Текст книги "Поздравляю со смертью"

– Да-да, отлично, только оно исчезло, как и сумка, а куртку к делу не пришьешь, и я не смогу теперь вызвать ребят…

– Остался еще Рауль и его жена! – напомнила я снова.

– Да, но я попрошу, чтобы он сам сходил и заявил. Его показания хотя бы зафиксируют, и в месте, где он нашел сумку, что-нибудь поищут. Возможно! Но, Инесса, это безнадежно, – заговорил он другим тоном, будто бы сдаваясь. – Ты же понимаешь, сколько у них дел! Убийства, кражи, изнасилования, мошенничество… Все реальное, с фактами, с потерпевшими, с заявлениями, с экспертизами, с возбужденными делами… А здесь что? Какой-то мужик подобрал какую-то сумку… Отец пропавшей клянется, что это сумка его дочери, но она пропала… Ты серьезно думаешь, что они следственную группу пришлют?

– Я дам показания, что это была именно та сумка!

– Не забудь впихнуть эту малосущественную деталь к рассказу о маньяке в красной куртке и бездыханном теле под кустами, чьего лица ты даже толком не видела… – Он говорил, не глядя на меня. Отвернулся так сильно, как смог, направив взор практически в противоположную мне сторону.

Ну а мне ничто не могло помешать его пихнуть в плечо, выражая свое возмущение.

– Да, давай подеремся! Что еще остается делать, когда единственная зацепка… – он запнулся и снова уставился на траву. Я почувствовала, что он готов заплакать, и простила его за несдержанность. Он потерял обеих дочерей. Сумка – единственное, что могло привести его к Алле, а я ее не сберегла. Бегая за разными краснокурточными маньяками, я могла все-таки прихватить пакет с собой, он не тяжелый. Это была моя вина. Хотя и не полная, ведь Федор сам велел мне оставаться по той причине, что нам нужно было отметить это место на земле. Возьми я пакет с собой – мы не нашли бы место, где подобрали сумочку. Да, сам предмет важнее, но кто же знал, что он пропадет?

– Это тот грибник! – воскликнула я, осененная догадкой.

– У тебя теперь и грибник – маньяк?

– Ты можешь выслушать нормально?! Он же ушел раньше нас!

– Да, и именно он привел нас к куртке, в которой, по твоим заверениям, разгуливает убийца, который еще и за тобой следит. – Он прав, я ведь сама недавно об этом думала. Не мудрствуя лукаво, я поделилась своими мыслями на сей счет. – Нет, – покачал он головой, – отвести от себя подозрения? Зачем? Мы бы ее не нашли вообще. Нет, тут скорее вот что: если все-таки верить, что именно он украл сумку, тогда красная куртка вообще ни при чем. Он просто увидел ее на дереве, ты начала про нее говорить, вот он и отвел нас туда. Тут или так, или так.

– Чего проще проверить! Адрес нам известен. Если он не обманул. А если обманул, это опять же ответ.

– И что ты предлагаешь? Прийти к нему? Он мог и адрес верный назвать, и улику скоммуниздить. Ордера у нас при себе нет, и мы его не получим. Он это знает. Взял да и кинул в печку. А проще, – обернулся он на пруд, – утопил в водоеме местном. Поход к нему в гости ничего не даст вообще.

– Да хоть в глаза ему посмотреть! – Нежелание Федора делать хоть что-то меня поражало и немного бесило. Я бы много чего сделала, чего не сделал он. Но… я всего лишь глупая девушка. А у него за плечами опыт оперативно-разыскной работы.

Федор не ответил на мой выпад, он просто пошагал в сторону деревни, с грустно опущенной головой и все еще зажатой в левой руке курткой.

– Ладно, идем к Раулю, – пристроилась я рядом.

– Я пойду, – выделил он местоимение, – а ты возвращайся в город.

Такого я не ожидала.

– Что? Почему?

– Потому что.

– Как я уеду? На чем?

– Вызови такси. Я дам тебе денег, если у тебя нет.

– У меня есть, спасибо!

Я принципиально обогнала его, открыв в себе второе дыхание, и, едва не переходя на бег, дошла до деревни одна. Слезы душили меня. Он реально подозревал меня в нечестной игре! Боялся, что я и у Рауля дома что-нибудь испорчу, или потеряю, или не то скажу. Или просто не хотел, чтобы я владела информацией, ведь у жены явно есть что нам поведать.

Дойдя до развилки, я случайно глянула на ближайшую табличку на деревянном доме. Улица Новая. Как он сказал? Дом тридцать три? Стоит проверить.

Дом Рауля находился на другой улице, и я не боялась встретиться с Федором. Переговорю с Никитой Сергеевичем еще раз сама. И делиться полученной информацией тоже ни с кем не буду!

Еще за пять домов мое сердце сковало лукавым холодом. В конце улицы стоял сгоревший дом, от крыши осталась лишь половина, все стены черные, какое-то барахло валялось прямо на участке возле пустого, без дверей, проема: видимо, при пожаре люди вытаскивали наружу все, что успели, спасали имущество. Хотя, подойдя ближе, я с уверенностью могла констатировать – спасать тут положительно не стоило ничего. Разбитый телевизор, тумбочка без ножек, старые деревянные стулья, а еще какие-то коробки, в которые я не рискнула заглянуть.

Хуже всего то, что табличка висела не на сгоревшем доме (хотя, может, и там имелась до пожара), а на заборе, который представлял собой неожиданно ровный деревянный частокол. Как вы уже, наверно, догадались, номер дома – 33.

* * *

Слепящее солнце только-только начало лениво клониться к западу, а значит, жара не спадет еще как минимум три-четыре часа. Я предлагала Наташке встретиться вечером, но у нее оказались назначены какие-то важные дела, а увидеться хотелось именно сегодня – в память об Изольде. Сегодня девятины, но кладбищ мы с подружкой сторонимся, тем более снова не хотелось окунаться в атмосферу всепоглощающего горя, ведь вторую дочь несчастные родители так и не обрели. Не знаю, говорил ли Федор Алексеевич тете Лене про наши приключения в деревне. Передавал ли мои слова о том, что я видела тело Аллы? Вряд ли. Зачем, если даже он сам в это не верил. Из деревни я вернулась на такси и больше с ним не разговаривала. Федор тоже не звонил, так что никакими новостями я похвастать не могу.

– Прости, что опоздала! – Наташка, не дожидаясь, когда я поднимусь с лавочки, сразу чмокнула меня в щечку и тут же пристроилась рядом.

Мы собрались снова в Царицыне. А как иначе? Это наше место. Здесь мы устраивали девичьи посиделки. Всегда втроем. Иногда вчетвером – с Аллой. А теперь нас осталось только двое.

– Ты точно видела ее мертвую? – вытаращила Живцова и без того большие глазищи, когда я кратко передала ей все, что случилось в деревне.

– Да, Наташ. Их отец мне не верит, но я точно ее видела! Это была Алла!

– И точно трупешник?

Я с шумом выдохнула и уставилась в небеса. Если Изольда всегда такие неприятные и странноватые вещи говорила специально, чтобы позлить кого-то, а иногда – сделать больно, то у Наташки это получалось непроизвольно. Она непосредственная, но все-таки добрая душа.

– Да, точно. Она была вся бело-синяя. – Помолчав, я призналась: – Да, я не видела толком лицо, но в целом типаж, фигура, одежда. К тому же именно она и пропала примерно в этом районе. А рядом нашлась ее сумка и открытка. Как ты думаешь? Это совпадение?

– Конечно нет! – фыркнула Наталья, но оказалось, что ее мысли все же расходятся с моими: – Она сфабриковала свою смерть! Нет, послушай. Предки ей жизни никакой не давали. Даже днюшку отпраздновать толком не дали. Сестра всю жизнь третировала, унижала, разгоняла парней. И вот она умерла. Алка думала, что жизнь теперь наладится, но нет. Предки – тоже препятствие, как выяснилось, такое же серьезное, как и старшая сестрица. Вот она и… того!

– Чего – того? – повторила я персонажа «Джентльменов удачи». – Тебе бы книжки писать, послушай себя! Она не агент спецслужб и не матерый преступник, чтобы фальсифицировать свою смерть. Может, она и внешность себе поменяла, а? Пластическую операцию сделала?

– Нет, на это нужны деньги!

– А, – кивнула я, – ну только это ее и остановило!

Мы помолчали немного.

– Помнишь, – заговорила погрустневшая Наталья, – года два назад мы сидели примерно здесь же, возле волейбольной площадки. И тогда в нас мяч угодил.

– Помню, – подтвердила я.

– Прибежал мальчик. Лет шестнадцать. Симпатичный, но будто не осознающий этого. У него еще не сошли подростковые угри со лба. Горбился – быстро вырос, видать, и психика не поспевала за физикой. Не привык еще ходить нормально. Комплексов, видать, куча, не осознавал, что он симпотный и что пара годков – и все девки будут его.

– Ты так хорошо его запомнила? – удивилась я.

– Да. И вот он бежит к нам за мячиком, Изя быстро оглядела его профессиональным взглядом и говорит такая: «Отдам мяч, если докажешь, что у тебя в штанах шары не меньше этого!» И потрясла мячиком.

– М-да, она была такая, – с горечью пополам с восхищением ответила я. – За словом в карман не лезла. Любила эпатировать.

– Ага. Только мальчик этот засмущался так, что покраснел, и убежал к своим без мяча. Те еще ржали над ним, что у девочек забрать не смог.

– Ты не могла с этого места услышать.

– Да, но видно было. Зачем слышать? А Изя сидела с победным видом.

– Потом тренер явился, и ему-то она отдала мяч.

– Угу. А что с тренером сделаешь? Его же не унизишь…

Я вздохнула. В такие дни принято вспоминать самое лучшее. Мы превратили девятины в перемывание косточек.

– Вдруг она узнала что-то? – спросила я, в сущности ни к кому не обращаясь. Так, мысли вслух. Да и смотрела в сторону дворца, который отсюда, в общем-то, не очень хорошо просматривался.

Но Наташка вдруг сильно заинтересовалась.

– Что? И кто? Алла?

– Да, Алла. Открытки одинаковые, понимаешь? Вдруг мы упустили что-то? А она нашла.

– По открытке вышла на преступника, ты хочешь сказать?

– Да, именно! Она узнала, кто убил ее сестру. И поплатилась за это.

Живцова помолчала, обдумывая мои слова.

– Тогда нам нужна эта открытка для анализа.

– Первую, по всей видимости, выбросили, когда мы ее на столике в кафе забыли. А вторую украли вместе с сумкой. Теперь единственное, что можно делать – ждать ответов от Федора Алексеевича, если ему удастся заставить бывших коллег начать расследование.

– Зачем он вообще потащил тебя с собой? – раздраженно изрекла подруга.

– Я ж говорила: чтобы опознать вещи Аллы.

– То есть Изольды?

– Да. Это была Изина сумка.

– Какая конкретно?

– Коричневая. Со шнуровкой сбоку и цепью через плечо вместо ремешка.

– Не помню такую.

Наташка, в отличие от большинства женщин, особо не увлекалась предметами гардероба, драгоценностями, бижутерией, аксессуарами и парфюмом (она его использовала, конечно, но тот, что дарили, своего вкуса к духам у нее нет). Только зачем тогда спрашивает?

Я с сомнением на нее посмотрела, а она полезла уже в свою сумку – белую необъятных размеров – и выудила из нее маленькую бутылку коньяка и одноразовые пластиковые рюмки в прозрачной упаковке.

– Давай? За помин души покойной. Обеих, – добавила она, видя, что я собираюсь что-то уточнить.

– Я не могу пить в жару. Тем более коньяк. – Видя обиженное выражение лица подруги, быстро добавила: – А тебе и подавно не стоит. У тебя же дела сегодня. Серьезные, – саркастически выделила я, используя ее собственные слова.

– Ой, поверь, одна рюмка ничего не сделает. Даже поможет.

– Умоляю, скажи, что ты не на собеседование идешь!

В ответ раздался звонкий раскатистый хохот, не подходящий ситуации. У нас поминки как-никак.

– Забавная ты, Инька! Нет, конечно. Ладно, я побегу тогда, раз ты пить со мной отказываешься!

– Да не с тобой, глупая. А просто.

Но я знала, что она это сказала в шутку и совсем не обиделась, что она и доказала, снова меня чмокнув – на сей раз на прощание.

– Звони! – приказала напоследок и сбежала. Причем так и не сказала куда. Наверняка помирилась со своим идиотом и стыдится мне рассказать об этом.

Я осталась сидеть на лавочке: почему-то не было сил подняться. Через пять минут, убедив себя, что нужно увидеться с Федором, узнать новости, а заодно закопать топор войны и рассказать все же о сгоревшем доме, где якобы живет старик-грибник, я поднялась, но успела сделать всего несколько шагов, когда заметила его. Старик в красной ветровке!

– Ах! – не смогла я сдержать возгласа, из-за чего две молодые девчонки, шедшие мимо моей лавочки, с недоумением воззрились на меня.

Старик снова двигался в сторону полузаброшенного одноэтажного здания. Откуда-то у меня возникла энергия – наверно, открылось второе дыхание, – и я бодро пошагала за ним. Боясь его потерять, я в какой-то момент перешла на бег.

Пожилой посетитель усадьбы, однако, на сей раз прошел мимо здания, на котором в прошлый раз были таинственные символы, свернул по тропе налево и вскоре вышел к лодочной станции. Потоптался-потоптался, глядя на лодки (работник усадьбы помогал кому-то залезть в этот момент в лодку), и устроился на ближайшей скамье, продолжая смотреть в эту сторону. Я настолько осмелела, что присоединилась к нему.

– Хорошая погода, – произнесла я будто бы в никуда.

Но старик ответил доброжелательно:

– Да, отличная!

– Вы со своей женщиной решили покататься? – показала я глазами на лодки.

– Что говоришь, девочка? – спросил он удивленно и тут же наклонился ко мне. – Говори в это ухо, а то не слышит!

Отлично. Я выбрала, как всегда, не ту сторону, с которой нужно присесть, ведь мужик устроился посередине. Поняв ошибку, я быстро пересела и теперь говорила в «нужное» ухо:

– Я говорю, со своей женщиной покататься решили?

– С какой енто? Нет у меня женщины!

– Но как же? Я видела вас в усадьбе несколько дней назад. Вы были с приятной женщиной лет семидесяти, – не рискнула я сказать «старушкой». Мало ли как он среагирует? – Вы так мило обнимались!

– Девочка, ты путаешь! Я тут один гуляю. Я вдовец вот уже семь лет как! И не кататься я пришел. Я лодочником устраиваюсь работать!

– Что? – пришел мой черед удивляться.

В этот момент лодочник освободился, махнул моему старичку, тот поднялся и пошел к нему, подтверждая истинность своих слов. Они немного пообщались, затем пожали друг другу руки, и старик пошел обратной дорогой. На этот раз у меня не хватило сил идти за ним. Второе дыхание меня покинуло.

Что происходит? У меня хорошая память на лица. Да и куртка та же самая – красная с черными полосками с боков и черной отделкой карманов. То есть если это был брат-близнец, то вряд ли бы одевался точно так же. Они же не дети, право. Да и потом, не говорят ли близнецы в таких случаях, мол, может, с братом перепутали? А он не сказал. Но какой смысл таиться? Ведь он вдовец.

Значит, она несвободна, тут же подумала я. А что? Любви все возрасты покорны. В то же время странно было думать, что я побегу разбалтывать эту новость ее мужу. Для этого нужно как минимум знать, кто он.

В момент увлеченных и тяжких раздумий меня застал симпатичный молодой человек. Он сел рядом, но я даже на него не посмотрела. То есть я даже не знала, какого пола и возраста тот, кто устроился поблизости, а уж тем более не могла давать оценку его внешности, я просто услышала, что кто-то сел, но мне не было до него дела. Только когда он заговорил, я обратила на него свое внимание и поняла, что час Икс, о котором мечтают все девушки моего возраста, возможно, наконец настал.

– Что же вы дедушку своего не проводили? – спросил он приятным голосом. – Вдруг заблудится. Старики – они такие. Я своего деда в прямом смысле из канавы вытаскивал. И он оказался в юбке почему-то и женских сапогах. Вспомнить, откуда они, не смог.

Пока он говорил, я его рассматривала. Симпатичное круглое лицо, лучистые насмешливые ярко-синие глаза, аккуратный ровный нос. Жгучий брюнет. Все, как я люблю.

– Это не был мой дедушка, просто посетитель парка. Но это не значит, что я не оценила вашу историю про канаву и юбку.

Он засмеялся.

– М-да… У деда деменция началась после семидесяти. А умер он в восемьдесят шесть. Представляешь, сколько историй накопилось? – легко перешел он на «ты». – Не только веселых, к сожалению.

– Понимаю, – кивнула я. – Но сейчас я готова слушать только веселые. Ужасов мне и самой хватает.

– Расскажешь? – от любопытства парень даже бровь приподнял, повернувшись ко мне лицом. До этого он смотрел на водную гладь.

Я решила быть покладистой.

– Ладно. Но с тебя сперва веселые истории, как и обещал.

– Что ж, обещал – значит, женюсь. Ой, прости, – заметил он мой изумленный взор, – это неудачная шутка! Обещал – значит, расскажу. Вот что я имел в виду.

Против воли, я прыснула.

– Меня зовут Жан, – догадался он представиться. А то я уже собиралась спрашивать сама.

– Приятно познакомиться, Жан. – Я подала руку, и он ее осторожно пожал, при этом почему-то с изумлением глядя на меня. – А я Инесса.

– Ах вот оно что… А то люди обычно удивляются сразу, дескать, имя редкое. А ты ничего не спросила, вот я и озадачился. А у тебя у самой, хм… Но красивое!

– Спасибо.

Мы решили прогуляться по усадьбе. Жан обещал показать самые красивые и интересные места. Я делала вид, что знаю территорию хуже него, и позволяла себя водить. Хотя вскоре оказалось, что скорее завсегдатай я, а не он. К примеру, желая показать мне оранжереи, он почему-то пошел в северную часть усадьбы, а не на восток. Мне пришлось самой его вывести, таким образом я себя разоблачила.

– Ну извини! Я хотел тебя впечатлить. Но могла бы и сказать, что сама тут все знаешь! – мягко пожурили меня.

– Каждый человек видит разные места по-разному. И все видят этот мир через призму собственного опыта. Поэтому у кого-то мир прекрасный, добрый и солнечный, а у кого-то унылый, серый и злой. Вот я и хотела увидеть усадьбу твоими глазами.

– Ты не философ, случаем?

– Да, еще как, – призналась я с шутливой интонацией.

Правда он не поверил, пришлось назвать вуз и привести парочку цитат из Платона, Шопенгауэра и Гегеля.

Жан купил билеты в оранжереи и, любуясь экзотическими цветами и растениями, поведал мне о своей семье. До недавнего времени он жил с матерью и дедушкой, которого, несмотря на болезнь, очень любил. Все говорят, что он внешне на него сильно похож. Мать вышла повторно замуж (своего отца Жан не знал) и переехала к мужу. Теперь Жан живет один в довольно просторной трехкомнатной квартире.

Он побаловал меня еще парочкой веселых историй, связанных с дедушкой, я смеялась, хотя и заметила в конце, что в реальности это все очень грустно и не дай бог лишиться ума раньше, чем жизни. Жан согласился.

Мы купили мороженое (платил Жан, «мы» – это я для красного словца сказала) и снова устроились на лавочке, чтобы с комфортом поедать лакомство.

– Ну а теперь ты рассказывай. Что за ужасы у тебя происходят? – Видя, что я мнусь, строго добавил: – Ты обещала! Я тебе рассказал, я свое слово сдержал.

– Это по поводу деда.

– Моего?

– Да нет же. Того самого, с которым ты меня видел. – Я рассказала ему про странные символы, после которых любящая парочка разошлась по сторонам. – А теперь он делает вид, что никакой женщины не было!

– Все понятно. Сейчас я все разложу по полочкам. Смотри. – Жан даже рукава тонкой светло-синей рубашки закатал, которая, кстати, отлично шла к его глазам. – Ты видела призрак его умершей жены! Они тут встречаются в годовщину ее смерти! А? Как тебе?

– Бред! – честно сказала я то, что думала.

– Ты совсем не щадишь мои чувства! А я старался, придумывал…

– Так придумай что-нибудь нормальное!

– Ладно, раз ты такая привередливая. Есть у меня одна мыслишка… Хотя нет. Опять высмеивать будешь.

– Смотря какая мыслишка…

– Господи, Инесса! Будь добрее.

– Хорошо, давай свою мыслишку.

– Ты можешь изобразить эти символы? Погоди, у меня ручка есть и листик…

– Фу, какой ты отсталый, – хихикнула я и открыла фото в телефоне. – Смотри! Только это не те самые символы, но похожие.

– Как это – не те? То есть ты не успела сфоткать символы до того, как они пропали, но успела сфоткать какие-то другие? А где были другие? Я ничего не понимаю!

Я вздохнула от кучи вопросов и рассказала теперь уже о мальчике.

– То есть символы были на той же стене, только раньше? – Я кивнула. – Ага, ну ладно, посмотрим, что тут у нас… – Он долго изучал снимок. Затем сказал: – Можешь переслать мне? Я дома изучу.

Понимая, что он просто хочет обменяться номерами, но не знает, как это предложить, я согласилась. Но все оказалось не так просто…

– Короче. Это рунический став.

– Что? – не поняла я.

– Да. Магия. Слышала о магии когда-нибудь?

– Это когда фея взмахнула палочкой, и тыква превратилась в карету? Ну да. Во все времена люди обожали верить в сверхъестественную силу, которая придет и решит все их проблемы. Сделает их счастливыми, богатыми и успешными. Только это все мифы.

– Ну не такие уж и мифы. Я встречал таких магов, знаешь ли… – Я уже пожалела, что связалась с типом и дала ему свой номер (хоть он и симпатичный и обаятельный), а парень тем временем с увлечением продолжал: – Они могли сделать многое. Приворот, отворот, внушение мыслей, порча на здоровье, на карьеру, на внешность и так далее. Не так явно и разрушительно, конечно, как в фильмах показывают, но все-таки что-то плохое или наоборот хорошее в жизни испытуемого обязательно случалось.

– Испытуемого?

– Да. Они их «кроликами» называют. И вот многие маги прибегают не к кладбищам и перекресткам, а к так называемой графической магии.

– Графической? То есть нарисовал каракули – и все? – Я фыркнула недоверчиво. – Если бы все было так просто, то никто по кладбищам-перекресткам, как ты скажешь, уже бы не бегал. Слишком затратно и боязно.

Еще теплилось в моей душе воспоминание, когда Наташка просила пойти с ней ночью на заброшенный погост, найти могилу какого-нибудь «безымянника» и сотворить там какой-то ритуал, который, по ее мнению, привлечет к нам кучу кавалеров. Я не пошла, и ей пришлось отправиться одной. И кстати, женихов у нее как-то не прибавилось.

– Нет, конечно, все не так просто. Когда рисуют эти ставы, тоже проводят ритуал. С рунами много правил работы, их нужно соблюдать, а то недруг твой лишится миллиона, как ты и просила, ну а ты – двух.

– Коварные эти твои руны!

– Да, но они не мои. Старший Футарк известен еще со второго века нашей эры, им пользовались древние германцы в качестве алфавита. Ареал древних германцев – это современная Скандинавия, Дания и северная Германия. Вот так! Поэтому руны принято считать «скандинавскими». По преданиям, их получил Один за то, что девять дней висел на дереве вниз головой. Ты же на философском, верно? Должна знать.

– Это скорее к культурологам, а у нас другие темы. Но в общих чертах про Одина я знаю. Только вот преподавательница наша, которой я фото показывала, сказала, что опознала их не все.

– Да, здесь не только руны Старшего Футарка. Есть и менее известные – нортумбрийские. А еще глифы.

– Глифы? Что это?

– Видишь эту кракозябру по бокам? Это так называемая «дудочка крысолова». Ее ставят, когда хотят что-то привлечь.

– Что-то в плане денег? Или кого-то к кому-то?

– Смотря какой смысл закладывают в став. Можно и кого-то к кому-то. Тем более тут руна «Манназ». Это обычно «человек». А еще «Райдо». Это дорога. Две «Райдо» направлены друг к другу. Я еще дома поизучаю, тут есть редкие руны и другие знаки, которые я никогда раньше не видел. У меня имеются знакомые, которые подскажут. Но предварительно могу сказать, что это или приворот, или сведение дорог.

– Чего? Сведение до… – я резко запнулась. Почему-то мне все это перестало казаться смешным. Магия… Никогда в это не верила. Но что если… Ведь это было у меня на глазах! То, как они сидели, как они смотрели друг на друга, как встали, словно по команде, и синхронно отправились в одну строну, держась за руки. А потом так же синхронно разошлись.

– Я вижу, ты начинаешь верить.

– Не знаю, – честно сказала я. – А что потом бывает? Ну вот свели дороги. Люди теперь вместе. Влюблены. А дальше что? И жили они долго и счастливо…

– Ну это вряд ли. Магией такого не добьешься. Даже самые сильные привороты нужно обновлять, иначе их действие постепенно сходит на нет. Но какое-то время люди будут вместе. Это при привороте. При сведении дорог все проще. Люди оказываются в одном месте. А дальнейшее уже зависит от них.

– Но можно так сделать, что сегодня люблю-не могу, а завтра ты уже не помнишь этого человека? То есть как гипноз. Можно такого добиться этими… как их… ставами?

Он задумчиво помолчал.

– Это очень сложная работа. Но как я уже сказал, здесь есть символы, которых я не знаю. Я покопаюсь в этом и позвоню тебе.

– Хорошо, спасибо. – Я посмотрела по сторонам. Красивая архитектура. Уютные лавочки на чистеньких аллеях. Прекрасные пруды. – Я все-таки не понимаю: почему здесь?

– Что здесь?

– Это место не вяжется с мистикой и прочими ужасами.

– Как же так? – удивился Жан. – Плохо знаешь историю усадьбы, хоть и хорошо ориентируешься здесь. Это место целиком завязано на мистику. Ты знаешь, у кого Екатерина Вторая купила имение?

– Не-а.

– У князя Семена Кантемира.

– Станция следующая на зеленой ветке – Кантемировская! – обрадовалась я.

– И теперь, – кивая, сказал Жан, – ты знаешь почему. Деревенька, близ которой еще Петр Первый пожаловал ему земли, называлась Черная Грязь. Название говорящее: тут были лечебные грязевые источники.

– Мистическая целительная грязь, – скептически усмехнулась я.

– Именно. Вот видишь, какие заколдованные земли! И вот Екатерина Вторая, мучимая болями в ногах, завернула в гости к Кантемиру. Тот сводил ее к источнику. И… Что ты думаешь?

– Ноги перестали болеть? – удивилась я. – Неужто?

– Да, все так. И после этого Екатерина Великая выкупила эти земли и наняла архитектора Василия Баженова, чтобы он построил тут резиденцию. У него ушло на это десять лет. – Я присвистнула. – Да, однако… – Жан взял театральную паузу.

– Что?

– По легенде, Екатерина приехала на ревизию чуть раньше, чем собиралась. И зашла в усадьбу не с центрального входа, а с дальнего, где еще шли работы, было грязно, ну, ты понимаешь…

– И что в итоге? Она казнила его?

Он хихикнул.

– Нет, конечно. Но дворец ей не понравился. Слишком маленькие окна, туалет во дворе и прочие мелочи ее не устроили. То есть мелочи на взгляд Баженова, который, как истинный архитектор, думал о красоте, а не о комфорте. Причем, говорят, он свои деньги даже вкладывал, когда выделенные из казны средства закончились, и из-за этого от него ушла жена.

– Бедняжка! Он вложил в работу всего себя и получил фигу.

– Именно. И вот его отстранили от работ. Велели снести дворец и отстроить его заново. А дело всей его жизни передали его ученику и подмастерье Казакову. Но не спеши жалеть Баженова. Он решил отомстить.

– Каким образом? – искренне заинтересовалась я.

– По слухам, он посыпал всю территорию заговоренной солью. По другим сведениям, сделал какой-то ритуал. Короче, судьба нового дворца печальна. Начинается русско-турецкая война, и финансирование вновь сокращается. Екатерина в целях экономии велит уменьшить здание на один этаж. Казакова это сильно расстраивает, ведь в его фантазиях дворец выглядит не так, но он подчиняется. Однако дворец, почти законченный, горит.

– Ах!

– М-да. Откуда взялся пожар – вообще непонятно. Императрица видит в этом знак, но Григорий Потемкин, идейный вдохновитель строительства усадьбы, уговаривает продолжать. И что ты думаешь?

– Что?

– Он вскоре умирает. А потом, в 1793 году, когда дворец уже почти готов, остаются только незначительные отделочные работы, умирает и сама императрица. Работа останавливается. Новый государь Павел Первый не заинтересован в усадьбе. Большой дворец потихоньку превращается в руины, обнесенные зарослями крапивы. Другие недостроенные здания усадьбы отдавали под общественные нужды: больницу, музей, учебные заведения, но, по слухам, каждый раз то стены обваливались, то случался очередной пожар. Наконец тогдашний правитель Александр Второй, отчаявшись получить что-то путное от этой территории, велел даже разобрать строения на кирпич и отдать земли под частные застройки. А в советское время здесь был летний театр, где устраивали спектакли и танцы, и он тоже, представь себе, загорелся. Горели тут и оранжереи. Проклятие набирает обороты, и пожары случаются и вокруг усадьбы – чаще, чем в каких-то других местах Москвы. Рынок, кафешки и все прочее. А местный пруд пару раз сумел затопить участок метрополитена между станциями «Царицыно» и «Кантемировская». И это только те случаи, что я сейчас вспомнил; всякого странного, жуткого и трагического в этих местах было гораздо больше.

– Откуда ты все это знаешь?

– Одно время изучал историю усадьбы. Меня тянет ко всему мистическому.

– Это я уже поняла!

Я глянула на часы и поднялась.

– Уходишь?

– Да, спасибо за чудесный день и за ликбез, но мне пора. Куча дел.

– Надеюсь, это не последний день, когда мы погуляли.

– Я тоже на это надеюсь, – искренне сказала я и с сожалением отправилась к выходу с усадьбы: свидание свиданием, но есть дела и поважнее.

У Федора магазин запчастей в центре Москвы. Я рассчитывала успеть, ведь, насколько я знаю, он уходит рано, оставляя дела на управляющего. А теперь и подавно, когда дома жена, убитая горем, вряд ли он станет перерабатывать. Да, многие прячутся от горя и трудностей в работе, но Филиппов не из тех. Он ни от кого и ни от чего никогда не прячется.

– Здрасьте, – узнал меня управляющий, который оказался в зале, когда я вошла.

– Здравствуйте. Федор Алексеевич у себя?

– Да. Позвать?

Подумав, я кивнула. Ему сложнее будет выставить меня, лишив всех ответов, которые я жаждала получить, в присутствии других людей. А вот если я постучусь к нему в кабинет, тут уже пятьдесят на пятьдесят.

Управляющий ушел, и я начала бесцельно слоняться по магазину. Автослесарь сказал мне, что сам купит все, что нужно для моей машины, и поставит. Мне так даже проще, ибо я в этом совершенно не разбираюсь. Да, я знаю, что он возьмет с меня втридорога, но за удобство нужно платить. Федор Алексеевич, владеющий большим магазином, не смог мне помочь: я езжу на отечественной «Ладе». Не потому что такая патриотка, а потому что элементарно денег на иномарку не было. Весь его ассортимент мне не подходил, увы.

– Не желаете амулет в машину? – донесся женский голос из угла, наполненный просительной интонацией. – Или икону?

Угол магазина был огорожен от остальной части высокими стеклянными витринами. На стульчике сидела женщина, худая, бледная, с заколотыми волосами. Обычно амулеты предлагают люди с внешним видом каких-нибудь хиппи – странные, лохматые, неряшливые, увешанные кучей дешевых браслетов и фенечек. Эта же больше походила на школьную учительницу, только очков не хватало. Да и волосы не мешало бы подкрасить – черные корни отросли уже сантиметра на четыре, а остальные светлые волосы приобрели дешевый желтый оттенок.

– Только амулетов мне еще не хватало, – пробормотала я, вспоминая злополучные символы. Как говорил Жан? Руны и глифы? Хм, интересно, спасет ли меня ее китайский (с виду) амулет, если и мне придет такая же открытка? У меня день рождения через месяц. – Нет, спасибо, – громко добавила я.