Текст книги "100 великих тайн дипломатии"

А в Персии в это время действовали два британских представительства, между которыми согласия не наблюдалось. Официальную британскую миссию составляли дипломат Генри Уиллок, его брат Джордж Уиллок и врач Джон Макнил. Учитывая, что Англия и Россия вечно конкурировали за право влияния в Персии, этим британцам никак не мог понравиться Туркманчайский мир. Они активно выступали против русско-персидских отношений.

Друг Грибоедова Рональд Макдональд был человеком Ост-Индской компании – «государства в государстве», формально подчиненного Англии. Но в отличие от Англии ОИК был выгоден союз России и Персии.

Грибоедов же с самого начала повел себя как стойкий европеец: явился на аудиенцию к шаху Фетх-Али, коротко поклонился и невозмутимо сел в его присутствии, когда шах, облаченный в неудобный, украшенный тяжелыми камнями наряд, вынужден был стоять. Так шах и простоял перед посланником другого государства почти два часа. Конечно, он был зол, хотя и старался этого не показывать. Что это было со стороны Грибоедова? Мальчишество, которому он научился у Чацкого, или высокое мнение о себе человека, который слишком многого достиг и устал от дипломатических церемоний? А может быть, Грибоедов не считал шаха такой уж важной птицей, учитывая, что тот был только номинальным главой государства, а управлял страной его сын?

Грибоедов отправился в Тебриз, где находилась резиденция Аббаса-Мирзы, наследника шаха. 19 января дипломаты получили подарки от шаха, а 20 января Грибоедов стал готовиться к отъезду в Россию, поскольку официальная часть его визита подошла к концу. Но дальше все пошло не по плану. 20 января, после официальной аудиенции у шаха, к Грибоедову явился евнух шахского гарема Мирза-Якуб, бывший христианин. Он попросил убежища и русского подданства. Грибоедов знал, что формально должен принять этого человека и рассмотреть его просьбу, но, предвидя дипломатические осложнения, попросил его уйти. Однако в конце января в русском посольстве появился зять шаха Аллах Яр-хан в сопровождении двух наложниц из гарема, которые были христианками армянской национальности. Они тоже просили убежища и хотели попасть в Армению. Как это могло быть воспринято в Персии? Русский посол ворует у знатных персов наложниц.

Что это провокация и маховик агрессии уже завертелся, было очевидно. Явления евнуха, вероломного зятя, гаремных женщин были звеньями одной цепи. Но почему? Был ли это державный сговор персидских и британских кругов или личная обида шаха на русского министра, забывшего церемонии?

А к зданию посольской миссии уже примчались несколько десятков персов. Грибоедов решил отогнать их холостыми выстрелами. Но как можно было допускать такую ошибку? Ведь было совершенно очевидно, что во время холостой стрельбы противоположная сторона обязательно использует боевой патрон для убийства. Так и произошло: один из персов упал, сраженный пулей. Это была так называемая «сакральная жертва» – жертва, оправдывающая дальнейшую расправу. Убитого перенесли в мечеть, а мулла объявил джихат – месть неверным.

Фанатики набросились на здание посольства 30 января, персидская охрана разбежалась, и миссию защищали русские казаки, которые тоже погибли вместе с дипломатами. Тела несколько дней таскали по улицам, привязав к ним дохлых кошек и собак, потом изрубили на части и сбросили в яму за городской стеной. Повезло посольскому курьеру Амбарцуму: его не добили до конца. Из всей миссии остался цел один человек – уже упомянутый в начале этой главы Мальцов. Сам он рассказывал неправдоподобную историю о том, что ему помог слуга миссии, завернувший его в ковер и поставивший в угол к другим коврам. На самом деле Мальцов воспользовался предложением дружески расположенного к нему хана перелезть через крышу и укрыться в его доме. Мальцов был арестован и отправлен в Россию: его не могли не заподозрить хотя бы в том, что он был заранее проинформирован о нападении на посольство.

На вопрос «кому это было выгодно?» отчасти отвечают записки английского лейтенанта Александера, в которых евнух Мирза-Якуб, просивший у Грибоедова убежища, называется внештатным агентом британского посольства. Знал ли об этом Грибоедов, учитывая, что записки Александера были напечатаны задолго до трагедии в посольстве? В любом случае русский посол уже понял, что происходит.

Персидские правители постарались извиниться перед русским царем за гибель посольства. В подарок Николаю I был привезен алмаз «Шах», и существует версия, что это была компенсация за гибель посольства. Действительно, принц Хосрев-Мирза привез алмаз царю, но историки утверждают, что истинной причиной была невозможность заплатить все 20 миллионов рублей, предписанных договором. Шах отдал приказ найти останки Грибоедова, но, вопреки распространенной версии, связанной с воспоминаниями Пушкина («Мы ленивы и нелюбопытны»), тело так и не было опознано: людей, способных опознать, не оказалось, а останки не подлежали идентификации.

И каков оказался результат этого трагического инцидента? Николай I и его правительство, конечно, повели себя рационально и дипломатично: им выгодно было продолжать отношения с Персией, поэтому провокация не удалась. Жаль только, что Россия потеряла талантливого писателя и дипломата, а вместе с ним русских дипломатов и 35 казаков, которые до сих пор похоронены в Тегеране и не имеют даже крестов на могилах. По словам исследователя жизни и творчества А.С. Грибоедова С.Н. Дмитриева, в Иране вовсе не хотят возвращаться памятью к трагедии, случившейся 190 лет назад: «В Тегеране память о великом поэте увековечена лишь в памятнике, который «стыдливо» укрылся за забором российского посольства, для того чтобы якобы не раздражать местное население. Я уже не говорю о месте страшной трагедии: до сих пор широко распространенным является мнение, что тот самый дом, где располагалось русское посольство, не сохранился и о нем надо просто забыть. На самом деле этот дом существует, мне посчастливилось не без труда и не без приключений разыскать его в извивах тегеранских улочек, и надеюсь, что еще можно будет сделать что-нибудь реальное, чтобы почтить на этом месте память погибших русских воинов и дипломатов во главе с Грибоедовым» (С.Н. Дмитриев «Грибоедов»).

«Окаменевший император»

Его смерть – бедствие для Греции и катастрофа для Европы.

Жан-Габриель Эйнар

Его до сих пор называют на родине «окаменевшим императором», веря, что когда-нибудь гордый памятник вновь станет человеком и сойдет с пьедестала, чтобы править Грецией. С этим сравнима лишь вера во второе пришествие, но именно так относились к графу Иоанну Каподистрии в Греции – как к Спасителю. Это был кристально честный человек, успевший верно послужить двум странам – Греции и России.

Статуя правителя Греции находится на площади Спината на острове Корфу, где граф появился на свет 11 февраля 1776 года. Его отец Антон Каподистрия тоже был личностью заметной и служил правительству Венеции. Иоанну предстояло пройти долгий и непростой путь от врача в русском госпитале острова Корфу до президента Греции. Но самый большой и самый плодотворный период своей жизни Каподистрия был русским дипломатом. Им восхищались, с ним стремились работать известные люди страны: «Уже в лицее Горчаков решил, что непременно станет дипломатом. Его идеалом дипломата стал Иоанн Антонович Каподистрия – статс-секретарь и управляющий российским МИД, а впоследствии – президент Греции. Горчаков считал, что его кумир обладал прямым характером и органическим отвращением к интригам, и выражал желание служить под его началом» (Б.В. Соколов «Сто великих политиков»). Мечта Горчакова сбылась: он служил под началом Каподистрии, отвечавшего за восточные и греческие дела.

Философ и медик по образованию, выпускник Падуанского университета, Каподистрия на заре XIX века стал лечить русских на острове Корфу. Так захотел прославленный адмирал Ф.Ф. Ушаков, командующий российской эскадрой в Средиземном море. Уходя с Корфу в Севастополь, Ушаков отдавал распоряжения, касавшиеся греческой земли, которую защищал. Ему понравился основательный и умелый 20-летний греческий доктор. Но в тот момент никто еще не думал, что из доктора может вырасти политик. В 23 года Каподистрия стал главным врачом русского госпиталя, а потом и секретарем иностранных дел Республики Ионических островов. Служил он и начальником милиции в 1807 году.

Именно тогда, в 1807 году, стало ясно, что в Греции ему карьеру не сделать, поэтому Иоанн поступил на русскую службу и в 1809 году получил чин статского советника. Знавшие его люди говорили, что ему, греку, холодно и неуютно в Северной столице. К тому же в то время приняты были яркие фраки, а грек, красивый, изящный, ходил всегда в черном. Каподистрии хотелось уехать куда-нибудь в Европу, особенно он стремился в Вену – город, в котором вершилась в то время европейская политика. И греку повезло: его послали секретарем русского посольства в Вену.

Бюст Иоанна Каподистрии на острове Эгина.

Скульптор И. Каракатсанис. 1887 г.

«Несколько лет спустя Каподистрия был направлен в российское посольство в Вену, – писал историк В.В. Похлебкин. – Затем стал управляющим дипломатической канцелярией Дунайской армии генерала Чичагова, участвовал в войне 1812 года и в Заграничном походе русской армии 1813 года, руководя дипканцелярией у Барклая-де-Толли. Особого успеха в этот период Каподистрия добился в деле подрыва французского влияния в Швейцарии. Он участвует в составлении первой швейцарской конституции. Не только Швейцария, но и Франция обязана Каподистрии первой своей конституцией после свержения Наполеона. Англичане требовали возвращения во Франции абсолютной власти Бурбонов, а Каподистрия вместе с Разумовским настаивали на «конституционной хартии», чтобы иметь рычаги влияния на Париж. Их точка зрения победила. 20 ноября 1815 года Каподистрия от имени России подписал Парижский мирный договор.

В 1814 году принимает активнейшее участие в работе Венского конгресса, ведя борьбу с главою австрийской дипломатии князем Меттернихом, который пытался высмеять высокие моральные принципы и «идеализм» Каподистрии и придумал ему кличку – Поэт».

В 1814 году он участвовал в работе гетерии филомузов, созданной в Афинах под влиянием живших там чужестранцев. По словам историка Георга Шустера, «она ставила своей задачей сохранение древностей, основание музея, библиотеки, устройство школ и облегчение обмена мыслей между всеми греками, рассеянными далеко друг от друга по разным приморским городам Балканского полуострова и Малой Азии. Таким мирным путем она надеялась постепенно достигнуть улучшения во внешнем положении греков. Через посредство одного доверенного лица филомузы вступили в сношения с любимцем императора Александра I графом Каподистриа и выбрали его председателем этого общества. А он привлек в число членов министров, принцев и князей, которые выразили готовность надеть на палец железное кольцо, служившее внешним знаком отличия филомузов. Император Александр I, кронпринцы Баварский и Вюртембергский также вступили в союз и внесли в пользу его значительные суммы денег» (Георг Шустер «История тайных обществ, союзов и орденов»).

Каподистрию приглашали возглавить тайное общество греческих повстанцев «Филики Этерия», но для него в тот момент этот путь был невозможен. Он занимался административными делами Бессарабии, укреплял связи России с Францией, сопровождал Александра I на Венскую конференцию, ездил в Швейцарию. Он был начальником канцелярии, дипломатом и умелым переговорщиком. Все это время Каподистрия не вмешивался в дела Греции, но переживал за свою страну и старался помогать деньгами.

В 1816 году Каподистрия получил чин тайного советника и стал управляющим в Коллегии иностранных дел, а его начальник Карл Васильевич Нессельроде завидовал его активности и таланту. На этой должности Каподистрия пробыл до 1822 года. Мартовская революция 1821 года в Греции была воспринята русским правительством враждебно. Каподистрия пытался убедить императора содействовать Греции в борьбе за независимость, ему претила поездка русского императора на Венскую конференцию по восточному вопросу и переговоры с австрийским министром иностранных дел Клеменсом Меттернихом. Каподистрия даже старался не принимать участия в этих мероприятиях, если они противоречили его принципам. Наконец в мае 1822 года он попросил у русского императора частной аудиенции, но услышал лишь недвусмысленное предложение взять отпуск для поправки здоровья. При этом его не отправляли в отставку. Каподистрия получит отставку лишь в 1827 году, когда его уже изберут главой правительства Греции. А в тот момент он в самом деле получил бессрочный отпуск и поселился в Женеве, где жил с 1822 года до начала 1827-го. Его активная деятельность в Швейцарии привела к тому, что Женевский филэллинистический комитет стал помогать грекам деньгами, продовольствием, боеприпасами.

Что же касается личной жизни русского дипломата с греческими корнями, то тут без романтического эпизода не обошлось. Была в жизни греческого аскета прекрасная дама, расставание с которой сыграло фатальную роль в его судьбе: не оставил бы он эту даму, возможно, все сложилось бы иначе. Многие считают, что история любви стала для Каподистрии роковой – как некий знак свыше, которого он не принял. Ее и звали Роксандра.

Роксандра Стурдза была дочерью губернатора Бессарабии, состояла в родстве с вождями восставших, революционерами Ипсиланти. Как патриотка Греции, она много сделала для своей исторической родины.

Греческая семья девушки эмигрировала в Россию после того, как по Ясскому договору 1791 года Молдавия и Валахия должны были отойти к Турции. Фактически это было бегство: все имущество осталось в брошенной стране. Но греки успешно служили России, и Стурдза быстро оказался при дворе. Ее отец был знаком со многими известными людьми той эпохи. Вызвав негодование вольнолюбивого поэта А.С. Пушкина в 1821 году, царедворец Стурдза удостоился упоминания в злых эпиграммах:

 
Холоп венчанного солдата,
Благодари свою судьбу:
Ты стоишь лавров Герострата
И смерти немца Коцебу.
 
 
И другой:
Вкруг я Стурдзы хожу,
Вкруг библического,
Я на Стурдзу гляжу
Монархического.
 

Зато впоследствии они с поэтом подружились: грек был интересным человеком и к тому же владел богатой библиотекой, которой пользовался Пушкин. В.А. Жуковский переводил «Одиссею» при помощи Стурдзы. И вообще, литераторы были частыми гостями греческого политика.

Дети Стурдзы тоже оказались неплохо устроены: Роксандра стала фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны (с 1811 по 1816 год), а ее брат Александр поступил в секретари к графу Каподистрии, который был в то время министром иностранных дел. Пару раз в неделю 19-летняя Роксандра приходила на службу и часто знакомилась там с влиятельными людьми – супругой адмирала Чичагова, гувернанткой царских отпрысков графиней Ливен, графами де Местр.

Воспитанная, умная девушка, по свидетельству знавших ее людей, обладала одним исключительным достоинством – красивым голосом. Казалось бы, что такое голос? В женщине важнее внешность. Однако не стоит забывать: голос – главное оружие пропагандиста. И первое, и второе сыграли свою роль в жизни Роксандры. Она умела нравиться и увлекать людей своими идеями. При этом она никогда не становилась навязчивой и сохраняла дистанцию с людьми. Это делало ее идеальной фрейлиной, а император ценил ее как образованную собеседницу, искушенную в вопросах религии. Как известно, сам Александр I после войны с французами интересовался религиозными темами более, чем вопросами управления государством.

Потом Роксандра съездила в Германию и в Веймаре познакомилась с саксонским дипломатом графом Альбертом Каэтаном Эдлингом. Тогда ей и в голову не могло прийти, что перед ней ее будущий муж. Он не запомнился ей, потому что мысли ее были заняты мечтами о Греции, представлениями о жизни и борьбе. Как любая романтическая женщина, она желала лучшего будущего с прекрасной любовью и великой пользой для своего народа. Чаще всего эти мечты не сбываются.

Роксандра была знакома и с Иоанном Каподистрия, который был не только начальником ее брата, но и греком. Эти двое нашли друг друга. Общность патриотической цели сблизила Иоанна и Роксандру, превратила в романтических заговорщиков и тайных дипломатов своей страны. Иоанн Каподистрия и Роксандра Стурдза по собственному желанию агитировали политиков в пользу Греции, старались с помощью своей теневой политики склонить влиятельных лиц помогать стране в ее бедственном положении.

Находясь за границей, Каподистрия вел с ней переписку, а потом сделал предложение. И тут Роксандра совершила роковую ошибку: предвидя значимость Венского конгресса для судеб Европы, она предложила императору вызвать Каподистрию в Вену для дипломатической деятельности. Очевидно, это протежирование со стороны женщины граф Каподистрия счел неприемлемым и вульгарным. К тому же у него появился неприятный осадок из-за слишком большого влияния молодой фрейлины на императора. На конгресс ему ехать уже не хотелось, несмотря на то что там решались важнейшие вопросы передела границ после войны.

В Вене Роксандра пыталась привлечь внимание императора к греческому вопросу, писала ему записки. А потом натолкнулась на явную холодность приехавшего Каподистрии. Граф не высказал ей своих претензий, он просто подарил ей перстень с изображением горящей бабочки. Это был символический подарок: Роксандра с ее темпераментом развила слишком бурную деятельность и позволила себе то, что оскорбило греческого мужчину. Умная Роксандра быстро схватывала намеки и предложила ему остаться друзьями. Кто от этого больше потерял? Можно вспомнить Андрея Болконского, разорвавшего помолвку с Наташей Ростовой: а ведь Роксандра совершила гораздо меньшую провинность.

Судьба Каподистрии в тот момент уже неотвратимо вела его к смерти, он так и не обзавелся семьей, оставшись печальным и серьезным одиночкой на службе у политики. А его несостоявшаяся невеста вышла замуж за графа А. Эдлинга и поселилась в имении недалеко от Кишинева – как раз в ту пору, когда в Бессарабию сослали Пушкина.

Поместье, в котором вместе с мужем жила графиня, назвали «Манзырь» в честь ее предков. Трудолюбие бывшей фрейлины проявилось и здесь: она занималась земледелием и виноградарством, выводила новые породы домашнего скота, устраивала на своей земле колонии свободных земледельцев. В сущности, ее можно было бы сравнить с Верой Павловной, героиней романа Н.Г. Чернышевского «Что делать». Вот только написан он был позднее. Во времена Роксандры Стурдза женщин-предпринимателей еще не было, как и феминизма. Церковь, сады, огороды, фермы, училище, госпиталь – таково было богатое хозяйство графини, выросшее на пустоши. Граф Эдлинг был членом Императорского Одесского общества истории и древностей. Роксандра устроила в их одесском доме салон для просвещенных людей и занималась благотворительностью. Когда наступали тяжелые годы эпидемий, она бросалась спасать людей. Крестьяне уважали графиню за гуманное и благородное обращение с людьми. Прожила Роксандра 58 лет и успела оставить интересные мемуары о своей жизни, о российской политике, о дворе Александра I.

Воспитание графини Эдлинг проявилось и в том, что она никогда не говорила плохо о человеке, который несомненно обидел ее недоверием и неблагодарностью. По ее словам, «граф Каподистрия принадлежал к числу людей, знакомство с которыми составляет эпоху в жизни… Его прекрасная наружность отмечена печатью гения…».

Правительство созвало народное собрание в Трезене, и 11 апреля 1827 года было принято решение заключить новый заём в Европе и поручить командование морскими силами участнику Рошфорского морского сражения лорду Т. Кокрейну, имевшему опыт руководства морскими силами Чили и Бразилии. Сухопутные войска были отданы в распоряжение Ричарда Чёрча. Президентом, или, как сказано в греческих документах, председателем, греческого правительства на семь лет был избран Иоанн Каподистрия. Это назначение свидетельствовало о победе русского влияния в Греции.

Ближайшее будущее показало, что лишь последнее назначение сыграло роль в истории Греции. Английское влияние ослабло уже в том же году. Чёрч вскоре потерпел поражение при Фалероне и утратил власть над Акрополем. Кокрейн оказался замешан в заговоре и физическом устранении греческого военачальника Караискакиса, а также был причастен к поражению при Фалероне. В мае 1828 года он попытался организовать морской поход в египетскую Александрию, но безуспешно. Лорд покинул Грецию в декабре 1828 года и вернулся через восемь месяцев, но ставший правителем страны Каподистрия не принял его и посоветовал снять с себя греческие знаки отличия и больше не возвращаться. Сам Каподистрия вернулся в Грецию только в январе 1828 года и смог противостоять венчанию Леопольда Саксен-Кобургского на царство. Новый правитель страны хотел во всем руководствоваться мнением народа, но в раздираемой страстями стране уже нажил врагов.

Клан Мавромихали с самого начала представлял угрозу для Иоанна Каподистрии, а некоторые радикальные члены этой семьи находились в тюрьме за попытку заговора. После освобождения братья Георгий и Константин вынашивали планы убийства президента, причем полицейские Янис Караянис и Андрей Партинос присоединились к заговору.

Большинство покушений бывают удивительно похожи друг на друга. Несмотря на здравый смысл и требования охраны, политики не могут отказать себе в заведенных привычках, которые чаще всего связаны с отправлением религиозного культа. Где удобнее всего подкараулить политика? Каждый заговорщик знает: по дороге в церковь. Каподистрия имел обыкновение посещать утреннюю службу. Так было и 9 октября 1831 года.

Братья Мавромихали заняли позицию по обе стороны от входа в церковь. Каподистрия узнал их, и эта встреча оказалась для него не из приятных. Однако он учтиво приподнял шляпу, поприветствовав Константина, который ответно приподнял феску. Президент обернулся к Георгию, не заметив быстрого движения Константина, который выхватил из-под плаща пистолет. Выстрел оказался неудачен, и Константин, вытащив нож, вонзил его Иоанну в живот, а его брат в это время выстрелил президенту в голову. Все произошло неожиданно, и никто ничего не успел предпринять. Сопровождавший президента Георгий Кандиотти владел лишь левой рукой и не сразу смог оказать сопротивление. Он ранил Константина, а преследовавшие убийцу солдаты принялись орудовать прикладами. Наконец на Константина Мавромихали набросилась толпа и растерзала его. Останки бандита выбросили в море. Георгий Мавромихали с сообщниками-полицейскими укрылись у французского посланника, но вскоре были выданы властям. Сообщники-полицейские пострадали меньше: Караянису казнь отсрочили, а Партинос был приговорен к десяти годам каторги. Тем не менее обоим удалось через некоторое время выйти на свободу.

Русское влияние в правительстве Греции сохранилось и после смерти президента Каподистрии. А сам он был похоронен в Нафплионе, первой столице независимой Греции, и потом по желанию родственников и в соответствии с его собственной волей перенесен в семейный склеп монастыря Платитера.

* * *

Иоанн Каподистрия мог бы прожить долгую жизнь русского дипломата – опытного, талантливого, успешного. Мог бы стать обеспеченным человеком, жениться, обзавестись потомством и на старости лет спокойно писать мемуары в своем поместье, как это делали многие иностранцы, проявившие себя на русской службе. Но Иоанна Каподистрию тянуло на родину, где не было ни мира, ни покоя. Это была предопределенность судьбы. И не только в этом дело.

Немало сделав для России, служа примером для ее молодых политиков и дипломатов, Каподистрия оставался слугой престола, исполнителем монаршей воли, подневольным человеком. Он был уже одним из самых известных дипломатов в мире, а император писал о нем восторженные письма его отцу, но в то же время над ним назначали завистливого Нессельроде – на всякий случай: не грека же ставить во главе российской политики. Нессельроде, правда, тоже затруднительно отнести к титульной нации, но он все же более «свой», верноподданный.

Каподистрия не мог не понимать, что управляет не ходом истории, а делами канцелярии и администрации. Для гордого и энергичного грека всего этого оказалось мало, ведь он хотел прожить свою жизнь с максимальной пользой для Греции, не ради собственного благополучия.