Текст книги "Россия. Автобиография"

Русско-турецкая война: Чесменская битва, 1770 год
Самуил Грейг

В конце 1760-х годов Россия вновь столкнулась с «восточной угрозой» – Турция, подстрекаемая Францией, объявила войну Российской империи. Екатерина писала своему доверенному лицу, дипломату, графу И. Г. Чернышеву: «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал; я сей кот, который им обещает дать себя знать, дабы память не скоро исчезла». Русская армия под командованием генерал-аншефов П. А. Румянцева и П. И. Панина овладела такими важными опорными пунктами на турецкой территории (ныне Молдавия и Румыния), как Измаил, Браилов, Бендеры и Кагул; за взятие последнего Румянцев был произведен в генерал-фельдмаршалы. Российский флот в Средиземном море «выполнял отвлекающий маневр» совместно с английской эскадрой Дж. Эльфинстона (общее руководство объединенным флотом возложили на одного из фаворитов имератрицы, графа А. Г. Орлова), чтобы помешать туркам посылать подкрепления в Черноморский бассейн. Итогом этого «отвлекающего маневра» стала блестящая победа в Чесменской бухте.

Самуил Карлович Грейг – шотландец на русской службе, командир отряда в составе эскадры Г. А. Спиридова; в Чесменском бою командовал сначала кордебаталией (центром эскадры), а затем кораблями, уничтожившими турецкий флот в бухте.

Ее императорское величество, желая, по возможности, усилить военные действия против турок для скорейшего окончания войны, вознамерились послать военный флот в Архипелаг и Левант. Цель экспедиции заключалась в том, чтоб произвесть диверсию в этих местах и беспокоить турок в той части их владений, где они менее всего могли опасаться нападения по причине затруднений, с какими должно быть сопряжено отправление вооруженной силы от самых крайних пределов Балтики в моря, столь отдаленные. Несмотря на это, ее величество, по сношении с различными европейскими державами (из коих некоторые благоприятствовали этому предприятию, а другие смотрели на него с завистью), повелела вооружить нижеследующее число линейных кораблей, фрегатов, транспортов и мелких военных судов и снабдить их всем необходимым для плавания и предстоявшей им службы. Главное начальство поручено адмиралу Спиридову.

Список судов флота: линейные корабли – «Трех иерархов» (командор Грейг), «Святослав» (командор Барж), «Святой Януарий» (капитан Борисов), «Европа» (капитан Корсаков), «Трех святителей» (капитан Роксбург), «Северный орел» (капитан Клокачев), «Евстафий» (капитан Круз); фрегат «Надежда Благополучия» (капитан Аничков); бомбардирское судно «Гром» (капитан-лейтенант Перепечин); военные транспорты – «Соломбала» (капитан-лейтенант Мистров), «Лапоминка» (капитан-лейтенант Извеков), «Сатурн» (капитан-лейтенант Лупандин), «Венера» (капитан-лейтенант Поповкин); мелкие суда – «Летучий» (лейтенант Ростиславский), «Почтальон» (лейтенант Еропкин).

Когда флот был вооружен и совершенно готов к отплытию, ее величество, во внимание к тому, что экспедиция эта была первая, посылаемая в столь отдаленные страны и в таком роде, всемилостивейше удостоила флот своим посещением 17 июля 1769 года, за день до отплытия его из Кронштадта. По прибытии на корабль «Евстафий», на котором адмирал Спиридов имел свой флаг, она возложила на него орден Святого Александра Невского, произвела капитанов Грейга и Баржа в капитан-командоры и приказала выдать всем чинам флота четырехмесячное жалованье не в зачет, а потом повелела флоту отправиться в море...

Зная, что греки, столько веков уже угнетаемые турками, жаждут освобождения из-под несносного для них ига, государыня императрица решилась доставить им средства освободиться от своих притеснителей. Такое предприятие обещало наиболее успеха в Морее, где греческое население было несравненно многочисленнее турецкого и где турки, давно отвыкшие от войны, утопали в неге и разврате. С этою целью ее величество, еще до отправления настоящей экспедиции, тайным образом повелела генералу графу Алексею Григорьевичу Орлову, находившемуся в Италии, при начале войны, с братом своим Федором Григорьевичем Орловым, стараться, через посланных туда доверенных людей, узнать настоящее расположение греков в Морее и также предложить славянам и албанцам, обитающим на берегах Адриатического моря, присоединиться к восстанию, так как естественное расположение этих поколений к грабежу и военным набегам легко могло склонить их к тому. В то же время ее величество назначила графа Орлова главнокомандующим всей экспедицией на море и на сухом пути, с полною и неограниченного властью, как найдет за лучшее и как потребуют обстоятельства. <...>

Соединяясь с флотом у острова Специи 11 июля, граф Орлов решился идти отыскивать неприятеля. Но многие из кораблей имели недостаток в воде. Поэтому флот сначала пошел в порт Трио, на южной оконечности острова Пароса. Он прибыл туда 16-го, и, налившись водою, 19-го весь флот вышел из порта и отправился к острову Хиосу для отыскания турецкого флота. В следующие три дня было маловетрие от севера, так что флот, лавируя, подвигался очень мало вперед. Граф Орлов с нетерпением желал отрезать турецкий флот от Дарданелл, и эти легкие противные ветры увеличивали нетерпение его и других генералов, которые опасались, что турки воспользуются и войдут в Дарданеллы прежде, чем можно будет их настигнуть.

Наконец свежий от зюйд-веста ветер, поднявшийся утром 23-го числа, обрадовал всех, тем более что греческое судно привезло известие, что турецкий флот был накануне виден между островом Хиосом и Анатольским берегом.

Поставив всевозможные паруса, флот прошел между островами Инсарой и Хиосом. Турецкая гребная галера, бежавшая под усиленною греблею от Инсары к Хиосскому проливу, еще более увеличивала вероятие найти там неприятельский флот.

Поэтому граф Орлов около часа пополудни отрядил командора Грейга на «Ростиславе», с двумя малыми фрегатами вперед, для открытия неприятеля. В четыре часа командор увидел весь турецкий флот между Хиосом и Анатольским берегом, частью под парусами. Два корабля несли все паруса, лежали поперек Смирнского залива к норду и успели войти в Митилинский пролив. Остальные же бывшие под парусами корабли, увидя русский корабль, подошли к Анатольскому берегу и стали под ним на якорь.

Командор Грейг немедленно уведомил графа Орлова сигналом, что открыл неприятеля. Граф сделал сигнал: всему флоту спуститься к «Ростиславу»; в это время командор Грейг возвратился на свой корабль «Трех иерархов» и донес подробно графу о том, в каком числе и, сколько по отдалению можно было судить, какой силы были неприятельские корабли. По приближении ночи решились привести к ветру и держаться ночью под малыми парусами. В предположении, что неприятель примет атаку на якоре, послано всем кораблям приказание приготовить шпринги на канатах и изготовиться к сражению.

Флот в продолжение ночи держался под малыми парусами к северу от острова Хиоса при свежем... ветре от норд-вест.

На рассвете, в четыре часа утра, граф Орлов сделал сигнал общей погони, что было репетовано адмиралами Спиридовым и Эльфинстоном. Весь флот спустился в кильватер к кораблю «Трех иерархов», на котором главнокомандующий граф Орлов имел кейзер-флаг генерал-адмирала. Идучи под всеми парусами при свежем ветре, около шести часов утра начали входить в пролив между Хиосом и Анатольским берегом, где увидели весь турецкий флот, расположенный под Анатольским берегом, на якоре и построенный в две линии. Русский флот продолжал спускаться под всеми парусами, доколе передовые корабли «Трех иерархов» и «Святослав» не подошли на две мили к неприятелю. Тогда сделан сигнал построиться в линию баталии, и эти корабли привели к ветру, чтобы дать время остальным подойти и исполнить ордер.

Около 10 часов утра задние корабли подошли, и линия построена в следующем порядке.

Порядок русской линии баталии: авангард (адмирал Спиридов) – «Европа» (корабль, 66-пушечный, командир Клокачев), «Святой Евстафий» (66, Круз), «Трех святителей» (66, Хметевской), «Святой Януарий» (66, Борисов); кордебаталия (граф Орлов) – «Трех иерархов» (66, Грейг), «Ростислав» (66, Лупандин), «Не тронь меня» (66, Безенцов); арьергард (контр-адмирал Эльфинстон) – «Святослав» (80, Роксбург), «Саратов» (66, Барж); фрегаты позади линии – «Святой Николай», «Почтальон», «Орлов», Панин», «Надежда», «Африка», бомбардирский корабль, значительное число малых греческих судов.

Турецкая линия баталии... на якоре: корабли Гасан-паши – «Реал Мустафа» (84-пушечный), «Капитан Аллибей» (96), «Патрона Реало» (84); Капитан-паши – «Капитан-паша» (100), «Патрона Аукара» (84), «Мулинос Ахмет» (84); Джафер-бея – «Джафер-бей» (80), «Ахмет» (74), «Султана» (74), «Змир Мустафа» (70); корабли 2-й линии – «Хамензей» (60), «Барбаросена» (60), «Алли Кандиск» (60), «Родос» (60), «Мекхин» (60), «Гепулин-паша» (60), имя неизвестное (60), а также 2 каравеллы (по 50) и 2 фрегата (по 40); позади линии – десять галер и большое число галиотов и баркасов, державшихся на веслах.

Турецкая линия баталии была превосходно устроена; расстояние между кораблями было немного более длины двух кораблей. Они составляли впалую дугу и были не более полумили от Анатольского берега, между заливом Чесменским и малым низменным островом, лежащим к северу от Чесмы, близ берега, и которым при норд-вестовом ветре прикрыт был их правый фланг, или авангард.

Передовая линия их состояла из десяти самых больших кораблей, имевших шпринги на канатах и таким образом поставленных бортом в линию. Вторая линия состояла из семи линейных кораблей, двух 50-пушечных каравелл и двух 40-пушечных фрегатов. Корабли и каравеллы расположены были в интервалах кораблей первой линии и не более полукабельтова позади их. На каждом фланге было по одному фрегату и все галеры и баркасы держались на веслах между флотом и берегом. На берегу был лагерь со значительным корпусом турок, которые, как узнали после от пленных, должны были замещать убыль убитыми и ранеными на кораблях: турки полагали, что сражение может продлиться значительное время.

Когда русская линия баталии была устроена и диспозиции к атаке сделаны, то в 11 часов утра дан был сигнал «спуститься на неприятеля». Адмирал Свиридов с авангардом спустился немедленно, а за ним близко следовал остальной флот в ордере баталии при свежем ветре... В третьей четверти двенадцатого часа передовой корабль «Европа» подошел на пушечный выстрел, и неприятель открыл чрезвычайно сильный огонь по нему и другим, близко следовавшим за ним кораблям. Они выдерживали неприятельский огонь, не отвечая, пока не подошли на пистолетный выстрел; тогда, поворотясь бортом к неприятелю, авангард открыл весьма сильную пальбу. За авангардом вплоть следовала кордебаталия, которая открывала огонь по неприятелю, по мере того как к нему приближалась. Вскоре арьергард вступил в бой с задними неприятельскими кораблями, так что в половине первого часа пополудни сражение сделалось общим и весьма жарким с обеих сторон. В особенности наш авангард и кордебаталия дрались почти все на самом близком расстоянии.

Корабль «Европа», подойдя близко к неприятелю, вступил в бой. Но когда «Святой Евстафий» подошел весьма близко к нему, то «Европа» принужден был выйти вперед наветренного неприятельского корабля. Поэтому корабль «Европа» поворотил на другой галс, вскоре спустился в самый жаркий огонь и занял место позади корабля «Ростислав».

«Святой Евстафий», производя быстрый и хорошо направленный огонь в весьма близком расстоянии от неприятеля, также вышел вперед наветренного неприятельского корабля. Поэтому он хотел поворотить оверштаг, но, имея много перебитых снастей, не успел в том и, уваливаясь под ветер, навалил на передовой турецкий корабль «Реал Мустафа» под командою Гасан-паши. Пушечный и ружейный огонь несколько времени продолжался с большой живостью; турецкий корабль вскоре загорелся под шканцами, и пожар в несколько минут распространился по всему кораблю. Турки еще до того бросались с корабля один за другим в воду и спасались вплавь на берег; тут же они стали бросаться в воду сотнями и совершенно оставили свой корабль. Пламя распространялось по снастям и парусам, и вскоре весь корабль был в огне. Находясь на ветре, «Евстафий» не вдруг загорелся, и адмирал, и граф Федор Григорьевич Орлов, и несколько офицеров имели время спастись на гребных судах. По сцепившимся реям и такелажу огонь перебегал с одного корабля на другой; горящая грот-мачта турецкого корабля упала на корабль «Святой Евстафий», и не более как через минуту после того «Евстафий» взлетел на воздух. Как скоро «Святой Евстафий» навалил на турецкий корабль, всем гребным судам флота был сделан сигнал идти к нему для подания помощи, но шлюпки успели спасти только капитана Круза, одного кирасира и артиллерийского офицера, коих сняли с обломков взорванного корабля. Граф Алексей Григорьевич был в это время в большой тревоге, полагая, что брат его Федор взлетел с кораблем на воздух. К счастью, оказалось, что он вместе с адмиралом благополучно достиг шлюпа «Почтальон» на адмиральском катере. Граф Алексей Григорьевич узнал об этом только по окончании сражения, а потому во все продолжение дела был чрезвычайно озабочен насчет своего брата.

Турецкий корабль, после взорвания «Святого Евстафия», горел еще с четверть часа, пока огонь дошел до крюйт-камеры; тогда он тоже взлетел на воздух. Это доказывает, что его крюйт-камера была весьма хорошо защищена от огня.

Корабль «Трех святителей», следовавший за «Святым Евстафием», подошел весьма близко и лег борт о борт с неприятелем. Он действовал решительно и храбро; но, увидя, что «Евстафий» не мог поворотить, и не имея со своим кораблем хода капитан был в необходимости... спускаться прямо в средину неприятельских кораблей. К счастью, он не сошелся ни с одним из них и... действовал по ним с обоих бортов. «Святой Януарий», следовавший за кораблем «Трех святителей», стрелял залпами по неприятелю по мере прохождения вдоль его линии. Не потеряв хода, когда корабль «Трех святителей» был принужден спуститься в неприятельскую линию, он поворотил на другой галс.

Корабль «Трех иерархов» следовал в кильватере корабля «Святой Януарий» и стал на якорь со шпрингом вплоть у борта корабля Капитан-паши; он начал производить по нему беспрерывный огонь пушечный и ружейный, пока тот не обрубил канаты. Но, вероятно, в замешательстве и торопливости турки, отрубив канат, забыли перерубить шпринг, взятый в ретирадный порт, потому что корабль их поворотился кормою к «Трем иерархам» и оставался в таком положении около четверти часа. Это дало последнему возможность продольными выстрелами нанести ему страшное разрушение без малейшего для себя вреда.

«Ростислав» следовал за кораблем главнокомандующего. Как скоро он подошел к неприятелю, то действовал с большою решимостью.

Арьергард между тем атаковал неприятельские задние корабли, хотя и не на таком близком расстоянии, как авангард и кордебаталия.

Пока флоты находились в этом тесном и жестоком бою и «Святой Евстафий», как было упомянуто, навалил на наветренный неприятельский корабль и загорелся, турецкие суда, будучи все под ветром... и страшась, чтобы его не нанесло прямо на них, начали рубить канаты и отдавать паруса и в совершенном беспорядке и ужасе обратились в бегство в Чесменскую бухту. Как скоро русские заметили, что неприятель намерен бежать, граф Орлов приказал обрубить канат на корабле «Трех иерархов» и, сделав сигнал общей погони, преследовал неприятеля до того времени, пока он не вошел в Чесменскую бухту. Турецкие корабли бросились сюда в совершенном беспорядке, сталкиваясь между собою, отчего некоторые из них потеряли бушприты.

В русском флоте не было брандеров, которые можно было бы пустить на турецкие суда, пока они находились в этом беспорядке и паническом страхе, и граф Орлов, по необходимости, сделал своему флоту сигнал стать на якорь, что корабли и исполнили, став у самого входа в бухту на расстоянии пушечного выстрела от неприятеля. Он тотчас отрядил командора Грейга на бомбардирском корабле «Гром» с тем, чтобы тот, пока турецкие корабли находились в таком замешательстве, бросал на них бомбы и каркасы; а между тем приказал снарядить брандерами четыре самых больших греческих судна из числа тех, которые следовали за флотом.

Таким образом кончилось это замечательное сражение 24 июня, которое было как бы приступом к последовавшему затем делу. Самый ожесточенный бой, от начала атаки до того времени, как неприятель стал рубить канаты и отступать, продолжался только полтора часа, затем продолжалась погоня еще около получаса, и около двух часов пополудни неприятельский флот находился уже в Чесменской бухте. Потери русских убитыми и ранеными были следующие.

На корабле «Святой Евстафий» – флаг-капитан Плещеев, 34 морских и сухопутных офицера и 473 унтер-офицера, матроса и солдата.

На корабле «Европа» – 4 убитых и несколько раненых; на корабле «Трех святителей» – 1 мичман и 5 нижних чинов убитых и 12 раненых.

На корабле «Не тронь меня» – 3 убитых и несколько раненых.

Всего убитых – 523 человека.

На корабле «Трех иерархов», хотя он стоял на якоре менее одного кабельтова от неприятельского флота, был только один раненый, потому что неприятельские пушки были наведены слишком высоко и стреляли только по рангоуту, повреждали мачты, реи и перебивали снасти. В каждую из нижних мачт попало по два ядра и одно в бушприт. На кораблях «Януарий» и «Ростислав», также по причине слишком большого возвышения неприятельских пушек, равным образом не было убитых, хотя оба они дрались на близком расстоянии с неприятелем.

Нельзя было получить даже приблизительных сведений о потере неприятеля, но должно полагать, что она была еще значительнее. Русские корабли имели большие повреждения в рангоуте и такелаже, особенно корабли «Трех иерархов» и «Трех святителей», которые, немедленно после сражения, приступили к исправлению и наложили фиши на нижние мачты, значительно перебитые, так же как и на бушприты.

Остаток этого дня, вся ночь и часть следующего дня были употреблены русскими для снаряжения четырех брандеров и исправления повреждений, полученных в сражении. Бомбардирский корабль во все это время не переставал бросать на неприятельские суда бомбы и каркасы; из них многие попадали, не производя, однако, пожара.

Приготовление брандеров было предоставлено бригадиру Ганнибалу (тому самому «арапу Петра Великого». – Ред.), который к вечеру 25-го числа совершенно изготовил их к действию.

Пока русский флот занимался этими приготовлениями, неприятель приводил в порядок свои корабли и воздвигал батареи на берегу, по обеим сторонам входа в залив... Против этого входа турки поставили в одну тесную линию шесть самых больших кораблей; два корабля фланкировали северную, или правую, оконечность этой линии; остальные же находились позади этой линии в ее интервалах. Гребные галеры были поставлены в небольшой бухте, позади мыса, образующего северный вход в залив; ветер был от норд-вест. На возвышении этого мыса турки устроили батарею 22 самых тяжелых орудий, снятых с кораблей в задней линии. Они начали также строить две батареи на южном мысу залива, но не успели вооружить их пушками.

В этом положении турки ожидали нападения русских, которые, снарядив свои брандеры и исправив повреждения, полученные во время сражения, были готовы снова вступить в бой.

Командор Грейг, посланный для рекогносцировки положения неприятеля и входа в Чесменскую бухту, нашел, что устье ее до того узко, что не более трех кораблей могут удобно бросить в нем якорь, и то не в одной линии. Посему граф Орлов назначил для атаки четыре корабля, а именно: «Ростислав», под командою капитана Лупандина; «Европа», капитан Клокачев; «Не тронь меня», капитан Безенцов; «Саратов», капитан Поливанов; и два фрегата: «Надежда», капитан Степанов, и «Африка», капитан Клеопин, а также бомбардирский корабль и четыре брандера. Начальство над отрядом и распоряжение им поручено командору Грейгу. Он имел повеление войти с отрядом в Чесменскую бухту и поставить корабли как можно ближе к неприятелю, расположив их, смотря по обстоятельствам и местности, для достижения цели.

Командор Грейг, отдав каждому из капитанов надлежащие приказания, сел на корабль «Ростислав», на котором и поднял свой брейд-вымпел.

Диспозиция была следующая: три линейных корабля должны были войти прямо в бухту и бросить якорь в ближайшем расстоянии от неприятеля, но так, чтобы один не мешал другому. Четвертый корабль должен был стать около двух кабельтовых мористее их, для подания помощи или отбуксирования тех из кораблей, которые могли бы встретить нужду в том. Фрегату «Надежда» назначено действовать против батарей на северном мысу; фрегату же «Африка» приказано стрелять по батарее на южном мысу, в предположении, что неприятель уже вооружил ее пушками. Бомбардирский корабль имел приказание стать немного мористее линейных кораблей и бросать через них на неприятельский флот бомбы и каркасы. Четыре брандера должны были держаться на ветре под парусами, в совершенной готовности спуститься на неприятеля, как скоро увидят сигнал из двух ракет, пущенных с командирского корабля. Они должны были подойти, сцепиться с неприятелем и потом уже, но не ранее зажечь свои суда. По разным причинам эту атаку признали более удобным произвести ночью, тем более что в то время наступило почти полнолуние; следовательно, было довольно светло для того, чтобы войти в залив и бросить якорь на назначенных местах, а равно приступить и ко всем прочим действиям.

Около 11 часов ночи командор Грейг сделал своему отряду сигнал сняться с якоря. Для сего, чтоб не встревожить неприятеля пушечными выстрелами, он приказал поднять один фонарь на гафеле. Отряд немедленно был под парусами. Корабли, подняв фонарь на кормовом флагштоке, показали, что готовы спуститься. На это командор отвечал поднятием трех фонарей на гафеле, что означало приказ привести это в исполнение.

Корабль «Европа», бывший более всех под ветром и опасавшийся песчаной банки, которая находилась под ветром его, прежде чем сигнал был сделан, спустился и пошел в бухту один и около полуночи бросил якорь в южной стороне залива, близ неприятеля. Здесь он принужден был выдержать с неприятельских судов, а равно и с береговых батарей весьма сильный огонь, на который, однако, бросив якорь и поворотясь на шпринге, он отвечал сильно и метко. Это продолжалось около четверти часа, пока не подошли другие корабли. Видя его затруднительное положение, командор со своим кораблем «Ростислав» и с кораблем «Не тронь меня» под всеми парусами спешил к нему на выручку. Миновав «Европу» на полкабельтова, командор бросил якорь против середины входа в бухту, около полтора кабельтова от неприятеля, в первой четверти часа ночи. «Не тронь меня» в то же время бросил якорь около полукабельтова далее и к северной стороне входа. Фрегаты стали против назначенных им батарей.

Час с четвертью продолжался ужасный огонь с обеих сторон. В это время каркас, брошенный с бомбардирского корабля, упал в рубашку грот-марселя одного из турецких кораблей. Так как грот-марсель был совершенно сух и сделан из бумажной парусины, то он мгновенно загорелся и распространил пожар по мачте и такелажу. Грот-стеньга скоро перегорела и упала на палубу, отчего весь корабль тотчас же был объят пламенем.

Командор, увидя замешательство, произведенное этим случаем в турецком флоте, сделал условленный сигнал брандерам, которые немедленно спустились на неприятеля. Капитан-лейтенант Дугдаль, на передовом брандере, поставил все паруса, чтобы подойти и сцепиться с наветренными неприятельскими кораблями; но, пройдя мимо командорского корабля и подходя к неприятелю, он встретил две гребные галеры, которые немедленно абордировали его брандер. Это принудило его зажечь свое судно прежде назначенного времени и для спасения собственной жизни броситься за борт и вплавь достигнуть своей шлюпки, которая, отдав бакштов в то время, как галеры подошли к брандеру, отстала от него на большое расстояние. Галеры остановили брандер и пустили его ко дну на том самом месте, где на него напали.

Лейтенант Мекензи следовал близко за первым брандером и, приблизясь к неприятелю, зажег свое судно. Но в то время как брандеры спускались на неприятеля, пожар первого турецкого корабля распространился уже на два или три ближайшие к нему; горящие обломки от его взрыва упали еще на несколько других судов, и таким образом половина турецкого флота уже пылала. Брандер Мекензи навалил на один из горевших судов.

Лейтенант Ильин, командир третьего брандера, следовал в некотором расстоянии, и когда проходил мимо командора, тот закричал ему, чтобы ни под каким видом не зажигал брандер прежде, чем сцепиться с одним из наветренных турецких кораблей. Вследствие того он подошел борт о борт к одному из них и зажег его.

Мичман князь Гагарин вскоре подошел на четвертом брандере; но так как большая часть неприятельских судов уже горела, то он также попал на горящий корабль.

Как скоро первый брандер прошел мимо командорского корабля, приказано было прекратить пальбу, чтобы не вредить своим брандерам, которые находились между ним и неприятелем. Но так как пожар еще не сообщился нескольким из наветренных турецких кораблей, которые продолжали стрелять, то командор был принужден снова открыть огонь.

Пожар турецкого флота сделался общим к трем часам утра. Легче вообразить, чем описать ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприятелем. Турки прекратили всякое сопротивление, даже на тех судах, которые еще не загорелись; большая часть гребных судов или затонули или опрокинулись от множества людей, бросавшихся в них. Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду; поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся и топивших один другого. Немногие достигли берега, цели отчаянных усилий. Командор снова приказал прекратить пальбу с намерением дать возможность спастись по крайней мере тем из них, у кого было довольно силы, чтобы доплыть до берега. Страх турок был до того велик, что они не только оставляли суда, еще не загоревшиеся, и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями.

Корабли «Европа» и «Не тронь меня» получили приказание отойти несколько подалее, чтобы быть вне опасности от взрыва судов. Командор, с одним своим кораблем «Ростислав», остался до совершенного окончания дела. Он приказал перекрепить все паруса как можно туже и брандспойтами обливать паруса и такелаж, чтобы совершенно смочить их, а также беспрестанно окачивать борта и палубы ведрами, чтобы обезопасить корабли от падавших горящих обломков.

Граф Алексей Григорьевич к 4 часам утра прислал со всего флота гребные суда, чтобы в случае несчастия подать помощь «Ростиславу»; командор же, видя, что два неприятельских наветренных корабля не загорелись еще, отрядил лейтенанта Карташева, командовавшего упомянутыми гребными судами, с пятью или шестью катерами, обрубить канаты у наиболее наветренного корабля и постараться спасти его и выбуксировать. Вскоре после того с несколькими катерами был послан лейтенант Мекензи спасти еще другой корабль и вывести его. Оба офицера исполнили это приказание с неустрашимостью, несмотря на опасность от близ горевших неприятельских кораблей, которые один за другим взрывались. Оба корабля были уже на буксире, когда, к несчастию, одно из горевших судов взлетело на воздух в то самое время, как лейтенант Мекензи с последним из буксируемых кораблей проходил вблизи его. Горящие обломки взорванного корабля, падая, зажгли и этот корабль. Командор Грейг опасался, чтоб подобное несчастье не случилось и с другим спасаемым кораблем, и когда сделался небольшой ветерок с берега (во время сражения совершенно заштилило), то с корабля «Ростислав» послал на этот корабль капитан-лейтенанта Булгакова с тем, чтобы он принял команду, отдал и поставил с возможною поспешностью паруса и, выведя корабль из бухты, шел на соединение с графом Орловым у входа. Все это было исполнено с большим искусством и быстротою. Этот корабль именовался «Родос».

Начинало рассветать; все гребные суда посланы были овладеть галерами и баркасами, избегнувшими пожара. Они были приведены к эскадре.

Командор, видя, что победа совершена и что в бухте не осталось не только ни одного судна, но даже ни одной шлюпки, которые не были бы или сожжены или выведены к эскадре, снялся с якоря с кораблем «Ростислав» и остальными судами отряда и вышел на соединение с графом Орловым. По соединении он отсалютовал ему двадцатью одним выстрелом, на что с корабля «Трех иерархов» было ответствовано равным числом. Как скоро «Ростислав» бросил якорь, командор Грейг спустил свой брейд-вымпел и прибыл на корабль «Трех иерархов» для отдания главнокомандующему подробного донесения. Граф принял его с изъявлениями полной радости и удовольствия.

Так кончилось ночное дело с 25-го на 26-е число июня, в котором турецкий флот был совершенно истреблен. Это одна из самых решительных побед, какую только можно найти в морских летописях всех наций, древних и новейших.

Потеря со стороны русских была весьма незначительна. На корабле «Европа» было 8 человек убитых и двое или трое на корабле «Не тронь меня». «Ростислав», хотя и бывший ближе всех к неприятелю, не потерял ни одного человека, без сомнения по той же причине, как и в первом деле, т. е. что неприятельские ядра были слишком высоко направлены. Потеря неприятеля оказалась весьма велика, и хотя не было возможности узнать ее даже приблизительно, но, по словам турок, она должна простираться до 10 000 человек, даже более, потому что на флоте их находилось с лишком 15 000 человек, а на следующий день не могли насчитать 4000, которые вместе с гарнизоном крепости и всеми жителями Чесмы в величайшем страхе убежали в Смирну, лежавшую сухим путем около 30 миль оттуда. Они прибыли в этот город на другой день после битвы, произвели там величайшие беспорядки и яростное мщение свое обратили на греков и других христианских жителей: они перебили многих из них и разграбили их жилища. Турецкий паша, начальствовавший в Смирне, употреблял все меры для усмирения этой ярости и наконец выгнал их из города. Граф Орлов, получив известие о варварском поведении их в Смирне, отправил туда находившегося в плену турецкого пашу, который обещал приложить всевозможное старание к прекращению этих ужасных беспорядков.

Замечательно, что все турецкие корабли (за исключением первого) горели вообще часа по два и более, прежде нежели огонь достигал до крюйт-камер их; некоторые же сгорали по самую ватерлинию и тогда только взлетали на воздух. Загоревшиеся последними взлетели не ранее 9 часов утра.