Текст книги "100 великих тайн дипломатии"

Судьба русского агента

В декабре 1837 года состоялась единственная встреча двух агентов-миссионеров Яна Виткевича и Александра Бёрнса. Во время их бесед Виткевич познакомился еще и с Чарльзом Мэссоном (1800–1853) – солдатом, путешественником и собирателем всевозможных реликвий, который на самом деле был разведчиком. Мэссон, настоящее имя которого было Джеймс Льюис, еще в мае 1833 года путешествовал из Кабула на юг. Он вел раскопки на холме и откопал сокровища, о которых мечтал, – две 3-метровые статуи и склад древних свитков. Благодаря раскопкам удалось восстановить роль древнего Афганистана в буддистском мире, его место на Великом шелковом пути. Мэссона также интересовали афганские владения Александра Македонского, а кроме того, он был первым европейцем, побывавшим на руинах древнеиндийского города Хараппы, расположенного возле Сахивала в Пенджабе. Мэссон много ездил и как будто бы интересовался лишь папирусами и старинными вещицами. Что ему до политики? Отчасти такая обочинная позиция в дальнейшем спасла англичанину жизнь: в отличие от Бёрнса и многих англичан из дипмиссии и гарнизона, погибших в годы войны 1839–1842 годов, Мэссон избегал вмешательства и уцелел. Он даже стал противником колониализма и милитаризма, поскольку собственными глазами наблюдал развернувшуюся впоследствии бойню.

Однако в 1837 году Мэссон, прекрасно знавший Бёрнса и всех английских агентов, тоже пытался выведать у загадочного русского путешественника цель его миссии, заводя ничего не значащие разговоры о красотах восточных городов. Русский поручик отвечал в том же духе – поддерживал беседу, когда речь заходила об архитектуре или поэзии Востока, об остальном молчал.

Ян Виткевич. Портрет XIX в.

Главный оппонент Виткевича Александр Бёрнс возглавлял дипмиссию англичан при дворе афганского эмира. Конечно, он имел цели, противоположные целям русского странствующего рыцаря. Тем интереснее эти два человека и две судьбы. Виткевич вызвал симпатии афганского эмира Мухаммед-хана и заручился его поддержкой в отношении России. Александру Бёрнсу это не удалось.

А дальше стали происходить удивительные и печальные события. 1 мая 1839 года Виткевич прибыл в Санкт-Петербург со всеми материалами, собранными в своем путешествии в Афганистан. Фактически он приехал «со щитом» – как истинный победитель. Думается, его могло ожидать повышение по службе и много новых интересных поручений. Он остановился в гостинице «Париж» – первоклассной и одной из самых старых в Петербурге. Она была построена в 1804 году на Малой Морской улице (дом 23/8). Там же, в своем номере, тридцатилетний дипломат был обнаружен с огнестрельным ранением в голову 9 мая 1839 года. Пистолет лежал на полу.

Дело казалось странным: в камине – куча пепла от сгоревших бумаг; никаких документов в номере не осталось; предсмертная записка, почерковедческая экспертиза которой не проводилась. Впоследствии говорилось, что единовременно сжечь в камине то обилие трудов и бумаг, которое было у Виткевича, не представлялось возможным. То есть речь, скорее всего, шла об отвлекающем маневре, а бумаги из номера были похищены. Выглядело всё как самоубийство, и даже существовала официальная версия: поручик якобы сожалел, что служил Российской империи, будучи поляком, который некогда выступал против нее. Но, учитывая его блестящий послужной список и выдающуюся деятельность на посту российского дипломата, самоубийство было бы весьма парадоксальным решением. Находясь в цветущем возрасте, сделав так много для России, только что с успехом окончив сложные переговоры и вернувшись с победой, сводить счеты с жизнью и уничтожать важнейшие бумаги мог только безумец. Разве только депрессия, которая иной раз наступает после подъема и больших усилий и влечет за собой грустные воспоминания? О том, что депрессии у него не было, свидетельствуют привезенные им стихи и сказки афганцев, записанные им со слуха и переведенные на русский язык. Виткевич собирался наутро отправиться в журнал и отдать бумаги для публикации. После его гибели они, как известно, исчезли.

При этом существует вполне логичная версия, что Виткевич был убит. Кем? Теми, кому это было выгодно. Возможно, британскими агентами или их афганскими соратниками. Но что это было? Желание скрыть результаты удачной миссии? Уничтожить успешного дипломата, который мог и в дальнейшем вредить англичанам? Отомстить победителю за уже сделанное? Ответ напрашивается сам собой. Афганскому эмиру Виткевич пообещал помощь России в борьбе за возвращение Пешавара. В Афганистане это вызвало небывалый подъем, в то время как в британской Индии и Англии началась паника. Говорилось о том, что Россия угрожает существованию Англии, а ее послы занимаются переделом Востока. Волна этой паники докатилась до британского парламента. Но не воевать же с Россией и не убивать же российского императора. Оставалось свести счеты с успешным посланником.

Трагической и непроясненной судьбой Яна Виткевича интересовались многие писатели. Михаил Гус написал «Дуэль в Кабуле», Валентин Пикуль – «Опасную дорогу в Кабул».

В своей повести «Дипломатический агент» (1958) известный автор детективов Юлиан Семенов показывает Виткевича совсем другим – родом из детства. В детстве этого человека были восстания в районе Вильно, каземат, смертный приговор, ссылка. В повести героя называли на русский манер – Иваном Викторовичем: «Он испугался своего голоса. Вздрогнул. И вдруг с поразительной ясностью вспомнил слова прокурора, его голос – красивый, низкий. Перед тем как произнести фамилию Ивана, он кашлянул и громче, чем имена всех остальных, прочел:

– Виткевича Ивана Викторовича, четырнадцати лет от роду, за участие в организации преступного революционного общества «Черные братья» в Крожской гимназии – к смертной казни через повешение».

Ю.С. Семенов упоминает в повести и то, что номер Виткевича находился на первом этаже, а окно было открыто, то есть проникнуть туда и вынести бумаги не составляло труда. Однако версия убийства, предложенная писателем, была выдержана в духе времени: в финале повести есть намек на недовольство Виткевичем тайной полиции, а граф Бенкендорф собственноручно ставит резолюцию – «самоубийство». В советское время было принято все криминальные истории приписывать царизму и его слугам. Но зачем царизму устранять своего первого посла и успешного дипломата, который только что принес славу России? В документальной ленте С. Стафеева «Я как пламя свечи», посвященной работе Семенова над повестью о Виткевиче, говорится о том, что российскому императору в тот момент русско-афганский мирный договор стал невыгоден, потому что не хотелось конфликта с английским престолом. Именно поэтому договор так и не был подписан, а Россия допустила англо-афганскую войну и временное воцарение на престоле английского ставленника.

Однако в повести Семенова присутствует один интересный для криминальной интриги момент – конфликт 16-летнего Виткевича с ротным командиром Ласточкиным, который над ним издевался во время ссылки. Виткевич устал терпеть издевательства ротного, и муштровавший молодого нарушителя Ласточкин был жестоко унижен:

«Виткевич приблизил к себе лицо Ласточкина и негромко, спокойно сказал:

– Через три дня вашей ноги здесь больше не будет. Никогда. Для таких подлецов, как вы, вся Россия открыта. Для меня в России только одно место есть, и вдвоем в этом месте нам не ужиться. Я убью вас, ежели вы в крепости останетесь. Вы сами меня таким сделали, сердца у меня нет. Поняли вы меня?

– Да, понял, – быстро ответил Ласточкин.

– Если через три дня вы не уедете – пишите завещание. Все, – сказал Иван и отпустил пальцы».

Мог ли Ласточкин впоследствии отомстить Виткевичу? Конечно, в повести Семенова много вымысла, художественных деталей, не имевших ничего общего с реальностью. Но даже если никакого ротного командира Ласточкина не существовало в природе, его стоило выдумать. Если Ян Виткевич обладал хотя бы сотой долей того вспыльчивого характера, который приписал ему Семенов, он наверняка нажил себе не одного заклятого врага.

Об истории первого посла в Афганистане снимали художественные фильмы. Один из них стал примечательным политическим феноменом: можно сказать, он убил четырех зайцев сразу. Речь идет о картине «Служа отечеству» режиссера Латифа Файзиева. Она была снята в 1980 году – через год после того, как советские войска вошли в Афганистан, и в тот год, когда в Польше большую силу набирало национальное движение «Солидарность». Ничем особо не примечательная приключенческая картина, снятая в духе костюмного истерна, была призвана продемонстрировать историческую подоплеку афгано-российской дружбы. В то же время, учитывая ситуацию в советско-польских отношениях, главного героя никак нельзя было сделать поляком, поэтому Ян Виткевич превратился в русского поручика Алексея Налымова, а исполнитель этой роли Тимофей Спивак получил приз за лучшую мужскую роль на Всесоюзном фестивале. Кроме того, по версии фильма, герой из националиста, борющегося с российским имперским влиянием, превращается в декабриста, врага монархии, и погибает на дуэли с одним из представителей дворянской «золотой молодежи» Петербурга, нанесшим ему оскорбление. И наконец, истинным инициатором дуэли, присланным в Петербург для устранения русского посла, становится английский агент Драмонд, некогда спасенный Налымовым и вероломно предавший его. Драмонд, как и Налымов, никогда не существовал, он был придуман исключительно для демонстрации вероломства англичан: Налымов спасает раненого Драмонда от афганских «душманов», и их предводитель предупреждает русского, что он напрасно проявил благородство: спасенный им человек заслуживал смерти, потому что он опасен и подобен змее. Прав оказался проницательный афганец, а не доверчивый русский декабрист.

Так были намечены цели фильма и найдены конкретные фигуры влияния: один «друг» (добрые афганские боевики, постоянно нуждающиеся в помощи русских дипломатов, в том числе и в 1979 году) и три «врага» (всегда проявлявшие вероломство англичане, отсутствующие в российской дипломатии неблагодарные поляки и двуличный, циничный царизм). В геополитическом смысле, важном для СССР 1980-х, этот фильм представляется не просто грамотным, но и чрезвычайно изобретательным, однако он ни в малейшей мере не приближает нас к разгадке гибели выдающегося посла и путешественника Яна Виткевича.

Показательная жертва

Александр был племянником знаменитого шотландского поэта-классика Роберта Бернса. Но судьба ему была уготована совсем не поэтическая, полная душистой зелени садов и шуршаний платьев. Впрочем, умерли они ровесниками и очень рано. 37 лет – классический возраст поэтов. Вот только Роберт Бёрнс скончался от болезни, в своей постели, а его племяннику и это было не дано. К тому же великий дядя умер на девять лет раньше рождения племянника, и тот его не застал. Шел уже совсем другой век, с другими ставками в игре. Александр Бёрнс стал игроком на поле смертельной битвы.

Александр Бёрнс в бухарском костюме. 1838 г.

В 1836 году генерал-губернатором Индии становится лорд Окленд, ставленник Пальмерстона, министра иностранных дел Англии. Окленд напутствовал дипломата Бёрнса: «Лорд осторожно поднялся с кресла, потер спину. Потом протянул Бёрнсу сухую руку и сказал: «Вам будет легко работать, потому что вы вне конкуренции. У русских нет людей, знающих Восток. Вас ждет слава, Бёрнс, это говорю я».

Именно так, по версии Ю.С. Семенова, начиналась миссия в Кабуле для Александра Бёрнса: даже в этом напутствии проявился спесивый характер англичан, которые просто не могли поверить в наличие у кого-то другого хороших специалистов, тем более у русских. В июне 1836 года Окленд приступил к борьбе с русским влиянием. Афганцы хотели вернуть Пешавар, находившийся во власти индийских сикхов, англичане стремились завладеть этим стратегически важным районом. В августе 1836 года в Кабул пришло письмо лорда Окленда. В нем он информировал, что Англия хотела бы видеть процветание Афганистана, но крайне удивлена разногласиями между сикхами и Афганистаном.

В свою очередь Бёрнс вел переговоры с Дост Мухаммедом о заключении афгано-британского союза. Эмира смутило большое количество уступок и оговорок в пользу англичан, но он решил выдвинуть свои условия. Все эти требования англичан будут удовлетворены, если афганцам вернут Пешавар. Бёрнс находился в крайне щекотливом положении, поскольку был не уполномочен решать такие вопросы. Он нехотя согласился и обещал разобраться, а потом доложил об этом своему начальству. Его тут же обвинили в превышении полномочий, тем более что официально Пешавар вовсе англичанам не принадлежал и вернуть его они ни при каких условиях не могли бы. Это весьма интересный процессуальный момент, потому что Бёрнс был все-таки профессиональным дипломатом и не мог не понимать, что давать подобные обещания – пусть даже на словах – это полная глупость.

Вместо обещанной Бёрнсом помощи Дост Мухаммед стал получать угрозы с обещанием разорвать дипломатические отношения и отозвать посланников, если эмир не прекратит вести переговоры с русскими агентами. Такие требования напрямую вторгались в суверенитет Афганистана и звучали оскорбительно. Эмир ответил вполне определенно: «Я вижу, что Англия не дорожит моей дружбой. Я стучался к вам в дверь, но вы меня отвергли. Правда, Россия слишком далеко, но через Персию… она может мне помочь».

Таким образом, Англия, которая хотела и могла заключать с Афганистаном торговые отношения, лишилась любых возможностей вести нормальные переговоры. Британские агенты уже начали готовиться к войне. В такой ситуации миссия Бёрнса становилась не просто провальной, но и смертельно опасной. Постепенно превращаясь в стрелочника и мальчика для битья, Бёрнс со скрытой завистью наблюдал, как в тех же самых вопросах одерживает победу за победой Ян Виткевич. Афганский эмир задал российскому посланнику ту же задачу, и поручик обещал Дост Мухаммеду помощь России в борьбе за Пешавар.

В повести Ю.С. Семенова Александр Бёрнс замечает сходство своей планиды с судьбой Виткевича и пророчески изрекает: «…Мне известно о вас все, даже то, что вам самому неизвестно. Посол <…> – под надзором полиции. Смешно, не правда ли? <…> Вы знаете, что ждет вас в России? Конечно, не знаете. Я знаю. Мне почему-то близка ваша судьба, Виткевич. Меня, словно противоположный полюс магнита, тянет к вам. Но довольно редко в основе человеческого притяжения скрыта столь резкая полярность, как у нас с вами».

Персы начали осаду Герата, который был не только богатым и урожайным городом, но и стратегически важным пунктом на пути из Персии и Туркестана в Индию. Идея похода на Герат принадлежала графу И.О. Симоничу, полномочному министру в Персии с 1832 года. Судя по воспоминаниям его современников, граф был добр и хорош с друзьями и семьей, но никакими талантами в международной деятельности не обладал и был «нераспорядительным и дурным полковым командиром, извлекавшим всеми способами выгоды из вверенной ему части» (Н.Н. Муравьев-Карсский). Впрочем, Симонич получил ранение в битве при Герате и был отозван в Россию, на чем его восточная биография и закончилась.

Англичане пытались убедить персидского шаха не начинать эту войну. Английский посол покинул Тегеран и отдал распоряжение британцам, служившим у персов, вернуться в Индию. В августе 1838 года полковник Стоддарт посетил шаха и потребовал снять осаду Герата и признать английское правительство единственным посредником в переговорах между Персией и Гератом. Через месяц осада была снята, и британский посол в Тегеране Джон Макнейл предложил шаху отказаться от захваченных в Герате территорий, контролируемых персами. Шах не соглашался, тогда англичанин отдал приказ своим соотечественникам покинуть службу в Персии и пригрозил войной. Лишь через два года после тяжелых переговоров были восстановлены дипломатические отношения между Англией и Персией. Условия, оговоренные Англией, напоминали по жесткости Туркманчайский мирный договор, автором которого за десять лет до этого был А.С. Грибоедов. Англичане, конечно, помнили успех миссии Грибоедова и воспользовались удобным случаем, чтобы потребовать себе больше выгодных возможностей: пятипроцентные пошлины на ввоз товаров, консульскую юрисдикцию, освобождение от уплаты внутренних таможенных пошлин и т. д. Так англичане усилили влияние на Персию и обезопасили себе путь в Индию, к тому же появилась перспектива вторжения в Афганистан. Поводом к этому выступлению англичане назвали угрозу индийскому правителю Ранджиту Сингху – их союзнику. В опубликованной 1 октября 1838 года декларации говорилось и о миролюбии англичан, и об угрозе британской торговле, и о неудачной торговой миссии Бёрнса, и даже о том, что афганский эмир не любим своим народом. Ему авторы декларации противопоставляли душевного человека Шуджа уль-Мулька, которого они все еще держали у себя почетным пенсионером и надеялись вернуть во власть. Конечно, им нужен был марионеточный правитель. Этот ставленник в изгнании даже подписал в июле 1838 года бумагу, в которой он уступал Синд англичанам, а Пешавар и другие земли – индусам. Хотя понятно, что силы эта бумага не имела. Уже осенью 1838 года была подготовлена англо-индийская армия, состоявшая из бенгальской колонны в девять с половиной тысяч человек, 38 тысяч прислуги и носильщиков и 30 тысяч верблюдов. В Фирознуре намечался общий сбор и соединение с 6-тысячным отрядом оппозиционных афганцев, враждебных Дост Мухаммеду. Далее в Шикарпуре к ним должна была примкнуть бомбейская колонна в 5600 человек. И уже все вместе они собирались двинуться на Кандагар.

Кандагар быстро сдался, а его правители бежали. Армия отправилась на Кабул, и 6 марта 1839 года объявили эмиром Шах-Шуджу, подписавшего с англичанами договор. Был взят штурмом Газни, после чего Дост Мухаммед предпочел скрыться в афганском Туркестане и отойти за Гиндукуш, чтобы оттуда вести партизанскую войну. Подкупленные афганские ханы перешли на сторону оккупантов. И 7 августа 1839 года Кабул был взят англичанами. В ноябре 1839 года англичане захватили большую часть Афганистана. Оккупанты грабили города и села, притесняли население. Стало нарастать недовольство и возмущение среди афганских племен. Началось сопротивление нашествию. На английские обозы нападали, убивали отставших от своих частей английских солдат. И наконец борьба приобрела массовый характер, население стало объединяться.

Дост Мухаммеду удалось собрать войско и нанести англичанам поражение. Уже осенью 1840 года произошло несколько сражений, в которых англичане понесли большие потери. А после Парванской битвы 2 ноября в Афганистане начался национальный подъем. Одно остается непонятным: зачем после этих успехов Дост Мухаммед решил добровольно стать заложником? Он был отправлен в ссылку в Индию.

Однако на подъем афганского народа это не повлияло, тем более что зимой англичане вновь дали народу повод к возмущению. Дело в том, что горные, труднодоступные местности препятствовали доступу товаров для армии и военным было разрешено брать все, что необходимо у местных, то есть грабить их. Тогда-то и произошло объединение всех афганских племенных армий. Они не желали быть бесправными рабами.

2 ноября 1841 года началось всеобщее восстание. И первыми жертвами его стали губернатор Кабула Александр Бёрнс и его люди. П. Хопкирк описал последние минуты английского дипломата: «Возбуждение толпы росло. Небольшая кучка демонстрантов превратилась в огромную озлобленную толпу. Перед ними было казначейство шаха, и сотни кабульцев, даже тех, кто не испытывал особой политической враждебности, устремились к месту, где хранились сокровища, способные мигом решить проблемы их полуголодного существования. Несмотря на растущую ярость толпы, Бёрнс, уверенный, что очень скоро должна прибыть помощь, не давал сипаям команду открыть огонь.

Тем временем несколько мятежников подожгли конюшни и присоединились к толпе у дома. Тогда-то из толпы и раздался выстрел. Майор Броудфут, стоявший с Бёрнсом и его братом на балконе, схватился за грудь и упал. Товарищи поспешно втащили его в дом и убедились, что майор мертв. Бёрнс вернулся на балкон и в последней попытке спасти ситуацию крикнул толпе, что раздаст крупную сумму денег, если они сейчас же разойдутся по домам. Но какой смысл мятежникам было заключать сделку, если они уже понимали: английское золото очень скоро и так им достанется. Поняв окончательно, что подмоги уже не дождаться, Бёрнс приказал сипаям стрелять в толпу. Но подобно всему, что доселе происходило, это решение было принято слишком поздно. Дом уже загорелся, а бушующая толпа ринулась ко входу, не обращая внимания на огонь.

Бёрнс с братом поняли, что настал их последний час. Чарльз решил прорываться сквозь толпу.

Мохан Лал (коммерческий агент Англии, сыгравший большую роль в войне, впоследствии – биограф возвращенного на престол Дост Мухаммеда. – Примеч. М.С.), чье предупреждение Бёрнс игнорировал, в ужасе наблюдал за происходящим с соседней крыши, но сделать что-либо был бессилен. «Лейтенант Чарльз Бёрнс, – писал он впоследствии, – вышел в сад и застрелил примерно шестерых, прежде чем его разорвали на куски».

По другой версии, «…предатель проник в дом и присягнул на Коране, что, если Бёрнс переоденется в афганскую одежду, он сможет безопасно провести его через толпу. Понимая, что терять нечего, Бёрнс согласился. Но как только он вышел из дома, предатель выдал его толпе. «Это, – триумфально воскликнул он, – и есть Александр Бёрнс!» Взбешенный мулла нанес первый удар, и мгновением позже Бёрнс рухнул наземь, изрубленный длинными смертоносными клинками афганцев» (П. Хопкирк «Большая игра против русских»). О том, что произошло с телами убитых англичан, свидетельствовал другой английский историк Джон Кайе: «…Когда толпа бросилась грабить казначейство, человек по имени Наиб Шериф подобрал ужасно искалеченные тела Бёрнса и его брата и захоронил их обоих в саду, почерневшем от дыма пожара. Майору Броудфуту и тут не повезло – его останки растащили городские псы».

Резиденция Бёрнса была разгромлена, вся охрана истреблена. Власть в Кабуле перешла в руки патриотов. Оккупанты потеряли более 300 человек. Вскоре в освобожденный Кабул прибыл сын Дост Мухаммеда, сопровождаемый 6 тысячами узбеков из народного ополчения. Даже завербованные англичанами индусы и афганцы переходили на сторону восставших.

12 декабря 1841 года англичанам пришлось подписать с афганцами соглашение с обязательством вывести английские войска из Афганистана, вернуть пленных и возвратить на родину Дост Мухаммеда. И к 1843 году ссыльный беглец вернется, чтобы править разоренной страной еще 20 лет. Самой интересной загадкой является в этой истории странное поведение Дост Мухаммеда: ведь он оказался перебежчиком и арестантом к выгоде англичан. Это не вернуло им ни убитого кабульского губернатора, ни чести и достоинства, но чудесным образом дало возможность более-менее прилично выйти из этого конфликта, предъявив афганцам их злосчастного правителя. В связи с этим возникает вопрос: а не было ли все это каким-то тайным сговором англичан с Достом? И если это так, то кому и чем оно было выгодно?