Текст книги "Россия. Автобиография"

Ермак погиб в 1585 году, угодив в засаду на Иртыше.

Ермак же, видя гибель своих и [не ожидая] помощи ниоткуда для своего спасения, бежал в струг свой, но не мог допрыгнуть: облачен был в два царских панциря. Струг же отплыл от берега, а [он], не доплыв, утонул месяца августа в 6 день. Когда же остальные казаки в городе получили известие, то горько оплакивали его, ведь был он смел и умен, рослый и видный собой, и мудростью наделен в нужной мере, широколиц, борода и волосы черны, кудреват, роста среднего, сутуловат, широкоплеч.

С походов Ермака и других казацких атаманов Россия начала «прирастать Сибирью». Царь Иван не узнал о гибели Ермака – он скончался годом ранее, и наследовал ему на троне слабоумный сын Федор, окруженный так называемым «опекунским советом». Правление Ивана Грозного сопровождалось многочисленными бедствиями и смутами, а его смерть принесла стране династический кризис, завершившийся нашествием поляков, оккупацией России и сменой правящей династии.

Царь Федор Иоаннович, 1584–1589 годы
Митрополит Иов

По достижении пятьдесят третьего года жизни приключилась благоверному царю и великому князю всея Руси Ивану Васильевичу тяжкая болезнь, и прозрел он в ней скорое свое к Богу отшествие, и принял великий ангельский образ, и наречен был в иноках Иона, и вскоре после этого покинул земное царство, отошел к Господу в 1584 году, марта в 19-й день, и по кончине своей оставил превеликий скипетр Российского самодержавного царства и передал великий царский престол благородному сыну своему, благочестивому и христолюбивому царю и великому князю всея Руси Федору Ивановичу. Царь же и великий князь всея Руси Федор Иванович по преставлении вечной памяти отца своего царя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича становится по Божьему изволению и отеческому благословению преемником царского престола всей Великой России. Возведен же был и венчан на царство преосвященным митрополитом всея Руси кир Дионисием, который тогда правил кормилом великой соборной церкви честного и славного Успения пречистой Богородицы и занимал в Москве престол великих чудотворцев Петра, Алексея и Ионы. Было в ту пору благочестивому царю и великому князю всея Руси Федору Ивановичу от роду лет двадцать семь.

Этот благочестивый самодержец, праведный и досточтимый, и крестоносный царь и великий князь всея Руси Федор Иванович сравнялся в славе с благочестивыми древними царями, нынешним же являл собою образец светоносной красоты, будущим же оставил по себе сладчайшую память, благостную слуха усладу, превзошел всех не только в Российской богохранимой державе, но и во всем подлунном мире <...> Еще с царственной юности своей преисполнился он духовной премудрости. Окруженный бесчисленными, редкостными и бесценными красотами бренного сего мира, он отвратил от них взор свой, никогда не прельщаясь никакой роскошью. Одно было у него попечение – помнить о Боге и всяческих добродетелях, пренебрегая житейскими красотами и соблазнами, дабы не пригвоздить к ним душу, но насладиться вечных благ от создателя всех и промыслителя, сподобиться царствия небесного. Кто же способен достойно рассказать о достохвальных проявлениях добродетелей благочестивого этого царя? Или кто дерзнет прикоснуться к перу, дабы составить повесть о святой его жизни? Хотя он и обладал могущественным скипетром превысочайшего Российского царства, но всегда ум свой устремлял к Богу, неусыпно бодрствуя душевными очами, а веру сердечную постоянно воплощая в благие дела. Тело же свое всегда изнурял церковными службами, повседневными молитвами и поклонами, всенощными бдениями, воздержанием и постом, душу же свою царскую врачевал чтением и слушанием божественных словес, прилежно пестуя и украшая благие нравы. <...>

К сему не умолчим и о прочих царских добродетелях: был он весьма нищелюбив, опекал вдов и сирот, особливо же почитал священников и монахов, всегда щедрой милостыней их оделяя. И таким ревностным был этот поборник благочестия, что незатихающая его слава, подобно солнечным лучам, простиралась не только по державе богохранимого его царства, но и по всей вселенной; и таково было его милосердие, что не только богохранимой его державы нуждающиеся люди получали щедрое подаяние, но и в дальние края земли нескудеющей рекою оно всегда изливалось. Говорю вам, в Святую гору Афон, и в Александрию, и в Ливию, и в Великую Антиохию, и во все святые места, и в самый божий град Иерусалим богатая милостыня всякий год царем посылалась.

Слух о его благочестивых добродетельных деяниях дошел и до царственного града Константинополя и достиг ушей святейшего патриарха кир Иеремии. Тогда этот патриарх Иеремия, услышав о добродетельной жизни и великом благочестии благоверного царя всея Руси Федора Ивановича, поспешил подвигнуться на весьма долгий и трудный путь, прибыл в Великую Россию, желая видеть необыкновенную красоту великой христианской соборной церкви и великое благочестие благоверного царя Федора Ивановича. <...>

Царь же и великий князь всея Руси Федор Иванович с великой любовью и неизреченной радостью встречает патриарха Иеремию, воздает подобающую святительскому его сану честь, приемлет благословение и пожелание мира, вволю от своих царских щедрот наделяет патриарха всем потребным для повседневной жизни. Потом благочестивый царь и великий князь всея Руси Федор Иванович намерение свое царское изъявляет, да поставит патриарх Иеремия в богохранимой державе Великой России патриарха по правилам святых апостолов и святых отцов. <...>

Преисполнившись радости, царь оказал гостю самые высокие почести и, одарив его в изобилии многоценными дарами, через немногое время с великой честью отпустил в Царьград. Прибыв туда, патриарх Иеремия собирает тамошних православных, все свое христоименитое стадо, и с глубоким воодушевлением повествует о том, что увидел в Великой России, – о дивной красоте благочестивой христианской церкви греческого обряда, о царском истовом благочестии, о твердости в божественных догматах всех православных христиан; при этом он показывает многоценные дары, которые принял из рук благочестивого христианского царя и великого князя всея Руси Федора Ивановича; наконец, возвещает о поставлении в Великой России патриарха.

К учреждению в России патриаршества был причастен один из членов опекунского совета, назначенного Федору Иваном Грозным, а именно – Борис Годунов, брат супруги нового царя. Постепенно Борис возвысился до положения первого человека в стране; он воевал именем царя и заключал мирные договоры, по его настоянию были сосланы в Углич последняя жена Ивана Грозного Мария Нагая и ее сын, царевич Дмитрий, а также отправлены в ссылку бояре Бельский, Мстиславский, Шуйский и их соратники. Но этого Годунову оказалось мало – он видел себя наследником бездетного Федора на престоле. Единственным препятствием к осуществлению мечты был ссыльный царевич Дмитрий.

Убийство царевича Дмитрия, 1591 год
Из следственного дела о смерти царевича Исаак Масса

До сих пор среди историков нет единого мнения относительно того, причастен или нет Борис Годунов к смерти царевича. С одной стороны, в современных этому событию источниках прямо говорилось о том, что Годунов приказал устранить соперника. С другой же стороны, большинство этих источников – документы, составленные 15–20 лет спустя, причем людьми, которым по тем или иным причинам было выгодно порочить Годунова. Зато в материалах следственной комиссии, которую возглавляли митрополит Иов и боярин Василий Шуйский, делался вывод о невольном самоубийстве Дмитрия.

Ниже приводятся обе версии событий.

Из допроса Михаила Нагого

(бояре Нагие – дядья Дмитрия. – Ред.)

И того же дня, мая в 19 день, ввечеру, приехали в Углич князь Василий, и Ондрей, и Елизарий и спрашивали Михаила Нагого: как царевича Дмитрия не стало и что болезнь у него была, и для чего он (Михаил) велел убить Михаила Битяговского (дьяка Годунова, управляющего двором царицы Марьи. – Ред.), и Михайлова сына Данила, и Микиту Качалова, и Данила Третьякова, и Осипа Волохова, и посадских людей, и Михайловых людей Битяговского, и Осиновых Волохова, и для чего он велел во вторник собрать ножи и пищали, и палицу железную, и сабли, и класть на убитых; и посадских из сел многих для кого собирал, и почему городового приказчика Русина Ракова приводил к целованью, что стоять с ним заодно, и против кого было им стоять?

И Михаил Нагой сказал: «В нынешнем 99 [1591] году, мая в 15 день, в субботу, в шестом часу дни, зазвонили в городе у Спаса в колокол, а он, Михаил, в ту пору был у себя на подворье и подумал, что где-то горит... Побежал он к царевичу на двор, а царевича зарезали Осип Волохов, да Микита Качалов, да Данило Битяговский, и пришли на двор многие посадские люди, а Михаил Битяговский приехал на двор; и Михаила Битяговского, и сына его Данила, и тех всех людей, которые побиты, побила чернь, а он, Михаил Нагой, посадским всяким людей побить их не велел, был он все у царицы (матери Дмитрия. – Ред.), а посадские люди сбежались на звон; а ножей, пищалей, палок железных и сабель городовому приказчику Русину Ракову собирать и класть на побитых людей не велел, а собирал ножи, пищали, сабли и палку железную и клал на побитых людей городовой приказчик Русин Раков; и городового он приказчика к целованью не приваживал; то на него городовой приказщик взводит».

Из допроса Григория Нагого

Григорий Федоров, сын Нагого, на допросе сказал, что мая в 15 день, в субботу, поехали они, Михайло, брат его, да он, Григорий, к себе на подворье обедать; и только они пришли на подворье, как зазвонили колокола, и они подумали, что загорелось, и прибежали на двор, а там царевич Дмитрий лежит, порезался сам ножем в падучей болезни (и прежде того у него болезнь была); как они пришли, царевич еще жив был и при них преставился. А Михаил Битяговский был у себя на подворье и прискакал к царице на двор, и прибежали многие люди посадские и посошные и начали говорить, неведомо кто, что будто зарезали царевича Дмитрия сын Битяговского Данил, да Осип Волохов, да Микита Качалов; а Михаил Битяговский начал возражать, и посадские люди кинулись за Михаилом Битяговским, и Михаил убежал в Брусеную избу на дворе, и посадские выломали двери и Михаила выволокли, и тут его убили, а Данила Третьякова с Михаилом убили вместе; а сына Михайлова Данила Битяговского и Микиту Качалова убили в Дьячьей, в Розрядной избе; а Осипа Волохова привели к царице, к церкви Спаса, и тут его перед царицею убили; а людей Михайло Битяговского четырех человек, и Осипа Волохова двух человек, и посадских трех человек, где кого находили, убила чернь, и того он не ведает, за что тех людей побили. А людей посадских собирали для князя Василия Ивановича Шуйского, да для Ондрея Петровича Клешнина, да Елизария Вылузгина, а блюлись от государя опалы, чтобы кто тело царевича не украл; а в колокол-де звонить наказал понамарь, Огурцом зовут. А вчера, во вторник, мая в 19 день, брат его, Михаил Нагой, велел городовому приказчику Русину Ракову собрать ножи и велел курячьей кровью окровавить; да велел палицу железную добыть. И те ножи и палицу велел брат его Михаил Нагой положить на тех людей, которые побиты: на Осипа Волохова, да на Данила сына Битяговского, да на Микиту Качалова, да на Данила Третьякова для того, чтобы сочли, будто вот те люди, кои царевича Дмитрия зарезали.

Из допроса няньки царевича Василисы Волоковой

И вдова Василиса Волохова на допросе показала, что разболелся царевич Дмитрий в середу нынешнего года, мая в 12 день, падучей болезнью, и в пятницу ему маленько стало полегче, и царица его взяла с собою к обедне и, от обедни придя, велела ему на дворе погулять; а назавтра, в субботу, придя от обедни, царица велела царевичу на двор идти гулять; а с царевичем были: она, Василиса, да кормилица Орина, да маленькие ребятки, да постельница Марья Самойлова; а играл царевич ножиком, и тут на царевича пришла опять та же болезнь, и бросило его на землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло, и било его долго, да тут его и не стало. И прежде того, сего году в великое говенье, та же с ним болезнь приключилась – падучий недуг, и он поколол свою матерь царицу Марью; а в другой раз была у него та же болезнь перед Великим днем, и царевич объел руки дочке Ондрея Нагого; и как царевич в болезни покололся ножом, царица Марья забежала на двор и начала ее, Василису, бить поленом, и голову ей пробила во многих местех, и стала ей, Василисе, приговаривать, что будто сын ее, Василисин, Осип с сыном Битяговского да Микита Качалов царевича Дмитрия зарезали; и она, Василиса, стала бить челом, чтоб велела царица устроить сыск праведной, а сын ее и на дворе не бывал; и царица-де велела ее тем же поленом бить Григорию Нагому, и ее только чуть живую оставили. И начали звонить у Спаса колокола, и многие люди посадские и всякие прибежали на двор; и царица Марья велела ее, Василису, взять посадским, и мужики-де ее взяли и ободрали и простоволосую держали перед царицею. И прибежал-де на двор Михаил Битяговский и начал пенять посадским людям и Михаилу Нагому, и царица-де, и Михайло Нагой велели убить Михаила Битяговского, и Михайлова сына, и Микиту Качалова, и Данила Третьякова. А говорила-де царица миру: то-де, душегубцы царевича. А сын ее, Осип, в ту пору был у себя; и как начался шум великий, сын ее, Осип, прибежал к жене Битяговского, и тут его и поймали посадские люди и привели к царице, и жену Битяговского с дочерьми к царице привели; и царица миру молвила: то убийца царевича, Осип Волохов, и сына ее, Осипа, тут до смерти и убили. А холоп сыновий, Васкою звали, кинулся на сына ее, на Осипа, чтоб его не убили до смерти, и холопа того, Васку, тут над сыном ее и убили; а другого человека Василисина убили за то, что увидел Василису простоволосой и дал ей свою шапку, и посадские люди за то его убили.

Была женка уродливая у Михаила Битяговского и хаживала от Михаила к Ондрею Нагому; сказали про нее царице Марье, и царица ей велела приходить для потехи, и та женка приходила к царице; и как царевичу смерть сталась, царица и ту женку, два дня спустя, велела добыть и убить-де, будто та женка царевича испортила.

Из допроса Андрея Нагого

И Ондрей Олександров, сын Нагого, сказал, что царевич ходил на заднем дворе и тешился с ребятами, играл через черту ножом, и закричали на дворе, что царевича не стало, и сбежала царица сверху; а он, Ондрей, в ту пору сидел за столом и прибежал тут же к царице, а царевич лежит у кормилицы на руках мертвый; сказывают, что его зарезали, а он того не видал, кто зарезал; а у царевича бывала болезнь падучая; ныне в великое говенье у дочери его руки переел да и у него, у Ондрея, царевич руки едал же в болезни; а как побили Михаила Битяговского и тех всех, которые побиты, того он не ведает, кто их велел побить, а побила их чернь, посадские люди; а он был у тела царевича неотступно и тело царевичево внес в церковь.

Из царского указа о следствии по смерти Дмитрия

Перед государем царем и великим князем Федором Ивановичем всея Руси Михаила и Григория Нагих и угличских посадских людей измена явная; царевичу Дмитрию смерть учинилась Божьим судом, а он, Михаил Нагой, государевых приказных людей дьяка Михаила Битяговского с сыном и Микиту Качалова и иных дворян и жильцов и посадских, которые стояли за правду и пеняли посадским людям, что они такую измену сделали, велел побить напрасно и умышленно за то, что Михаил Битяговский с ним, с Михаилом Нагим, бранился часто за государя, что Михаил Нагой держал у себя ведуна Ондрюшу Мочалова и иных многих ведунов. <...>

Голландский купец Исаак Масса в своем описании угличских событий придерживался той версии, которую распространяли противники Годунова.

Когда все успокоились, Борис приступил к осуществлению своего намерения, совещаясь со своими друзьями и родственниками, которых было до 70 домов, а именно: Годуновы, над которыми Борис был главою, хотя некоторые из них были старше его, Вельяминовы и Сабуровы – два рода, прозванные так; с ними он каждодневно советовался, как достичь короны; прежде же всего необходимо было избавиться от юного царевича Дмитрия, ибо весьма опасались, что удобное время упущено, ибо Дмитрию было десять (на самом деле восемь. – Ред.) лет и по своему возрасту он был очень умен, часто говоря: «Плохой какой царь мой брат. Он не способен управлять таким царством», и нередко спрашивал, что за человек Борис Годунов, державший в своих руках все управление государством, говоря при этом: «Я сам хочу ехать в Москву, хочу видеть, как там идут дела, ибо предвижу дурной конец, если будут столь доверять недостойным дворянам, поэтому надо позаботиться заблаговременно».

Эти и им подобные речи были передаваемы Борису и его приверженцам, опасавшимся, что если они вовремя не осуществят своего намерения, то сами попадут в западню, приготовленную для других. Поэтому они и решились на измену.

При царевиче Дмитрии безотлучно находился дьяк Михаил Михайлович Битяговский, которого царевич считал своим лучшим другом; его подкупили извести Дмитрия, на что он согласился и поручил совершить убийство своему сыну Даниилу Битяговскому, у которого был товарищ, Никита Качалов; оба они сперва были в Москве у Бориса, который обещал их обеспечить и поручить им важные должности; причастившись и получив от Борисова священника благословение и полное отпущение грехов, они поехали в Углич с письмом от Бориса Годунова к отцу [Битяговского].

Отец, хорошо зная, что следует делать, в тот день приказал сыну своему Даниилу вместе с Никитою спрятаться на дворе, полагая, что в тот же день и должно совершиться; и после обеда дьяк предложил двум или трем молодым дворянам устроить игру в орехи, в которой, по его словам, желал принять участие Дмитрий; и дьяк в положенный час, когда он знал, что игра в самом разгаре, разослал всех с различными поручениями, а сам, дабы отклонить от себя всякое подозрение народа, отправился в канцелярию заниматься своими делами в присутствии большой толпы народа, собравшегося для решения тяжебных дел. И тем временем, в самый разгар игры, двое помянутых убийц перерезали царевичу горло, от сильного смущения забыв умертвить других детей, тотчас бежали; они успели ускакать на лошадях, заранее для них приготовленных.

Как только это свершилось, молодые дворяне подняли на дворе сильный вопль. И известие тотчас дошло до канцелярии, а потом распространилось по всему городу. Каждый кричал: «Разбой, извели царя!» И многие вскочили на лошадей и сами не знали, что предпринять; другие бросились на двор, схватили здесь всех: и дворян и недворян и заточили до той поры, пока Москва не узнает об убийстве; между тем во время ужасного смятения многие были умерщвлены.

Когда это известие пришло в Москву, сильное смущение овладело и народом и придворными, и царь был в таком испуге, что желал смерти; его утешали, как только могли; царица также была глубоко огорчена и желала удалиться в монастырь, ибо подозревала, что убийство совершилось по наущению ее брата, жаждавшего управлять царством и владеть короною; но она молчала и все, что слышала, таила в сердце, никому ничего не сообщая.

Сверх того опасались смуты и сильного волнения в Москве, но присутствие царя удержало от того, однако тайно шептали, что все устроено Годуновыми, которых очень боялись, ибо число их приверженцев было весьма велико, и Годуновы страшились, что все будет раскрыто и что розыск будет произведен весьма тщательно; но Борис с чрезвычайной ловкостью сумел так подействовать на царя, что тот поручил ему произвести розыск, и Борис принял это поручение.

Тогда можно было справедливо сказать: овцу поручили волку, но Борис так произвел розыск, что всех, бывших при дворе царевича, схватили как изменников и все они подверглись царской опале и были отправлены в ссылку в Устюг, город на реке Двине, в двухстах милях от Москвы, где они провели долгое время в тяжких бедствиях; некоторых, навлекших на себя подозрение, казнили; так совершенно невинно погибли многие добрые люди с женами и детьми.

Из Москвы послали знатного боярина Василия Ивановича Шуйского и боярина, или господина, Андрея Клешнина присутствовать при погребении; они осмотрели тело царевича, которого хорошо знали, и собственноручно положили его во гроб в присутствии старой царицы, его матери, вдовы покойного тирана. И так похоронили царевича в том городе Угличе, с великим воем и плачем, по их обычаю.

Затем старая царица Марфа заключена была в монастырь, все оставшиеся в живых ее родственники из рода Нагих были, как уже сказано, сосланы. По всей стране было много толков среди знатных людей, которые не осмеливались действовать против Годуновых, пока царь жил с царицею, сестрою Годунова: но простой народ, купцы и другие простые люди, толковали между собой о Годуновых, говоря втайне, что они изменники и стремятся овладеть царским венцом, поэтому Борис употреблял всевозможные средства для того, чтобы отвести от себя эти толки.

Как бы то ни было, неожиданная смерть 15 мая 1591 года царевича Дмитрия, причисленного впоследствии к лику святых, и кончина в 1598 году царя Федора открыли Борису Годунову дорогу к трону. Впрочем, Федор завещал престол своей жене, царице Ирине, но та отказалась и удалилась в Новодевичий монастырь. Народ требовал от бояр царя, и на Земском соборе было принято решение «звать Бориса». Годунов отказывался, но патриарх пригрозил ему отлучением от церкви, и 1 сентября 1598 года Бориса венчали на царство.