Текст книги "Россия. Автобиография"

Второе ополчение и освобождение Москвы, 1612 год
Арсений Елассонский

Примеру Гермогена последовал игумен Троице-Сергиевой лавры архимандрит Дионисий: он разослал по городам грамоты с призывом «осовободить Россию». В Нижнем Новгороде, который по причине значительного расстояния от Москвы меньше пострадал от смуты, купец Кузьма Минин занялся сбором средств на снаряжение второго ополчения. Воеводой ополчения назначили князя Дмитрия Пожарского, и в марте 1612 года ополчение выступило на Москву.

Арсений Елассонский – греческий епископ, Арсений Грек, как называли его в России, посланец константинопольского патриарха. Обосновался в России в 1588 году и даже стал архиепископом кремлевского Архангельского собора.

Двадцать седьмого декабря главнокомандующий Карл (польский гетман Ходкевич. – Ред.) с оставшимся у него войском возвратился снова в Москву с небольшим количеством добычи, хлеба и мяса и ничего другого. И оставивши часть добычи в Москве, он опять отправился грабить города и деревни, имея с собою прежнего патриарха кир Игнатия и с ним господина Мануила Кантакузина, сына Андроника, и Димитрия македонца из Сидерокавсии. Они имели при себе многие драгоценнейшие предметы: золото, серебро и весьма много жемчуга, намереваясь отправиться к великому королю в Польшу. За ним последовали и многие другие: великий логофет Иоанн секретарь и дьяк Евдоким Титов и другие, которые вместе с патриархом кир Игнатием были ограблены на пути русскими воинами, и едва нагими и лишенными всего убежали в Польшу патриарх кир Игнатий и некоторые с ним. Полководец же Карл воевал без всякой победы, осаждал русские города и деревни, ожидая сына великого короля в великую помощь, чтобы воевать с русскими. Итак, ожидали продолжительное время и полководец Карл, и находящиеся в Москве русские и поляки, но ожидали напрасно. Поджидая, таким образом, день на день, что прибудет сын великого короля для [установления] мира и успокоения государства и народа, и он не явился. Все, русские и поляки, находящиеся в Москве, гибли, многие от голода, некоторые ели не только мясо коней, но и собак, и кошек, и мышей, и мясо людей.

21 августа прибыл снова полководец Карл с большим войском, которое послал на помощь великий король из Польши: поляков, немцев и венгерцев было более сорока тысяч. 21 августа, когда произошел бой польского главнокомандующего Карла с великим боярином и русским главнокомандующим, князем Димитрием Михаиловичем Пожарским, главнокомандующий Карл был разбит и возвратился в свои палатки. 22 того же месяца, на память иже во святых отца нашего преосвященнейшего Петра, митрополита московского и всея Руси чудотворца, когда произошло сражение между великим полководцем Карлом со всеми польскими воинами, прибывшими с ним и находившимися в Москве, и великим боярином князем Димитрием Тимофеевичем Трубецким, и великим боярином князем Димитрием Михайловичем Пожарским, с находившимися при них солдатами и казаками, то, при помощи Божией, по молитвам Пречистой Богородицы и ради ходатайств иже во святых отца нашего Петра, митрополита московского чудотворца, Карл, польский полководец, был совершенно разбит в большом сражении, и они истребили всех находившихся при нем польских солдат его. Едва с немногими солдатами Карл убежал в Польшу, оплакивая и сетуя на свое злоключение и несчастие. Великие же бояре и князья и все их русские воины и казаки, захватив весь военный багаж поляков: лошадей, повозки, пушки, оружия и все имущество, вино и масло, которые они принесли из Польши в пищу воинам, находящимся в Москве, возвратились по домам своим с радостию и великою победою. Поляки, находящиеся в Москве: великий староста Струсь и бывшие с ним, заперли ворота Москвы и пребывали в страхе и большом ужасе. Назавтра, 23 того же месяца, староста Струсь с воинами и некоторыми русскими начальниками: Феодором Андроновым, Иваном Безобразовым и Иваном Чичериным, после совещания, изгнали из Москвы всех немощных, старцев, жен, мальчиков и девочек, отняли у русских всякий провиант, вещи – серебро, золото, жемчуг, одежды золототканные и шелковые; отняли все доходы и у блаженнейшего архиепископа архангельского и немало вещей и денег. День на день снова ожидали они сына короля и полководца Карла для своего освобождения. И, поджидая таким образом, в течение многих дней они израсходовали всю пищу, и многие умирали каждый день от голода, и ели все скверное и нечистое и дикорастущие травы; выкапывали из могил тела мертвых и ели. Один сильный поедал другого. Обманутые безумцы, тщетно ожидая и пребывая в течение двух месяцев в напрасном труде и умирая повседневно от великого голода, все погибли.

На рассвете дня, в четверг, в шестом часу того дня, легко, без большого боя, великие бояре и князья русские с немногими воинами взяли срединную крепость и перебили всех польских воинов. Великий же староста Струсь, остававшийся во внутренней крепости с немногими солдатами, попросил о мире под тем условием, чтобы они не предавали смерти ни его, ни находившихся с ним. Великие бояре и князья, смилостивившись, выслушали их просьбу, и, отворивши ворота крепости, оба великие боярина с русскими солдатами вошли внутрь центральной крепости и в царские палаты. Старосту Струся они вывели из большого дома царя Бориса и заключили его в метохе святого Кирилла, а капитана Симона Харлампиевича – в келии великого Чудовского монастыря, остальных же [товарищей их] отправили в ссылку по городам России для сохранения и для обмена на бояр, посланных к великому королю за сыном его Владиславом просить его, чтобы он царствовал над ними. О, несчастие! Что сделал великий король, послушавшись совета дурных вредных людей! Он послужил виновником многих бед, потерявши все богатство свое, многих бояр своих и бесчисленное количество воинов, и лишил сына своего такого великого царства, и, почти [можно] сказать, не только сжег Москву и отяготил великую Россию, но и своих собственных бояр и воинов предал смерти, и все свое царство Польское и Литовское обременил и довел до нищеты.

Спустя немного времени, 6 ноября, прибыл в пределы России лично великий король с сыном своим Владиславом, с многими воинами и боярами; с ним прибыли и патриарх Игнатий и многие русские бояре, полагая, что Москва находится в руках его войска, – чтобы короновать сына своего царем Москвы и всей Руси, но тщетно было [его] намерение, потому что он раньше должен был делать это, не полагаясь на ум свой [по пословице]: и быстрота приносит пользу. Итак, русские, услышавши о прибытии короля, заперлись по городам, по непроходимым местам и деревням, и ни один не встретил прибытие короля и его сына. Увидевши это, великий король сильно был огорчен и недоумевал, что делать, потому что воины его не только страдали от голода, но и от русских, которые каждый день захватывали их и убивали мечом. Великий король, увидав непокорность русских, пришел в большой страх, и, со всею силою своею и воинами попытавшись овладеть одною небольшою крепостью по имени Волоколамск, потерпел дважды и трижды великое поражение, и из его войска пали многие не только поляки, но и немцы и венгры. Находившиеся в крепости русские захватили пушки и большую добычу. Увидавши это, великий король, убоявшись большего, удалился назад. Быстро, с великим стыдом, сам и сын его и находящиеся с ним возвратились в Польшу, говоря друг другу: «Если такая и ничтожная крепость не была взята нами и оказалась столь крепкою и одержала над нами великую победу, то, следовательно, как мы пойдем в другие большие, сильные и известные крепости». Итак, великий король и его свита успокоились; и возвратился он домой со всем войском, питая в сердце своем сильное негодование и большую вражду против великой России.

После уничтожения поляков и освобождения великой России и Москвы два великие боярина, князья – князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой и князь Димитрий Михайлович Пожарский взяли бразды правления в свои руки. Весь народ московский и все находящиеся в великой России архиереи, иереи, бояре и начальствующие, правящие народом в преподобии и правде, подчинились им. Эти благородные бояре и князья преисполнили всяким добром и блаженнейшего архиепископа архангельского кир Арсения и всех с ним заключенных, которые много пострадали от сильного голода и несчастия, врагов же государства и возлюбленных друзей великого короля Феодора Андронова и Ивана Безобразова подвергли многим пыткам, чтобы [разузнать] о царской казне, о сосудах и о сокровищах. Они указали великую казну и сокровища и открыли [место хранения] государственной короны, присланной царем – кесарем Алемании, 22 золотых кивотов с святыми мощами, драгоценного скипетра царя и великого князя Ивана Васильевича и двух драгоценных ожерелий благочестивейшей царицы и великой княгини Анастасии, матери благочестивейшего царя и великого князя Феодора Ивановича всея России. Цена одного этого ожерелья пятьсот тысяч флоринов, а другого – триста тысяч золотых флоринов. Указали они и многие другие драгоценнейшие предметы. Во время наказания их и пытки умерли из них трое: великий логофет царского судилища Тимофей Савинов, Степан Соловецкий и Замойский, присланные великим королем довереннейшие казначеи его к царской казне. Итак, открытые посредством пытки деньги и сосуды положили в царскую ризницу и из этих денег много раздали воинам и казакам, и весь народ успокоился. Эти же великие бояре с архиереями, боярами, со всем синклитом, со всем народом и воинством совещались о состоянии государства и относительно [избрания] царя. Оказался непокорным только Иван Заруцкий, потому что, от страха пред боярином князем Димитрием Михаиловичем Пожарским, он заранее убежал с немногими казаками и, придя в город Коломну, взял там царицу Марию и сына ее и удалился в пограничные города вблизи Татарии. Там казаки, бывшие при нем, силою утвердились, провозгласивши Марину царицею и сына ее, сына царя Димитрия, царем, но города и народ не подчинились им. Однако, после многих дней, Иван Заруцкий и Мария с сыном ее и приверженцами, обратившись в бегство, погибли, потому что Мирон, полководец и воевода рязанский, с своими солдатами преследовал его, Ивана Заруцкого, и Марию и их приверженцев до конца.

Подвиг Ивана Сусанина, 1612 год
Жалованная грамота царя Михаила Федоровича крестьянину Богдану Собинину на вечное и потомственное владение землею, пожалованною ему, с увольнением от всяких повинностей, за доказанную верность к государю тестя его, Ивана Сусанина, замученного поляками

Иван Сусанин – один из национальных героев России. Житель села Домнино под Костромой, он спас будущего царя и его мать от польско-литовского отряда, который пришел убить возможного соперника королевича Владислава в притязаниях на русский престол (Домнино – родовая вотчина Романовых). Сусанин встретил отряд недалеко от села, вызвался быть проводником, но завел «пришлецов» в дремучие леса, а своего зятя, Богдана Собинина, послал к Михаилу Феодоровичу с советом укрыться в Ипатьевском монастыре. Поляки проблуждали по лесу всю ночь, утром же Сусанин раскрыл им свой обман, несмотря на пытки, не выдал убежища царя и был изрублен поляками «в мелкие куски».

Божиею милостию мы, великий государь царь и великий князь Михайло Феодорович, всея Русии самодержец, по нашему царскому милосердию, а по совету и прошению матери нашей государыни великой старицы инокини Марфы Ивановны, пожаловали Костромского уезда нашего села Домнина крестьянина Богдашку Собинина, за службу к нам и за кровь и за терпение тестя его Ивана Сусанина: как мы великий государь царь и великий князь Михайло Федорович всея Русии в прошлом году были на Костроме, и в ту пору приходили в Костромской уезд польские и литовские люди, а тестя его, Богдашкова, Ивана Сусанина в ту пору литовские люди изымали и его пытали великими немереными пытками, а пытали у него, где в ту пору мы, великий государь царь и великий князь Михайло Федорович всея Русии, были; и он, Иван, ведая про нас, великого государя, где мы в ту пору были, терпя от тех польских и литовских людей немереные пытки, про нас, великого государя, тем польским и литовским людям, где мы в ту пору были, не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти. И мы великий государь царь и великий князь Михайло Феодорович всея Русии, пожаловали его, Богдашка, за тестя его, Ивана Сусанина, к нам службу и за кровь, в Костромском уезде нашего дворцового села Домнина половину деревни Деревнищ, на чем он Богдашка ныне живет, наших никаких податей, и кормов, и подвод, и наметных всяких столовых и хлебных запасов, и в городовые поделки, и в мостовщину и в иные ни в какие подати иметь с них не велели, велели им те полдеревни во всем обелить и детям их и внучатам и во весь род их неподвижно. И велели, по нашему царскому жалованью, владеть ему, Богдашке Собинину, и детям его, и внучатам, и правнучатам, и в род их вовеки неподвижно.

Земский собор и избрание царем Михаила Романова, 1613 год
Повествование об избрании на царский престол Михаила Федоровича

В освобожденной Москве решали, кто станет царем. Иноземцев – поляка Владислава и шведа Карла-Филиппа – отвергли, как и сына Марины Мнишек от Тушинского Вора Ивана Дмитриевича; зато всех устроила кандидатура 16-летнего Михаила Романова, сына митрополита Филарета (Федора Романова) и правнука Ивана Грозного по первой супруге царя, Анастасии. В январе 1613 года состоялся Земский собор, на котором было решено просить Михаила «на царство», и 11 июля того же года юный Михаил венчался на царство. С него началась династия Романовых на русском престоле.

Лета 1613 года, по милости всемогущего в Троице славимого Бога и пречистой его Богоматери, и великих чудотворцев Петра, Алексея и Ионы и всех святых молитвами; службою, и промыслом и раденьем ко всей земли боярина и воеводы князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого да стольника и воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского и всех ратных людей, которые за православную християнскую веру, за чудотворный образ пречистой Богородицы Владимирской и за многоцелебные мощи московских чудотворцев стояли под Москвою крепко и неподвижно и своим мужеством и храбростью царствующий град Москву от польского и от литовского короля и от польских и от литовских людей, из плена и из работы очистили и учинили свободно, ноября в 27 день.

И, очистя Московское государство, бояре окольничие, и чашники, и стольники, и стряпчие, и дворяне большие, и жильцы, и из городов дворяне, и дети боярские, и гости, и торговые люди, и атаманы, и казаки, и стрельцы и всяких чинов люди писали в Московское государство в Понизовые, и в Поморские, и в Северные, и в Украинские во все города к митрополитам и к архиепископам, и к епископам, и к архимандритам, и игуменам, и ко всему Освященному собору, и к боярам, и к воеводам, и к дворянам, и к гостям, и к посадским, и ко всяким служивым, и к жилецким, и к уездным людям, как были на Московском государстве Великие государи цари и великие князи всея Руси, по их царской степени, и при них Московское государство ширилось и множилось паче иных государств, и православная христианская вера была в целости, и Божия святая и апостольская церковь в лепоте сияла, будто солнце, и люди Божии, все православные христиане и бусурманы, которые были под державою Великих государей благочестивых царей российских, жили в покое и в тишине; а как за умножение грехов всех православных христиан на Российском государстве царская степень пресеклась, то учинилось межусобие и от того учинилось в Московском государстве городам пленение и запустение, и на Москве, и в разоренных городах, и в уездах святые Божии церкви от запустения вдовствуют, стоят без пения, и имя Божие в них не славится; а людей в Московском государстве и в городах бесчисленное множество без числа погибло убийством и пленением; и многими городами Литва и немцы завладели; а без государя Московское государство не строится и на многие части разделяется, и воровство множится; а попечься о православной христианской вере и о святых Божиих церквах, и людьми Божиими промышлять, и города из плена у Литвы и у немцев вызволять некому, и впредь Московскому государству без государя никоим образом не можно.

Учиня в городах о том совет и приговор крепкий, выбрали изо всех городов лучших и разумных людей для земского великого совета и прислали к Москве тотчас, чтоб милостию Божию, по общему совету Московского государства всяких людей решить, кому поручит Бог скипетр Московского государства и державу. И из всех городов митрополиты, архиепископы, епископы и весь Освященный собор, и бояре, и стольники, и приказные люди, и дворяне, и дети боярские, и гости, и всякие служивые, и посадские, и уездные люди для земского совета в царствующий град Москву съехались, и многое время в соборне молили всещедрого в Троице славимого Бога, и пречистую его Богоматерь, и Московских чудотворцев и всех святых, и советовались общим советом, чтоб милосердый Бог отвратил от всех православных людей свой праведный гнев, и подаровал бы на Московское государство государя праведного и милосердного, из московских родов, кого Бог даст, и было б кому росхищенное стадо от иноплеменных, остаток народа христианского собрать и людьми Божиими промышлять.

И говорили на соборе о царевичах, которые служат в Московском государстве, и о великих родах, кому из них Бог даст в Московском государстве быть государем; а литовского и свейского короля и их детей за их многие неправды и иных некоторых земель людей на Московское государство не звать, и Маринки с сыном не хотеть. И всещедрый в Троице славимый Бог, по умолению пречистой Своей Богоматери и молитвами великих московских чудотворцев и всех святых, не захотел увидеть всего православного христианства конечной погибели, а православной истинной христианской вере греческого закона от латыни, и от люторских (лютеранских. – Ред.) и богомерзких вер обругания, по Своему человеколюбию, послал свой Святый Дух в сердца всех православных христиан всего великого Российского царствия, от мала и до велика, не токмо в мужественном возрасте, но и до сущих младенцев, единомышленный и неразвратный совет, что быть на Владимирском, и на Московском, и на всех преславных государствах Российского царствия государем царем и великим князем, всея Руси самодержцем, прежних великих, благородных и благоверных, и Богом венчанных росийских государей царей и великих князей от их царского благородного кореня, блаженной и славной памяти великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси сродичу, племяннику его благоцветущей и неувядаемой отрасли Михаилу Федоровичу Романову-Юрьеву; а иных государств королям и королевичам, и царям и царевичам из московских родов, и Маринкину сыну и иному никому на Московском государстве, опричь его, государем не быть.

«Маринкина сына» казнили летом 1614 года, сама Марина Мнишек умерла в заточении еще год спустя, в 1617 году новый царь заключил мирный договор со Швецией, вернув России Новгород и Ладогу (шведы сохранили за собой Ивангород и крепость Орешек на Неве), а в декабре 1618 года удалось заключить и перемирие с поляками – Россия потеряла Смоленск, но сохранила государственную независимость.

Страной правил не столько Михаил, сколько его отец Филарет, ставший патриархом вместо принявшего мученическую смерть Гермогена.

Оборона Азова, 1641 год
Повесть об Азовском осадном сидении

При Филарете, вернувшемся из польского плена, ставшем патриархом и сопровителем сына, и Михаиле Романове Россия вновь наладила дипломатические отношения с Польшей, Швецией, Англией, Голландией и другими европейскими странами. Эти отношения время от времени осложнялись войнами (например, очередной войной с Польшей в 1632–1634 годах после смерти Сигизмунда III), однако в целом западные рубежи страны оставались достаточно спокойными, по Столбовскому миру (Вечному миру) со Швецией России даже были возвращены Новгород, Гдов, Старая Русса и Ладога.

А вот на юге положение дел было весьма напряженным: крымские татары, которых поддерживала Турция, постоянно устраивали набеги на русские земли. В 1637 году донские и запорожские казаки захватили турецкую крепость Азов и попытались превратить ее в оплот обороны. Турки четыре года спустя осадили крепость, гарнизон которой составляли не более 8000 человек, тогда как в турецкой армии насчитывалось не менее 100 000 человек. Осада продолжалась несколько месяцев, но оказалась безуспешной.

В прошлом, пишут, 149 году, июня в 24 день прислал султан Ибрагим, турецкий царь, против нас, казаков, четырех пашей своих с двумя полковниками, Капитоном да Мустафой, да из ближайших советников своих при дворе слугу своего, Ибрагима-евнуха, над теми пашами вместо него, царя, надсматривать за делами их и действиями, как они, паши его и полковники, станут действовать под Азовом-городом. А с теми пашами прислал он против нас обильную рать басурманскую, им собранную, совокупив против нас из подданных своих от двенадцати земель воинских людей, из своих постоянных войск. По переписи боевых людей – двести тысяч, кроме поморян и кафинцев, черных мужиков, которые по сю сторону моря собраны повсюду из крымской и ногайской орды, на наше погребение. Чтобы им живыми нас погрести, чтоб засыпать им нас горою высокою, как погребают они людей персидских. И чтобы всем им через ту погибель нашу получить славу вечную, и нам от того была бы укоризна вечная. А тех черных мужиков собраны против нас многие тысячи, и нет им ни числа, ни счета. Да к ним же после пришел крымский царь, да брат его царевич Крым-Гирей со всею своею ордою, крымскою и ногайскою. Крымских и ногайских князей, и мурз, и татар по переписи, кроме охочих людей, было 40 000. Да еще с тем царем пришло горских князей и черкесов из Кабарды 10 000. Да были еще у тех пашей наемные люди, два немецких полковника, а с ними солдат 6000. И еще были с теми же пашами для всяческого против нас измышления многие немецкие люди, ведающие взятие городов, и всякие воинские хитрости по подкопам и приступам, и снаряжение ядер, огнем начиняемых, – из многих государств: из греческих земель, из Венеции великой, шведские и французские петардщики. Тяжелых орудий было с пашами под Азовом 129 пушек. Ядра были у них великие – в пуд, и в полтора, и в два пуда. Да из малых орудий было у них всего 674 пушки и тюфяка, кроме пушек огнеметных, а этих было 32. А все орудия были у них цепями прикованы, из страха, как бы мы, вылазку совершив, их не взяли. И были с пашами турецкими против нас люди из разных земель, что под властью его, султана: во-первых, турки; во-вторых, крымцы; в-третьих, греки; в-четвертых, сербы; в-пятых, арапы; в-шестых, мадьяры; в-седьмых, буданы; в-восьмых, босняки; в-девятых, арнауты; в-десятых, волохи; в-одиннадцатых – молдаване; в-двенадцатых, черкесы; в-тринадцатых, немцы. А всего с пашами и с крымским царем было по спискам их набранных ратных людей, кроме выдумщиков-немцев, черных мужиков и охочих людей, 256 000 человек.

И собирался на нас и думал за морем турецкий царь ровно четыре года. А на пятый год он пашей своих к нам под Азов прислал.

Июня в 24-й день еще до полудня пришли к нам паши его и крымский царь, и обступили нас турецкие силы великие. Наши чистые поля ордою ногайскою все усеяны. Где была у нас прежде степь чистая, там в одночасье стали перед нами их люди многие, что непроходимые великие леса темные. От той силы турецкой и от скакания конского земля у нас под Азовом погнулась и из Дона-реки вода на берег волны выплеснула, оставила берега свои, как в половодье. Начали турки по полям у нас ставить шатры свои турецкие, и палатки многие, и наметы высокие, словно горы страшные забелелись вокруг. Началась тогда у них в полках игра долгая в трубы многие, великие, поднялся вопль великий, диковинный, голосами их страшными, басурманскими. После того началась в полках их стрельба из мушкетов и пушек великая. Как есть страшная гроза небесная – и молнии, и гром страшный, будто с небес от Господа! От стрельбы той их огненной до небес стоял огонь и дым. Все укрепления наши в городе потряслись от той огненной стрельбы, и солнце в тот день померкло и в кровь окрасилось. Как есть, наступила тьма кромешная! Страшно нам стало от них в ту пору; с трепетом, с удивлением несказанным смотрели мы на тот их стройный подступ басурманский. Непостижимо было уму человеческому в нашем возрасте и слышать о столь великом и страшном собранном войске, а не то чтобы видеть своими глазами! Совсем близко стали они от нас, меньше чем за полверсты от Азова-города. Их янычарские начальники ведут их строй под город к нам большими полками и отрядами по шеренгам. Множество знамен у них, янычар, больших, черных, диковинных. Набаты у них гремят, и трубы трубят, и в барабаны бьют несказанно великие. Двенадцать у тех янычар полковников. И подошли они совсем близко к городу. И сойдясь, стали они кругом города по восемь рядов от Дона до самого моря, на расстоянии вытянутой руки. Фитили при мушкетах у всех янычар блестят, что свечи горят. А у каждого полковника в полку янычар по двенадцать тысяч. И все у них огненное, платье у полковников янычарских шито золотом, и сбруя у всех у них одинаково красная, словно заря занимается. Пищали у них у всех длинные, турецкие, с пальниками. А на головах янычарских шишаки, словно звезды, светятся. Подобен строй их строю солдатскому. А в рядах с ними стоят и два немецкие полковника с солдатами – в полку у них солдат 6000.

В тот же день, как пришли турки к нам под город, к вечеру прислали к нам турецкие паши переводчиков своих басурманских, персидских и греческих. А с толмачами прислали с нами разговаривать старшего из янычарских пехотных полковников. Обратился к нам их полковник янычарский со словом от царя своего турецкого, от четырех пашей его и от царя крымского, стал говорить речью гладкою:

«О люди Божии, слуги царя небесного, никем по пустыням не руководимые, никем не посланные! Как орлы парящие, без страха вы по воздуху летаете; как львы свирепые, по пустыням блуждая, рыкаете! Казачество донское и волжское свирепое! Соседи наши ближние! Нравом непостоянные, лукавые! Вы пустынножителей лукавые убийцы, разбойники беспощадные! Несытые ваши очи! Неполное ваше чрево – и никогда не наполнится! Кому вы наносите обиды великие, страшные грубости? Наступили вы на такую десницу высокую, на царя турецкого! Не впрямь же вы еще на Руси богатыри святорусские? Куда сможете теперь бежать от руки его?.. А если уж пересидите эту ночь в Азове-городе, вопреки словам царевым, столь милостивым, вопреки его увещанию, возьмем завтра город Азов и вас в нем захватим, воров и разбойников, как птиц в руки свои. Отдадим вас, воров, на муки лютые и грозные. Раздробим тела ваши на крошки мелкие. Хотя бы сидело вас, воров, там и 40 000, – ведь с нами, пашами, прислано силы больше 300 000! Столько и волос нет на головах ваших, сколько силы турецкой под Азовом-городом. Вы и сами, воры глупые, своими глазами видите силы его великие, неисчислимые, как покрыли они всю степь великую! Не могут, верно, с городских высот глаза ваши видеть из конца в конец даже и наши силы главные. Не перелетит через силу нашу турецкую никакая птица парящая: все от страху, смотря на людей наших, на сил наших множество, валятся с высоты на землю! И о том даем вам, ворам, знать, что не будет вам от Московского сильного царства вашего людьми русскими никакой ни помощи, ни выручки. На что же вы, воры глупые, надеетесь, коли и хлебных припасов с Руси никогда вам не присылают? А если б только захотели вы, казачество свирепое, служить войском государю царю вольному, его султанскому величеству, принесите вы ему, царю, свои головы разбойничьи повинные, поклянитесь ему службою вечною. Отпустит вам государь наш турецкий царь и паши его все ваши казачьи грубости прежние и нынешнее взятие азовское. Пожалует наш государь турецкий царь вас, казаков, честью великою. Обогатит вас, казаков, он, государь, многим несчетным богатством. Устроит вам, казакам, он, государь, у себя в Царьграде жизнь почетную. Навечно пожалует вам, всем казакам, платье с золотым шитьем, знаки богатырские из золота с царским клеймом своим. Все люди будут вам, казакам, в его государевом Царьграде кланяться. Пройдет тогда ваша слава казацкая вечная по всем странам, с востока и до запада. Станут вас называть вовеки все орды басурманские, и янычары, и персидский народ святорусскими богатырями за то, что не устрашились вы, казаки, с вашими силами малыми, всего с семью тысячами, столь непобедимых сил царя турецкого, трехсот тысяч ратников. Дождались вы, пока подступили те полки к самому городу. Насколько славнее и сильнее перед вами, казаками, насколько богаче и многолюднее шах – персидский царь! Владеет он всею великою Персидою и богатою Индией; имеет у себя он войска многие, как и наш государь, турецкий царь. Но и тот шах персидский никогда не встанет на поле против сильного царя турецкого. И никогда не обороняются его люди персидские в городах своих многими тысячами от нас, турок: знают нашу свирепость они и бесстрашие».

Ответ наш казачий из Азова-города толмачам и полковнику янычарскому:

«Видим всех вас и до сей поры все ведаем о вас, все силы, все угрозы царя турецкого известны нам. Переведываемся мы с вами, турками, часто на море и за морем, на сухом пути. Знакомы уж нам ваши силы турецкие. Ждали мы вас в гости к себе под Азов дни многие. И куда ваш Ибрагим, турецкий царь, весь свой ум девал? Иль не стало у него, царя, за морем серебра и золота, что прислал он к нам, казакам, ради кровавых казачьих зипунов наших четырех пашей своих, а с ними, сказывают, прислал еще на нас рать свою турецкую – 300 000. А то мы и сами точно видим и знаем, что силы его здесь стоит триста тысяч боевых людей, кроме черных мужиков. Да против нас же нанял он, ваш турецкий царь, из четырех чужих земель шесть тысяч солдат да многих ученых подкопщиков и дал им за то деньги многие. И то вам, туркам, самим ведомо, что у нас по сю пору никто наших зипунов даром не захватывал. Пусть он, турецкий царь, нас возьмет теперь в Азове-городе приступом, возьмет не своим царским величием и разумом, а теми великими турецкими силами да хитростями наемных людей немецких, небольшая честь в том будет для имени царя турецкого, что возьмет нас, казаков, в Азове-городе. Не изведет он тем казачьего прозвища, не опустеет Дон от казачества. На отмщение наше будут все с Дона молодцы. Пашам вашим от них за море бежать! А если избавит нас Бог от его сильной руки, если отсидимся от вашей осады в Азове-городе, от великих его сил, от трехсоттысячных, со своими силами малыми (всего нас, отборных казаков, в Азове с оружием сидит 7590), – посрамление будет ему, царю вашему, вечное и от его братии и от всех царей. Сказал он сам про себя, будто он выше земных царей. А мы – люди Божии, вся надежда у нас на Бога, и на матерь Божию Богородицу, и на святых угодников, да на свою братию – товарищей, которые у нас по Дону в городках живут. А мы холопы природные государя царя христианского царства Московского. Прозвание наше вечное – великое казачество донское бесстрашное. Станем с ним, царем турецким, биться, что с худым свинопасом! Мы, казачество вольное, покупаем смерть вместо живота. Где стоят сейчас силы многие, там полягут трупы многие! Мы не то что люди шаха персидского. Их-то вы, что женок, засыпаете в городах их горами высокими. Хотя нас, казаков, и сидит лишь семь тысяч пятьсот девяносто человек, а с помощью Божией не боимся мы великих тех царя турецкого сил трехсоттысячных и немецких хитростей. Ему, басурману гордому, царю турецкому, и пашам вашим Бог противится за речи их высокомерные. Равным он, собака смрадная, ваш турецкий царь, почитает себя Богу небесному. Не призвал он, басурман поганый и мерзостный, Бога себе в помощники. Понадеялся он на свое богатство великое, но тленное. Вознес его сатана, отец его, гордостью до небес, зато сбросит Бог его в бездну навеки. Нашими слабыми руками казачьими посрамление ему, царю, будет вечное. Где теперь его рати великие в полях у нас ревут и похваляются, завтра тут полягут от нас под городом трупы людей его во множестве. Явит нас Бог за наше смирение христианское львами яростными перед вами, собаками. Давно у нас, в полях наших летаючи, вас поджидаючи, клекчут орлы сизые, каркают вороны черные, лают у нас подле Дона лисицы рыжие, ждут все они трупов ваших басурманских. Накормили вы их головами вашими, как брали мы Азов, а теперь опять им хочется плоти вашей; накормим вами их уж досыта. Ведь мы взяли Азов у него, царя турецкого, не воровскою хитростью, – взяли его приступом, храбростью своей и разумом, чтобы посмотреть, что за люди его турецкие в крепостях от нас обороняются. Укрепились мы в нем силой малою, нарочно разделив силы надвое, испытаем теперь силы вашей турецкой, ума вашего и хитростей. Мы ведь все примериваемся к Иерусалиму и к Царьграду. Удастся взять нам у вас и Царьград. Ведь было там прежде царство христианское. Да еще вы, басурманы, нас пугаете, что не будет нам из Руси ни припасов, ни помощи, будто к вам, басурманам, из государства Московского про нас о том писано. А мы про то и сами без вас, собак, ведаем: какие мы на Руси, в государстве Московском, люди дорогие и к чему мы там надобны! Черед мы свой с вами ведаем. Государство Московское великое, пространное и многолюдное, сияет оно среди всех государств и орд – и басурманских, и еллинских, и персидских – подобно солнцу. Не почитают нас там, на Руси, и за пса смердящего. Бежали мы из того государства Московского, от рабства вечного, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да и поселились здесь, в пустынях необъятных. Живем, взирая на Бога. Кому там о нас тужить, рады там все концу нашему! А запасов хлебных к нам из Руси никогда не бывало. Кормит нас, молодцев, небесный царь в степи своею милостью, зверем диким да морскою рыбою. Питаемся словно птицы небесные: не сеем, не пашем, не сбираем в житницы. Так питаемся подле моря Синего. А серебро и золото за морем у вас находим. А жен себе красных, любых, выбираючи, от вас же уводим.