Текст книги "Путь Грома"

Глава 7

– Ни жив, ни мертв, – повторила Параскева, наклонившись над блюдом с водой, вокруг которого расположилось пять свечей. – Ерунда какая-то получается, – она взглянула на Настену, по лицу которой уже текли слезы.

– Мы должны что-то делать, – Рыжик махнул рукой, словно разрубая невидимого противника пополам. – Уже почти две недели как никаких вестей нет. От вашего гаданья вообще сплошной туман. То Илье свадьба выпадает, то вот теперь он, видите ли, ни жив, не мертв. И как всю эту чепуху понимать?

– Надо на помощь к нему идти, худое что-то произошло, – сказала Настя, сглатывая слезы. – Вон ящерка у меня все билась и билась, а теперь висит не шелохнувшись, и даже глаз у нее потух. Как будто Ильи и, правда, уж, нет на белом свете.

– Он ясно сказал, – надо ждать его до полной луны. И только потом пойдет следующий из нас, – воспротивилась Параскева.

– Так полнолуние ночью, – упрямо сказал Рыжик. – Какая разница, сегодня или завтра? А мы тут драгоценное время теряем.

– Будет так, как сказал Илья, – Параскева уже сердилась. – Я отправлюсь в путь завтра на рассвете. Ты, Рыжик, уведешь Настену подальше вглубь леса. В вашу старую избушку. Просто так, на всякий случай, – она ободряюще улыбнулась девушке.

– Что хотите, делайте, – я никуда не пойду. – Настя нахмурилась, собираясь отстаивать свою точку зрения.

– Ну, ладно, ладно, – не серчай так, не волнуйся. Я уверена, все образуется, – Параскева ласково погладила ее по руке.

И тут в дверь кто-то постучал.

– Не заперто, – ответили все трое хором.

Дверь отворилась. На пороге, еле вмещаясь в дверной проем, стоял громадный, покрытый зелеными волосами леший.

– Мне бы Илью, – тихо сказал он. – Беда у нас. Люди лес валят.

Узнав, что Илья до сих пор не вернулся, лесной житель совсем расстроился.

– Что делать-то теперь? – повторял он. – Я ж обещал ему, что людям вредить не буду. А как этих иродов иначе остановить? Они вековые дубы пилить начали. Так глядишь, через пару-тройку дней и до нашей деревеньки доберутся. У нас семьи, хозяйство, дети малые.

– Так, может их просто попугать? – вклинился в разговор Рыжик.

– Не те уже люди, как сто лет назад, – покачал головой леший. – Так просто не запугаешь. Придется, видно, мне слово рушить.

Леший со стоном поднялся с табурета.

– Погодь, – остановила его Параскева. – Это не та ли дубовая роща, что к западу от деревни?

– Она самая, – кивнул головой леший.

– Заповедная, – вздохнула Параскева. – Там дубам уж сотен по семь лет будет. Я пойду вместе с тобой, – она поднялась с лавки. – Попробую людей остановить. Если это наши, деревенские, может что и получится.

– А если нет? – насупился леший.

– Тогда твоя воля, – сказала Параскева.

Он кивнул, и они вышли из избы.

Параскева спешила за лешим и торопливо подбирала нужные слова. Она понимала, что остановить людей решившихся на вырубку вековых дубов будет нелегко. И только от ее умения убеждать зависит, начнется ли война между лесом и деревней. Она помнила, как после прошлого ухода Колдуна люди решили покуситься на дубраву. Уж больно суровыми были послевоенные зимы. Не остановили селян даже старики, говорящие, что деревья в этом лесу рубить не к добру. И каким жестким и непреклонным был ответ деревьев.

Увы, столько времени прошло. Не осталось свидетелей тех событий. Поэтому люди ведут себя так неразумно. Слишком короткая у них память. И все время натыкаются они на одни и те же грабли. А еще Параскева гнала от себя мысли об Илье. Ведь если людям удалось так близко подобраться к дубовой роще, значит, с ним случилось что-то очень серьезное. Она поежилась от дурных мыслей.

– Ну, вот и подошли, – пробормотал леший. – Ты того, вразуми их. Если топить нечем, поможем, сухостоя подтащим. Только негоже это хорошие деревья в самом соку рубить. Им уж почитай лет по семьсот, а некоторым и все девятьсот будет. Их еще мой дед сажал. Слышишь, плачут они, защиты просят, – он утер слезу застрявшую в морщинистом как кора дерева лице и с укором посмотрел на Параскеву. – Знаю я, ты сама человек. Не обижайся, но лес наш дом. Если не получиться у тебя, мы свой дом рушить не позволим.

– Я постараюсь, – сказала Параскева и пошла туда, где урча надрывались бензопилы.

Дикий визг пилы врезался в сердце. Старый дуб в центре рощи успокаивающе шелестел листьями. Он послал гонцом сороку и верил, что хозяин-леший не оставит их в беде. Но вот с глухим треском на землю рухнуло первое спиленное дерево.

– Убийство, – пронесся шелест по роще. Деревья дружно встрепенулись и, касаясь друг друга сучьями, стали передавать скорбную весть. Громкий стук наполнил лес, заглушая визг сбесившейся от древесной крови пилы.

– Ты посмотри, ветер, что ли, поднимается, – толкнул в бок соседа один из мужиков.

– Ну, ветер, и что? Дождя, вроде, не предвидится, но поторопиться надо. Пошли сучья обрубать, – они взяли топоры и направились к только что поваленному дубу. И тут из леса вышла Параскева.

Старуха появилась, когда Сергей примеривался к очередному дереву. Несмотря на осенний с легкой прохладцей день, он уже успел раздеться по пояс. В этом дубовом лесу было на удивление тепло. Как будто лето отчего-то не хотело отсюда уходить. Улыбнувшись собственным мыслям о том, на что он потратит заработанные сегодня деньги, Сергей примерился к дереву и краем глаза увидел, как что-то белое выходит из леса. Неожиданно тоскливо защемило под ложечкой. Он неуклюже дернул бензопилой и чуть не опустил ее на ногу.

– Тьфу-ты черт, напугала, – выругался он присмотревшись. – Вы что это Прасковья Ивановна в такую даль забрели? Шли бы домой, вместо того, чтоб людей путать.

– Тому, у кого совесть чиста, бояться нечего. Я не пугать пришла, а поговорить, – сказала старуха необычным для ее возраста чистым и звонким голосом, перекрывшим вой работающих пил.

Мгновенье и в лесу наступила тишина. Мужики, так и не понявшие: с чего бы это они прекратили работу, уставились на старуху.

– Этот лес рубить нельзя, – отчеканила Параскева. – Люди всегда знали, что дубрава с этого края деревни является заповедной. Никто его не трогал. И вам не с руки. Не к добру это.

– Бабушка, – улыбнулся молодой паренек лет семнадцати. – А что будет, если порубим? Леший с русалками нас побьют, что ли?

Ответом мужиков был дружный хохот.

– Ты бы помолчал Алешка, пока старшие говорят, – не сдалась Параскева. – Когда мать тебя восьмимесячного родила, никто кроме нее да меня не верил, что выживешь. А ты выжил, благодаря травам, которые, чтоб ты знал, растут в здешнем лесу. Так теперь отблагодарить за жизнь хочешь?

– Прасковья Ильинична, – пожилой русоволосый мужчина положил бензопилу и подошел к старухе. – Ну что ты лютуешь? Не убудет от твоего леса. Знаем мы все. И что травы здесь, знаем. Да в нашей деревне ты каждому второму помогла. За то тебя ценим. Но пойми, у людей работы нет. Семьи кормить нечем. А тут пришел человек. Сказал, что мы приличные деньги получим. Вот мужики и пошли. Лес-то вон какой большой. Авось не убудет. – Он добродушно улыбнулся. – Иди домой. Не митингуй. Вон кстати, и подрядчик наш идет.

Действительно, перелезая через поваленные деревья, к ним спешил молодой человек с кожаной папкой. Не дойдя до Параскевы, он забормотал, заикаясь. – Эт-т-то, ч-что п-проверяющие? Т-т-так у нас с бумагами все в порядке, – он быстро расстегнул молнию на черной кожаной папке и достал бумагу. – В-вот, санитарная вырубка леса. Старые деревья убираем, молодняк ч-ч-тобы лучше рос.

– Да нет никакой проверки, – улыбнулся Степан. – Бабушка наша, знахарка митинг устроила. – Я ей то же самое говорю. Всем будет лучше: и лесу, и людям.

– Б-бабушка? – изумился парень. – А в-вы кто?

– Да я ж сельский глава, вы со мной о рубке договаривались. Я тут тоже работаю.

– Н-н-ну так работайте! – вдруг взвился подрядчик. – Р-работайте, а не болтайте! Я буду п-платить только за срубленный лес! По кубометрам.

– Степан, – сделала последнюю попытку Параскева. – Останови людей, очень прошу. Ты сельский глава, тебя послушают.

– Вот именно – я глава, – посуровел Степан. – Тебе все лес да лес. Людям хоть какой-то заработок нужен. Иди Прасковья Ивановна. Не смущай народ. – За работу мужики! – он сердито отвернулся от Параскевы и, подхватив пилу, двинулся к очередному дереву.

Старуха беспомощно оглянулась, стараясь разглядеть среди деревьев косматого лешего. Но увидеть его там было так же сложно, как найти иголку в стоге сена. Параскева двинулась за главой, твердо решив не отступать, пока люди не уберутся из леса обратно в деревню. Она шла широким, почти мужским шагом к подрядчику. К этому рыжеволосому заике с выпученными зелеными глазами. Внезапно, что-то черное стремительно бросилось ей под ноги.

Старуха запнулась, запуталась в подоле и, падая на землю, увидела, как лежащее рядом поваленное дерево последним усилием выбросило в ее сторону одну из ветвей, подхватив буквально в нескольких сантиметрах от земли. Знахарка охнула, прямо перед глазами торчал невесть откуда взявшийся острый обломок камня.

– Прасковья Ивановна, вы в порядке? – бросился ей на помощь Степан. – Он бережно поднял пожилую женщину и внимательно посмотрел ей в лицо. – Вы бы шли домой, здесь сучьев накидано.

– В-в-вот-вот, домой, – едко ухмыльнулся рыжий. – Уж-же ноги н-не держать, а т-туда же, всех учить.

– Коловертыш, – произнесла Параскева, не обращая внимания на рыжего. – Ее коловертыш, значит и она где-то рядом, – задумчиво прошептала старуха.

– Кто рядом? – удивился Степан.

Параскева властно отстранила мужика.

– Пора мне, – сказала, она, глядя в глаза Степану. – ТЫ должен их остановить. А ты, – она крикнула лесу, – помни о данном слове.

Пожилая женщина повернулась и быстро пошла в сторону деревни.

Степан покачал головой, двинулся было к остальным мужикам, и, вдруг, повернулся к рыжему.

– Покажи-ка мне еше раз ту бумагу, – он протянул большую натруженную руку.

– Зачем это? – искреннее удивился подрядчик.

– Затем, что я глава сельской администрации, – отчеканил Степан.

– Да, пожалуйста, – рыжий зажужжал молнией и вновь вынул из папки уж запрятанный туда бланк.

– Непорядок, – задумчиво произнес глава.

– Где непорядок? – забеспокоился рыжий.

– В бумаге непорядок. Здесь говориться о санитарной вырубке леса. А ты сказал все подряд валить. Санитарную вырубку только под руководством лесников ведут, убирая деревья ими помеченные, старые, да ненужные. Мужики – он повысил голос, – прекращаем работу.

– Ты определись, – загудели они. – то ли валим, то ли нет.

– Я сказал, прекращаем работу, – голос Степана звучал непреклонно. – У подрядчика бумага не в порядке. Хотите штраф из своих денег платить?

Глава недоумевал, как он взрослый человек мог пойти на поводу у рыжеволосого веснушчатого мальчишки, который сейчас стоял перед ним и судорожно вытирал со лба льющийся градом пот.

– Т-так не пойдет, – рыжий побледнел, будто бы от страха, и почти перестал заикаться. – Она меня просто убьет. В-вы должны вырубить дубраву сегодня. Слышите, должны! – он уже почти кричал, подойдя вплотную к Степану и брызжа ему в лицо слюной.

– Ты, того, малец, пыл побереги для своего начальства, – отстранился от него Степан. – У нас деревня на отшибе, я сам себе хозяин. Мужикам хотел дать подзаработать. Но когда бумаги-то твои не в порядке…

– Я вам заплачу, много заплачу. Только вырубите все сегодня, – подрядчик полез в карманы куртки, выгребая пачки денег. Руки его продолжали дрожать, и несколько зеленоватых купюр, выскользнув из непослушных пальцев, упали на пожухлую выбеленную солнцем за лето траву.

Мужики начавшие уж было собираться домой, уставились на деньги. Для большинства из них, бумажная россыпь лежавшая у ног рыжего равнялась годовому заработку.

– Ты, батя, может и прав на счет бумаг, – выступил вперед Сергей. – Но ведь говорил, людям жить на что-то надо. Я вот жениться собрался. Сам знаешь, особо денег взять неоткуда. Так что я иду валить лес.

– Вырастил на свою голову умника, – усмехнулся Степан. – Это дома я тебе батя. А здесь глава поселковой администрации. Так что пилу положи. Не то вызову милицию и вот с этим горе-подрядчиком вместе и сдам. Тебя за незаконную рубку, а его за то, что взятку должностному лицу предлагает.

– Так значит, – насупился Сергей. – Тогда останови меня! – он растолкал мужиков и двинулся к ближайшему дереву.

Параскева спешила к деревне, надеясь успеть перехватить Алину. У нее не было сомнений в том, что ведьма постарается прорваться в лес именно сегодня. Вырубка многовековой дубовой рощи была не случайной. Уж очень торопился рыжеволосый наемник успеть к приходу хозяйки. Старуха шла так быстро, что минут через пятнадцать миновала деревню и оказалась на другой стороне. Там где широкие, перепаханные под зиму поля раскидывались темными пятнами в направлении города.

Двухполосная асфальтовая дорога серой змеей упиралась в горизонт. И до того здесь было спокойно и тихо, что Параскева на миг усомнилась в реальности нависшей угрозы. Вдалеке показалось серое, струящееся над землей облачко.

– Успела, – с облегчением подумала Параскева, вглядываясь в даль. Удостоверившись, в том, что ей не почудилось приближение маленького смерча, она полезла в карманы фартука, доставая оттуда запасенные на крайний случай травы. Смешав их в горсти, положила перед собой. Отступила шага на два, сняла пояс-наузу. Он следующим лег перед ней на дорогу. Отступила еще, вытащила из-за пазухи небольшой нож для срезания растений в кожаном чехольчике. Ласково погладила его, вытащила из ножен и, прошептав пару заветных слов, воткнула в асфальт. Тонкий, но острый клинок вошел в него как в масло.

Параскева отошла еще немного, сняла платок, распустила иссиня-черные волосы и стала ждать, наслаждаясь теплыми лучами осеннего солнца. В кустах у дороги началась какая-то возня. Словно сцепились два не поделивших добычу кота. Наконец, один из них выпрыгнул на дорогу и с громким мяуканьем, видимо проклиная победившего соперника, бросился наутек в сторону города.

Параскева отвлекшись на животных, совсем упустила облачко из виду. Оно бесследно растаяло на ясном небе.

– Будь ты проклят, коловертыш. Это ж надо как глаза отвел, – выругалась она.

– Ищешь кого? – голос Алины раздался совсем рядом. Затем и ведьма материализовалась перед сиротливой кучкой травы.

– И этой пылью ты собираешься меня остановить?

Девушка, больше похожая на фею из сказки, рассмеялась странным надтреснутым смехом. Как будто в груди у нее когда-то был, а теперь сломался серебряный колокольчик.

– А ты, видать, простудилась милая, – улыбнулась в ответ Параскева. – Надо бы тебя подлечить, – она с размаху швырнула в сторону Алины вторую горсть трав, и они закружились вокруг нее в бешеном танце.

Вот это уже и не травы вовсе, а мухи. Нет не мухи, а комары. Они нападают на ведьму. Жалят ее. Алина, сначала с улыбкой отмахивалась от насекомых. Потом начала крутиться и отбиваться от них носовым платком. Сумкой. Шарфиком. Но противный гнус уворачивался от ударов и жалил молодую ведьму. На месте укусов сразу же появлялись громадные волдыри. Они стали лопаться, и кожа начала сходить с лица и рук Алины лохмотьями. А под ней постепенно появлялась страшная морщинистая сгорбленная тварь, которую и подобием человека нельзя было назвать.

– Сколько не прячь свою гнилую сущность, а такая ты и есть на самом деле, – прошептала Параскева. – Ну, иди сюда ко мне, доберись до меня! – прокричала она ведьме, отступая немного назад.

Существо с искореженной злобой лицом бросилось вперед, переступило через пояс-наузу и с криком рухнуло на колени.

– Не спрятать, не скрыть, никогда не позабыть, – шептала Параскева слова заклинанья. – Ничто не поможет, пока зверь душу гложет.

То, что осталось от Алины корчилось на дороге, судорожно пытаясь встать хотя бы на четвереньки. Параскева наклонилась. Взялась за нож и, разрезая им асфальт, как праздничный пирог, очертила вокруг поверженной ведьмы круг. Затем вытащила нож из дороги, протерла лезвие до блеска и с укором посмотрела на Алину.

– Ну и посмотри, девонька, во что превратилась. Стоило это таких усилий? Стольких загубленных жизней? – она поднесла к лицу противницы отполированную поверхность ножа, и та, отшатнулась, увидев мерзкую морду непонятного создания.

– Нет! – понеся над полями крик. – Нет! Это не правда! Мне обещали! Я всегда буду красивой, вечно юной! Нет!

Асфальт качнулся под Параскевой. Она едва удержалась на ногах. Но тут новый толчок сотряс землю, и дорога стала крошиться, разрывая очерченный старухой круг. И как только в нем появилась прореха, чудовищное создание встало на задние лапы и, оскалившись, шагнуло к знахарке.

– Что, думала, справилась со мною? – оно протянуло кривую лапу с уродливыми, но, тем не менее, человеческими ногтями в ее сторону. – Я сильнее. Я все равно добьюсь своего. Рощу вырубят, и я прорвусь в этот лес.

Не дури, Сергей! – голос Степана звучал не то строго, не то с просьбой. Да и как сердиться на единственного любимого сына, который не к месту решил проявить характер.

Парень упрямо подошел к дереву и бензопила, заурчала, как почуявший кровь зверь.

– Я сказал, хватит, – Степан развернул к себе лицом сына и увидел не знакомое с детства лицо, а безумный взгляд выпученных белесоватых глаз. – Ты что, сынок? – только и охнул он, когда пила приблизилась к его шее.

Параскева увернулась от гниющей лапы, но не отступила назад и шагу.

– Смелая очень? – смердящая тварь, когда-то бывшая человеком, теперь полностью выбралась из круга и на гнущихся ногах стала мелкими шажками подбираться к Параскеве. Та бормотала под нос заклинания, ни на секунду не выпуская создание из вида. Но в то же время знахарка не делала и попытки сдвинуться с места.

– Ах, вот ты как! – прорычала тварь, подбираясь поближе. – Ну что ж, твой выбор – смерть.

И тут из придорожных кустов под ноги уродливой ведьме бросился черный кот с обожженными ушами. Он громко мяукнул и, сбив с ног Алину, мячиком отскочил на руки Параскеве.

Алина охнула, ее тоненькие деформированные ножки со странным скрипом сложились пополам, и она беспомощно осела в искрошенные куски асфальта. Ведьма непонимающим взглядом огляделась вокруг, голова ее странно запрокинулась и сизая тень стала подниматься вокруг нее, собирая воедино разваливающееся на куски дряблое тело. Пара мгновений и вот уже вся колдунья, юная как прежде, улыбаясь, стоит внутри густого сумрака. Она весело подмигнула Параскеве и резко выбросила вперед правую руку. Знахарка почувствовала сильный толчок и увидала, что кот, прыгнувший к ней на грудь, обмяк и безжизненной плотью рухнул на землю.

– Не попала. Не попала, – словно играя в детскую считалочку, задорно запела Алина. – Но теперь-то ты видишь мою силу. Теперь-то ты меня пропустишь!

Параскева отрицательно мотнула головой и только шире расставила ноги, словно прося помощи у матери-земли.

– Как хочешь, – запела Алина.

Она снова вытянула вперед руку и Параскева почудилось, что раскаленный шар ворвался в грудь с упоением выжигая все изнутри. Боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Она с удивлением обнаружила, что почему-то до сих пор стоит на ногах. Старуха усилием воли собралась с мыслями и стала читать старый заговор-оберег от неприятеля.

– Опять не попала, – удивленно, но так же весело запела Алина. – Сейчас попаду и тебя с пути смету, – она снова протянула руку вперед.

Но Параскева, глядя противнице в глаза, продолжала читать заговор: – Не перейти, не обойти, не свернуть меня с пути…

– Вы что, мужики? – Алешка бросился к отцу с сыном, остервенело борющимся за пилу.

Легким поворотом плеча Сергей отшвырнул парнишку на стоящее рядом дерево, и люди услышали, как хрустнули кости, встретившись с кряжистым стволом дуба. Парень с остекленевшим взглядом осел на землю. В то время как отец с сыном, не обращая ни на кого внимания, продолжали выкручивать друг другу руки.

– Свят, свят, что ж это делается, – пожилой солидный мужчина вышел вперед. – Как же это, отец на сына, сын на отца. Что ж вы творите? Да разнимите же их! – обратился он к стоящим вокруг мужикам.

– А, может, Сергей прав? – пробасил седой толстяк, подхватывая лежащий на земле топор.

– Не прав он, Петр. И ты это прекрасно знаешь, – дорогу седому перегородил местный пастух, обычно мягкий да улыбчивый Иван. В этот раз он не улыбался, и жесткая складка залегла у него на переносице.

– Вы что это? – пожилой истово крестящийся мужчина оглядывался вокруг. – Вы что это? – он с испугом смотрел в посуровевшие лица окружавших его мужиков. Каждый из них придирчиво вглядывался в соседей, словно вспоминая за ними старую, но до сих пор не прощеную обиду.

Алина швыряла и швыряла в нее черную, выжигающую жизнь силу, но Параскева упрямо стояла на ногах. Она не собиралась сдаваться, по крайней мере, пока жива. Сколько она еще будет жива? Знахарка знала одно: надо стоять, хотя грудь болела так, как будто по ней прошлись раскаленной кувалдой. Слегка опустив глаза вниз, чтобы посмотреть на несчастное случайно пострадавшее животное, она увидела, что платье взмокло от крови, текущей откуда-то сверху.

– Не надо туда больше смотреть, – подумала про себя Параскева и подняла глаза, чтобы встретить, как подобает очередной удар твари по имени Алина. Она продолжала читать пересохшими губами заговоры, жалея, что в свое время уделила им слишком мало внимания. Поскольку ее, прежде всего, интересовали способы лечения болезней, а не уничтожения врагов. К тому же, она никогда и не собиралась ни на кого нападать. И даже в самом страшном сне, ей не могло привидится, что будет она вот так стоять в чистом поле и драться с безумной ведьмой, защищая лес с живущими там нелюдями. С теми, кого, чего греха таить, она считала гораздо хуже и примитивнее людей.

– Как богатырь в чистом поле, – усмехнулась она своим мыслям и тут же представила беспомощную старуху в кольчуге со щитом и на старом костлявом жеребце. Знахарка расхохоталось от абсурдности видения, и почувствовала, как стихает боль в груди.

– Тебе, что не больно? – взвизгнула Алина. – Конечно, не больно, – ответила она сама себе низким тягучим голосом. Мы ее даже свалить не можем. Не время еще, не время. Вечно ты торопишься, – продолжая разговаривать сама с собой, колдунья стала полупрозрачной.

Вот от нее остался только высокий ворчливый голос. Затем маленькое облачко медленно двинулось над дорогой. Летело оно как пьяное. Пару раз неудачно скатилось по дороге в канаву. И, выбравшись оттуда, продолжило путь в сторону города, пока не скрылось за горизонтом.

Параскева проводила взглядом противницу и, обессилено опустилась на землю. Она поднесла руку к горящей от боли груди и наткнулась на что-то прохладное. – Ожерелье матери Ильи, – вспомнила она.

Параскева осторожно расстегнула ожерелье, ощупала себя и поняла, что особых ран нет. Вот только под самим украшением кожа была обожжена. Да еще плечо разодрано в кровь когтистой лапой кота, лежащего сейчас бездыханным у ее ног.

Она наклонилась над животным и прошептала.

– Бедненький, тебе-то за что досталось?

Тщедушное черно-пыльное создание пошевелилось и подняло остренькую мордочку. На нее глянули темно-синие почти человеческие глаза.

– Прости, – пробормотал кот, – за плечо… я нечаянно… защитить хотел… – сказанное далось ему неимоверным усилием.

Он опустил обожженную мордочку на куски асфальта и затих.

– Я тебе помогу, – сказала Параскева. – Она быстро одела ожерелье, подняла кота и нежно прощупала все его косточки. – Вроде бы цел, – прошептала она. – Ну, малыш, где у тебя болит?

Кот сделал попытку приподнять голову и слегка приоткрыл глаза. – Если честно, везде, – он раздвинул уголки губ с топорщащимися усами, изобразив подобие улыбки. – Но после твоего массажа мне стало гораздо легче.

– Раз шутишь, значит, жив, – успокоилась Параскева. – Не даром же говорят, у кота девять жизней.

– Я не кот, я Черныш.

– Ну, значит коловертыш Алинин. Правда, тогда непонятно: за что она тебя?

– Я не коловертыш. Я друг. И не Алинин, – едва слышно произнес неожиданный защитник и окончательно обмяк на руках у Параскевы.

Старуха подхватила животное и, не обращая внимания на ноющую боль в груди, поспешила к дому. Добравшись, бережно положила кота на стол и бросилась на кухню, где громоздились склянки с травяными настоями. Вылив содержимое нескольких из них в широкую плошку, она двинулась в комнату, но остановилась в раздумье.

– Нет. Этого мало, – сказала знахарка вслух. Достала ножичек и разрезала указательный палец, добавив несколько красных капель в жидкость. – Вот теперь в самый раз, – одобрительно кивнула она.

Кот по-прежнему лежал на столе, не подавая признаков жизни.

– Киске надо выпить лекарство, – ласково сказала Параскева.

– Я же сказал, я не кот, – слабо возмутилось животное, не открывая глаз.

– Но лекарство-то все равно надо выпить, – настаивала Параскева.

– У меня нет сил.

– Тогда придется сделать укол, – пригрозила старуха.

Кот фыркнул и открыл глаза.

– Интересно, что это за народная медицина такая с уколами?! – возмутился он.

Параскева воспользовалась тем, что возмущенный кот открыл рот и, придержав ему голову, быстро вылила содержимое плошки в горло.

– Бр-р-р, фр-р-р, что за гадость? – зафыркал тот. – Вампира из меня решила сделать! – взвизгнул он.

– Ты меня защитил, а я тебе силы чуток вернула, – ответила старуха, довольно поглядывая на животное, которое уже сидело на столе и озабоченно вылизывало лапы.

– А кроме пакостного лекарства в доме есть что-нибудь съедобное? – Черныш оторвался от своего занятия.

Параскева молча сходила на кухню, принесла тарелку борща, вчерашние пирожки и миску сметаны.

Кот подобрался, насупился и почти зло глянул на старуху.

– Так-то ты меня за добро отблагодарить хочешь. Я к тебе со всею душой. А ты подкупить меня едой решила, – он гордо повернулся и направился к двери.

– Подкупают слуг, а кто-то говорил про дружбу, – мягко заметила Параскева. – Разве друга за еду купишь? Он и за все сокровища мира не продастся.

Кот удивленно обернулся. Подумал немного и, прыгнув обратно на стол, стал уплетать борщ со сметаной.

– Мне нравиться с тобой дружить, – замурлыкал он, вылизывая тарелку. – К тому же, кажется, я, наконец, нашел того, кто может справиться с Алиной. Но сначала, я должен вернуть должок, – он без предупреждения прыгнул на плечо к Параскеве и довольно замурлыкал.

Параскева, удивленная, таким проявлениям чувств, не решилась прогнать животное. А он, воспользовавшись моментом, воротником обнял ее шею и стал урчать еще громче. Знахарка почувствовала, как от тепла исходящего от мягкой шкурки мурчащего существа, ее начинает клонить в сон. Только теперь она поняла, насколько ее вымотала битва с Алиной. Она присела на стоящий рядом стул, склонила голову на столешницу и задремала. Руки и ноги налились тяжестью, веки смежились, и старуха провалилась в глубокий сон без сновидений.

– Пора, просыпайся! Пора уходить! – Параскева проснулась от дикого визга.

– Пора, – промяукал кто-то еще раз в самое ухо.

Она открыла глаза и удивленно посмотрела вокруг. Прошло не более получаса с того момента, как женщина заснула. Так почему же нельзя отдохнуть еще?

– Надо уходить, – пушистая мордочка ткнулась в руку, прогоняя остатки сладкой дремы.

– Ты чего это раскричался? – улыбнулась Параскева.

– Люди. Сюда идут люди, – кот явно нервничал.

Шерсть у него стояла дыбом, усы топорщились, а длинный хвост, как будто живя отдельной жизнью, бил по бокам выписывая при этом замысловатые круги.

– Это ли повод для крика? – сказала Параскева. – Ты совсем одичал, людей пугаешься. Да они ко мне по десять раз на дню за советом или травой захаживают.

– Но не такой разъяренной толпой, – промяукал кот. – Уходи, пока есть возможность.

За окном послышался гул возбужденных голосов. Он постепенно нарастал. Уже стали слышны отдельные, совсем не дружелюбные выкрики.

– Выходи, сюда ведьма! Давай разберемся, – зазвенел высокий женский голос.

В подтверждение серьезности намерения в окно полетел камень. Стекло треснуло, развалившись на несколько осколков.

– У тебя даже дом стоит без защиты, – изумился кот. – Надеюсь, здесь есть черный ход?

– Да зачем он мне? – ответила Параскева. – Я же всех жителей деревни наперечет знаю. У многих баб роды принимала. Это Зинаида кричит, местная дурочка. Заполошная, но, в общем, добрая тетка. Вот только ума ей от рождения не дали. Сейчас выйду, поговорю, они и успокоятся.

– Все у тебя, погляжу добрые, – кот задумчиво посмотрел на нее. – Не хочу тебя терять как Аграфену. Ее не спас, а тебя спасу, – сказав это он встал на задние лапы и на глазах у озадаченной Параскевы стал расти, превратившись в большую черную рысь. Рысь мягко обошла знахарку и, перекрыв входную дверь, легла у порога.

– И как ты себя ведешь, скажи на милость? – возмутилась старуха. – Не знаю, кто такая Аграфена, но не позволю за меня решения принимать! А ну, брысь, отсюда!

Рысь не обращая не ее слова никакого внимания, стала сосредоточенно вылизывать лапы. И тут, перекрывая шум голосов, послышался женский вопль: «Помогите, помирает!»

Параскева бесцеремонно отодвинув ногой кошку, открыла дверь и вышла на крыльцо.

День клонился к вечеру. Осеннее солнце светило тусклым желтоватым светом, отчего очертания лиц собравшихся перед домом людей казались слегка смазанными. Как будто нерадивый художник, потратив все силы на пейзаж, решил особо не вырисовывать черты своих персонажей.

Параскева озадаченно остановилась на крыльце и, почувствовав, как заныло сердце, почти пожалела, что не послушалась кота. Знакомые не один десяток лет люди смотрели на нее с мрачной решимостью. О серьезности их намерений говорили топоры, палки и камни в натруженных крестьянских руках.

Старуха отчетливо поняла, что никакие уговоры и призывы к разуму не спасут ситуацию. Потому что стоявшая у забора Анечка не помнила, как Параскева две ночи дежурила у постели ее больной дочки. А насупившийся Иван, сжимавший хлыст, забыл, скольких коров из стада она вылечила травами да наговорами. Перед ней стояли не знакомые люди, а тупая обезличенная толпа. И действиями ее руководил животный страх, заглушивший голос рассудка.

– Ведьма! – заорала дурным голосом Зинаида.

Толстая неряшливая баба в замусоленном фартуке видимо только что оторвалась от плиты. Жидкие грязные волосики, стянутые на затылке резинкой, оставляли открытым обрюзгшее лицо. Косившие в разные стороны водянисто-серые глазки не добавляли дурочке привлекательности. – Ведьма! – взвизгнула она еще раз и толпа зашумела.

Параскева почувствовала, как волна ненависти, поднимаясь от задних рядов столпившихся во дворе людей, неумолимо приближается к ней, выбивая остатки воли из их голов. Вот толпа, вдохнув в едином порыве, сделала шаг вперед, затем еще один. Стоявшие впереди уже занесли кулаки и палки для удара. Еще пара мгновений и …