Текст книги "Смерть вне очереди"

– Зато не объясняет другого, – завел свою шарманку Женька, – как она попала в гараж, если ворота после себя шофер запер?

– Это как раз хорошо объяснимо, – вздохнула Лера и опустила глазки.

– А ну поподробней! – потребовал Логинов.

– Да, Лер, – уставился на нее негр. – Что ты хочешь этим сказать?

Валерия виновато посмотрела на Морозова, дескать, простите меня за то, что придется это сказать, и произнесла:

– Понимаете, Альберта Семеныча с работы выгоняли не только за пьянство. Он…

– Ой, Лера, – скуксился водитель и отвернулся: ему было неприятно слушать о себе правду, тем более сейчас.

И все же она продолжила:

– Он очень рассеян. Он даже по настоянию моей мамы ходил к врачу, тот выявил возможное развитие сосудистой деменции. Начальная стадия этой болезни проявляется дефектами внимания, гипертрофированной рассеянностью, раздражительностью и хронической усталостью. Ему нужно теперь строго каждые два месяца ходить на прием к доктору. Альберт Семеныч постоянно все забывает, теряет, пропускает мимо ушей и глаз, а я его выгораживаю перед мамой. Ведь если она его выгонит, он не найдет себе работу, – сказала она с таким чувством, точно нам всем была шибко важна его занятость и работоспособность. Не найдя в лицах понимания, она стала говорить уже ближе к теме: – Я это веду к тому, что он мог просто забыть запереть гараж, а ключи в замке зажигания оставить не преднамеренно из-за лени, а по забывчивости. Уже были случаи.

Морозов совсем повесил нос после этой фразы. Я вспомнила момент, когда он стукнул себя по лбу и сказал, что это все случилось по его вине, что это он оставил ключи в «Газели». М-да, похоже на то, что Лера говорит правду.

– На прошлом месте работы он возил жену крупного бизнесмена, пока тот работал. Один раз она попросила его сопровождать ее в супермаркете, потому что планировала много чего купить, а пакеты-то тяжелые. Вот, он пошел за ней, не закрыв машину. Пока они отоваривались, автомобиль угнали. А у нас он уже двадцать раз оставлял права на ресепшене. Хорошо, что я успевала заметить первой, звонила ему, пока не видела мама, он возвращался, и я отдавала ему документы.

Альберт Семенович нос так и не поднял, плюс к тому покраснел, как томат. Да, такая забывчивость до добра не доведет. Угнали автомобиль, с ума сойти! Как его тот бизнесмен не прибил на месте, когда все выяснилось?

– Альберт смог убедить его в том, что ключи у него вытащили в супермаркете, – ответила мне Лера на вновь проговоренные вслух мысли. – Работодатель вроде бы поверил, но от греха подальше нашел своей жене нового водителя. Но это все неважно, я говорю лишь, что не верю в то, что кто-то из нас мог специально запихнуть Фелю в машину. Если вдуматься, можно увидеть события иначе, она, скорее всего, попала в гараж сама, – резюмировала она под конец.

– У меня иное мнение, – в полной тишине, возникшей после Лериной речи, зазвучал красивый Женькин баритон, и люди сразу начали настороженно вслушиваться. – Эти «несчастные случаи» и «самоубийства» очень похожи на убийства. Все, как один. И здесь у меня начинают трястись конечности от страха, – насмешливо проговорил он, – так как только очень матерый киллер мог так красиво и так безупречно загримировать все убийства под что-то иное.

Мы все замерли, не в силах ни вымолвить что-то, ни даже сглотнуть. Затем молча стали сверлить друг друга глазами, ведь, если верить Женьке и мысленно продолжить развивать эту тему, то волей-неволей приходишь к выводу, что тот самый опытный и не знающий милосердия убийца – один из нас.

Глава 8

– А как же… – Лера заикнулась от испуга, – Аг…гата?

– Ну, думаю, вы в курсе, есть много препаратов, могущих спровоцировать у больного пожилого человека инфаркт. Не так ли, Пахан?

Друг кивнул:

– Да, это так. Проблема в том, что все были у всех на виду.

– Для такого аса, уверяю, это вовсе не проблема. Ему использовать какой-нибудь отвлекающий маневр и подсыпать в стаканчик чего-либо – дело плевое.

– Какие ужасы ты говоришь, – попеняла ему я, обняв себя за плечи. А вдруг он прав? Ранее мы исходили из того, что смерть пианистки – результат ее слабого сердца и магнитных бурь, утопленных в вине. А вопросы начинались уже с другими инцидентами: умерла ли сама Феля, повесился ли сам Фалалей, упал ли сам индеец или всем троим помогли? А может, кому-то помогли, но где-то была и случайность. Как это выяснить? Но теперь, после Женькиных слов… Четвертый случай уже не вписывался в простое стечение обстоятельств. Не может случиться четыре смерти за полтора дня просто так. Тут либо зверствует какое-то жестокое проклятие, либо орудует какой-то жестокий человек. – Если это киллер, то чего он добивается? Неужто всех хочет убить?

– Я не знаю, – смутился Женька, так как не любил чего-то не знать. – Если предположить, что у него были определенные цели здесь, то встает два но: во-первых, выбор туристов был беспорядочен, никто не знал до конца, кто едет, а кто нет; во-вторых, действительно пугает и зачаровывает порядок убийств, строго по фотографии. Еще одна загадка. Одно дело, если бы работал маньяк, для их мозгов – это самое оно. Но для профессионала… Какой-то дурацкий снимок… Чушь полная. К тому же, оставили нас здесь тоже весьма мастерски. Это я про якобы оторвавшуюся антенну, которая якобы сама лишила нас бензина до следующего тысячелетия.

– А я склонен верить больше Иннокентию насчет проклятия, – к изумлению присутствующих и, по-моему, своему собственному, изрек Паша. Изумление вызывало не то, что Самойлов верил во все сверхъестественное – это я знала уже очень давно, а то, что он, наступив на горло своей ревности, принял сторону неприятеля во имя Правды. – Только вот, мне кажется, оно начало действовать не когда умерла Никитична, а когда индеец это произнес вслух. Всем верующим известно: не произноси имя Зла всуе, и Зло не придет к тебе. Он сам наговорил на нас. И сам же поплатился.

– А мне, например, – встряла Катя, – больше запомнилось стихотворение Фалалея. Рифмованные строчки подчас имеют куда большую силу, нежели все ваши дурацкие порчи и проклятия. Недаром во всех книгах волшебных заклинаний, заговоров и приворотов текст состоит из рифмованных четверостиший – видимо, близким к магии людям давно известна сила поэзии. И Юля со мной согласна, – добавила она непонятную вещь.

У меня даже глаза выпучились:

– Я?! Да с чего ты взяла?

– Как это? – запорхала Любимова длинными накрашенными черными ресницами. – Ты же сама, когда увидела мертвого Орлиного Глаза, начала читать по памяти это его последнее стихотворение! Ну же? Не помнишь, что ли?

– Я была на грани безумия. Не принимай мои слова в расчет.

– Да почему ты все время прячешь голову в песок, точно страус? – негодовала лучшая подружка.

– Да-да, я тоже слышал, как она что-то шептала в полуобморочном состоянии, – припомнил сперва Женька, а затем и все остальные, кто имел несчастье присутствовать при страшной находке мертвого тела.

– Не знаю, я помню только последнюю строку, про кровь рекой, – закачала я головой. Пусть они отстанут от меня, чего прилепились?

– Зато я помню. – Екатерина на глазах у всех достала с коленей блокнот скончавшегося музыканта, неведомо каким способом попавший к ней, и принялась декламировать: – «Нагло мы их украдем, и тогда, когда мы умрем, чужая кровь будет литься рекой». Знаете, существует такое поверье, что творческие люди чувствуют, что проживут недолго, и эту мысль проецируют в поэзию, прозу, музыку, кинематограф. На самом деле, я считаю, все наоборот. Они сами на себя наклика́ют беду. Много ярких примеров, подтверждающих мою гипотезу. Последняя сцена, в которой снялся Анатолий Папанов, – смерть его персонажа, и ведь всего через несколько дней актер скончался. Да, сценарий писал не он, но он же согласился играть. А Игорь Тальков пел: «Надо ж было так устать, / Дотянув до возраста Христа», он был убит вскоре после этого, в тридцатичетырехлетнем возрасте. А Лермонтов? «С свинцом в груди лежал недвижим я», «…Навылет в грудь / Я пулей ранен был», «Пускай холодною землею / Засыпан я», «И вижу гроб уединенный, / Он ждет; что ж медлить над землей?» Почти все эти стихотворения он писал незадолго до смерти.

– И я о чем! – обрадовался Самойлов, подпрыгнув, перетянулся через весь стол, чтобы пожать очумевшей Кате руку. – Я о том же говорил!

Любимова молча разглядывала друга, затем произнесла, недоумевая:

– Нет, по твоей версии во всем виноват индеец и его пророчество.

– Это неважно! Индейцы, стихи – какая разница? – «Действительно, стихи – те же индейцы», – хмыкнул мой внутренний голос, обрадовавшись новой пашнятинке. – Я говорил, что вслух такие вещи нельзя произносить! Ну или записывать…

– Тогда я согласна с тобой, – закивала Катя и уже, не колеблясь, крепко сжала ладонь Павла в своей руке.

– Что ж, – подытожила Света, – у нас пять версий. Первая: убивает дух Агаты, и он не угомонится, пока не заберет в свое темное царство каждого, кто отправился с ней на экскурсию, поэтому в живых не останется никто. – Она нервно хихикнула. – Вторая: по вине Леры проклята вся экскурсия в целом, поэтому в живых не останется никто. Третья: беду накликал индеец, поэтому в живых не останется никто. Четвертая: шизанутый металлист сочинил, что умрут они с женушкой, и после этого начнется настоящая резня. Это предсказание сбылось, Фаля с Фелей умерли сами по себе, а дальше… Либо мы друг друга будем кромсать с безысходности, либо по вине несчастных случаев, так или иначе, кровь рекой нам обеспечена. А Агата тут вообще ни при чем: к ее радости, она отбросила копыта раньше. Я правильно тебя поняла, Катя? – Та с серьезным выражением лица кивнула. – Вывод из твоей версии… Правильно, в живых не останется никто. Что ж, остается последнее мнение, – тут она посмотрела на Жеку. – Среди нас затесался крутой киллер, и он не успокоится, пока не укокошит всех. Голосовать будем? – предложила она, продолжая странно хихикать. – Кто за какую версию?

– То есть, – сказал Паша, – в первых четырех случаях не выживет никто, а в последнем – один человек, да и то безжалостная мразь. Господи, пусть им окажусь я!

– Паш, не время для шуток, – посуровела я.

– А я и не шутил.

– Как бы кому ни было смешно, – Александров одарил грозным взглядом попеременно Светлану и Павла, – придется считаться с каждой версией.

– Отлично, – обрадовался чему-то Логинов. – Начнем с моей. Думаю, неплохо будет разобраться, кто где находился во время убийств. Я повторюсь: убийств. Ведь это моя версия, верно? Имею право. Итак, Агата Никитична. Все сидели в кружке, кроме нас с Катей. Так что мы с подозрений снимаемся. – Некоторые громко проворчали что-то нечленораздельное, но не стали открыто возражать, не найдя аргументов против. – Дальше, следуя моей версии, убийца тот, кто остался среди живущих персонажей, иначе выйдет белиберда. Мы ведь сошлись на том, что ас в таком деле среди нас один, верно? – Все вынужденно кивнули. – Значит, не считая нас с Катей, подозреваемые сидят сейчас за столом. Давайте посчитаем их, – предложил он так, точно мы находились в детском саду и учились считать – одна из подготовок к предстоящей в будущем году школе. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Что ж, не так много.

– Ты издеваешься? – скривился Альберт.

– Нет, просто я оптимист, – обезоруживающе улыбнулся блондин Логинов. – Второй пункт. Убийство Фелицианы. Время смерти точно не установлено, но где-то это период между половиной седьмого (временем, когда ее видели на пороге дома плюс время на то, чтобы дойти до гаража, если, конечно, она не была убита раньше, вскрытие-то мы не проводили) и восьмью двадцатью – временем, когда мы ее обнаружили. – Я невольно восхитилась другом. Надо же, он запомнил время, когда мы вытащили бедную Фелю из «Газели». Я так вообще ни о чем тогда не могла думать, только о том, почему же нам не удалось спасти ее. – Итак, кто где был? За себя скажу, что в половине седьмого я сидел на этом же стуле и наблюдал за тем, как четверо человек накрывают на стол к ужину. А они, в свою очередь, наблюдали за тем, как я сижу. После ужина мы все разглядывали фотографии. Когда вернулись вы, – глянул он на водителя, – неизвестно где шатавшись до этого, я вместе с тремя своими друзьями отправился на поиски Фелицианы. Меня крайне интересует, где в этот период находились остальные. Далее я и трое моих друзей вернулись в дом, где застали Альберта Семеныча и Светлану. Было где-то около восьми. Все оставшееся время Морозов был на виду. По этому убийству у меня все. Любимова, Самойлов и Образцова меня не интересуют, так как все это время находились рядом со мной и просто не имели возможности совершить убийство. А вот остальных попрошу отчитаться.

– Это для вас они вне подозрений, – фыркнул Альберт. – А мы вот не знаем, вдруг вы все сговорились? Я вижу вас второй день!

– За себя я все сказал, – хладнокровно ответил Женя. – Теперь вас попрошу о том же.

– Хорошо, – сдался он. – Повторяю в сотый раз. Я не имею вашей любопытной привычки постоянно сверяться с часами и не могу сказать, во сколько точно я ушел из гаража. Сначала ушел механик, оставив мне ключи. Я доделал свою работу и ушел после него минут через пятнадцать-двадцать. – Слова Морозов проговаривал медленно и твердо, посматривая на Логинова очень недоброжелательно, почти что с ненавистью. – Я не помню, запирал ли ворота, Валерия вам уже говорила про мою болезнь. Потом я гулял. Еще раз говорю: гулял. Не помню, как долго, может, сорок минут, может, час. Я просто ходил по тропинкам туда-сюда. Затем нашел сторожку. Потом я был на виду у Светланы, так как мы оба сидели здесь, в этой комнате, пока не пришли вы. Это все.

– Отлично, приятно было вас послушать, – ухмыляясь, произнес Женя, затем поднялся, прошелся до тумбы, выдвинул ящик, взял оставленный прежними жильцами лист бумаги и карандаш и положил перед Альбертом. – Рисуйте маршрут вашей прогулки.

– Блин, я не знаю! Я не помню! – с мольбой кричал Морозов, но Евгений словно не слышал. Тогда он в исступлении уронил лицо прямо на бумагу. Что же должно было произойти, чтобы такой удавоподобно спокойный и бодрый тип, как Альберт Семенович, потерял душевное равновесие? Только встреча с Евгением Дмитриевичем Логиновым. Так-то, знай наших!

– Следующий, – скомандовал Женька, не называя имен, мол, мне все равно, однако не отрывая теперь глаз от Александрова.

– Вас интересует пока первый случай, Фелициана? – вежливо осведомился тот. – Или сразу про оба рассказывать?

– Рассказывайте, как вам удобнее, – мило проворковал Катин возлюбленный, уподобившись находящемуся в хорошем настроении экзаменатору, разрешившему студенту отвечать на вопросы билета в любом порядке.

– Ну, вначале я был так же, как и вы, у всех на виду, помогая накрывать на стол. Когда вернулся Альберт Семеныч, я вызвался помогать Фалалею с поисками. Нас было трое, мы несколько раз выходили к гаражам, один раз даже слегка заплутали в лесу, но сумели выйти к заливу и сориентироваться на местности. Потом мы с Валерией стали уговаривать Фалалея вернуться, но он не согласился. Тогда мы с ней вернулись вдвоем, оставив его одного. Сейчас, поверьте, я об этом очень сожалею, ведь были бы мы вместе, мы не дали бы ему сделать это и не дали бы кому-то сделать это с ним. Вот, когда мы ушли, было, наверно, девять или начало десятого, да, Лер?

– Я не знаю, у меня нет часов, а мобильник я в комнате оставила, – смущенно ответила она, опустив глаза.

– Когда вы шли в направлении дома, что делал Фалалей? – обратился к ним двоим Женя.

– Он просто… стоял, – ответил Кеша. – Стоял и смотрел нам вслед. Я этого ничего не боялся тогда, думал, он быстро смекнет, что одному не слишком приятно вести поиски в потемках, догонит нас и предложит продолжить завтра, поэтому мы с Леркой специально шли медленно. Я бы согласился продолжить на следующий день прямо с утра, а столько часов без передышки ходить… Это же совсем кощунство над собой. Но мы так и дошли до дома, а он не догнал нас.

– Значит, его умертвить могли в период с девяти до десяти вечера, когда мы его обнаружили. Если только… – Тут Женька в упор поглядел на двоих. – Если только вы не сделали это раньше, вдвоем. Эх, зря мы тело не потрогали…

Те опешили и разинули рты. Наконец Александров сказал:

– Я никого не убивал, ясно?

– Конечно, яснее ясного. Я тоже никого не убивал. Спроси здесь любого – никто никого не убивал. Однако мы имеем четыре трупа за неполных два дня, сечешь?

– Да, – хмуро кивнул тот, осознав правоту оппонента.

– Что ж, Валерия меня больше не волнует, остались вы, Светлана.

Света посмотрела на Женьку, потом поочередно на всех и выпалила на одном дыхании:

– Я готовила ужин, ела, смотрела фотографии, потом, когда все ушли, я была на глазах у Альберта Семеныча, и он может подтвердить, что я никуда не уходила. Затем, когда вы его забрали, в столовой появился индеец, и мы с ним болтали, так что я тоже не могла уйти. К тому же, вспомни этого Фалю, кем надо быть, чтобы без его разрешения его повесить? Довольно глупо меня подозревать в этом, как считаешь?

– Действительно, – согласился с этим Женька. – Однако с хрупкой женщиной, какой была Фелька, ты бы справилась. Сколько в тебе веса? Семьдесят?

– Грубиян! – подскочила Барская. – Накачал себе тут мускулы, а мозги забыл подкачать, да? – Женька лишь усмехнулся. – Во мне чуть больше шестидесяти, понял? – Я оглядела телосложение Светланы. Да нет, врет. Шестьдесят пять точно. – Я еще раз повторяю, для тупых специально. Меня видел сперва Альберт, затем индеец! Я была на виду, все время!

– Да, очень здорово, – влезла Катька, давно дожидаясь момента, когда же можно будет влезть. – Учитывая, что первый страдает частичными потерями памяти, а у второго теперь не спросишь. За то ты его и убила, да? Чтобы не сказал никому, что ты из дома спешно выбегала? Тебе удобнее всех, твое окошко в той же стороне, что и у убитого.

– Ха! – Света демонстративно всплеснула руками. – Ты уже на его стороне, да? – Кивок на Жеку. – А как же проклятие, Катя? Ты уже в него не веришь?

Любимова насупилась и ответила с горечью:

– Это и есть проклятие. Мы вынуждены жить рядом с убийцей.

С этим нельзя было поспорить, и все замолчали.

– Поговорим теперь про убийство Большой Ноги, – вновь заговорил Логинов.

– Орлиного Глаза, – подсказала я.

– Неважно. Плохой момент: его комната соседствует с пустой, где должны были жить металлисты. И все же должен спросить: кто-нибудь утром слышал что-либо необычное? – Никто не ответил. – Так я и думал. Я тоже ничего не слышал.

– Слушай, вчера был очень тяжелый день, – сказал Кеша. – Немудрено, что народ так отреагировал на дистресс. Я тоже сразу отключился, стоило голову на подушку пристроить.

– Ладно, будем исходить из другого. Кто первым проснулся? Меня лично пробудил Пахан.

– Я проснулся рано, но не выходил из нашей комнаты, – сообщил Самойлов другу. – Ворочался, потом начал читать.

– Включив свет, – возмущенно вставил тот.

– Да, а как можно по-другому читать? Было еще не сильно светло, знаешь ли! А я боюсь потерять зрение. Как будущий врач, скажу тебе, ни в коем случае не читай при плохом освещении.

– Но я же спал! А ты включил общий свет!

– Не надо врать. Когда я включил свет, ты стал ругаться. Это что, во сне было? Непохоже. Следовательно, в тот момент ты не спал.

– Конечно, потому что я проснулся! Из-за света в глаза!

– Правда? – удивился Паша. – Вот блин.

– Ладно, это все лирическое отступление. Ты слышал шум?

– Да, перед тем, как я начал читать, кто-то ходил по столовой. Но это было только два раза, с промежутком в пять минут или меньше.

– Любопытно. Возможно, открытое окно лишь для отвода глаз, а, граждане?

Пришлось признаваться.

– Жень, это была я.

– Ты убила индейца?! – тут же завопил Павел. – Юля, зачем? Он был такой прикольный!

Жека, в отличие от друга, не был идиотом:

– Это ты была утром в столовой? – Я кивнула. – Что ты делала?

Я смутилась.

– Я… я не могу сказать.

– Придется, дорогая, придется.

– А ну, признавайся! – подключился Павел. Гад. А еще ухаживать за мной пытался! – Зачем ты ходила по столовой?

– Я правда не могу. Стыдно.

– Хорошо, я попробую угадать, а ты кивнешь, где надо, – предложил Паша миролюбиво. – Поесть захотела, оттого вышла? – Я отрицательно покачала головой. – Блин, у меня больше нет вариантов. – Естественно, он может думать только о еде! – Кто знает, что еще делают в столовой ранним утром, когда все спят? – обратился Павел за помощью в зал.

Женька подключил свой знаменитый сарказм:

– Может быть, она книгу хотела почитать, но так, чтобы подругу не разбудить?! Потому свет включила в столовой, а не в общей комнате, где спал человек!

– Да ладно тебе… – махнул Павел, отказываясь принимать эти бредни за версию. Но тут же обернулся ко мне: – Что так и было, да?! Так и было?

– Нет, – снова покачала я.

Любимовой надоел этот спектакль.

– Господи, ну что вы к ней пристали? В туалет ходил человек, в туалет! Наша комната с одной стороны, а сортир рядом с комнатой Леры и Светы, то есть в совершенно другой стороне. Конечно, ей пришлось пройти мимо вашей опочивальни два раза. Я права, дорогая?

Я молча кивнула, уставившись в стол. Боже, какой позор! Моя прабабка дворянских кровей учила меня ни за что не произносить таких вещей. Хоть мне было полтора года, когда она померла, но все ее мысли непостижимым образом втемяшились в мозги невинному ребенку. Как Кате удается так просто это говорить среди незнакомых людей? «Ходила в туалет»… Позор мне! И ей тоже. Нам обеим! Вечный позор!

– Ну что нос повесила, подруга? – подмигнула мне Катя, пытаясь подбодрить.

– Она стесняется, – засмеялась Светка. Вот гадина! А я ее еще выгораживала!

– А ты помалкивай, малолетняя душегубка! – ополчилась против нее Любимова и стукнула по столу – зазвенели чашки, а старенький громоздкий пластмассовый абажур под высоким потолком угрожающе зашатался.

– Я никого не убивала! Среди нас всех только ты можешь быть киллершей поганой!

– Поганая здесь только ты, шалава! – немедленно отразила удар Катя, повторно стукнув.

Абажур зашатался еще неистовее, и свет стал мерцающим, как на дискотеке. Я с интересом наблюдала, как освещается сперва стена напротив, затем лица сидящих за столом передо мной, потом освещаются кружки и блюдца на столе, затем свет бьет в глаза, после, зайдя мне за спину, принимается в обратный путь.

– Это я шалава?!

– Да, ты! – подтвердила агрессивно настроенная Катерина. К слову сказать, я давно привыкла к ее внезапным вспышкам бешенства.

– Дамы, угомонитесь! – взмолился праведник Александров, прислонив темные пальцы к усталому лицу.

– Я, да?! Это я шалава?! На себя посмотри!! – Барская дважды топнула ногой.

Следом произошло нечто ужасающее. Тяжелый абажур слетел с потолка и рухнул вниз, а лампочка в двести ватт осталась висеть под потолком. Но ужас был не в том. Светлана сидела прямо под этим абажуром, и в самый последний миг Женька и Паша, так как находились к ней ближе всех, успели прыгнуть и свалить Барскую со стула, на который тут же обвалилась конструкция. Табурет хрякнул и упал, а абажур раскололся натрое. Остальные просто тупо пялились на пол, не двигаясь.

– Боже! Я могла умереть! – дошло наконец до Светки, и она приложила ладошки к пухлым щечкам. – Я ведь могла умереть? – на всякий случай уточнила она у своих спасителей, которые в ту секунду помогали ей подняться.

– Вполне, – кивнул Логинов. – Черепушка у тебя навряд ли крепкая. А абажурчик нехиленький, хоть и пластмасса.

– Но как он мог свалиться?

– Он был уже расколот, и от грохота мог оторваться буквально маленький кусочек в том месте, где он держался за лампу, вот и свалился. Странно то, что раньше это не произошло, мы ведь тут успели даже подраться, – глянул он исподтишка на Альберта. – Напрашивается вывод: его могли и специально подпилить, в аккурат к сегодняшней «летучке».

– Да кому это надо? – удивился Иннокентий. – Тем более, кто мог знать, что она сядет именно сюда?

– Я понял! Люди, я понял! – Павел вскочил на стол, чтобы его лучше было видно, и направил перст на Светлану. – Она – следующая! По списку! Вот ее рок и нашел! Рок в лице абажура!

– Что? – нахмурился Женька. – Что ты мелешь? Какой на фиг рок? Какой список?

– Ты что, Жек, «Пункт назначения» не смотрел? Может быть, мы должны были все умереть по дороге сюда? Разбиться, например? И теперь неслучайно мы здесь застряли. Рок убьет нас всех по очереди, раньше этого не ждите хорошей погоды!

Н-да, Павел любит нестандартно изъясняться. Ну зачем нам ждать погоду уже после того, как мы все умрем? Так бы и сказал: «Хорошей погоды больше не будет. Для нас, по крайней мере». Но вообще-то он умеет производить впечатление. Все разом замолкли и уставились на нашего друга. В лицах читался животный страх.

– О боже! – зарыдала Света. – Значит, это правда! Я умру! – Ее взгляд наткнулся на спасителя Евгения, она в сердцах кинулась в него бумажкой, лежавшей перед Морозовым, на которой тот не сделал ни штриха. – Ну и где же твой киллер? Нет его! Мы просто все подохнем!

– Это еще не доказано, – перехватил Жека лист, подумал-подумал и смял его в ладони.

– Ну и что мне теперь делать? Я к тебе обращаюсь, оратор! – прикрикнула Света на Пашу.

– А я что? – Тот мигом слез со стола, расхотев быть центральной персоной. А то еще вопросами, поди, закидают.

– Ну ты же в курсе дела! Ты единственный понимаешь, что происходит!

– Секундочку, я ничего не знаю!

– Не отвертишься теперь! А ну говори, что там в твоих фильмах? Мы все погибнем?

– Ну… – Самойлов напряг лоб, вспоминая финалы просмотренных кинокартин по тематике судьбы и смерти, остальные не сводили с него глаз, ожидая ответа. – Да.

– Блин!! – Светлана потянула себя за хвост, надеясь, что он отвалится, и его можно будет принести в жертву Року. Откупиться. Но нет, если хвост и собирался помирать, то только вместе с хозяйкой. – И что, никак нельзя спастись?

– Единственное, что можно сделать, – задумчиво вымолвил Павел, сызнова завладев нашим вниманием, – это обмануть смерть.

– Выкладывай же! – поторопила его Барская. – Как это сделать?

– Да! Да! Как же это сделать? – накинулись все.

– Неспроста же на тебя люстра упала! – принялся он было пояснять, но, как часто любит делать, тут же сменил направление: – За тобой охотится смерть, она ходит по пятам, наступает в твои же следы и все ближе и ближе подбирается к…

– Паша! – Светка швырнула в него карандашом, также найденным на столе возле согнутой в локте руке горе-водителя. – Не увиливай!

– Вот именно! – поддержала подругу Валерия. – Она и без того напугана. Как можно обмануть смерть?

– Как сейчас мы сделали, например, – вздохнул друг. – Она должна была умереть, но взгляните на нее, – он театрально протянул к ней руки и с пафосом сказал: – она жива! Значит, обман имел место быть.

– Что же мне, так всю жизнь и прятаться от нее? От смерти? – Света опять разревелась. – Это невозможно!

– То есть, – обратилась Катя к Паше, – ты считаешь, что рок будет охотиться за ней до тех пор, пока не убьет? Что ж, остальные пока могут отдыхать. – Я пнула ее ногой под столом. – Это шутка, шутка! Нечего бодаться.

– Сомневаюсь, – заговорил загадками продвинутый в вопросах фатума человек, взлохматив и без того лохматые черные волосы.

– То есть? Договаривай, – потребовал негр, гладя себя по коротко стриженной голове. Он тоже хотел бы что-нибудь себе взлохматить, да нечего.

– Кто его знает, этот рок? Может, он просто перепрыгнет через нее и пойдет дальше! Он ведь себе на уме.

Осознав смысл сказанных слов, все восемь человек, включая самого Павла, в два прыжка достигли буфета, на полке которого в последний раз была оставлена фотография, и шестнадцать рук потянулись к ней одномоментно, чудом не порвав бедняжку в клочья. Снимок заявил, что мисс Смерть теперь ополчится против Павла. Конечно, мы этого не забыли, и все же должны были убедиться, что снимок не магический и ничего на нем не меняется, кроме закрашенных глаз. Сам Самойлов простонал и кинулся на шею дражайшему другу Женьке прощаться.

– Прекрати истерику, – уговаривал его тот, – никакого рока нет! Зло причиняют люди, а не фотокарточки!

Все было впустую. Павел достал из кармана маленькую икону своего ангела-хранителя и принялся молиться. Мы с Катей прослезились: друга очень не хотелось терять. Вот бы Женька оказался прав! Вдруг и впрямь никакого рока нет, никто за нами не охотится, через пару часов погода прояснится, дороги откроют, и за нами кто-нибудь приедет? Но внутреннее чутье подсказывало: у этой истории хэппи-энда не будет.