Текст книги "Другая страна"

Государство-то не дурное. Кому попало давать квартиры, не собиралось, тем более на всех бы и не хватило. Была создана Государственная Комиссия по распределению жилья. Оба слова обязательно с большой буквы.

Только это не только в Нацерете происходило. В городах квартиры были моментально заняты жителями близлежащих лагерей репатриантов и жителями городов из еврейских кварталов. В сельской местности соседние поселки, кибуцы и мошавы щедрой рукой передвигали границы, как им больше нравится.

Комиссия убедилась на практическом опыте, что люди остаются людьми, даже в своем собственном независимом государстве. Взять у государства все, что можно, вот их задача. Комиссия хорошо подумала и решила признать самозахваты по факту. А то, могло плохо кончиться, для нее. Убили бы запросто. В общем, кто был смел, тот и съел.

Армия создавалось на пустом месте, – продолжил Изя, хрустя единственным яблоком. – Колониальные еврейские батальоны надо было превращать в армию. Так ничего не было, даже офицеров. В этих батальонах, самый старший по званию еврей был капитан, до того все командование из англичан состояло… Э… как же его, он еще потом погиб в Сирии. Не помню… Ну, не важно…

Прислали нам специалистов. Тех же самых англичан. Но зачем Великобритании было особо стараться? Спихнули всякие негодные экземпляры – скандальных, обиженных, неуживчивых. Если у нас ничего не получится, тогда можно прислать какого-нибудь Глабб пашу.[19]19
  Глабб паша – Глабб Джон Бэгот. С началом Второй мировой войны Глабб уходит из британской армии и принимает в 1939 г. командование над трансиорданским «Арабским легионом». Эмиром Абдаллахом ему присвоено титул паши.


[Закрыть]

Очень раздражало англичан, что практически отсутствовал барьер между солдатами и офицерами. Хотя понять это как раз легко. Большинство новых призывников были молодые уроженцы страны, знавшие своих офицеров из Хаганы и Эцеля лично, до того как он стал офицером. Ну а про самих офицеров я уже говорил, тоже не большие шишки. Так что изначально резкого барьера не было. Даже форма шилось из одинакового материла для солдат и офицеров, не из демократизма, а от бедности. Чтобы не тратить лишнего.

Мда, – задумчиво сказал он, – знакомства великая вещь! В Польше я был большой активист еврейской организации ветеранов. Приятно, понимаешь, старых товарищей встретить, пивка выпить. Успел, в свое время, повоевать и за русских и за поляков. Не очень-то и хотелось, – сообщил он, подмигивая, – только меня не спрашивали. Но, когда начали списки просеивать, с целью найти подходящих людей, наткнулся Меер на меня. Я у него, в свое время, унтер-офицером был. Так и в армию попал. Как бы там ни было, а меня устраивало. Появилась определенность, место, где семья жить может и даже зарплата, пусть и не великая. Первое время вообще с деревянной палкой вместо винтовки тренировались.

В начале 1938 г. получили от британцев боеприпасы на уровне пополнения стандартного с английских баз в зоне канала, но часть поставок передана не была из-за нехваток у самих англичан. Это ж такое счастье было! Можно было не объяснять теоретически: "Если нажмешь на курок, оттуда вылетит пуля", а показать, куда обойму вставляют, и по мишени пальнуть.

Вообще, бардак творился изрядный. Офицеров-евреев из разных стран соблазняли новыми возможностями. Только не каждый поедет. И были у нас командиры, откуда угодно. Бывший командующий артиллерией 3 корпуса французской армии в 1 мировую Гедеон Гейзмер, который оставил пост председателя Парижского национального еврейского фонда и стал начальником артиллерийского управления. Бывший начальник инженерных войск французской армии в 1 мировой генерал Леви занимался инженерной частью. Бывший подполковник английской армии Фредерик Киш, бывший бригадный генерал ЮАС Фриц Адлер. И еще несколько десятков рангом пониже.

Неожиданный подарок сделала Италия. После сближения Италии с Германией в Израиль приехали бывший итальянский генерал Риккардо Падовани, работавший в генштабе и адмирал Аугусто Капона, с 1931 г возглавлявший разведслужбу итальянского флота и в довесок два генерала – брата Витторио и Аттилио Оттоленги. Из Италии вообще прибыло больше двухсот офицеров с началом гонений на итальянских евреев. Каждый говорит на другом языке, учился по разным уставам и думает что он самый умный.

Денег, естественно, не было. У нас, их никогда не бывает. Если встретишь кого-нибудь, говорящего что евреи самый богатый народ, можешь, смело ему плюнуть в глаз. Богатые проживают совсем по другому адресу. Так что основной акцент был сделан на ежегодные военные сборы, которые являлись обязательными. Все должны получить военную подготовку. Мы тогда про Европу не думали, все больше про арабов.

Тут он знакомо заухмылялся и сообщил:

– И на шестой день позвал бог ангелов и сказал им: "Решил я создать страну и назову ее Израилем. Это будет прекрасная земля с белоснежной горой на севере, с пресным озером в центре и морем на юге. Я населю эту землю евреями, это будут самые умные люди на земле и будут они известны всему человечеству"

– Но, Господин мой, не думаешь ли ты, что это слишком много для одной страны? – спросил один из ангелов.

– Совсем нет! Ты же еще ничего не знаешь о соседях, которых я им дам.

Посмотрел на мою реакцию и продолжил:

– Нам была поставлена задача подготовить как можно большее количество людей, при этом имея постоянно лишь небольшую кадровую армию. А на большую никакого бюджета бы не хватило. Так что уже в 1936 г был принят закон, по которому призыву на военную службу подлежат мужчины в возрасте 18–55 лет и женщины в возрасте 18–38 лет. Закон распространяется на всех граждан государства, но не включает призыв женщин нацменьшинств. Срок срочной службы для мужчин 30 месяцев, для женщин – 24. Как могли, так и справлялись. Назвать то, что получилось боеспособной армией, нельзя было даже с большим преувеличением.

А потом настало 1 сентября 1939 г. Гитлер напал на Польшу. 3 сентября Англия объявляет войну Германии. В одном строю с Австралией и Новой Зеландией в тот же день объявляет войну Израиль.

Десятки тысяч израильтян пришли на призывные пункты записываться добровольцами. Большой был взрыв энтузиазма. Еще и можно было вырваться из репатриантских лагерей в новую жизнь. И, перед правительством, встала серьезная проблема. С момента независимости прошло четыре года. Вооружить эту, массу народа, ко всему прочему, в большинстве, не прошедшего даже курса молодого бойца, не было никакой возможности. Кроме того, армия, в которой командиру взвода для поставки задачи требуется три переводчика, не есть хорошая армия. А создавать национальные подразделения – не есть хорошая идея. Так что массовый призыв не состоялся. Добровольцев пообещали вызвать повесткой, как только появится необходимость.

В Лондон отбыла военная миссия, договариваться о поставках оружия. Англичане на этот момент сами не имели ничего лишнего. Поэтому, единственное, на что они были способны, это выделить запасы с баз на БВ и в районе Суэцкого канала. На тот момент это было второстепенное направление, так что решение оправданное. Кстати, платить за это оружие не пришлось. Выгоднее было получить дополнительные силы на месте, чем таскать из метрополии или Индии. Другое дело, что размер подарка был невелик. Хватило на 1,5 дивизии.

Пока продолжалась "странная война", в Израиле подготовили экспедиционный корпус в составе 20 тыс человек для отправки во Францию. В апреле 1940 г со стороны Англии и Франции начало проявляться раздражение затяжкой. В конце апреля 1940 г началась, наконец, отправка во Францию.

Погрузились мы в первый транспорт, как селедки в банку, и ту-ту, воевать с нацизмом. Когда приехали, нас в Марселе в военный лагерь отправили дожидаться остальных. Израильское правительство заранее заявило, что не позволит затыкать дырки отдельными подразделениями. Только всем корпусом.

Пока остальные двадцать тысяч человек собирались, загружались, плыли и разгружались, мы отдыхали на пляже. Только очень скоро стало ясно, что пора уносить ноги. Франция удара не выдержала и начала разваливаться. Мы торчали на юге, дожидаясь действий итальянцев. Сначала правительство из Парижа сбежало, потом появилось множество беженцев и дезертиров.

И вот тут я, наконец, перехожу к самому главному, – сообщил Изя. – Знакомству с Ицхаком. Прибегает ко мне разводящий, а я уже лейтенантом был, и говорит, что к воротам приперся какой-то человек, страшно ругается и требует Меера. Выслушал я эмоциональную речь товарища посетителя внимательно и решил, что столь виртуозно ругающийся товарищ, с израильским паспортом в руке, достоин встречи с комбатом. Я у него многим словам научился, хоть и не мальчик, – сообщил он. – Отвел его к начальству, а через час всех подняли по тревоге. Только позже мы узнали, что Петен начал переговоры с немцами о капитуляции. В такой ситуации мы были совершенно лишними. Так что начальство посовещалось и решило вывозить людей из Франции. Но это легко сказать, нужны были суда, и сделать все надо было быстро, пока ни немцы, ни французы не опомнились.

За воротами нас ждало два грузовика с людьми. Они присоединялись к нашим подразделениям и показывали дорогу. Двадцать тысяч вооруженных людей, имеющих четкую цель и полный паралич власти. Мы взяли Марсель, вместе с портом, вот так, – он показал сжатый кулак. – Все по указаниям Ленина. Почта, телеграф, радио и все дороги перекрыли, так что за городской чертой никто не знал что происходит. Если французы возникали, им давался выбор – уходить с нами или мы их в землю положим. Никто не пожелал всерьез сопротивляться. Так, на словах… А мы шли четко по указаниям, вышибали замки на складах и грузили любое военное имущество на корабли.

– Так он что, в разведке служил, что и людей имел, и знал где что лежит? – удивился я.

– Нет. Во Франции сидела израильская комиссия по закупке военной амуниции и техники. Вот он в ней и работал. Техническое состояние поставок проверял. А люди – это были его кореша из испанских вояк. После поражения республики многие во Францию удрали. Там самые разные люди были. Немцы, испанцы, англичане, евреи, французы, поляки. Ицхак точно знал, где что лежит, а они место показывали. Не просто так, им совершенно не хотелось с немцами общаться, и Соболь пообещал возможность уйти с нами.

Потом в порт начал сбегаться народ. Опять же испанцы-республиканцы, во Франции их много жило, французские и немецкие евреи, раньше не горевшие желанием отправляться в Израиль, пришли больше двухсот поляков, служивших во французской армии, и батальон натуральных французов. А гражданских, вообще тьма набежала. Все они хотели уехать. Почти трое суток мы грабили город и порт. А по-другому и не скажешь… Все, до чего дотянуться могли, грузили на корабли. Только когда стало известно, что к городу движутся с итальянской границы французские части, стали грузить людей. Не меньше двухсот кораблей и из них 74 больших транспортных судна, 3 тральщика. Кроме нас ушло почти 18 тысяч человек. Умудрились ободрать судоремонтный завод, потом оборудование в Ашдоде очень пригодилось. Загрузить сотню полевых и полсотни противотанковых, полторы сотни зенитных орудий, 90 бронемашин, полтысячи пулеметов, несколько тысяч бомб, морских мин и торпед, больше трехсот грузовиков, винтовок и патронов на две дивизии вполне могло бы хватить, а уж по мелочи там было столько, что, наверное, долго считали потом. А ведь еще собственное имущество имелось. Людям места просто не было. Переезд во Францию, который мы проклинали за тесноту и плохие условия, по сравнению с этим походом был просто рай.

Дошли до Александрии, лишних людей там сгрузили, тральщики французские остались, а мы имущество в Израиль отвезли. Вот с тех пор Ицхак с нами и остался, начальником боепитания бригады. Лейтенанта получил, уже позже капитаном стал. И еще целую коллекцию иностранных орденов за вывоз людей. Польский, от эмигрантского правительства. Французский, от Де Голля, Израиль ему часть имущества потом вернул. Английский от Черчилля. Только наши зажали. Грамоту какую-то почетную дали.

Потом повоевали в Ливане и Сирии, когда петеновских французов гоняли, в Ливии с Тунисом уже всерьез пришлось с итальянцами и немцами. Роммель совсем не подарок был. Я там свой осколок в легкое получил, и отправили меня после выздоровления молодых обучать. Негоден к строевой, – фыркнул обиженно Изя. – А он, как раз в тот же госпиталь попал. Там ему и ступню отпилили. Так что не близкие друзья, но хорошо знакомы. Перезваниваемся, иногда по праздникам встречаемся.

А у тебя точно больше нет? – жалобным тоном спросил он. Я помотал отрицательно головой. – Ладно, я пойду, но имей в виду, сказителю положен гонорар еще с глубокой древности. С тебя бутылка, и не думай, что забуду.

* * *

– Ты много добился, сказал Дейч. Но не всех устраивают чужие достижения. Вингейт требует организовать при Генштабе отдельное подразделение спецвойск на основе своих выкормышей, для действий в тылу противника. Что, не нравится?

– Конечно, не нравится. У наших подразделений разные задачи. Мы работаем, по ближним тылам. Иудея и Самария. Его коммандос, в основном в пустыне. А спецназ Генштаба должен заниматься дальними тылами. Совершенно разные задачи. Тем более что у меня большинство арабского не знают. В результате уже сложившуюся роту, с боевым опытом, разгонят, а когда результат будет еще не известно.

– Ты, договаривай, – закивал он. – И тебе, с твоим званием, придется выслушивать указания, вместо того чтобы командовать.

– И это тоже, – пробурчал я. – Но важнее, что рота уже существует как сложившийся организм, и лишние перестановки никому не нужны. И на всякий случай добавил: – Зачем лишать погранвойска такого замечательного отряда, несущего им славу и благодарность командования?

– Ну, ты вообще обнаглел, – восхитился Меер. – На лести выехать вздумал… В общем, слушай приказ. Ты направляешься на обучение в Командно-штабном колледже. Срок обучения там составляет шесть месяцев.

– Зачем в Колледж? – поразился я. – У меня реальный опыт командования батальоном!

– А много вас таких развелось, с опытом, но без училища. Война кончилась, содержать такую армию нет необходимости и финансовой возможности. Бюджет министерства обороны собираются безжалостно резать. От лишних будут избавляться. Всем, не имеющим диплома об окончании курсов подготовки командного состава будут снижать звания на ступень-две. Если не забыл, с тобой это уже проделали. Все старше сорока пяти будут безжалостно выкидываться в отставку. Армию сокращают до штатов мирного времени. Остается один из десяти. Отбор будет жесткий. И не надейся, – сказал он, грозя мне пальцем. – Я то учился в английской академии, еще в 30-х. Оставят молодых, перспективных и энергичных. Да – ты у нас такой, только без окончания колледжа – сразу таким быть перестанешь. Бумаги об окончании твоего Мухосранского, – это он подчеркнуто произнес по-русски, – училища не достаточно.

– Краснохолмского, – обиженно сказал я.

– Ты меня понял. Думаешь мало людей с реальным боевым опытом, не меньше чем у тебя? Желающих остаться в кадрах больше чем достаточно. И предпочтение будет отдаваться своим, служившим в израильской армии. А вас, из Легиона, еще тщательно проверять нужно, не засланцы ли вы товарища Берии?

– Ты это серьезно?

– Вполне. У нас опять портятся отношения с СССР, причем без особых причин. Кто-то в Кремле решил, что Израиль слишком завязан на Великобританию и от контактов будет больше вреда, чем пользы. Евреи на высоких должностях становятся подозрительны. Все идет к тому положению, какое было, когда Гитлер со Сталиным друг с другом обнимались. Нас тогда демонстративно игнорировали. Второй раз плевок в рожу не понравится даже левым. Вот выборы состоятся, тогда и посмотрим. Коммунисты нам в армии без надобности. Впрочем, англофилы тоже.

Он усмехнулся:

– Я вот на днях слышал, что был такой Моисей Элиаким Берия – цадик из Козеницы, сына и ученик цадика Израиля Козеницкого. Нам-то все равно, а вот что там Политбюро подумает!

Так что, возвращаясь к нашим делам, некуда тебе деваться, пойдешь куда сказано. Вообще-то положено учиться год, но для тебя сделали облегчение – по ускоренной программе, для не имеющих соответствующего образования, но с практикой. Принимают туда офицеров не ниже майора. Так что вместо первой степени ордена "За Отличие" получишь внеочередное звание, как только закончишь. Ты у нас и так самый награжденный в МАГАВе. Цени, между прочим, будешь самым молодым с таким званием, я специально интересовался. Как насчет второй и третьей роты?

– Да нормально, еще пару месяцев, и будет полноценный батальон.

– Вот и хорошо. Так что вернешься на свое место, уже комбатом. Батальон будет подчиняться непосредственно штабу пограничных войск и из подчинения бригады вас выведут. Сдашь дела, кстати, кому?

– Орлову.

– А почему не Кацу?

– Если будет батальон, ему самое место начштаба. Лучшего человека на планирование и обеспечение не найти. Все-таки бывший бухгалтер, все проверит и перепроверит. А вот бегать по ночам с пулеметом уже возраст не тот, под сорок.

– Ладно, тебе решать.

– Кинологов мне найдите, сколько можно просить?

– Вот, пока учиться будешь, надеюсь, собачий питомник все-таки сделают. И в спину:

– А жениться-то собираешься?

– А что, и на это приказ будет?

– На такие вещи приказы не отдают, но сильно обижаются, когда приглашения не получают. Ну что смотришь, дурак будешь, если девушку упустишь.

* * *

Газета А-Арец

После вывода последних подразделений французских войск из Сирии активировалось проникновение мусульманских добровольцев через территорию страны в Иорданию. Отмечены случаи появления и людей из организации мусульманских братьев из Египта.

Газета А-машкиф

Представитель французского правительства заявил, что его страна считает себя обязанным предложить сирийцам оружие для поддержания равновесия с Израилем. Им предоставят некоторое количество отремонтированной германской техники времён Второй Мировой войны, включая танки и несколько самоходные орудия.

17 июня 1946 г

* * *

Мы расписались в мэрии, в присутствии самых ближайших друзей, в первый же день после Аниной демобилизации. Два десятка людей в форме, в разных званиях от рядового до полковника, радостно орали. Ее родители, единственные гражданские, стояли со скорбным выражением лиц. Обняв свежеиспеченную жену под радостные крики, я на ухо ей сообщил «Вот ты посвящаешься мне по законам Моисея и Израиля», хотя по государственным законам это вовсе не требовалось, а по религиозным меня никто бы не обвенчал, и разбил стакан. Глядя на меня, она неожиданно сообщила:

– Вот теперь, я на законных основаниях, смогу тебе отмстить за все издевательства, что я от тебя натерпелась.

– Какие издевательства? – закричал я испуганно. – Ничего сверх того, что от других требовал!

– Вот именно, – с чисто женской логикой, сообщила она. – Сделал из меня инструктора по снайпингу, вместо того чтобы пустить со всеми в патруль, а потом подвел под увольнение. Я, между прочим, командиром отделения была и до взводного доросла по всем показателям. Теперь будешь расплачиваться. Бегать от хорошо обученного снайпера бессмысленно, умрешь усталым. Так что теперь я буду над тобой всячески измываться. Никогда тебе не забуду, как мы по три раза штурмовали холм возле кибуца, пока ноги не отказывали.

– Я уже капитулировал! Пленных расстреливать нельзя.

– На мужей это не распространяется. Сам подставился. Для начала подойди к моим родителям и скажи им что-нибудь приятное, а то стоят как на похоронах.

– Что именно? – с готовностью спросил я.

– Не знаю, это твои проблемы!

Я вздохнул и пошел выполнять указания.

* * *

На курсах нас было человек двадцать. Все молодые, не старше 25 лет, прошедшие войну. Каждый имел за плечами два-три года боев и вырос с сержанта и лейтенанта. Так что мы имели много общего и легко сошлись.

Я, действительно, был единственный из Легиона. Остальные, в составе израильской армии, были в Африке, Италии, Франции. Один побывал в Ливане и Сирии. Как и у меня в роте, большинство приехало после образования государства, только один родился в Израиле. Это было поколение Жаботинского, приехавшее в страну в середине 30-х. К МАГАВникам относились пренебрежительно, как не нюхавшим пороха, даром, что и им пришлось повоевать. Но это было не то – мелкие стычки, возня в песочнице.

Между прочим, не особо и любили рассказывать о пережитом. Для меня, верный признак, что не в тылах сидели. Такие, как раз, обожают распинаться, про подвиги и свой героизм. Но про меня уже многие слышали. Страна маленькая, армия – еще меньше. Хоть газеты и пишут подразделение Н, все прекрасно знают какое именно подразделение и кто командует. Особо любопытным еще и место расположения, и имена прекрасно знакомы. Так что меня не то чтобы на руках носили, но уж уважали.

Зато один из преподавателей постоянно меня цеплял. Наверное, ему не понравилось, что на лекции, где он привел пример советского прорыва фронта, я ему сообщил, что если мы будем действовать по советским стандартам, тылы будут находиться глубоко в море. У нас просто нет такой глубины территории. Израиль должен взять на вооружение, скорее, немецкий блицкриг, с быстрым разгромом армии противника.

Да и с другими преподавателями, воспитанными в английских училищах, мы не находили общего языка. Вместе со специальными курсами нам давали историю военного искусства, боевую тактику и взаимодействие родов войск, лидерство – с упором на психологическое управление, управление и организацию воинских подразделений, частей и соединений.

– Томски, судя по вашему выражению лица, вы опять с чем-то не согласны?

– Да, – отвечаю, – с предложенной теорией воспитания.

– И что именно тебя не устраивает?

– Отношение к подчиненным. Как можно поднять солдат в атаку? Да, они получили приказ. Но они хотят жить, а вокруг рвутся снаряды, свистят пули, впереди его ждут мины. В любой момент каждый может погибнуть или остаться калекой на всю жизнь. Мы, командиры, должны убедить его, что если он научиться правильно вести себя на поле боя, то сможет уничтожить врага, а сам остаться живым. Но одной учебы не достаточно. Он должен верить командирам и полагаться на них. Если офицер лежит сзади него и кричит "Вперед! В атаку!" – солдаты, может быть, и поднимутся, но вряд ли будут доверять. Если ты сам не встаешь, почему он должен бежать под пулями? Если ты настоящий офицер, то должен встать первым – и только тогда твои солдаты поверят тебе. Никогда нельзя забывать, что солдаты – это не масса. Это люди и они все прекрасно видят – как ты себя ведешь и что из себя представляешь.

– Может, и генерал должен бегать в строю с автоматом? – спрашивает он с ехидцей.

– Нет, – отвечаю, уже остыв. – Самая низкая должность для генерала, связанная с прямым управлением войсками, это командир дивизии. У нас таких не больше десятка наберется. Поэтому "боевой и отважный генерал" – это неправильное определение. Генерал должен уметь думать и учиться, причем желательно на чужом опыте. Свой слишком большой кровью обходится. А что касается офицерского корпуса вообще, то мы создаем новую армию, и очень хорошо, что у нас нет жесткого, разделения между солдатами и офицерами, как в Великобритании. Одинаковая форма, общее питание – это прекрасно, но мало.

Всегда офицер должен показать, что он не хуже, а лучше любого солдата, он должен доказать это на деле, вставая первым под пули. А если он не способен на это – ему не место в армии. И любой солдат, доказавший свои лидерские способности, свое умение в бою и умение вести себя должен продвигаться и направляться на офицерские курсы. Нельзя добившись определенного уровня на нем и остановиться. Нельзя, создавать отдельный офицерский класс, как немцы. Армия должна развиваться и для этого необходимо постоянно продвигать молодых.

* * *

– Что это за странные вещи ты пишешь? – спрашивал очередной преподаватель, глядя в мою работу. Остальные уже ушли, а меня он специально задержал. Как я понял, именно для этого.

– Вот, я выписал основные моменты:

1. Образование Государства Израиль. С советской точки зрения буржуазно-националистического марионеточного режима. Дипломатических отношений нет. Но само существование подвергает сомнению лояльность евреев сидящих на высоких постах. Ставится под сомнение мнение советского руководства, что в СССР не существует еврейского вопроса. Как реакция, на политических процессах постоянно звучат слова об израильских и английских происках и вербовке разведорганами. Многие известные лица еврейского происхождения, расстреляны или посажены с формулировкой сионизм.

2. 1938–41 г Сближение Германии-СССР. Никаких серьезных связей быть не может. Немцев будут раздражать подобные действия. Опять же, английская марионетка. Никаких дипломатических отношений нет, всякие неофициальные контакты окончательно прекращены.

3. 1941–1945 г. Использование в своих целях обеими сторонами друг друга. Одни хотят отъезда после войны жителей западных территорий, присоединенных незадолго до войны. Другие, западников на фронт отправить и денег по легкому срубить.

– Ну, там, в твоей работе, больше нюансов, но основное. Несмотря на некоторое саркастическое выражение мыслей, и твоего отношения к происходящему, это все понятно, но откуда ты взял пункт 4? Зачитываю основные тезисы:

4. 1945–48 г. СССР в Израиле больше не нуждается. Опять же лояльность евреев под сомнением, особенно с учетом того, что многие хотели служить в Легионе и выражали радостные чувства по поводу установления отношений с Израилем. Начинается всяческое давление на еврейский антифашистский комитет, чистка евреев в партии, новые процессы по поводу сионистов и возможен новый разрыв дипотношений.

Ты знаешь, что будет в 1948 г? – с иронией спрашивает. У нас завелся Пророк!

– Я общаюсь с бывшими легионерами, советскими, лишенными гражданства, после выезда из страны и регулярно читаю Коль Ха-ам, газету КПИ.

– И что такое пишут в коммунистической газете? – восклицает он удивленно-издевательски.

– Кто всю жизнь прожил в СССР хорошо умеет читать между строк, что власти хотят сказать, даже если это прямо не сказано. Разрешите прочитать, – спрашиваю и достаю вчерашний номер: "Разоблачение группы театральных критиков, ударами в спину стремящихся свалить растущую советскую драматургию, оболгать и дискредитировать все лучшее, что было ею создано, – дает новые силы и веру не только нашим драматургам, но и каждому деятелю науки и искусства. Группа гурвичей и юзовских организованно, заранее выработанными методами всеми силами пыталась опрокинуть все ценное и самобытное в русской литературе, пустить под откос то, что несут народу передовые советские драматурги. Более того, они осмеливались поднять руку на Горького, пытались заглушить трубный голос Маяковского…

Группа воинствующих двурушников-космополитов…", – и дальше в том же духе…

– Звучит как донос, – говорит он озадаченно. – Но ведь здесь нигде не прозвучало слово «еврей» или, тем более "израильтянин".

– Тут прозвучало обобщение про "гуревичей, юзовских и космополитов". Космополит – это…

– Не надо, – перебивает он меня, – я знаю.

– И все это прекрасно ложиться на обострение отношений США и Англия против СССР. С проблемами в Германии, разговорами про Железный занавес и не желанием СССР выводить войска из Ирана.

– И все-таки именно эти слова и не звучали, хотя и можно рассматривать как какой то намек – предупреждение.

– Советским людям обычно намека достаточно. Компания будет усиливаться, пока сверху не скажут: "Хватит!" И вообще, – я замялся…

– Договаривай уже, раз начал…

– Это ведь читают не только в СССР. Даже у нас, в Израиле, дословно перепечатывают. Если не хочешь чтоб назвали антисемитом, зови жида космополитом.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Смотри, будем считать, что работу ты сдал. Но я запишу, себе эти твои предположения и дату. Если 1 января 1949 г, еще не будут разорваны дипломатические отношения между СССР и Израилем, ты принесешь бутылку хорошего коньяка, прямо сюда.

– Я ведь только высказал догадку, – ответил я, – И хотелось бы обратного. Если я прав…

– Ты, сделал анализ на будущее, как и требовалось для сдачи работы. За свои слова надо отвечать… И не надейся, что я тебе поставлю. Это не спор, а положительную оценку ты получил – авансом… Да, ящик коньяка можешь получить с херутовского А-машкиф, за удачный афоризм. Им должно понравиться.

* * *

Впервые за пребывание в Израиле я не был загружен с утра до ночи. Никуда не надо было бежать и ждать телефонного звонка. Это был почти курорт. Каждый вторник я покупал два билета в кино. В восемь вечера мы одевались, в четверть девятого уходили из дома. В кинотеатрах шла дикая смесь из трофейных немецких, американских и советских фильмов. До Ани иногда просто не доходили отдельные моменты, приходилось с серьезным видом пояснять, почему это летом у разговаривающих офицеров пар изо рта идет или с чего вдруг политрук раскомандовался. С музыкальными фильмами было проще. Тут сразу понятно, что сюжет существует только чтобы спеть и станцевать.

Особенно приятно было, что удалось снять маленькую двухкомнатную квартирку из спальни и столовой, с крошечной кухней и не было необходимости каждый день сталкиваться с ее родителями. Нет, люди они вообще-то неплохие. Но любовь тещи к зятю и наоборот измеряется километрами. Чем дальше, тем лучше. При всем их левом социализме и отрицании религиозного, свадьбу им хотелось, как положено, с раввином и прочими вещами. Со мной у них явно на этой почве был облом. Вроде и человек неплохой, но все же что-то не то.

Жили мы в квартале Мекор Барух, на северо-западе Иерусалима. Это была моя первая настоящая квартира в жизни. Никогда еще не приходилось жить без соседей и общей кухни с постоянными криками и руганью по поводу того, кто что неправильно сделал и чья очередь мыть места общего пользования. Закрываешь дверь, и можно не ждать вопля дежурного по казарме.

Иерусалим новой застройки тянулся к югу и к юго-западу. Там были стандартные коробки. Здесь – еще старые кварталы, постройки 20-х годов, имевшие свою индивидуальность, доставшуюся от немецких архитекторов. Квартира была темноватой, да и сантехника устаревшей, зато комнаты с очень высокими потолками. Железные перила и, опять же, железные ворота, на которых выбиты дата постройки, имя того, кто пожертвовал на нее деньги, и имя его родителей. Железные ставни на окнах и протянутые через улицу веревки с бельем. А через дом, на соседних заборах, обязательная давняя выцветшая надпись: "В огне и крови пала Иудея, в огне и крови она восстанет".

С утра нас будил завывающий голос. Будильник не требовался. Старый араб появлялся всегда ровно в семь утра. "Алте захен" – орет он на идиш, и поясняет для особо тупых на иврите – "старые вещи". Как можно прожить на перепродаже того немногого старья, которое люди, сами не очень богатые, готовы были отдать, было выше моего понимания. Потом появляются и другие. Стекольщик, починяльщик примусов, точильщик ножей. Очень похоже было, что места поделены, все время одни и те же люди. За полгода ни разу не видел кого-то чужого.