Текст книги "Не для взрослых. Время читать! Полка третья"

И тот объясняет «прерывающимся голосом:

– Они поколотили меня, потому что… у меня… нет папы… нет папы…»

И кузнец Филипп знакомится с его матерью, у которой дурная, но как выясняется, вовсе не оправданная слава. Далее в рамках короткой новеллы, как нередко у Мопассана, – содержание целой повести. И финал ее таков: «– Скажи своим товарищам, что твой папа кузнец Филипп и что он отдерет за уши всякого, кто посмеет тебя обидеть».

Рассказ «Плетельщица стульев» – раньше было такое ремесло, чинить сиденья соломенных стульев. Сейчас мало кто что-нибудь чинит, разве что некоторые дедушки и бабушки… На самом деле – рассказ о любви. О девочке, полюбившей мальчика «из хорошей семьи», потом ставшей плетельщицей стульев и дававшей ему деньги всю жизнь до самой смерти – просто так!

И еще рассказ о деньгах «В полях» – о том, как супруги-крестьяне продали одного из двух своих детей богатой бездетной семье. Тогда не было усыновления в современном понимании – можно было просто отдать ребенка в другую семью…

Вот Мопассан и предлагает нам всем поразмышлять, что лучше – жить бедно, но у своих мамы и папы, или в обеспеченной, но чужой семье…

5

Мопассан – один из самых жизнелюбивых писателей во французской литературе. Он любил, как уже говорилось, путешествия, природу, вкусную еду, красивых женщин (сохранилась большая переписка со многими известными светскими дамами того времени) – и умел все это увлекательно описывать, а не просто прожигать жизнь. И так много написал за такую короткую жизнь!

В своем «Дневнике» он пишет: «Да, я жаждал всего и ничем не насладился! Мне бы жизненную силу всего рода человеческого, разум, отпущенный всем существам земным, все таланты, все силы и тысячи жизней вместо одной, ибо все манит меня, все соблазняет мою мысль…»

Потому и пересказать хочется все триста его новелл. Ведь каждая – это захватывающая история из жизни французов того времени. Мопассан писал о своих соотечественниках-французах, именно об их стиле жизни – и с чисто французским юмором, существовавшим уже и в средние века (помните Франсуа Рабле?). Ни в одной другой литературе нет, кажется, такого умения рассмешить читателя или зрителя.

Анатоль Франс – другой замечательный рассказчик, но уже начала ХХ века (о нем у нас еще пойдет речь позже), сказал о Мопассане: «Он обладает тремя величайшими достоинствами французского писателя – ясностью, ясностью и еще раз ясностью. …Он пишет так, как живет хороший нормандский фермер, – бережливо и радостно».

А если воспользоваться словами героини самого Мопассана из романа «Жизнь», – он как бы показывает нам: «Вот видите, какова она – жизнь: не так хороша, да и не так уж плоха, как думается».

ГЮСТАВ ФЛОБЕР, ИЛИ ЧЕЛОВЕК-ПЕРО

1

«Мы сидели в классе, когда вошел директор в сопровождении „новичка“, одетого в городское платье, и классного сторожа, несущего большой пюпитр. Кто спал, проснулся, и каждый встал с таким видом, словно его отвлекли от работы.

Директор подал нам знак сесть; потом, обращаясь к классному наставнику, сказал вполголоса:

– Господин Роже, рекомендую вам нового ученика; он поступает в пятый класс. Если своими занятиями и поведением он будет того заслуживать, мы переведем его в старшее отделение, где ему и следовало бы учиться по возрасту».

Прочитав эти строки, наш юный читатель или читательница подумает, что перед нами – книга о детстве и юношестве. Постепенно все яснее вырисовывается перед нами мальчик Шарль Бовари… Он вырос в деревне, в семье отставного военного фельдшера…. Правда, его детству посвящено всего несколько страниц. Но в них Флобер настолько емко сумел уложить почти всю биографию своего героя, что возникает ощущение, будто прочитал первую часть толстого романа:

«Когда ему минуло двенадцать лет, мать настояла на том, чтобы его отдали в учение. (Напомню – школьное образование в ту эпоху не было обязательным: зависело от воли родителей. – М. Ч.) Образование его было поручено местному священнику. Но уроки были так мимолетны и случайны, что не могли принести большой пользы. Они давались урывками, на ходу, второпях между крестинами и похоронами; оба поднимались наверх, в комнату кюре, и усаживались; мошки и ночные бабочки кружились вокруг свечи. Было жарко, ученик засыпал; да и сам наставник, сложив на животе руки, вскоре уже храпел с открытым ртом…. Впрочем, учитель был доволен свои учеником и говорил даже, что у „молодого человека“ хорошая память».

Еще две страницы – и перед нами вся остальная жизнь молодого Шарля, включая женитьбу, учебу на врача и начало врачебной деятельности в городке Тосте. И вот мы начинаем осознавать, что каким-то непонятным образом, мало-помалу, поначалу совсем-совсем незаметно, но автор затягивает нас в водоворот этой обыденной деревенской жизни. И вот уже, позабыв про собственную жизнь, про свою комнату, двор и класс, мы начинаем проживать все мелкие события рисуемой Флобером далекой от нас и во времени, и в пространстве жизни вместе с его героями. Да так, как будто это самые невероятные приключения, и самое главное – совсем уж непонятно отчего – нам очень интересно знать, что же будет дальше.

А дальше – и не ждите, долгое время не будет никаких событий. Максимум – старик Руо сломает ногу, пришлет за доктором Шарлем Бовари, тот блестяще справится с задачей, а старик (кстати, возраст его во время действия романа – не более 50 лет: тогда такие люди прочно находились в разряде стариков) всю жизнь будет слать ему индейку к празднику.

Но рано или поздно события все же начнутся – ведь у старика есть дочь Эмма…

«Молодая женщина, в голубом мериносовом платье с тремя оборками, встретила врача на пороге дома и ввела в кухню, где пылал веселый огонь. …Шарля поразила белизна ее ногтей. Они были блестящими, суживающиеся к концам, глаже диеппских изделий из слоновой кости, и подстрижены в форме миндалей…. Прекрасны были ее глаза: карие, они казались из-под ресниц черными, и взгляд ее был устремлен на собеседника прямо, с чистосердечной смелостью». (Для сгорающих от любопытства девочек поясню, что меринос – это особого плетения ткань из шерсти мериносовых – тонкорунных – овец; тонкая и в то же время теплая, близкая к кашемиру.)

Постепенно мы узнаем о мечтах Эммы: «Целых полгода пятнадцатилетняя Эмма пачкала себе руки пыльным хламом старых библиотек. Позже Вальтер Скотт влюбил ее в старину, заставил мечтать о кованых ларях, караульнях и менестрелях. Ей хотелось жить в старинном замке, подобно этим дамам в корсажах с длинною талией, которые под трилистниками готических окон проводили, пригорюнясь, целые дни, все поджидая и высматривая, не покажется ли за дальним полем всадник с белым пером, на вороном коне».

Дальше событий – в старом, романтическо-приключенческом смысле – еще меньше, если, конечно, не считать за события подробное, на протяжении пяти страниц, описание того, как привязанность Шарля к Эмме растет. И дело кончается свадьбой – на свадебном столе «второй ярус составляла башня-торт, окруженная бойницами из цукатов, миндаля, изюма, апельсинных ломтиков; и наконец, на верхней площадке – подобии зеленого луга со скалами, озерами из варенья и лодочками из ореховой скорлупы – маленький амур качался на шоколадных качелях, столбы которых расцветали двумя бутонами живых роз».

Но чем дальше, тем больше Эмма не радуется новому своему положению – казалось бы, мечте всякой барышни, – а грустит. Все увеличивается и увеличивается разрыв между мечтами и реальностью («Боже мой, зачем я вышла замуж?»).

А дальше вы прочтете знаменитое описание бала в Вобьессаре, куда супруги были приглашены, и что из события этого потом приключилось….

Но отвлечемся от жизни Эммы на какое-то время, чтобы представить себе, каким же был тот, кто создал ее и сказал знаменитую фразу: «Эмма Бовари – это я».

Не забудем – знаменитый роман Флобера о любви и гибели женщины из-за любви (попавший в середине XIX века под уголовное преследование за свою якобы непристойность) вышел на двадцать лет раньше «Анны Карениной» Льва Толстого!

2

Гюстав Флобер родился в 1821 году в семье врача и с ранних лет поглощал романы писателей-романтиков. Попытавшись изучать право, он окончательно понял, что его призвание на всю жизнь – это литература. И больше он от намеченного пути не отступал, писал, писал и писал, за что и получил прозвище «человек-перо». Он сам сказал: «Я – человек-перо, я существую из-за него, ради него, посредством него».

Вообще это большая редкость – молодой Флобер много писал и ничего не печатал. Он считал, что в его драмах, новеллах, повестях слишком просвечивает его личность, его эмоции. А он хотел писать уже совсем иначе. Был расцвет эпохи романтизма с его особым вниманием к личности автора. Но Флобер, как всякий большой писатель, уже предощущал конец этой эпохи и близость новой – ему суждено было стать одним из ее открывателей. Он говорил, прочитав «Хижину дяди Тома» Бичер-Стоу: «Меня все время раздражали авторские рассуждения. Разве нужны какие-нибудь рассуждения по поводу рабства? Покажите его – вот и все!»

Совершив несколько путешествий, главное из них – по Нилу, он наконец ясно понимает: то, что он писал до этого (но еще, повторю, не печатал), включая прекрасные путевые заметки – это совсем не то, что он хотел бы писать. Точнее – не то, с чем он хотел бы навсегда остаться в литературе. Да, путешествие из Египта в Италию – это тоже многие сотни страниц. Правда, для публикации пришлось бы сократить много разных дорогих ему эпизодов, особенно эротического характера. Но главное – Флобер хотел войти в литературу совершенно с другим произведением – современным романом. Ему-то он и решает посвятить, если понадобится, пять, а то и десять лет жизни: главное для него – результат.

Работа шла медленно – только написание плана будущего романа заняло шесть недель. Сюжет был взят нарочно обыденный – писатель хотел доказать, что превратит свой роман в шедевр не перипетиями сюжета, а только лишь с помощью новейших, изобретенных им самим художественных средств. В этом-то и была его новизна.

На работу над романом ушло почти семь лет – с 1851 по 1857. Он пишет своей подруге Луизе Коле: «Мне бы хотелось написать книгу ни о чем, без внешних связей, которая бы держалась только внутренней силой своего стиля, как наша земля. Которая держится в воздухе сама по себе».

Повторим медленно эти слова – держалась бы внутренней силой своего стиля… В этом – суть литературы. Настоящий писатель заставляет нас читать не отрываясь рассказ о том, что нам стало бы скучно слушать «в жизни» на третьей минуте.

3

Литература – совсем особый мир. Над входящим туда начинающим писателем нависают глыбами великие предшественники. Как не стать подражателем? Как внести в этот мир свое, новое, еще никем не сказанное?

Над любым, кто дерзал стать французским романистом во второй половине XIX века, нависала громада романов Бальзака – он умер в 1850 году, прожив всего 50 лет и сумев написать знаменитую «Человеческую комедию», в которую вошло 90 произведений! Узнав о его смерти, Флобер написал приятелю: «Всегда печально, когда умирает человек, которым восхищался. Была надежда познакомиться с ним впоследствии и заслужить его любовь. Да, это был сильный человек, который дьявольски понял свою эпоху».

Флоберу казалось очень важным покончить с «бальзаковской» моделью романа – а заодно и с так называемым реализмом (который до сих пор всякий толкует на свой лад). «Правдивое» изображение жизни во всех ее натуральных подробностях казалось ему еще более фальшивым, чем романтическая буря эмоций: ведь фотография все равно будет точнее. Он противопоставляет ему свою «научную» литературу – с набором сложных, изобретенных им самим грамматических приемов. Например, с помощью нагромождения несовершенных глаголов и знаменитым «и» («Et») в начале фразы писатель добивается самых разных эффектов – от демонстрации банальности Шарля до описания монотонности жизни в провинции и описаний природы.

Флобер продолжал эксперименты над стилем – появилась повесть «Простое сердце» – суховато изложенная душераздирающая по сути история пожизненного душевного одиночества женщины, всегда самоотверженно служившей другим людям.

Появляются новые повести и романы – «Саламбо», «Воспитание чувств», «Искушение святого Антония» (на каждый из них уходили годы – автор добивался совершенства) – но Флоберу все же суждено будет остаться в памяти последующих поколений читателей и писателей именно автором «Мадам Бовари».

4

Кроме литературы, он еще вынужден был заниматься и совсем другим – например, он продал ферму в Довиле (приносившую ему стабильный доход и позволявшую безбедно жить), чтобы спасти свою племянницу Каролину от разорения, – он воспитал ее как дочь после смерти любимой сестры. После этого он оказался без источника дохода и писал уже и для заработка….

Была и любовь – к не очень одаренной и вряд ли способной глубоко его понять поэтессе Луизе Коле. «Предоставим империи идти своим путем, – писал он ей, – закроем двери, поднимемся выше в нашу башню из слоновой кости (мало кто помнит сегодня, что это выделенное нами выражение, обозначающее бегство от мирской суеты в уединение, принадлежит Флоберу. – М. Ч.), на последнюю ступеньку, как можно ближе к небу. Там порой холодновато, не правда ли? Ну и что ж, зато видишь ясное сияние звезд и не слышишь больше болванов».

С годами, оставшись один после смерти матери и близких подруг – Луизы Коле и писательницы Жорж Санд (вернувшись с ее похорон, он скажет: «Мне кажется, что я второй раз хоронил свою мать…») – он стал все больше уединяться в своем доме в Круассе.

С большим энтузиазмом воспитывает Флобер будущего писателя, молодого Ги де Мопассана – он был одновременно сыном его подруги Луизы Пуатевен и племянником умершего друга. Молодой человек становится его учеником, которому учитель не разрешает публиковать тексты до тех пор, пока они не достигнут настоящего совершенства. В итоге Флобер достигает и этой цели – Мопассан становится известным после публикации «Пышки».

Заметим, что рассказ вызовет такой же скандал, как и в свое время «Мадам Бовари»!

При этом Мопассан писал: «Лично я не способен полюбить по-настоящему свое искусство. Я не могу помешать себе презирать мысль – настолько она слаба, и ее форму, настолько она несовершенна». Пожалуй, это сосущее чувство неудовлетворенности в бесконечном стремлении к совершенству он унаследовал от своего наставника.

Кроме романов, в архивах осталось еще более четырех тысяч писем Флобера. Даже если бы не осталось ни романов, ни повестей – они уже сами по себе могли бы его прославить. Живой узнаваемый стиль, обилие мыслей… Это еще и дневник его творчества, где он пишет о задачах, о новом смысле, который он придавал идее быть писателем. «Надо ли давать собственную оценку моим героям? Нет, тысячу раз нет! Я не имею на это права. Если читатель не извлекает из книги морали, которая в ней содержится, значит, читатель идиот, или книга фальшива с точки зрения точности. Ибо если книга правдива, то она и хороша. Некоторые непристойные книги даже не могут считаться аморальными, так как им не хватает правдивости в изображении» (письмо к Жорж Санд от 6 февраля 1876).

«Я с нежностью думаю о тех, еще не родившихся читателях, – написал он как-то, – которых будут волновать те же вещи, что и меня. Книга создает вечную семью из всего человечества. Все, кто будет жить вашими мыслями, – это дети, сидящие вместе с вами у семейного очага».

ВОЛЯ К ЖИЗНИ ДЖЕКА ЛОНДОНА

1

«Юкон» – это завораживающее слово я услышала от отца еще до школы. А было это так. Я часто просила папу (филолога, а уже много позже – и писателя Александра Павловича Чудакова) рассказать (а не почитать!) на ночь сказку.

То, что они у него непременно есть в запасе, почему-то было мне известно всегда. Но откуда он их брал, я тогда не знала.

И вот он садится в темноте на кровать рядом со мной, и звучат уже знакомые слова, что-то вроде пароля: «А потом они долго-долго шли по Юкону…» А мне очень нравились приключения тех, кто шел по Юкону.

И когда в возрасте одиннадцати лет (во время летних каникул после пятого класса) в моем распоряжении оказалось библиотечное собрание сочинений Джека Лондона, – я вдруг открываю какой-то первый попавшийся рассказ (это был рассказ «Любовь к жизни») и будто читаю продолжение той детской сказки:

«Прихрамывая, они спускались к речке, и один раз тот, что шел впереди, зашатался, споткнувшись посреди каменной россыпи. Оба устали и выбились из сил, и лица их выражали терпеливую покорность – след долгих лишений. Плечи им оттягивали тяжелые тюки, схваченные ремнями. Каждый нес ружье. Оба шли сгорбившись, низко нагнув голову и не поднимая глаз».

Наконец-то я узнала, что такое Юкон!

Оказывается, до появления рассказов Джека Лондона о существовании реки Юкон не очень-то и знали (во всяком случае, в России).

Итак: территория реки Юкон, где в 1897 году было найдено золотое месторождение, названное Клондайк, лежит в зоне Северного полярного круга, где температура воздуха в зимнее время может доходить до –50 градусов.

Сейчас ясно – если бы писатель Джек Лондон, сам родившийся в жаркой Калифорнии, не поехал туда попытать счастья – как и другие золотоискатели, – никто бы не описал то, что там происходило. И мы бы никогда не прочитали об этих захватывающих приключениях!

Так и бывает в литературе, да и вообще в жизни.

Забегая вперед, скажу, что в то лето я прочитала все тома собрания сочинений Джека Лондона, чего и вам желаю. Даю слово чести – это было «Бэк не читал газет и потому не знал, что надвигается беда – и не на него одного, а на всех собак с сильными мышцами и длинной, теплой шерстью, сколько их ни было от залива Пюджет до Сан-Диего. И все оттого, что люди, ощупью пробираясь сквозь полярный мрак, нашли желтый металл, а пароходные и транспортные компании раструбили повсюду об этой находке, – и тысячи людей ринулись на Север. Этим людям нужны были собаки крупной породы, сильные, годные для тяжелой работы, с густой и длинной шерстью, которая защитит их от морозов».

Дальше Бэка продают в рабство к золотоискателям: «Первый день на берегу в Дайе показался Бэку жутким кошмаром. Здесь беспрестанно что-нибудь поражало и пугало: его внезапно из центра цивилизации перебросили в какой-то первобытный мир. Окончилось блаженное и ленивое существование под солнцем юга, когда он только слонялся без дела и скучал. Здесь не было ни отдыха, ни покоя, и ни на миг Бэк не чувствовал себя в безопасности. Здесь все было в движении и действии, царила вечная сумятица, и каждую минуту грозило увечье или смерть. В этом новом мире следовало постоянно быть начеку, потому что и собаки и люди совсем не были похожи на городских собак и людей. Все они были дикари и не знали других законов, кроме закона дубины и клыка».

А что было дальше – верю, вы узнаете сами.

Еще немного о мужественных решениях: ведь всем нам, за редкими исключениями, не мешает учиться их принимать. Автор здесь не делает большого различия между взрослыми и детьми, собаками и волками: ему важно рассказать нам, что это единый мир. И проглотив на одном дыхании рассказ «На берегах Сакраменто», ясно понимаешь: мужественное поведение – это просто-напросто адекватное поведение человека в свалившийся на него ситуации!

Итак, читаем середину рассказа про мальчика Джерри (а зачем ему понадобилось чинить трос – это ищите в начале рассказа).

«Он, не задумываясь, решил, что надо делать. Ему было всего четырнадцать лет, этому худощавому, подвижному мальчугану, но он вырос в горах, отец посвятил его в разные тайны матросского искусства, и он совсем не боялся высоты.

В ящике с инструментами около барабана он разыскал старый гаечный ключ, небольшой железный прут и целую связку почти нового манильского троса… Седло, которое Джерри себе устроил, было проще простого: он перекинул канат через неподвижный трос, на котором висела пустая вагонетка, и, затянув его узлом, сделал большую петлю; сидя в этой петле, он без труда мог достать руками до троса и держаться за него. А вверху, где петля должна была тереться о металлический трос, он подложил свою куртку, потому что, как ни искал, нигде не мог найти тряпки или старого мешка.

Наскоро закончив все эти приготовления, Джерри повис в своей петле и двинулся прямо в бездну, перебирая руками трос… Не подъем затруднял его, а страшный ветер. Когда бешеные порывы ветра швыряли Джерри то туда, то сюда и чуть не переворачивали кругом, он чувствовал, что сердце у него замирает от страха. Ведь трос совсем старый… а вдруг он не выдержит его тяжести и этих бешеных натисков ветра – не выдержит и оборвется?»

Всеми этими действиями, описанными очень подробно и очень волнующе, он спасал двоих взрослых людей. И спас.

«Джерри соскочил на землю и закрепил свою вагонетку. Он проделал это спокойно и тщательно. А потом вдруг – совсем уже не по-геройски – бросился на землю у самого барабана, невзирая на бурю и ливень, и громко зарыдал. Причин для этого было немало: нестерпимая боль в изодранных руках, страшная усталость и сознание, что он наконец освободился от ужасного нервного напряжения, не отпускавшего его несколько часов, и еще – горячее, захватывающее чувство радости оттого, что Спиллен с женой теперь в безопасности.

Они были далеко и, понятно, не могли его поблагодарить, но он знал, что где-то там, за разъяренной, беснующейся рекой, они сейчас спешат по тропинке к шахте „Клеверного Листа“.

Джерри, пошатываясь, побрел к дому. Белая ручка двери окрасилась кровью, когда он взялся за нее, но он даже не заметил этого.

Мальчик был горд и доволен собой, потому что он твердо знал, что поступил правильно; а так как он еще не умел хитрить, то не боялся признаться самому себе, что сделал хорошее дело».

И прежде, чем вы бросите все другие дела и сделаете маленький первый шаг – начнете читать этого писателя с любого рассказа, – я еще немного расскажу вам о необыкновенной жизни самого Джека Лондона. Ведь лучшими качествами своих героев обладал и он сам.

2

В 1906 году, будучи уже известным писателем, автором десятков произведений, Джек Лондон пишет краткую автобиографию и рассказывает, как после многих лет изнурительного физического труда почти случайно открыл для себя, что «человеческий мозг тоже является товаром, и этот товар тоже имеет свои особенности. Торговец мозгом в пятьдесят-шестьдесят лет находится в расцвете сил, и в это время изделия его ума ценятся дороже, чем когда-либо. А рабочий уже к сорока пяти – пятидесяти годам истощает свой запас сил…

Я находился в подвальном этаже общества и считал это место не подходящим для жилья. Если уж мне нельзя жить в бельэтаже, то стоило попытаться попасть хотя бы на чердак. Я решил не продавать больше мускульную силу, а торговать изделиями своего ума».

Приемный сын фермера Джона Лондона, родившийся в Калифорнии в городе Сан-Франциско, с четырнадцати лет работавший разносчиком газет, рабочим на консервной фабрике, затем матросом на промысловой шхуне, в возрасте семнадцати лет впервые участвует в конкурсе на лучший очерк и получает первую премию за «Тайфун у берегов Японии» (опубликован 12 ноября 1893 года).

Но знаний явно не хватает – и в восемнадцать лет Джек поступает в среднюю школу (до этого он окончил в тринадцать лет так называемую начальную). Ухитрившись окончить курс за год, в 1896 году поступает в университет, хотя и ненадолго – из-за необходимости содержать родителей, их семью. Поработав еще во многих местах, в том числе в прачечной, и побродяжничав по Америке вдоль и поперек – сначала от Калифорнии до Бостона, а затем и с севера на юг, – Джек переполнился впечатлениями и характерами. Они требовали перенесения на бумагу.

Тем не менее он не сел за письменный стол, а двинулся на Клондайк – там только что были открыты богатые месторождения золота.

И вот именно там Джек Лондон открыл себя как писатель и понял, о чем же он хочет писать. И главное – как.

Так о чем же? Скитания, тюрьма, «Нет бога, кроме Случая, и Удача – пророк его» – так перефразировал он однажды известное изречение. Той важнейшей в его жизни зимой 1897/1898 годов случай и удача сопутствовали юному золотоискателю. Золота он не нашел, зато именно в тех краях встретил героев своих будущих рассказов. Долгой арктической ночью – когда солнце не появляется в течение многих месяцев – в хижине Джека проводили время за беседой охотники и искатели приключений, индейцы и золотоискатели, бродяги. Рассказанные ими истории Джек записывал и запоминал. Так возникли сюжеты многих его рассказов.

Сейчас эта хижина почти в первозданном виде стоит на площади имени Джека Лондона вблизи портовой набережной в Окленде. Полвека назад один канадский поклонник писателя стал разыскивать некий легендарный его автограф на обломке дерева. Разыскал. Потом разыскал хижину, а в ней – одно из бревен, из которого и был вырезан кусок дерева с автографом. И еще – печка, сковородка, лопата… Теперь из хижины сделаны две, в каждой – половина бревен оригинальных. Одна стоит в Канаде, другая – на родине писателя в Окленде. И совсем недалеко – полностью уцелевший совсем небольшой салун: приземистый, с покатым после давнего землетрясения полом, полутемный (как и был!) кабачок, в котором часами просиживал писатель. А в десятке метров – два памятника: Джек Лондон и Белый Клык. А немного подальше – уходящий за горизонт Тихий, он же Великий океан.

В этой же хижине среди снегов Джек Лондон проштудировал актуальные книги последней трети XIX века – «Капитал» Маркса и «Происхождение видов» Дарвина: посчитал, что ему не хватает «основательных» знаний.

Теперь надо было понять – как писать? И главное – когда?

3

И с 1900 года (ему всего двадцать четыре года, но ведь и работает он с четырнадцати лет, за плечами – десять лет трудового стажа!) Джек Лондон становится профессиональным литератором. То есть человеком, живущим на заработки от литературного труда.

Произошло это после долгих метаний.

Принять ли место почтового служащего за 65 долларов в месяц – ведь он может обеспечить свою мать Флору и остальных членов семьи (а ответственность сначала за семью отчима и матери, а потом и за свою собственную он чувствовал с ранних лет)? Так он мог получать гарантированное жалованье.

Или сделать все возможное для осуществления мечты своей жизни – писать?

И решение было принято.

Для большинства из нас Джек Лондон – это автор рассказов «Белое Безмолвие», «Мужество женщины», «Белый клык». Но он писал не только рассказы, а еще статьи и очерки для газет и журналов и романы – ведь для того, чтобы жить на литературные заработки, писать надо было очень много. Только потом, много позже, Джек Лондон станет самым высокооплачиваемым писателем Америки. Юность же его была тяжелой, полной лишений.

Джек создал себе систему, основанную на железной самодисциплине. Каждое утро, во что бы то ни стало, он должен был написать «порцию» – полторы тысячи слов. Потом перепечатать их на пишущей машинке. И только потом – все остальное: путешествия, самообразование, любовь, семья, общение с друзьями.

Так продолжалось семнадцать лет – и именно так были написаны все его произведения: восемь романов и сотни рассказов. Сорок четыре книги были изданы при жизни и шесть – посмертно.

Он рано понял законы творческого труда. Он знал, как нужно писать, чтобы читатель ощущал себя как бы участником происходящего – и чтобы ему в итоге захотелось прочитать и новые книги этого автора, узнать про него побольше!

В одном из писем к другу Клаудсли Джонсу по поводу его рассказа «Философия дороги» Лондон изложил свою философию творчества:

«Вы имеете дело с кипучей жизнью, романтикой, проблемами человеческой жизни и смерти, юмором и пафосом и т. д. Так, ради бога, обращайтесь же с ними подобающим образом. Не рассказывайте читателю о философии дороги (разве что вы сами участвуете в действии и говорите от первого лица). Не рассказывайте читателю. Ни в коем случае. Ни за что. Нет. Заставьте своих героев рассказать о ней своими делами, поступками, разговорами и т. д. Только тогда, но ничуть не раньше, ваши писания станут художественной прозой, а не социологической статьей об определенной прослойке общества. И дайте атмосферу. Придайте своим историям широту и перспективу, а не только растянутость в длину (которая достигается простым пересказом).

Поскольку это художественная проза, читателю не нужны ваши диссертации на эту тему, ваши наблюдения, ваши знания как таковые, ваши мысли и ваши идеи – нет, вложите все свое в рассказы, в истории, а сами уйдите в сторону (кроме тех случаев, когда рассказываете от первого лица, как непосредственный участник). Это-то и создает атмосферу. И этой атмосферой будете сами вы».

В лучшем из написанного Джеку Лондону это удалось – самоустраниться из книги и вместе с тем сделать ее продолжением своего собственного «я».

И если вам на самом деле интересно, как же пишутся книги, то хотя бы ради этого стоит прочесть роман «Мартин Иден», в котором много страниц – именно об этом:

«Читая произведения авторов, достигших успеха, он (Мартин Иден. – М. Ч.) отмечал все особенности их стиля, изложения, построения сюжета, характерные выражения, сравнения, остроты – одним словом, все, что могло способствовать успеху. И все это он выписывал и изучал. Он не стремился подражать. Он только искал каких-то общих принципов…»

Первые северные рассказы были опубликованы в 1899 году – после возвращения с Аляски. А в 1900-м уже издана первая книга – сборник рассказов «Сын волка». Но не только книги, а все, что он делал, он делал профессионально – от строительства парусника и дома до устройства молочной фермы или собственной семьи.

«В его короткую 40-летнюю жизнь вместились занятия сельским хозяйством на ранчо в Калифорнии; работа в качестве корреспондента во время русско-японской войны, сан-францисского землетрясения 1906 и мексиканской революции; чтение лекций в Гарвардском (Harvard University) и Йельском (Yale University) университетах; постройка парусной яхты „Снарк“ (The Snark) и попытка обогнуть на ней земной шар; несколько тяжелых болезней – от цинги до тропической лихорадки – и две женитьбы» (Англо-русский лингвострановедческий словарь «Американа»).

3

Когда читаешь биографии великих писателей, часто возникает вопрос: что лучше – когда писатель ни в чем не нуждается, имеет «ренту» и пишет, не думая о куске хлеба, или когда его постоянно подгоняет сначала забота о том, чтобы просто выжить, прокормить семью, а затем – истекающие сроки закладных за велосипед, часы, макинтош и зимний костюм, а потом уже и за дом?