Текст книги "100 великих тайн дипломатии"

В своей книге «Странствователь по суше и морям» русский путешественник Егор Петрович Ковалевский посвятил целую главу этим людям. Она называется «Английские офицеры в Средней Азии». Несмотря на то что история плена и гибели англичан порой упоминается как покрытая мраком неизвестности, подробности о последних годах их жизни все же стали известны. Ковалевский, тесно контактировавший с местным населением почти в качестве заезжего журналиста, слышал от них много интересных историй, в том числе и свидетельства очевидцев о плене англичан. Так, говорится о невероятной стойкости Конолли, который не был сломлен никакими пытками и угрозами и предпочел остаться христианином, нежели склонить голову перед эмиром, как это сделал полковник Стоддарт, старавшийся спасти себе жизнь. И коль скоро его назначили английским агентом за решительность и храбрость, то куда исчезла эта храбрость после его пленения? И чем в таком случае измеряется храбрость? Полем битвы? Но плен – это испытание пожестче любой битвы, таким поворотом судьбы ломали самых стойких. Конолли это испытание выдержал.

Артур Конолли. Художник Дж. Аткинсон. Между 1838 и 1840 гг.

В январе 1842 года английский гарнизон отступал из Кабула. Численность достигала почти 5 тысяч солдат и офицеров и 12 тысяч слуг. Их обязались охранять, но англичане имели неосторожность прихватить оружие. После этого афганцы с ними не церемонились, и вскоре английские войска были уничтожены горными племенами. 30 января 1842 года до Джелалабада добрался только один человек – легендарный хирург Билли Брайдон. На некоторых территориях еще оставались английские гарнизоны, но участь их была незавидна: на них нападали афганские отряды, а повстанцы стремились избавиться от любых чужеземцев и 7 марта 1842 года полностью освободили крепость Газни, разбив английский гарнизон.

К концу 1843 года на родину вернулся Дост Мухаммед и вновь стал эмиром – теперь уже до самой смерти в 1863 году. Эти 20 лет не были для него безоблачными: в стране свирепствовал голод, большинство городов было разрушено, а сельские местности разорены. Несмотря на это, афганцы могли гордиться своей сплоченностью и умением отстаивать свободу. Но это чувство лишь подкрепляло в них ненависть к англичанам. Жертвами восточной ненависти стали полковник Стоддарт, капитан Конолли и еще несколько офицеров, захваченных в плен в Бухаре.

В 1838 году английский посланник в Персии полковник Шиль представил министру Пальмерстону свой выбор агента – личность Чарльза Стоддарта. Именно его посланник хотел видеть своим уполномоченным. Этот выбор стал для Стоддарта роковым.

Полковник, как уже говорилось, считался человеком решительным и храбрым, а действовать ему предстояло при дворе самого эмира. Но жизнь жестока, а жестокость порой оказывается куда изобретательнее любой храбрости, и Стоддарт быстро сдался. Чтобы сохранить себе жизнь, он принял ислам, но потом, поняв, что это не помогает, вновь вернулся к христианству. Не спасли его эти метания.

Попав в плен, английские офицеры наконец-то поняли, что такое восточное гостеприимство. Единственным законом, оставшимся для них при дворе бухарского эмира, была военная ситуация, которая меняла направление, как флюгер. Чтобы узнать обстановку на фронте, им даже не нужно было задавать вопросы. Если их звали к себе, кормили и спрашивали совета, значит, англичане начинали побеждать. Если бросали в темную сырую темницу, не кормили и били, значит, местные отряды громили англичан. Бухарский эмир пытался подольститься к английским агентам или, наоборот, издевался над ними со всей жестокостью в зависимости от побед и поражений их армии.

Это было совершенно недипломатично, нелепо и по-человечески несправедливо, но вполне логично, практично и объяснимо: именно так поступают с заложниками – они не только не хорошие знакомые, они даже не люди. Заложники – товар, который можно выгодно обменять, если есть у кого и на что обменивать; но когда исчезает спрос, то и товар становится мусором. Именно это произошло с несчастными британскими агентами: с поражением англичан и победой афганцев бывшие сотрудники английского ведомства стали просто не нужны, и их зарезали, назвав первую попавшуюся причину, совершенно нелепую: были упрямы, вели себя заносчиво, возможно, готовили заговор.

Между тем в Англии не сидели сложа руки, и многие знакомые, несмотря на дурные вести из Бухары, жаждали спасти пленных. Капитан Джон Гровер, друживший с Чарльзом Стоддартом, просил министра иностранных дел направить его в Бухару для поиска и освобождения пленников, но министр, уверенный в гибели несчастных агентов, отказал военному.

Путешествие Джозефа Вольфа

Мытарства британского миссионера Джозефа Вольфа на опасном и загадочном Востоке были посвящены вовсе не полковнику Стоддарту, с которым теософ даже не был знаком. Вольф хотел спасти капитана Конолли, которому был обязан жизнью: капитан спас его из бухарского плена еще в начале 1830-х годов. Однако миссионеру не суждено было отплатить Конолли спасением: капитан уже был мертв, да и сам Вольф едва остался жив. Как же такое могло случиться? Ответ прост: в 1840-х годах Афганистан, как и весь Восток, был уже не тот, что в 1830-х. Там было не просто опасно, но смертельно опасно, особенно для англичанина. Но миссионер Джозеф Вольф военным не был и ничьих приказов не слушал. Он просто собрался и отправился в путь.

В 1843 году совсем не военный человек, мирный теософ Вольф отправился в Бухару спасать товарищей. Он не был наивным, чтобы считать это путешествие безопасным: все-таки уже сам побывал в плену. Решение ехать в далекие края доктор богословия принял еще в июне 1842 года, хотя и знал о поездке и записках русского путешественника Егора Петровича Ковалевского, который достаточно точно описал трагическую судьбу Стоддарта и Конолли. Но когда речь идет о чьем-то свидетельстве, предоставленном на словах, еще теплится робкая надежда: а вдруг они живы. Ведь не было тогда тел погибших. Вольф клялся, что сможет убедить эмира освободить пленных.

Джозеф Вольф среди мусульман. Гравюра XIX в.

Вольф не был коренным англичанином. Он принял христианство, окончил Оксфорд и служил в Йоркшире пастором. Подспорьем в его миссионерских походах стало знание восточных языков. Еще в 1823–1832 годах он отправился в Сирию, Курдистан, Персию, Бухару с наивной целью – пропагандировать христианство для варварских племен Средней Азии. Ничего удивительного в том, что довольно скоро он оказался в плену на положении раба. Вот тогда-то его и освободил Конолли. И теперь миссионером двигала благодарность, близкая к самопожертвованию. Отчаявшийся друг Стоддарта Гровер вручил миссионеру свои собственные 500 фунтов стерлингов, после него пожертвования посыпались, как из рога изобилия, и доктор быстро собрал сумму, нужную для путешествия, причем даже вернул Гроверу часть пожертвованных им денег. В данном случае миссионер мог бы оказаться той «мягкой силой» дипломатии, которая послужила бы нормализации отношений и установлению истины. Однако не стоит забывать, что он был, во-первых, европейцем и, во-вторых, англичанином, а с ними в Бухарском крае уже не церемонились.

14 октября 1843 года Вольф на корабле «Иберия» отправился в путь: 20 октября он прибыл в Гибралтар, 26-го – на Мальту, 29-го – в Афины. В Греции его прекрасно встретили и позволили насладиться красотой и покоем, а греческий король дал ему аудиенцию. Через Константинополь Вольф отправился к Трапезунду, а в начале декабря 1843 года был уже у северного берега Малой Азии. Далее по суше он проследовал в Бухару, где и начались его приключения. В Эрзеруме он остановился в доме богатого армянина, который познакомил его с армянским архиепископом.

Путешествуя по деревушкам, Вольф везде получал убежище и вежливый прием, поскольку у него были консульские письма и поддержка армянских промышленников. Однако потом ему пришлось подниматься в заснеженные горы, и он вынужден был нанять носильщиков, которые бы его перенесли. 7 декабря он писал в дневнике: «…Мы прибыли в деревню Ашкалех, где надо было перебраться через Западный Евфрат, называемый по-турецки Кара-Су – чёрная вода. В Ашкалехе я встретил двух дервишей из Бухарии, которые рассказали мне, что английские офицеры ещё живы и обучают войска эмира европейскому военному артикулу». Очевидно, это была какая-то ошибка, и совсем другие англичане или просто иностранцы встретились тем дервишам. Но эти слова вселили в миссионера надежду.

Пробираясь через горы, Вольф то и дело натыкался на курдских кочевников, рискуя быть ограбленным. Но наконец в январе 1844 года прибыл в Тавриз, где остановился в доме у английского консула. Персидский принц Баман-Мирза пригласил его к себе и оказал содействие, дав средства, транспорт и много рекомендательных писем.

20 января Вольф отправился в Тегеран и через 10 дней был уже у ворот персидской столицы. Его принял британский посланник Шиль и немедленно представил самому шаху, который тоже проявил радушие по отношению к английскому миссионеру.

Как мы видим, до сих пор у Вольфа все складывалось благополучно. Даже слишком благополучно: его принимали, о нем заботились, ему внушали надежду, с которой он и отправился в начале марта в Бухару. Персидский шах даже дал ему письмо к бухарскому эмиру с наказом освободить пленников.

В пограничном Мешиде Вольф встретил помощника полковника Стоддарта, сообщившего миссионеру о смерти своего начальника. Но Вольф не поверил, поскольку у помощника было огромное количество драгоценностей, тканей, шалей и ковров, а также 2 тысячи фунтов стерлингов, оставшиеся от экспедиции Стоддарта. Миссионер подумал, что тому просто выгодно считать Стоддарта мертвым.

В Бухару Вольф прибыл 25 апреля 1844 года под конвоем туркоманов. Он узнал, что англичане действительно погибли, и написал капитану Гроверу: «Я пишу это письмо в доме Наиб-Замет-Хана, начальника артиллерии его высочества бухарского эмира, искреннего и благородного друга всех англичан – и в присутствии Махрама – первого камергера двора е. в. эмира; я пишу по официальному повелению эмира, которому должен предъявить перевод моего письма, следовательно, ограничиваюсь описанием важнейших обстоятельств, без всяких рассуждений и замечаний. 29 апреля эмир дал мне знать чрез вышеупомянутого уже Наиба и в присутствии муллы Казема и Махрама, что в месяце сарратан года 1259 (июля 1842 года) он приказал казнить полковника Стоддарта и капитана Конолли. Первого за то, что, во 1-х) он во многих случаях дерзко обходился с е. в. эмиром; во 2-х) он принял мусульманскую веру и потом опять перешёл в христианскую; в 3-х) он обещал доставить через четыре месяца письма из Англии, в которых его признают великобританским послом; четыре месяца прошло, писем не было, хотя эмир нарочно для полковника устроил почту. Что же касается до Конолли, то он был казнён за то, что возмутил противу бухарского эмира хивинцев и коканцев. Е.В. позволил мне оставить Бухару 9 мая. Из Мешида я доставлю вам подробнейшие сведения».

Гровер понял, что Вольф в плену и пишет письма под контролем слуг воинственного эмира Насруллы, приказавшего обезглавить англичан. В народе этого эмира еще с подросткового возраста за чрезмерную жестокость прозвали Хассаб, то есть «мясник».

В следующем письме миссионер подтвердил данные о смерти английских заложников и сообщил о своем шатком положении: «…Хотя эмир не раз обещал отправить меня обратно в Англию, я нахожусь в большой опасности. Я не иначе смею выйти на улицу, как в сопровождении трёх солдат. Меня самым подлым образом обманули, обокрали и оскорбляют. Персидский посол благоволит ко мне, но я не думаю, чтобы он имел довольно власти, чтобы спасти меня. Наиб-Абдул-Суммук-Хан заставил меня насильственным образом подписать обязательство, по которому я должен выплатить ему 5000 томанов выкупу. Я полагаю, что он виновник смерти Стоддарта и Конолли, хотя он и не перестаёт уверять меня в преданности своей Англии. Эмир находится теперь в Самарканде и, мне сказали, с нетерпением ждёт известия о моей смерти. Правда, что бедный Стоддарт, принявший по принуждению мусульманское вероисповедание, потом открыто опять воротился к христианской вере. Позаботьтесь обо мне; делайте, что возможно, но не унижайте чести Англии».

Больше года Джозеф Вольф томился в Бухаре и обязан был своим спасением только персидскому посланнику Аббасу-Кели-Хану: «…Меня казнили бы, если б персидский посланник Аббас-Кели-Хан не спас меня. Теперь я прибыл в Персию больной, измученный, ограбленный и, кроме того, с долгом в 5000 томанов, который я должен заплатить брату Наиб-Абдул-Суммук-Хана, проводившему меня в Тегеран. Помогите мне, если можно, а нет – так надо будет идти в тюрьму».

К именам Стоддарта и Конолли Вольф добавил еще одно: вместе с ними был казнен офицер Виборд. Трем несчастным просто отрезали головы на пыльной площади Бухары на глазах у местных жителей.

Вольф спасся чудом и вернулся в Англию, где его ждали и чествовали соотечественники. Однако не обошлось без последствий. Дурное питание и отсутствие гигиены привели к тяжелому недугу и заражению ленточным червем-паразитом, которых в тех местах немало. Но мужественный миссионер знал, на что он решался, отправляясь на Восток.

Навстречу новому веку

XX век оказался намного сложнее и запутаннее, чем все предшествующие столетия. Порой довольно трудно было определить, какие именно и сколько сил стоит за тем или иным событием. Множество тайн, белых пятен, провокаций и, говоря современным языком, фейков появилось на протяжении XX века.

Были на Доггер-банке японские катера или только померещились в британском тумане? Кому больше всего были выгодны действия революционных радикалов во время Русско-японской войны – русскому народу или японским военным?

Много тайн и подводных камней скрывает дипломатия, которая все больше напоминает секретную службу и подрывную деятельность. Но иначе и быть не могло, учитывая сколько мировых войн породил XX век.

Инцидент, о котором пойдет речь, многие историки и западные журналисты того времени называли возможным запалом для большого взрыва – поводом к Первой мировой войне, которую тогда, в 1904 году, усилиями дипломатов все же удалось предотвратить.

Инцидент в Северном море

В полночь на 9 октября 1904 года в Северном море, в районе так называемой Доггер-банки, неподалеку от Гулля, британские рыболовные суда подверглись обстрелу со стороны русских военных кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры, образованной 17 апреля 1904 года. Русско-японская война была в самом разгаре, 1-я Тихоокеанская эскадра терпела поражение, и наспех сформированную 2-ю эскадру направили на Дальний Восток в помощь защитникам Порт-Артура. Ядром ее стали семь броненосцев: четыре новых («Аврора», «Жемчуг», «Изумруд», «Олег»), два старых («Дмитрий Донской», «Светлана») и вооруженная яхта «Алмаз», не имевшая бронированного покрытия. Русские броненосцы шли в сопровождении девяти эскадренных миноносцев, восьми крейсеров и группы вспомогательных кораблей.

Предстояло решить крайне сложную задачу – для укрепления терпящего бедствия Дальневосточного флота перебросить российские корабли на другую половину земного шара, то есть преодолеть расстояние в 18 тысяч миль. И сделать это следовало осенью, до наступления холодов. При таком длительном путешествии требовалось много угля, провианта, других необходимых в хозяйстве вещей. Чтобы не подходить к враждебным берегам и реже обращаться за помощью к европейским государствам, попытались оснастить суда всем необходимым, но это привело к катастрофической осадке кораблей почти на метр ниже ватерлинии.

Организованная наспех эскадра не была образцовой. В нее входили и устаревшие суда, вроде броненосца «Наварин», оснащенного орудиями с низкой дальнобойностью, и совсем новые суда, из-за спешки не прошедшие испытаний, к числу которых относились уже упомянутые «Бородино» и «Орел». Новым судном был и флагман «Князь Суворов».

1 октября 1904 года 2-я Тихоокеанская эскадра вышла из Либавы и направилась к Северному морю. Главной проблемой эскадры по-прежнему оставалась постоянная дозаправка топливом и оснащение провизией, в то время как у России не было на тот момент достаточно стабильного положения в Европе, чтобы заходить во все порты, не рискуя привлечь внимание или вызвать недовольство. Заправка осложнялась еще и тем, что российское правительство желало как можно меньше афишировать этот рейд.

Самый короткий путь через Суэцкий канал находился под контролем Великобритании, которая официально придерживалась нейтралитета, однако помогала Японии специалистами и вооружением. Между этими двумя странами в 1902 году был подписан договор, на который германский кайзер Вильгельм отреагировал фразой: «Теперь намерения «вермишельщиков» вполне ясны».

28 июня 1904 года российский министр иностранных дел В.Н. Ламздорф сообщал в секретной телеграмме послу в Лондоне А.К. Бенкендорфу: «По слухам, дошедшим до нашего Морского министерства, явствует, будто англичане готовят в Ла-Манше личный состав подводных лодок, обучая японцев управлению этими лодками. К моменту выхода 2-й эскадры Тихого океана из Кронштадта весь личный состав на подводных лодках, действующих в Ла-Маншском проливе, будет состоять из японцев, самые же лодки будут уступлены японскому правительству».

Из-за выгодной позиции японского флота ситуация в Северном море сложилась взрывоопасная. На деятельность военно-морской разведки, обеспечивавшей проход эскадры, Российская империя потратила 300 тысяч рублей. Директор департамента полиции А.А. Лопухин поручил обеспечивать безопасность эскадры А.М. Гартингу, завербованному агенту контрразведки. Тот организовал сеть из 83 наблюдательных пунктов, зафрахтовал 12 судов для наблюдения, активизировал агентов в Норвегии, Дании, Швеции и Германии, подключил сеть местных осведомителей. Позднее говорилось о том, что обстановка паники и истерии на эскадре была во многом спровоцирована бурной деятельностью Гартинга, заботившегося больше об увеличении собственных средств. Многое в подвигах главного имперского филера было явно преувеличено или нафантазировано. Об этом пытался сигнализировать русский посол в Дании А.П. Извольский, писавший о Гартинге: «Он несколько раз приезжал в Копенгаген и сообщал мне о появлении японских истребителей в европейских водах. Не доверяя ему, я собрал сам справки по этому поводу и вскоре убедился в фантастичности его сведений, причем единственной целью, которую он преследовал, было получение возможно большей суммы от русского правительства. Я считал своим долгом сообщить об этом кому следовало в России, но мои предупреждения остались тщетными».

Не избежала дипломатия и этого: вокруг нее постоянно вертелись сомнительные люди, авантюристы, готовые любую политическую или военную ситуацию использовать ради собственной выгоды.

Изображение инцидента в районе Доггер-банки на почтовой открытке. 1904 г.

Рейд эскадры проходил в обстановке крайней секретности, координаты никому не сообщались, об остановках в портах русских военных моряков никого не предупреждали, поэтому государства, мимо которых следовала эскадра, не испытывали к ней дружелюбия. По сведениям Главного морского штаба, в Северном море эскадру поджидали японские миноносцы, и моряки имели четкую инструкцию не подпускать никакие суда менее чем на десять кабельтовых. Суда были оснащены цветной сигнализацией Табулевича, вся прилегающая территория освещалась прожекторами, и в случае появления в опасной зоне неизвестного объекта было предписано стрелять сразу по носу судна и отдать ему приказ выйти из зоны на период прохода эскадры. В случае неповиновения начальник вахты имел полномочия немедленно открыть огонь на поражение из всех видов орудий.

Повышенная боевая готовность идущей эскадры, ожидание диверсий и недоверие к находившейся поблизости Великобритании, поддержавшей Японию в этой войне, привели к нервозности военных моряков и трагическому происшествию при прохождении русской эскадры вблизи британских берегов. С самого начала этот поход сопровождали досадные нелепости, и моряки, как люди суеверные, не могли не понять, что это дурное предзнаменование. Флагманский корабль почти сразу сел на мель, а один из крейсеров сопровождения потерял якорную цепь. Пока ждали застрявшего флагмана, а крейсер искал якорь, эсминец случайно врезался в любимый линкор контр-адмирала Фёлькерзама «Ослябя» и протаранил его, поэтому линкор вернули в Ревель на ремонт. Несколько крейсеров и миноносцев отстали от эскадры в Балтийском море и шли вдогонку с сильным опозданием.