Текст книги "100 великих тайн дипломатии"

Главным в доктрине стало заявление о том, что отныне два Американских континента для европейской колонизации закрыты. Европейским правительствам следовало понять, что они не должны пытаться свергнуть американское правительство. В свою очередь США обязуются не вторгаться в бывшие колонии, получившие независимость, и не поддерживать революции в Европе и не участвовать в войнах на европейской территории.

Современный человек опять-таки не может не удивиться тому, сколь многократно все эти обязательства нарушались по всем пунктам. Конечно, мировая политика с тех пор значительно изменилась, но доктрина Монро осталась прежней, как и ее истинная цель.

Когда США декларировали свое предупреждение европейским странам, было ясно, что направлено оно в первую очередь России, которая в тот момент расширяла территории на Аляске. Что же касается Европы, то она не отнеслась к доктрине серьезно. А молодые государства Латинской Америки рассчитывали на помощь британского флота в случае конфликта с США или Испанией. Англия в тот момент была заинтересована не в расширении своих земель, а в торговле, поэтому поддержала доктрину Монро и даже в пику русским отказалась от своих территориальных претензий к северу от штата Орегон. С этого момента США обрели полную стабильность и возможность контролировать не только собственные земли, но и обстановку за океаном.

Священный союз русского императора

Вскоре заявят о себе декабристы, и слова Александра I сегодня кажутся пророческими: «У каждого есть право на самозащиту, и это право должны иметь также и монархи против тайных обществ; я должен защищать религию, мораль и справедливость».

Согласно идее российского императора, коалиция европейских государств должна была охранять монархическую форму правления, предотвращать революции и создание республик. Священный союз был одним из первых международных образований, имевших целью защитить европейский порядок от катаклизмов и внутренних конфликтов. А между тем об этом союзе упоминается крайне редко, в особенности потому, что в эпоху существования СССР и социалистического лагеря было стыдно и неуместно вспоминать о том, что антиреволюционный союз создавался по инициативе России. Кроме того, сама абсолютистская монархическая идея в мире стремительно устаревала.

Священный союз был основан Россией, Пруссией и Австрией в момент подготовки Венского конгресса 1815 года – как «Трактат братского и христианского союза, заключенный в Париже 14/26 сентября 1815 года». Акторами, подписавшими трактат, были уже упомянутый Александр I, император Франц I Австрийский и король Фридрих-Вильгельм III Прусский.

Когда был свергнут Наполеон и в Европе восстановился порядок, возникла необходимость обезопасить государства от смуты и военных действий. Тогда российский император и предложил создать образование, способное устранить возможность военных столкновений.

Впоследствии говорилось, что император преследовал личные цели: после войны им овладели мистические и богоискательские настроения, в связи с чем он стремился к роли европейского миротворца. Отмечалось, что союзный договор был составлен в языковой стилистике, имевшей мало общего с принятыми международными документами. Чего стоит одно только предпосланное договору воззвание «Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы» или старомодный церковный оборот «наипаче же вследствие благодеяний, которые Божию Провидению было угодно излиять на государства». Оттого, дескать, и отношение к нему было несерьезное – как к обычной декларации.

Австрийский министр иностранных дел Клеменс фон Меттерних называл этот документ «простой моральной манифестацией» и добавлял, что в глазах правителей он не имел и такого значения, а также что «Священный союз вовсе не был основан для того, чтобы ограничивать права народов и благоприятствовать абсолютизму и тирании в каком бы то ни было виде. Этот Союз был единственно выражением мистических стремлений императора Александра и приложением к политике принципов христианства. Мысль о священном союзе возникла из смеси либеральных идей, религиозных и политических». Секретарь Меттерниха Фридрих фон Генц, работавший секретарем и Венского конгресса, свидетельствовал, что «приехав в Вену, император Александр уже был более или менее в ссоре с Австрией, Англией и Францией».

Карикатура на Священный союз. 1810-е гг.

Александр I отвечал Меттерниху взаимной неприязнью и был в курсе всех его интриг, равно как и в курсе интриг французских политиков, а британского министра иностранных дел лорда Кэстльри русский император назвал холодным педантом.

У России имелся еще один сильный противник – французский аристократ Шарль Морис де Талейран-Перигор, непревзойденный дипломат и хитрый интриган с большим опытом. Талейран представлял побежденную державу, но от этого не становился менее опасным. Зная расклад сил в Европе, он решил сыграть на польско-саксонском вопросе. После победы над Францией Россия закрепила за собой Польшу, а на Саксонию претендовал Фридрих-Вильгельм III, желавший присоединить ее к Пруссии. Россия внешне не возражала, но планировала позднее отобрать эти земли в отместку за союзнические отношения немцев с Наполеоном. Здесь явно не наблюдалось взаимного миролюбия, и Талейран собирался этим воспользоваться по принципу «разделяй и властвуй». Кроме того, он разработал принцип легитимизма, в соответствии с которым при переделе границ следовало закрепить европейские территории в соответствии с установкой 1792 года, то есть в донаполеоновских границах. Таким образом, Франция соблюла бы свои интересы, а Россия и Германия умерили бы свои амбиции. Талейран явился на Венский конгресс не как побежденный, а как прозорливый и коварный дипломат, готовый вести сепаратные переговоры со всеми – с Меттернихом, с Кэстльри, с пруссаками, а главное – восстановить их всех против русских. Русских в тот момент не любили все, поскольку в связи с их победой над Наполеоном опасались создания на территории Европы сверхдержавы. Но и договариваться с Талейраном не спешили, зная его непредсказуемый и вероломный характер.

Кстати, здесь было бы уместно сравнение миротворческой политики Александра I в 10-х годах XIX века и миротворческой политики французского министра Луи Барту в 30-х годах ХХ века: их планы объединения государств в единую миротворческую коалицию выглядели утопично на фоне Европы, раздираемой противоречиями и эгоизмом отдельных стран. Русского императора обвиняли в идеализме и чрезмерной религиозности; французского министра спустя сто лет – в идеализме и наивности. Они оба уже ничего не могли сделать в мире, исторический путь которого изменился.

Но даже с учетом этих неблагоприятных обстоятельств не стоит преуменьшать роль Священного союза в жизни Европы, точнее – ту роль, которую он гипотетически мог бы сыграть.

Смысл этого союза сводился к тому, что европейские державы, одолевшие вражеское нашествие, пришли к внутреннему убеждению, что им стоит построить взаимные отношения на высоких божественных идеалах добра, а значит, строить эти отношения следует в соответствии с «заповедями любви, правды и мира», которые одинаковы для всех подданных и для царей. Соответственно, главы держав должны были оказывать друг другу помощь, а по отношению к своим подданным осуществлять отеческую миссию с охраной «веры, мира и правды». Кроме того, главам держав и их подданным следовало помнить о том, что они принадлежат к единому христианскому миру и являются братьями. К этому, разумеется, добавлялось, что главы держав, вошедшие в союз, почитаются «поставленными от Провидения для управления тремя единого семейства отраслями, а именно – Австриею, Пруссиею и Россиею, исповедуя таким образом, что Самодержец народа христианского, коего они и их подданные составляют часть, не иной подлинно есть, как Тот, Кому собственно принадлежит держава…». Остальным державам, согласным с положением этого документа, предлагалось присоединиться к Священному союзу.

Александр I в тот момент был преисполнен желания утвердить во Франции конституцию, дабы с ее помощью предотвратить очередную революционную вспышку. Именно поэтому он не хотел воцарения Людовика XVIII: восстановление Бурбонов могло привести к новой революции. Интересно в этом документе прежде всего то, что он ставит морально-религиозный аспект выше политики и утверждает идеи патриархальности против интересов обновляющегося мира. С точки зрения гуманности в тексте не было ни одного дурного слова или призыва. С точки зрения здравого смысла эта декларация оказалась совершенно невыполнима. Управлять государствами в духе «любви, правды и мира» и утверждать «божественное происхождение монархической власти» в тот момент было уже невозможно и неуместно. Также в документе вообще не объяснялось, что означает «подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь» и в каких случаях все это надо было подавать. А ведь речь шла о государственном кризисе, спровоцированном выступлениями подданных, их бунтами и смутой.

Любопытная, однако, ситуация: Александр I, создавая этот прецедент с декларацией и Священным союзом, словно предвидел революционные настроения в России, но в силу своего религиозного либерализма не позаботился принять соответствующие полицейские меры внутри собственной страны.

Революционные события в Греции как будто подтверждали внешнеполитические настроения русского императора, и к союзу стали присоедняться другие страны. Одной своей половиной Турция тоже принадлежала Европе, но турецкого султана не приняли в договор из-за его нехристианского вероисповедания. Отказались от договора англичане и римский папа. При этом Англия мотивировала свое неучастие тем, что королевские особы не имеют права подписывать международные договоры. Особую позицию занял в Англии лорд Р.С. Кэстльри, утверждавший, что этот союз вовсе не противоречит интересам стран-союзниц и не был для него неожиданностью, поскольку русский император уведомил его заранее: «…Если император Александр искренне руководствуется духом, которым проникнут этот документ, в чем я, со своей стороны, нисколько не сомневаюсь, то Европу и весь мир можно лишь самым искренним образом поздравить с этим. Если император Александр пожелает упрочить свою славу на такой основе, то грядущие поколения по достоинству оценят это благородное решение».

Священный союз повлиял на работу нескольких конгрессов – Аахенского, Троппауского, Лайбахского и Веронского. Именно на этих конгрессах вырабатывались решения по взаимопомощи в случае национальных и революционных движений внутри стран. Однако было одно обстоятельство, которое противоречило задачам союза и полностью его нивелировало. Этим обстоятельством стал приход капитализма. Смена монархических режимов, буржуазные революции попросту смели феодальные установки и декларировавший их Священный союз. Российская империя, в которой феодализм задержался дольше остальных стран, утратила свое влияние на европейскую политику. К началу 1830-х годов интересы ведущих буржуазных стран Европы вошли в противоречие, и ни о каком союзе мира и добра уже не было речи. О нем вспомнили только один раз – на мюнхенгрецком съезде, после того как во Франции рухнула монархия, а в Польше и Бельгии произошли революции. Но противоречий между тремя странами – учредительницами договора становилось все больше. Да и Александра I к тому времени уже не было в живых.

«Большая игра»

То, что происходило на Востоке и в Средней Азии в конце 1830-х – начале 1840-х годов, принято называть «Большой игрой». На огромном поле раздробленного и воинственного Востока сражались две державы, в этой земле заинтересованные, – Англия и Россия. Главные игроки редко вступают в бой сами. Чаще они используют своих ставленников, марионеточных правителей, и манипулируют войсками местных жителей. А курсируют между странами и их властителями разведчики с дипломатическим статусом – так называемые агенты. Одним из таких агентов был поляк Ян Виткевич на службе Российской империи. Другим – Александр Бёрнс от Великобритании. В английском стане находились и другие агенты – полковник Чарльз Стоддарт и капитан Артур Конолли. Именно последнему – Конолли, путешественнику и писателю, – приписывают введение этого термина – «Большая игра». Также этот термин употреблял британский классик Р. Киплинг в романе «Ким».

Для всех перечисленных агентов «Большая игра» закончилась трагически, потому что первыми страдают не главные лица, а их представители.

Восточная дуэль

Англию и Афганистан несколько веков связывали непростые взаимоотношения. К тому моменту, когда А. Конан Дойл начал писать цикл рассказов о сыщике Шерлоке Холмсе, англо-афганские войны стали обычным явлением, поэтому британский писатель без труда сочинил боевую биографию одного из главных героев – доктора Джона Ватсона. По сюжету он, еще молодой человек, но бывший полковой врач, вернулся из Афганистана с некоторыми незначительными, но порой досаждающими ему ранениями.

Афганистан, подобно Индии, оказался сферой британской геополитики. Но к первой половине XVIII века он уже утрачивал признаки общинно-родового строя и превращался в самостоятельное государство феодального типа. Когда Фридрих Энгельс писал, что «географическое положение Афганистана и характерные черты народа придают этой стране такое политическое значение в делах Центральной Азии, которое едва ли можно переоценить», он имел в виду лишь территориальное положение этой страны и ее жителей – расселение племен этой страны в районах Сулеймановых гор и Герата вплоть до рек Инд и Гильменд. Сама по себе эта молодая держава никакой роли не играла, только ее география имела политическую ценность и стала основной причиной противостояния Англии и России в Средней Азии.

С юго-востока Афганистан подпирала могущественная английская Ост-Индская компания – своего рода «государство в государстве», могущественный колосс, стремившийся к расширению. Разбогатев на Индии и ее территориях, компания продвинулась дальше и, постоянно спекулируя на необходимости британской безопасности и защите своих владений от Франции и России, нацелилась на Афганистан, связывавший Среднюю Азию с Индией. Так началась «Большая игра» – геополитическое противостояние, продлившееся на десятки и сотни лет и затронувшее Среднюю Азию, Персию и другие страны Востока.

Англо-индийские войска штурмуют крепость Газни во время Первой англо-афганской войны. 1839 г.

Персия, как союзница Англии, противостояла Афганистану, а Фетх-Али-Шах с 1814 года помогал британцам. Противостояние привело к русско-персидской войне в 1829 году. Инициировали ее англичане, но привела она к усилению российского влияния. Преемник Фетха-Али-Шаха Мохаммад-Шах Каджар, взошедший на трон в 1848 году, был ставленником и англичан, и русских, но российскую сторону устраивал больше, поэтому англичане прислали своего уполномоченного в Тегеран.

Афганистан успел к 1840-м годам пережить смуту с ожесточенной борьбой за престол братьев Махмуд-шаха и Шуджи уль-Мулька в начале XIX века, английское влияние на Шуджи уль-Мулька, новую гражданскую войну между братьями в 1809 году и смену правителя. Именно тогда, в июне 1809 года, Ост-Индская компания впервые соприкоснулась с Афганистаном: сбежавший от победившего брата Шуджи уль-Мульк (4 ноября 1785—5 апреля 1842) обрел убежище во владениях компании. Но Махмуд-шах торжествовал недолго, уже через девять лет сама его династия (Садозаи) потерпела крах и уступила Баракзаям, которые также не смогли долго продержаться на престоле. Началась смута, и государство распалось. В такой ситуации раздробленная страна и ее отдельные части становятся легкой добычей для чужеземцев с развитыми геополитическими устремлениями. Однако в тот момент англичане не смогли подчинить себе эту страну, хотя и использовали для этих целей своего агента-перебежчика, сорокалетнего пенсионера Ост-Индской компании Шуджу уль-Мулька.

Ко второй половине 1820-х годов Афганистан вновь обрел правителя – Дост Мухаммед-хана, выдвиженца все тех же Баракзаев, и в 1826 году он стал эмиром, что не устраивало ни англичан, ни Шуджу уль-Мулька, рвавшегося к власти. Последний под руководством англичан разработал план вторжения в Кандагар и в 1832 году предпринял попытку захватить власть, но был разгромлен и вновь сбежал в Лудхиану. В то же время англичане успели под прикрытием кандагарского похода своего ставленника осуществить захват Пешаварского округа силами пенджабцев. Даже в 1835 году афганцам не удалось вернуть себе Пешавар, и причинами поражения стали интриги и коррупция в руководстве армии Дост Мухаммеда, где хозяйничал американский генерал Гарлан, подосланный англичанами с целью развалить армию. Последнее им вполне удалось.

В 1836 году афганцы сами предприняли попытку заручиться помощью русских против Шуджи уль-Мулька и владыки Пенджаба Ранджид-Сингха, за спиной которых стояли англичане. В Оренбург был направлен посол Хусейн Али.

Виткевич оказался русским посланником практически случайно: в результате протеста против владычества Российской империи и ее наместника великого князя Константина Павловича, известного своим самодурством, Виткевич, ученик польской гимназии, еще в 14-летнем возрасте угодил в каземат, а в 15 лет как государственный преступник был сослан на военную службу в Орск Оренбургской губернии. Там ему несколько повезло: несмотря на муштру, сильно не давили, поскольку оренбургский военный губернатор генерал В.А. Перовский, будущий его начальник, был человеком интересным, ярким и приветствовал науку и образование. Виткевич, владевший французским и немецким языками, смог за годы военной службы выучить еще и восточные языки. К тому же он собрал хорошую библиотеку об Афганистане, Бухаре, Хиве, Персии. И тут произошел новый поворот судьбы: в 1829 году в Оренбург приехал Александр Гумбольдт, выдающийся немецкий ученый. Виткевича к нему приставили переводчиком, и Гумбольдт, познакомившись с молодым человеком и увидев его домашний архив, пришел в восторг и уже в столице России, где он был хорошо принят, решил замолвить слово за талант, пропадающий в оренбургских степях. Именно так Виткевич оказался на государственной службе при императорском дворе.

* * *

Помощь афганцам была в интересах России, опасавшейся распространения английского влияния на Среднюю Азию, поэтому в Бухару вскоре прибыл поручик Ян Виткевич, путешественник-востоковед на службе у российского престола. Это был совсем молодой человек (на тот момент ему было 26 лет), но на редкость умный и образованный. В Бухаре он общался с английским агентом Низаметдином, посланным в разведку англичанами, потом вел переговоры с представителями эмира Бухары о выдаче русских пленных. Об этом осталось красноречивое свидетельство: «Чиновник держался вызывающие, угрожая – в случае ухудшения русско-бухарских отношений – прекращением торговли с Россией и сближением с Англией… Он [Виткевич] заявил, что англичане не станут покупать бухарский хлопок и сушёные фрукты, так как в Индии этого достаточно, а больше Бухаре торговать нечем: более того, Бухара лишится русского железа, меди, других изделий российской промышленности, англичане же чего-либо подобного им доставлять не будут…Виткевич пригрозил возможным арестом всех бухарских товаров, находящихся ныне в Оренбурге и других городах России…» Это свидетельствует о жестком характере Виткевича, умевшего в нужный момент нажать на своего визави. Ценное качество для дипломата, но и умение наживать врагов.

Виткевич встретился с Хусейном Али, посланным Дост Мухаммедом. С афганским посланником они приехали в Оренбург, а 2 июля 1836 года появились в Петербурге. Некоторое время после возвращения из Бухары Виткевич был адъютантом оренбургского губернатора генерала В.А. Перовского, дяди писателя А.К. Толстого.

В 1837 году Виткевича вновь ждала дорога в Афганистан. Он успел побывать в Персии и встретиться с русским посланником графом Симоничем. Из Тегерана он под охраной казаков отправился в Кабул.

В то время англичане еще не подозревали, что на территории, которую они считали своей вотчиной, появился достойный соперник. Прямо в степи сопровождаемый отрядом казаков Виткевич встретил лейтенанта Генри Роулинсона, политического советника службы сэра Джона Макнейла в Тегеране. Историк Питер Хопкирк так описал их встречу: «Когда англичанин подъехал поближе и вежливо откозырял, русский встал и поклонился. Однако ничего не сказал, явно ожидая, что гость заговорит первым. Роулинсон сначала обратился к нему по-французски – этим языком чаще всего пользовались европейцы на Востоке, но русский только покачал головой. Роулинсон попробовал заговорить по-английски, а затем и по-персидски, но безуспешно. Наконец русский заговорил на тюркском, который Роулинсон знал только поверхностно. «Я знал его достаточно, – писал он позднее, – чтобы вести простой разговор, но недостаточно, чтобы удовлетворить свое любопытство. Было совершенно ясно, что именно этого хотел мой собеседник».

Русский сказал Роулинсону, что везет подарки царя Николая новому шаху Персии, который только что унаследовал трон покойного отца после семейной борьбы за власть. Это казалось достаточно правдоподобным, так как именно в этот момент шах находился на расстоянии дневного перехода: он выступил во главе своей армии, чтобы осадить Герат. Фактически сам Роулинсон направлялся в лагерь шаха, везя с собой послания Макнейла. Однако рассказ русского офицера его не убедил, он подозревал, что тот со своим отрядом, возможно, направляется в Кабул. Роулинсон понимал, что если это действительно так, то в Лондоне и Калькутте, где Афганистан рассматривали как неотъемлемую часть сферы британских интересов, поднимется переполох».

Роулинсон не поверил Виткевичу и довольно быстро узнал правду: «Выкурив с казаками и их офицером пару трубок, Роулинсон распрощался с ними и поспешил своей дорогой, решив выяснить, в чем на самом деле заключается их игра. Добравшись в тот же вечер до лагеря шаха, Роулинсон тотчас попросил о встрече с ним. Препровожденный в шахский шатер, он рассказал о встрече с русскими, которые якобы везли царские дары. «Везут подарки для меня?» – изумился шах и заверил Роулинсона, что скорее они не имеют никакого отношения к нему, а предназначены для Дост Мухаммеда в Кабуле. Действительно, по просьбе Симонича он разрешил казакам безопасный проход по своим владениям. Все это совпадало с рассказом русского офицера. Теперь Роулинсон понял, что получил сведения необычайной важности, и собрался как можно скорее вернуться с ними в Тегеран» (П. Хопкирк «Большая игра против России»).

Конечно, он доложил о русском агенте английскому дипломату и фактически резиденту в Кабуле Александру Бёрнсу, который позднее, в годы англо-афганской войны, станет военным губернатором столицы.