Текст книги "100 великих тайн дипломатии"

Марианна Сорвина
Сто великих тайн дипломатии

Если дипломат говорит «да», это значит «может быть», если он говорит «может быть», это значит «нет», а если он говорит «нет», значит, он не дипломат.

Лорд Досон оф Пенн

«Сто великих» является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ЗАО «Издательство “Вече”».

Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.

© Сорвина М.Ю., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

Гостеприимство древнее и средневековое

Дипломатия разных времен отличалась эксцентричностью отношений. Например, в Древнем мире (в Греции и в Риме) возник институт проксении – своеобразного покровительства, которое оказывали приезжим специально назначенные или нанятые местные жители. «Так как община была расширенной семьей и имела свой очаг, охраняемый Гестией, то союз гостеприимства был возможен и с целой общиной: так возник институт проксении, соответствующий отчасти нашему консульству», – писал дореволюционный российский историк Ф.Ф. Зелинский.

В более поздние времена, когда политика и геополитика значительно осложнились и приняли опасный, непредсказуемый характер, достаточно трудно представить себе «консула», являющегося гражданином другого государства: такой дипломат едва ли мог вызывать доверие у прибывших послов и, уж конечно, оказался бы двойным или тройным агентом, следящим за гостями и передающим сведения о них. В этом смысле в городах-государствах Древнего мира отношения были более демократичные и к тому же строились на чести и уважении к воле богов, которые могли и наказать за вероломство. Впрочем, и в те времена существовали амбициозные интриганы, тираны и предатели.

О тех самых первых дипломатах стоит узнать поподробнее.

Проксены – первые консулы

С образованием в Древней Греции государств-полисов появились и международные отношения. И самой первой формой таких отношений стали проксении – гостеприимства. Дипломаты приезжали заключать договоры, торговцы и дельцы приезжали по делам, и в городе-государстве им оказывал гостеприимство проксен, который чаще всего ими же и был нанят. В примечаниях историка и переводчика Г.А. Стратановского к труду Фукидида «История» говорится, что «проксен – нечто вроде современного консула, представитель интересов иностранных граждан и посредник в сношении с властями. Должность проксена считалась почетной и давалась влиятельному лицу».

Декрет о проксении из Онхеста в Археологическом музее в Фивах

Итак, этот «консул» древних времен являлся жителем принимающей державы, поэтому обладал правами и преимуществами, каковых не имели приезжие. Права проксена распространялись на налоги, торговлю, судебные издержки и религиозные обряды, поскольку он был гражданином государства, знал его законы и имел доступ в те места, куда могли не пустить иностранца. От проксена требовалось соблюдение законов его родины и содействие улучшению отношений между странами. Фактически он был одним из первых дипломатов, даже отчасти послом, но весьма своеобразным – не чужаком, а гражданином той страны, в которой он осуществлял полномочия другой державы.

Если в страну приезжали для переговоров дипломаты-иностранцы, они должны были вести переговоры через проксена. А он должен был принимать приезжавшие посольства и послов, снабженных рекомендательными письмами; помогал заключать военно-политические союзы и мирные договора, причем умел добиваться компромисса, устраивавшего обе стороны. Останавливались гости во владениях проксена. Далее он становился посредником между послами и властями своего города: обеспечивал им доступ в народное собрание, добивался для них приема у различных магистратов, помогал в ходе судебного разбирательства. Также ему приходилось посредничать при участии приезжих в религиозных церемониях: либо он добивался для них права присутствия, либо совершал обряд от их имени. Часто в город прибывали купцы с торговыми целями, им проксен также оказывал гостеприимство и покровительство. Его приглашали свидетелем для составления завещаний и семейных договоров, поручали надзор за имуществом, то есть, по сути, он выполнял обязанности нотариуса-посредника. Если же чужестранец вдруг умирал, проксен отвечал за организацию его похорон и установление надгробия.

Кстати, в диалоге Платона «Пир» упоминаются «значки взаимного гостеприимства». Комментаторы поясняют, что речь идет об особых значках (проксениях) – игральных костях: «Значки гостеприимства (проксении) – игральные кости, распиленные половинки которых гость и хозяин при расставании оставляли у себя, чтобы они или их потомки при встрече могли доказать свое право на гостеприимство».

В большинстве случаев проксены передавали свои обязанности по наследству из поколения в поколение, и эта должность считалась очень уважаемой. Проксению мог даровать совет без обращения к народному собранию.

Исторические источники доносят до нас имена наиболее известных проксенов. Их упоминают и древние авторы, и российские исследователи Античности.

Советский антиковед-эллинист Э.Д. Фролов упоминает «стихотворную эпитафию, высеченную на гробнице-кенотафе, воздвигнутом в память о погибшем в море керкирском проксене Менекрате, сыне Тласия, из Эанфии (городка в Локриде Озольской)»: «Памятник воздвигли совместно народ керкирян и соотечественник и сородич погибшего Праксимен. Надпись выдает характерное смешение древних и новых черт: эпическая, гомеровская стилистика сопрягается с настойчивым повтором (4 раза!) новой демократической темы – темы народа: «эту гробницу соорудил народ…», покойный был «проксеном и другом народа», его гибель – «народная беда…», Праксимен воздвиг памятник «вместе с народом». Да и сама проксения, здесь именно впервые засвидетельствованная, являла собой генетически восходивший к временам родового быта, но приспособленный к новым межполисным отношениям институт полуобщественного-полуличного характера» (Э.Д. Фролов «Рождение греческого полиса»).

Ф.Ф. Зелинский называл некоего Кимона: «Кимон, например, будучи афинянином, был в Афинах проксеном Спарты; это значило следующее. Если Кимон приезжал в Спарту – он был гостем государства; если спартанец приезжал в Афины, он был гостем Кимона и пользовался его покровительством во всех своих делах» (Ф.Ф. Зелинский «Древнегреческая религия»).

Советский историк К.М. Колобова приводит пример деятельности талантливых переводчиков, назначаемых проксенами: «В торговой жизни Навкратиса, по-видимому, большую роль играли переводчики-греки, облегчавшие сношения с местным населением. Один из родосских декретов около 410 г. до н. э. от имени «всех родосцев», т. е. Линда, Камира и Ялиса, дарует наследственное звание проксена родосцев переводчику эгинетянину, проживающему в Навкратисе, поскольку этот переводчик из Эгины оказывал важные услуги родосцам в налаживании систематической торговой связи с туземцами. Этот проксен родосцев был (по предположению акад. С.А. Жебелева) представителем интересов Эгины. <…> Знание египетского языка сделало его популярным лицом не только среди осевших в городе, но и приезжавших туда греков. Это и вызвало желание родосцев, заинтересованных в торговле с Египтом, видеть переводчика своим проксеном» (К.М. Колобова «Из истории раннегреческого общества (о. Родос IX–VII вв. до н. э.)»).

Также она приводит случай проксении «наоборот». В декрете, найденном на территории Навкратиса, некий Дамоксен, сын Гериона, бывший ранее гражданином города Линда, но переселившийся в Египет на постоянное жительство, был уже после этого назначен проксеном линдийцев, что выглядело довольно странно. Учитывая, что сей Дамоксен жил совсем в другом месте, он как будто должен был считаться на бывшей родине непатриотом и перебежчиком. Но Навкратис отличался своей межполисной политикой и допускал для бывших жителей Линда, сменивших гражданство, избрание проксенами в своем бывшем городе. Также и греки, переехавшие в Египет, могли сохранять прежнее гражданство. Такие переселения вовсе не выглядели зазорно, но требовали особо тщательной бюрократической процедуры назначения. В том случае, когда проксения давалась гражданину города-государства, проживающему в другом месте, нужна была санкция не только совета города, но и его верховного органа, то есть народного собрания. К тому же если обычно в таком документе вовсе не назывался человек, внесший предложение о назначении проксения, то в случае смены гражданства выдвигаемого лица обязательно перечислялись все лица, предложившие и засвидетельствовавшие это назначение. И это понятно: такое назначение требовало особой ответственности.

Родственные связи решают всё

Часто проксенами делали людей, обладавших хорошими родственными связями. Так, летом 431 года до н. э., в разгар Пелопоннесской войны, афиняне сделали своим проксеном Нимфодора, сына Пифея из Абдер. Дело в том, что его сестра была замужем за царем фракийцев Ситалком, а тот благоволил своему шурину Нимфодору. И вот уже афиняне, ранее считавшие Нимфодора своим врагом, пригласили его в Афины, чтобы с его помощью заключить союз с Ситалком. И Нимфодор, приехав в Афины, организовал союз с Ситалком. Сыну Ситалка он оформил афинское гражданство и взял на себя обязательство закончить войну во Фракии и уговорить Ситалка послать на помощь афинянам отряды всадников. К тому же благодаря действиям проксена Нимфодора афиняне обрели немало союзников, в том числе фракийцев и македонцев.

Древнегреческий историк Фукидид описывал взаимоотношения людей, партийную борьбу и влияние проксенов в 433 году до н. э.:

«На Керкире после возвращения пленников, захваченных коринфянами в морских сражениях во время эпидамнской войны, началась партийная борьба. Пленники были освобождены якобы за 800 талантов по поручительству их проксенов в Коринфе, а в действительности за то, что обязались привлечь Керкиру на сторону коринфян. Освобожденные пленники обходили на острове всех граждан из дома в дом и уговаривали восстать против афинян. Между тем на Керкиру прибыли афинский и коринфский корабли с послами на борту. После выступления послов обеих сторон в народном собрании керкиряне решили остаться в союзе с афинянами согласно договору, но вместе с тем возобновить свои прежние дружественные отношения с пелопоннесцами. Вождем демократической партии на Керкире был тогда некто Пифий, который вместе с тем был добровольным проксеном афинян. Его вернувшиеся из Коринфа граждане привлекли к суду за то, что он будто бы хотел подчинить Керкиру афинскому господству. Пифию, однако, удалось оправдаться, и он, со своей стороны, обвинил пятерых самых богатых своих противников в том, что они вырубали подпорки для виноградной лозы в священных рощах Зевса и Алкиноя (за каждую подпорку был установлен штраф в 1 статер). Эти пятеро богачей были осуждены. Однако штраф был столь велик, что осужденные сели у святилищ Зевса и Алкиноя, умоляя разрешить им уплату штрафа по крайней мере по частям в определенные сроки. Но Пифий, бывший одновременно и вождем народной партии, и членом совета, настаивал, чтобы с виновными поступили по всей строгости закона. Получив отказ в своей просьбе и, кроме того, узнав, что Пифий намерен (пока он еще член совета) убедить народ иметь общих с Афинами друзей и врагов, обвиняемые богачи и их сторонники составили заговор. Вооружившись кинжалами, они внезапно ворвались в помещение совета и убили Пифия и с ним еще около 60 советников и простых граждан. Лишь немногим сторонникам Пифия удалось бежать, найдя убежище на аттической триере, все еще стоявшей в гавани».

Многие проксены были весьма смелыми и самоотверженными людьми. Во времена войн они выступали миротворцами, на свой страх и риск курсировали между войсками противоположных государств, уговаривая их пойти на заключение перемирия или предлагая проекты договоров: «И вот в Аргос от лакедемонян прибыл проксен аргосцев Лихас, сын Аркесилая, с двумя предложениями: одно на случай продолжения войны, а другое – если аргосцы пойдут на мир»; «Фукидид, афинский проксен из Фарсала, смело старался преградить дорогу толпе и громко призывал не губить отечества, когда враг у ворот» (Фукидид «История»).

Но встречались среди них и люди завистливые, склонные к интригам. Так, Плутарх упоминает Алкивиада, служившего проксеном лакедемонян в Афинах. Поначалу он взял на себя заботу о пленных, захваченных при Пилосе, и даже делал много полезного, но его снедала зависть по отношению к Никию, добившемуся в деле передачи воинов большего успеха. Никия любили спартанцы и ему приписывали окончание войны, существовало даже выражение «Никиева победа». «Алкивиад места себе не находил от огорчения и зависти, – пишет Плутарх, – и стал помышлять о том, как бы нарушить условия договора».

Алкивиад служил проксеном лакедемонян в Афинах

Проксен начал натравливать стороны друг на друга, плести интриги, порочить Никия, и весьма в этом преуспел: «Свои слова он подтвердил клятвой и тем совершенно отдалил послов от Никия; теперь они доверяли Алкивиаду и дивились его красноречию и разуму, обличавшими в нем, как они поняли, человека незаурядного. Назавтра сошелся народ, в Собрание привели послов, и когда Алкивиад тоном полного благожелательства задал им вопрос, верно ли, что они прибыли с неограниченными полномочиями, те ответили отрицательно. Алкивиад немедленно разразился гневными криками, точно сам сделался жертвою обмана, а не обманул других, назвал послов вероломными, коварными и заявил, что от таких людей нечего ждать здравых слов или поступков. Совет был возмущен. Народ негодовал, а Никий, не подозревавший здесь хитрости или обмана, не знал, куда деваться от изумления и стыда за непостоянство своих друзей» (Плутарх «Сравнительные жизнеописания»).

Авторитет зарабатывался Алкивиадом довольно необычно: например, его поклонники считали благородным поступком связь Алкивиада с одной из мелосских пленниц – дескать, он не только прижил с ней ребенка, но и воспитал его, что выглядит очень человеколюбиво. При этом как-то не любили вспоминать, что этот проксен стал главным виновником резни на том же Мелосе, откуда была родом его наложница, и поддержал предложение о казни всех мелосских мужчин, способных носить оружие.

Путем интриг и хитростей Алкивиад добился всеобщего доверия и даже стал стратегом. По словам Плутарха, «образа действий Алкивиада никто не одобрял, но успехи, достигнутые им, были велики: он разъединил и потряс почти весь Пелопоннес». Вот лишнее доказательство того, что судьба порой несправедлива и воздает не по заслугам, а по дерзости и склонности к кровопролитию. А еще – наглядная иллюстрация известной пословицы: «Кто смел, тот и съел».

Послы Древнего мира

Послы, которых направляли с важными целями в другое государство, назывались старейшинами. Их избирало народное собрание, состоявшее из людей почтенного возраста. Старейшины были людьми состоятельными и авторитетными, чаще всего – уважаемыми гражданами или военачальниками. Они сами могли набирать и содержать проксенов в разных городах. Для старейшин нанималась прислуга, им давали подъемные или дорожные деньги. При назначении в другое государство послов снабжали рекомендательными письмами и грамотой на двух листах бумаги, называемой «диплома» (от чего впоследствии и произошли слова «диплом» и «дипломатия»).

Еще одной разновидностью дипломатических посредников были простаты. Это были афинские граждане, которых чужеземцы (метэки) выбирали в качестве покровителей и посредников между ними и государством. Это несколько напоминает современное явление: за каждого иммигранта, попросившего политическое убежище в США, должен был официально поручиться гражданин этой страны, поэтому переселенцам важно было заручиться полезными знакомствами. Однако в последнем случае такое поручительство не было профессией, как в древности.

Любой метэк должен был избрать себе кого-то из граждан простатом, в противном случае его могли привлечь к суду за неимение простата-поручителя. Однако в историографии отсутствуют точные сведения о тех процедурах и мероприятиях, в которых необходимо было участие простатов.

По словам Колобовой, «города, представленные в элленионе, назначали, согласно Геродоту, простатов эмпория – политических и торговых представителей этих городов. Простаты эмпория оставались дипломатическими представителями своих полисов, не входя в местную администрацию города…» (К.М. Колобова «Из истории раннегреческого общества (о. Родос IX–VII вв. до н. э.)»).

Поскольку речь шла о языческом мире, существовали в Древней Греции и религиозные союзы – амфиктионии. Со временем они приобрели политическую окраску, потому что принимали решения государственного характера и заботились о заключении мира. Например, дельфийские жрецы из Дельфийско-Фермопильской амфиктионии имели право назначать правителей, начинать или заканчивать войну. Выступали они от имени бога Аполлона и считались его наместниками на земле.

Ф.Ф. Зелинский писал, что «таких амфиктионий было много; но самой славной была все-таки дельфийская, заключенная на пороге истории между теми племенами, которые были тогда самыми могущественными. И главным образом благодаря этой амфиктионии Дельфы получили свое преобладающее положение среди греческих городов, как «общий очаг всей Эллады», причем выбор этого выражения указывает на то, что эта Эллада уже понималась как расширенная община…» (Ф.Ф. Зелинский «Древнегреческая религия»).

Храмовый комплекс в Дельфах был центром одной из влиятельнейших амфиктионий в Древней Греции

Всего в эту влиятельную амфиктионию входило 12 племен, каждое из которых делегировало два голоса в собрание, проводившееся два раза в год. Жрецы заключали договоры и отдавали приказы, ведали священными войнами, поводом к которым было оскорбление Аполлона или его храма.

В труде Плутарха говорится о влиянии Солона на слушателей и, соответственно, на политику: «Но еще больше уважения и известности в Элладе доставила ему речь, в которой он высказал мнение о необходимости охранять дельфийский храм, не дозволять жителям Кирры издеваться над оракулом, о необходимости во имя бога оказать помощь дельфийцам. По совету Солона, амфиктионы начали войну…» (Плутарх «Сравнительные жизнеописания», «Алкивиад»). Древний историк упоминает особенности амфиктионов – их преданность имуществу богов и нежелание отдавать на общественные нужды религиозные святыни. Интересы религии были для них превыше всего. Амфиктионы были предшественниками религиозных послов эпохи христианства – папских нунциев и легатов.

Помимо религиозных союзов создавались военные. Они назывались симмахии. Самой крупной военной симмахией в VI веке до н. э. была Лакедемонская, в которую входили союзы Пелопоннеса. В столице симмахии, городе Спарта, один раз в год созывалось собрание, на котором присутствовало по одному представителю от каждого города. Разгорались дискуссии и прения, после чего принимались важные государственные решения. В Делосской симмахии, возглавляемой Афинами, союзы платили взнос в общую казну. Между Лакедемонской и Делосской симмахиями возникали конфликты, самый крупный из которых разразился в конце V века до н. э. и стал известен как Пелопоннесская война.

* * *

Уже в середине 1930-х годов ХХ века французский дипломат Жан Жироду, активно разрабатывавший алгоритмы миротворческой деятельности в Европе в период между двумя мировыми войнами, получил при министерстве иностранных дел очень необычный пост: ему надлежало содействовать профилактике мирных процессов и находить способы предотвращения войн. Этот человек гораздо больше известен в мире как блестящий драматург, все пьесы которого так или иначе были связаны с его дипломатической работой. Так, в самой популярной его пьесе «Троянской войны не будет» действие переносилось в древний Илион (Трою), где трезвый реалист Гектор пытался всеми дипломатическими средствами избежать гибели своего государства. В одной из сцен в Трою прибывает посольство во главе с Улиссом (Одиссеем). Задача эллинов – спровоцировать конфликт. Для этого нужно оскорбить царственную особу. Так Гектор получает прилюдную пощечину от Аякса, а Улисс насмехается над троянскими мужчинами. В этой сцене интересно поведение Гектора, который делает вид, что пощечины и оскорблений не было, и проявляет чудеса гостеприимства и терпения. Именно так, по мнению Жироду, должен вести себя истинный дипломат, чтобы избежать кровопролития или просто выиграть время. Но аналитические и творческие поиски дипломата были бессильны против большой политики и амбициозных интересов. И драматургия Жироду, и сама жизнь показали, что даже терпением и смирением предотвратить войну невозможно. Попытки Гектора игнорировать провокаторов безнадежны, ведь война начнется в любом случае.