меня остановил звонок. Увидев букву «А» на экране, я не глядя, поднесла трубку к уху:

– Андрюша, Андрюша!

– О, интересно, что за Андрюша завёлся в твоей жизни? Но я – это не он, – проговорил респондент голосом Агнессы. – Девочка моя, что делаешь? Приходи в «Слона» прямо сейчас. Тут у нас такие замечательные посиделки с ребятами. Интересный молодой человек приехал, прямо из Индии, просто обалденный! Хотела тебя познакомить…

– Прости, Агнесса, не могу, – ответила я.

– Жалко…

– Но ты знаешь, мне бы очень пригодился твой совет. Ведь ты же мастер у нас по всяким психологическим айкидо и вообще мудрая. Скажи, как обратиться к человеку, который тебя ненавидит, чтобы он меня услышал?

– Я, конечно, так себе мудрая, но мне приятно, что ты меня такой считаешь! – судя по голосу, улыбнулась Агнесса. – Не знаю, что тебе посоветовать… Может, придёшь, расскажешь подробности, вместе покумекаем?

– Нет, мне срочно надо!

– Хм… Ну раз срочно, сейчас соображу. О! – воскликнула Агнесса. – Подари ему розового слона!

– В смысле?

– Приди к этому ненавистнику, только заранее мысленно подготовь надувного розового слона, и сразу, как увидишь, вручи. Я ведь рассказывала тебе, почему я кафе назвала «Весёлый слон»? Нет? О, как я могла! Я когда купила подвал под кафе, тётка сверху постоянно прибегала орать. Каждый день. То ей строители мешают, то она от запаха ароматических палочек задыхается, то ей сыро, то ей жарко. В общем, она ругалась, как бешеная, пока моя подружка, которая симороном балуется, не сказала мне про розового слона.

– И что?

– И я ей вручила. Мысленно, конечно!

– И как?

– Как-как, Надежда Васильевна теперь у меня лучший клиент и постоянный гость. Она в нарды хорошо играет. А ты же знаешь, что у меня тут и кафе, и анти-кафе, и всё на свете. В общем, когда не на даче, Надежда Васильевна тут режется. Даже недавно спросила, что такое медитация и попросила палочки – сыну квартиру от гадости энергетической почистить. Дружим, в общем. Так что если б не придуманный розовый слон, не было б моего кафе, уже б проверками и жалобами замучили…

– Хорошо, я попробую. Спасибо.

– Береги себя, моя девочка! Помни, у Вселенной на всех хватит розовых слонов, а некоторым их крайне не хватает!

Хм… Я отбила звонок и попыталась представить розового слона. Не представлялся. В воображении прыгали Машины хвостики, Андрей с лихорадочно блестящими глазами и кинжалом в руках. И окровавленная Лана. Мда…

Если её не убьёт Андрей, не факт, что она не придушит меня. Или, по меньшей мере, выдерет мне волосы те, что Андрей не вырвал. Как раз сегодня я облила её вином… Я поднялась обратно, вытащила из «подарочного» шкафа в нашем отделе бутылку шампанского на откуп, сжала в руке оранжевую бумажку и спустилась в торговый зал. Если я не придумаю нормального розового слона, надо хоть какого-то вручить. Я прошла в отдел «Подарки для детей» и взяла целую связку блестящих шаров на ленточках. Слон тут был. Правда, не розовый, а голубой. В цветочек. К нему в комплект я добавила жирафа, смешариков и Микки Мауса.

– Запиши на мой счёт, – сказала я Леночке на кассе.

Чувствуя себя Винни-Пухом-камикадзе, я запрыгнула в маршрутку, еле впихнув все шары разом. Подростки захохотали, мужчина мне улыбнулся и уступил место, а сухопарая женщина с лицом налогового инспектора отчитала. Маршрутка с джигитом за рулём понеслась по ночному проспекту, залетая на поворотах так, что Микки Маус кренился и попадал ухом в лицо вредной попутчице. Другим почему-то нет. Карма, что ли? Сейчас я точно узнаю, существует ли она. Умирать, так с шариками…

Глава 34

– Опять к этой с доставкой, – пробурчала консьержка на входе в подъезд отреставрированной сталинки на Соборном, но меня пропустила.

Сердце моё выскакивало. Наверное, я выгляжу, как полная дура. И веду тебя так же. Но молилась я об одном, чтобы толкнув дверь в квартиру пятьдесят два на четвёртом этаже, я не обнаружила там ещё тёплый труп Ланы и похожего на вампира Андрея над ним. Хотя, может, под словом «преступник» он имел в виду вовсе не это… Хорошо бы! Мне всё равно есть о чём поговорить с Ланой. Но станет ли она меня слушать? Я в последний раз попыталась представить розового слона, топчась на пороге. Вместо этого в голову пришли десять негритят и фильм «Звонок». Мда…

Вдохнув и выдохнув, я нажала на красную кнопку звонка и на всякий случай выставила вперёд шарики в одной руке и шампанское в другой.

Мне открыли сразу.

– Здравствуйте, – пискнула я, обозревая из-под шаров только обычный домашний халат в цветочек и бархатные тапочки на босу ногу.

– О Боже! Это ещё от кого?! Записка есть? Да заходите уже, – буркнула Лана.

Я обрадовалась: живая, разговаривает! Прислушалась: а Андрей тут? Нет, кажется, тихо. Хотя, лучше убедиться. Или дождаться его здесь… Я вошла в квартиру, прячась за шариками. Захлопнула за собой дверь. Теперь я Андрею просто не открою, и он не наделает глупостей. Он опоздал, я их сделала первой.

– Как они достали уже! – устало произнесла Лана. – Ну шампанское ещё ладно, но зачем мне вся эта мутотень блестящая? Вообще идиоты! Кто это сподобился? Кто заказчик? Захаров или Кеосанян?

Я вздохнула, отодвинула от лица шарики, не вечно же прятаться, и увидела хозяйку выше пояса. Она стояла ко мне спиной, кудрявая, почти, как я, с ещё влажными волосами.

– А почему волосы такие? – спросила я поражённо.

– Какие? – Она обернулась, уставшая, не накрашенная и совершенно другая. В моей памяти что-то шевельнулось. Где я её видела раньше?

Лана убрала спиральки со лба и, узнав меня, уткнула руки в боки:

– Ах это ты! Ты что тут делаешь?! Какого хрена?!

– Я? Поговорить… – выдавила из себя я и выставила на вытянутой руке бутылку. – Я приношу свои извинения за то, что облила вас вином сегодня. Если вы чувствуете необходимость, вы можете облить меня в ответ тоже… Правда, шампанским, вина не было в запасе…

Лана уставилась на меня:

– Ты ненормальная?

– Да. Нет. Не знаю…

– Зашибись! Мало мне натыкаться на неё везде с этим подонком Гринальди, она ещё и домой припёрлась!!

– Да, простите. Другого выхода у меня не было.

– Убирайся! И оставьте уже все меня в покое! – закричала она. – Шарики зачем притащила? Поиздеваться?!

– Нет, что вы… – пробормотала я, – это исключительно как жест доброй воли… Говорят, лучше розового слона, но его не было… и я… вот…

– Какой ещё воли?! Какого слона?!

– Доброй. Розового. Чтобы вызвать расположение и не ссориться. Мне просто надо поговорить.

– Точно ненормальная. Я сейчас полицию вызову. Давай отсюда! – она двинула на меня. А я отступила и от растерянности выпустила из рук шары. Цветные и блестящие мультяшки, наполненные гелием, взметнулись в потолок, и больше между мной и Ланой ничего не было. Она наступала на меня с явным желанием если не убить, то покалечить. Я вжалась в дверь и пробормотала:

– Простите, я не уйду, вы должны выслушать меня. Андрей… Я…

– Ага, этот гад тебя послал! – завопила Лана почти на ультразвуке. – Выметайся! Сейчас же!

За дверью послышались тяжёлые шаги. Я сжалась, больше всего на свете боясь, что это Андрей. И потому мотнула головой.

– Не уйду. Пока не поговорим…

– Не буду я с тобой разговаривать, дрянь кучерявая!

От усталости, переизбытка чувств и невозможности уйти, я всхлипнула и расплакалась. Навзрыд.

Шаги протопали мимо. Взбешённая Лана собрала торчащие во все стороны волосы и воинственно скрутила их на самой макушке в дурацкую гульку. И тут я её узнала.

– Светка? – проговорила я со сморщенным от плача лицом. – Света?

Моя соперница замерла и близоруко прищурилась. Через секундную паузу она моргнула:

– Катька… Ты, что ли?

– Да, да, я Катя Кутейкина. Точнее Морозова. Когда замужем была… Помнишь, мы лежали с тобой в одной палате в роддоме в Сочи? В марте! Три года назад.

Лана моргнула ещё раз и сказала неуверенно:

– Катя… А чего ты такая худая? Щёки где?

Я пожала плечами, пытаясь подавить рвущиеся наружу всхлипы:

– Это ж я от беременности хомяком была. Сошло всё. Ты тоже похудела. И твой нос… Он какой-то другой…

– Пластика.

Мы стояли и рассматривали друг друга, как два кота при знакомстве, размышляющих, устроить ли драку или обойтись фырканьем.

– Блин, Катька, если б ты не заплакала, я б тебя не узнала! – сказала Лана, разжимая кулаки.

– Я тебя тоже… Ты сильно изменилась.

– Нет, правда! – воскликнула Лана. – Только ты во всём роддоме так плакала, до жути скривившись, что было бы смешно, если б сердце не разрывалось, когда у тебя тогда малыш умер. Ты так убивалась, я помню… А потом тебя забрали в реанимацию. Девчонки думали, что ты всё… Ведь у тебя мальчик был, да?

– Да, сыночек, – сказала я, растирая по щекам слёзы. – Лёгкие не раскрылись.

– Блин, Катька. А я тебя так… Ты прости. Я тебя не узнала, – пробормотала растерянно Лана. – Ты это… не плачь, пожалуйста. Не плачь. Ты так жалостливо плачешь, сразу тот ад вспоминается.

– Хорошо, – я вытерла глаза.

– Водички хочешь?

Я пожала плечами. Лана забрала у меня бутылку и сказала:

– Хотя какая нафиг водичка, если есть шампань? Пойдём на кухню.

* * *

Мы сидели за круглым столом, накрытым красно-белой клетчатой скатертью в идеально чистой кухне с высокими потолками, стенами, отделанными под дикий камень, с геранью на окнах и претензией на Францию.

– Я снимаю эту каморку, – сказала Лана, разливая шампанское по бокалам. – Ни на что более приличное денег не хватает.

– Тут очень симпатично, – не покривила я душой и спросила осторожно: – А почему «Лана»? Ты же Светой была.

– Да дура потому что, – отмахнулась она. – Для Андрея. При знакомстве представилась, решив, что он такой весь офигенный, а я просто студентка на каникулах с простецким именем. С ходу придумала «Лана»… Потом уже Света вымерла, Лана осталась. Для всех.

– А-а… – Я крутила в пальцах бокал, не зная, с чего начать.

– Прости, что спрошу, ты тоже развелась?

– Да. Мужу я бездетная оказалась не нужна.

– Все они сволочи!!! – зло насупилась Лана, глотнула шампанского и взглянула на меня. – Но погоди, ты ж ещё потом могла родить.

– Нет. – Я покачала головой. – У меня на почве стресса сбой в организме произошёл. После Ванечки. Месячных до сих пор нет.

– Гормональное? – с сочувствием спросила Лана.

– Врачи не знают, в чём дело. Я пила гормоны. И даже антидепрессанты. Не помогло.

– Тоже уроды. Вот скажи, где в мире справедливость? Кто хотел до ужаса ребёнка, ничего не вышло, а кто не хотел… Ладно, проехали, – тяжело вздохнула Лана, посмотрела на угол стола, расправила складку на скатерти и подняла на меня глаза. – Так о чём ты хотела поговорить?

– Как раз об этом. О ребёнке, – я набралась смелости и попросила: – Не забирай Машу у Андрея, пожалуйста.

– Это он тебя послал? – напряглась Лана.

– Нет. Его я нигде не могу найти. Я боялась, что он придёт к тебе…

– И что?! – поджала губы Лана, снова подпуская к себе агрессию.

– И сделает тебе плохо, а потом плохо будет ему. Он был… не очень вменяемый, когда я я видела его в последний раз.

Лана вытаращилась изумлённо:

– То есть ты пришла меня защищать?!

– Вас обоих. И Машу. Не знаю, что ты ему сказала, но он сейчас не в себе. Совсем не в себе.

– Ты реально ненормальная. То есть ты не в курсе?

– Нет.

– Я сказала Гринальди, что он Машке не отец, – хмыкнула Лана.

– Зачем?!

– Да чтобы хоть чуть-чуть помучился, почувствовал, как людям бывает больно! – воскликнула Лана и вскочила со стула. – Ему же наплевать на других, понимаешь? Он эгоист! И сволочь! Для него только Машка и существует, а остальные, весь мир – не люди! Ну что ты так на меня смотришь? Скажешь, он на работе лапочка? Не поверю! Вы ведь вместе работаете? Так что, скажешь?!

Я вздохнула:

– Не скажу, он жёсткий начальник.

– Вот видишь! – торжествующе заявила Лана, нервно начиная натирать и без того отполированную столешницу. – Ему всё как с гуся вода! И мне правда тебя жаль, если ты на него запала, ты ведь нормальный человек. А его не жалко! Ни капли! Пусть посходит с ума, ему полезно!

– Но Свет, а как же Машенька?

– Знаешь, – громко выдохнула Лана и снова села напротив меня, – я на самом деле и не хочу Машку забирать, меня отец заставил. Руки выкрутил. Типа так не бывает в приличных семьях, дочь должна жить с матерью. А нужна ему внучка? Он хоть раз приехал в Ростов повидаться?! Подарки только присылает на праздники, и то потому, что так прилично. Ему и дочь не особо нужна. Если хочешь знать, он со мной перестал разговаривать и матери запретил, когда я подписала Андрею соглашение по опеке. Представь, отец целый год со мной не разговаривал! Да он такой же, как Андрей! Они оба всю жизнь мне «дура» и «дура»! Думаешь, не обидно?! Да, может, я не Эйнштейн, я и так знаю! Только мне от этого счастливее не живётся… И я скажу тебе, хоть никому не говорила: я не хотела рожать Машку! Сразу не хотела! Но родители: рожай, он – хорошая партия, богатый, из Оксфорда, и Андрей со своим воспитанием домостроевским: рожай! И я послушалась, я любила его, между прочим! И вовсе не из-за денег. Только он женился не на мне, а на беременности! – Лана всплеснула руками: – Ребёнку нужно дышать, гуляй. Ребёнку надо витаминов, ешь долбанную клубнику! На меня вообще ноль внимания! Я будто контейнер с ребёнком! Может, конечно, я и нервничала чересчур, наезжала много. Но ты скажи, как не наезжать, если он такой весь из себя, мачо, все бабы липнут, некоторые прямо при мне заигрывают, а я раздуваюсь в шарик щекастый и его в принципе не интересую?! Как мне при этом радоваться?!

– Может, тебе показалось? – тихо спросила я. – При гормональном взрыве во время беременности всякое бывает.

– Да где там «показалось»?! После того, как я родила, я вообще перестала для него существовать. Он с работы к ребёнку, ночью – к ребёнку, в выходные – к ребёнку! А меня будто нет!

– Признаюсь честно, не знаю, что сказать…

В душе скребнулось обвинение в эгоизме, но глупо было обвинять её – она уже сама сделала себя несчастной. Зачем добавлять чужое осуждение к страданию в глазах напротив? Эгоизм никому не приносит счастья: ни тем, кто рядом, ни тем более себе внутри. Ведь ничто так сильно не болит, как ущемлённое эго…

Лана снова хлебнула шампанского.

– Да я сама себя ущербной чувствую! Не знаю, куда деваться, чем заглушить! – с надрывом в голосе призналась она. – Все говорят, «как можно не хотеть ребёнка», «как можно не любить»?! А, может, я просто была не готова?! А тут этот залёт. Да, я совершенно была не готова была стать матерью! Я на Машку смотрю, и знаешь, как стрёмно? Отстой вообще! Сижу и думаю, что я – абсолютная сволочь. Беру её на руки и ничего не чувствую. Сопли эти, слюни раздражают. Памперсы, фу! А она, видимо, улавливала и прям выгибалась вся, орала, когда я с ней одна оставалась. Это был ад настоящий! А потом Андрей орал на меня, что не могу ребёнка ни накормить, не успокоить. Да! Не могу я, не могу! Вот такая я ужасная, монстр, смотри!!!

Она дошла до крика, и на глазах её выступили слёзы. А мне стало Лану жалко. Даже остатки осуждения смыло этим криком отчаяния. Мне не понять её состояния, но было очевидно, что она страдает. По-настоящему, без фальши. Видимо, так тоже бывает…

– Ты не ужасная, – тихо сказала я.

– А какая?!

– Просто какая есть.

Она усмехнулась горько.

– А какая есть, никому не нравлюсь. Себе тоже. Сходила на тренинг, не на первый, кстати, только всё это фигня! Знаешь, как я устала? Устала понимать, что я недостаточно хороша, устала видеть, что Андрею на меня плевать! Устала видеть его с другими! Устала брать у него деньги, устала его любить… Уеду в Москву, разберусь с судом по Машке и всё!

– Лана, Светочка, – взмолилась я, холодея, даже руки на груди сложила. – Я понимаю тебя, правда! Я знаю, как больно, когда тебя не любят. На себе испытала! Но зачем тебе Маша, ей ведь тоже плохо будет! И тебе не очень, ты ведь сейчас искренне говоришь, я вижу… Зачем малышку забирать от такого любящего отца?

– Вряд ли он её отдаст.

– Да, он будет бороться, но зачем начинать очередную войну, Свет, скажи? – спросила я.

– А на что я буду жить, если перестану брать деньги у Андрея? А я перестану, мне обрыдло перед ним унижаться. Отец сказал, что не даст ни копейки, если я не буду судиться за дочь, – с гримасой отчаяния сказала Лана.

– Но ты ведь можешь ни у кого не просить, – заметила я, ошарашенная существованием совершенно нового для меня взгляда на жизнь. – Я, к примеру, сама всегда зарабатывала. Ещё со школы…

– То ты. Я работать не умею. Универ и тот не закончила, потому что Машку родила.

Между нами повисла пауза. Вот как, оказывается, бывает. Кому-то с детства говорят, что «глаза проститутские», и человек боится быть собой, сталкивается об отношения с мужчинами, словно корабль о риф, а потом прячется от жизни, как краб. Кого-то называют дурой, и человек верит. И думать боится. Кому-то дают денег, предполагая, что так решатся все проблемы воспитания, и взрослый, красивый человек становится беспомощным… Почти инвалидом. Моё сердце сжалось. Сквозняком с коридора по потолку принесло надувных слона и жирафа. Они зашуршали с живописно свисающими к полу красными ленточками. Лана всхлипнула.

Да, мне было жаль её! Но позволить разбить судьбу Андрея и Машеньки я не могла. Отчего-то они стали меня важны, слишком важны! Может, потому что рядом с ними я вновь почувствовала себя живой? Сердце открылось им навстречу, и там оказалось так много всего! Что будет со мной дальше я не подумала, я думала о них. Наверное, любовь – это не расчёт, это шаг в пропасть. Шаг доверия. Потому я покопалась в сумочке и достала ключи от квартиры. Положила на стол.

– Вот.

– Зачем мне твои ключи? – вытерла нос салфеткой Лана.

Я облизнула сухие губы и сказала:

– Я хочу отдать тебе мою квартиру, Свет. Она в ипотеке, но документы можно будет переоформить. Я уже много выплатила. Продай, и у тебя будут деньги. Только не забирай, пожалуйста, Машеньку!

Лана широко раскрыла глаза, а потом закашлялась, произнесла подхриповато:

– Нет, ты и правда ненормальная. Гринальди на тебе жениться обещал?

– Нет.

– Офигеть. И ты готова вот так из-за чужого ребёнка остаться без ничего?.. В парке на лавочке жить?!

Перспектива так себе. Но я вспомнила Машеньку, счастье от её детской радости, её картавое «плинц и плинцесса», несравнимую искренность и тепло, и внутри всё возмутилось слову «чужой». И я сказала:

– Я не пропаду, что бы ни случилось, я уже точно знаю. Всегда можно выжить и заработать. И пропитаться хотя бы гречкой.

– Завидую, – выдохнула Лана. – Как меня достало от всех вечно зависеть!

– Но ведь ты тоже можешь быть самостоятельной! – ответила я. – Возможно, если начнёшь жить по-новому, всё изменится. Может, тебе именно взрослости не хватает, чтобы стать счастливой? Доказать себе и другим, что ты достойна счастья? Поверить в это! Я сама недавно не верила, а теперь вот…

– Но я ничего не умею.

– Все что-то умеют! Ты, к примеру, умеешь красиво одеваться и ухаживать за собой. И в вещах разбираешься! – нашлась я. Не знаю, откуда пришло, словно в голову сверху капнуло. Вообще удивительное чувство нарастающего потока, впервые посетившего меня у ВГ, снова повторилось. Будто бы говорю я, и не я, слова сами текут через сердце – такие, какие нужно. И это было хорошо – приятно и даже немного сладко – не запинаться, быть собой и оттого чувствовать себя сильной.

– Красиво одеваться? Тоже мне достоинство! – фыркнула Лана, правда не агрессивно, а немного растерянно.

– Ещё какое! А знаешь, сколько женщин при деньгах понятия не имеют, что купить, что надеть?! У меня самой с этим большие проблемы! Есть даже такая профессия, закупщик, точнее байер. Наши девочки на работе обсуждали недавно. Некоторые байеры покупают для магазинов, некоторые для частных лиц.

– И правда, есть, – хлопнула ресницами Лана, – я тоже слышала.

– Ну вот. А наши девочки в отделе говорили, что у тебя столько нарядов, что даже журналы, типа «Я покупаю» у тебя интервью берут…

– Есть что-то, что не обсуждают ваши девочки? – усмехнулась Лана, дрожащими руками зажигая тонкую сигарету.

– Есть, но мало, – призналась я. – Я ни разу не слышала, чтобы наши обсуждали ядерные реакторы.

Лана поперхнулась дымом, и нервно рассмеялась:

– Успокоила…

Я придвинула к ней ключи.

– Я знаю, что у тебя совсем не такие же запросы, как у меня, но на первое время тебе наверняка хватит.

– Хочешь, чтобы я продала Машу? – поджала губы Лана. – А вдруг я сейчас не особая мать, а потом полюблю её? Вдруг я хочу этого?

– Мать есть мать, – вздохнула я. – У меня была только бабушка. А я бы и маму хотела, но я её не помню. И знаешь, любви лишней не бывает. Поэтому если полюбишь, будет только здорово. Я не знаю, сложится ли у меня что-то с Андреем… но если сложится, я никогда не буду препятствовать тому, чтобы ты общалась с Машей. И Андрею не позволю.

– Будто он кого-то слушает!

– Ты знаешь, в нём много благородства. Просто оно скрыто за внешним сарказмом.

Лана покачала головой.

– Ты ненормальная, Катька! Даже удивляюсь, как можно увидеть в Гринальди благородство? Может, ты его ещё и уважаешь?!

И я удивилась:

– А как же иначе любить?!