Текст книги "Россия. Автобиография"

Осада Пскова Стефаном Баторием, 1581–1582 годы
Повесть о прихождении Стефана Батория

Стефан, венгерский князь, стал королем нового государства – Речи Посполитой, в которое объединились Литва и Польша. Опытный дипломат и отличный полководец, он умело воспользовался слабостью коммуникаций русского войска, истощением припасов и нерешительностью его «верховного главнокомандующего», то есть царя.

В лето 1581 замыслил высокогордый, лютый и надменный король Литовский Стефан по прозвищу Баторий пойти на богоспасаемый град Псков. И стал войска собирать по всей земле своей... И пришли к королю Стефану люди из многих земель и стран – литовские, и польские, и угорские, и немцы цесарские, и датчане, и шведы, и из Любека, и из Брауншвейга, и из иных мест. Всяких наемных людей собралось 60 тысяч, а своих 40 тысяч, так что всего было у короля Стефана 100 тысяч человек, не считая торговых людей. И, видя такую великую силу, говорил высокогордый тот король Стефан:

– С такой силой не только Псков захвачу, но и Великий Новгород и все пределы новгородские!

Узнав о намерении безбожного короля Стефана пойти на богоспасаемый град Псков, благоверный царь и великий князь всея Руси Иван Васильевич посылает во Псков боярина своего и воеводу князя Ивана Петровича Шуйского и других воевод, а с ними множество воинов. И дает им свой царский наказ: стоять им за православную веру христианскую, и за святые церкви, и за него, государя, и за все православное христианство, если придется, до самой смерти. <...>

Началась же осада богоспасаемого града Пскова 18 августа, на память святых мучеников Флора и Лавра.

Словно дикий вепрь из пустыни, пришел король Литовский со всеми своими силами. Словно адскую бездну, раскрыл он свою бездонную пасть, желая град Псков поглотить. Словно лютый великий змей, полетел он из пещер своих и, еще не долетев, думал, будто град Псков уже у него в утробе.

Придя ко Пскову, король повелел своим воинам объехать вокруг города и окружить его. Сам же стал советоваться с советниками своими, как бы им взять град Псков. И усмотрели они место – угол городской стены на реке Великой, у Покровских ворот, и надумали разбить в этом месте стену из орудий и так захватить город.

И повелел лукавый король Стефан начинать осаду. Свирепые же и лютые воины его весьма обрадовались тому и приступили ко взятию города со всем усердием. 1 сентября начали копать глубокие рвы по направлению к городу и выкопали за три дня пять больших рвов да семь поперечных рвов. А в тех рвах выкопали землянки – как бы настоящие дома, даже с печками, – и после насчитали псковичи 132 больших дома и 904 поменьше. В больших домах расположились ротмистры и сотники, а в меньших устроили себе жилище гайдуки. И так, окопавшись, приблизились к городу – между ними и городскими стенами остался лишь городской ров. Из выкопанной же земли насыпали со стороны города высокие валы, так что нельзя было за теми валами увидеть их с городских стен; в валах же проделали множество окошек, из которых стреляли по городу. Затем, ночью, прикатили туры и установили их напротив Свиных ворот и Покровской башни; на турыже поставили орудия и приготовились к штурму.

Шестого сентября, с раннего утра, начали бить по городу из орудий и били беспрестанно весь день до ночи. Также и на следующий день с утра били беспрестанно по городу в продолжение пяти часов – и разбили двадцать четыре сажени городской стены, и Покровскую башню снесли до основания, и половину Свиной башни разбили, и во многих местах городскую стену проломили. Проломы же были столь велики, что можно было въехать на городские стены даже на лошадях. И когда донесли об этом королю Стефану, то он очень обрадовался. И в тот же день пригласил король на обед всех своих первых советников, и гетманов, и ротмистров, и многих из ратных людей. И повелел им после обеда готовиться ко взятию Пскова.

В тот же день, 8 сентября, на праздник Рождества Пречистой Богородицы, в пятом часу дня, пошли все литовские люди ко граду Пскову на приступ. И шли радостно, надеясь вскоре захватить город. Увидев это, псковские воеводы повелели бить в осадный колокол. И сбежались к пролому множество псковичей, и приготовились крепко встать против неприятеля.

И вот, словно великая вода восшумела и словно великий гром грянул, – то пошло бесчисленное воинство литовское на приступ. И вскоре удалось литовцам взойти на городскую стену, и на Покровскую башню, и на Свиную башню. Наши же крепко стояли против них и бились мужественно и не давали литовцам продвинуться внутрь города. И горько было видеть, как головы христианские, словно колосья на жатве, пожинаются и на землю ложатся.

Когда высокогордый король Стефан увидел, что его воины уже заняли городскую стену, и укрепились на башнях, и подняли там свои знамена, он исполнился великой радости. Приближенные же его и избранные любимые дворяне, числом две тысячи человек, стали просить короля, чтобы тот отпустил их во Псков, обещая ему первыми войти в город.

И обрадовался король такому желанию их, и отпустил их во Псков; они же в едином порыве устремились к Свиной башне и укрепились в ней.

Но кто поведает о силе Господней? Или кто достойно восхвалит его? Ибо в смирении нашем помянул нас Господь и услышал молитвы рабов своих. С Похвальского раската ударили из великой пищали, именуемой «Барсом», по Свиной башне и не промахнулись – и великое множество людей литовских прибили в башне. Еще же повелели воеводы псковские подложить порох под Свиную башню. И взорвали башню, и все те горделивые королевские дворяне, которые просились у короля первыми войти в город Псков, погибли в башне и, смешавшись с каменной стеною, телами своими наполнили ров и словно новую башню воздвигнули возле Пскова. <...>

И разъярился король Стефан, и стал посылать к ротмистрам своим и ко всем воинам своим, веля им во что бы то ни стало взять город Псков. И с яростью и напором вновь устремились литовцы на приступ. У наших же множество воинов убито, а многие ранены или изнемогают от усталости.

Видя все это, посылают псковские воеводы в соборную церковь Живоначальной Троицы за святыми чудотворными иконами – верными помощниками и избавителями христианскими, надеясь на их помощь и заступление. И выносят священники из собора святую чудотворную икону Успения Пресвятой Богородицы из Печерского монастыря, и иные чудотворные иконы, и святые мощи святого и благоверного князя Гавриила-Всеволода, чудотворца и заступника псковского, и несут их к городским стенам к пролому. И в тот же час, невидимо, пришло спасение граду Пскову. И устремились православные на литовцев, и Божьей милостью и молитвами Пресвятой Богородицы и святых чудотворцев согнали литву со стен.

Тотчас промчалась весть по всему граду Пскову о том, что прогнали литовцев; женам же псковским велено-де собираться у пролома и остаток литвы побивать. И, забыв про немощь свою, устремились все жены псковские к проломному месту. Одни из них, кто помоложе и посильнее, стали с литвой биться и литву побивать; другие орудия литовские в город затаскивали, или подносили камни защитникам города, или подавали воду тем, кто устал и изнемог от жажды. И так одолели литовцев: когда наступила ночь, ни одного врага не осталось на городских стенах. <...>

Бояре же и воеводы псковские никоим образом не давали литовцам взойти на городскую стену. Напротив проломного места они повелели соорудить деревянную стену с многочисленными бойницами и во многих местах установить орудия. Между каменной и деревянной стенами выкопали ров и утыкали его острым дубовым частоколом, также расположили частокол по всему пролому и в башнях. И все люди усердно готовились к отражению приступа: одни заготавливали смолу, чтобы бросать ее зажженной в неприятеля, другие варили в котлах кипяток с нечистотами, третьи готовили кувшины с порохом или сухую сеяную известь, которой можно было засыпать литовцам их бесстыжие глаза. Каждый день, а иногда и по два и по три раза в день, литовцы приступали к стенам, но всякий раз, с Божьей помощью, псковичи отбивались от них. <...>

Каждый день псковичи совершали вылазки из города и захватывали литовских языков. От них-то стало известно о том, что литовцы готовят подкопы под городские стены – каждое войско свой: есть польский подкоп, есть литовский, есть угорский, а всего девять подкопов в разных местах. Однако никто из пленных не знал, к какому месту какой подкоп ведет. И повелели воеводы копать из города слухи, пытаясь обнаружить подкопы. Но до времени все было тщетно.

И вот каким образом были обнаружены подкопы. Однажды, а было это 20 сентября, псковские священники, как обычно, пришли к Покровской башне с иконами и с крестами и стали совершать молебен. Литовцы же, услыхав, что в этом месте собрался народ, стали метать в город тяжелые камни.

И один из камней угодил в чудотворную икону святого великомученика Димитрия Солунского, греческого письма, в золоченый доспех на святом, возле правого плеча, и пробил доспех до самой доски. И не осталось безнаказанным столь дерзостное надругательство над чудотворным образом святого мученика Христова: в этот самый день из литовского войска прибежал во Псков перебежчик – некий Игнаш, родом русский, бывший прежде стрельцом в городе Полоцке; он и указал воеводам те места, к которым вели подкопы. Воеводы же возблагодарили Бога и святого великомученика Димитрия и спешно повелели копать слухи против тех подкопов. И вскоре сошлись наши слухи с главными литовскими подкопами, и так расстроился злой их умысел. Остальные же литовские подкопы обрушились сами собою.

Тогда литовцы придумали новое ухищрение для того, чтобы взять город. 28 сентября к городским стенам прискакали литовские гайдуки, и градоборцы, и каменосечцы и, прикрываясь особыми прочными щитами, начали подсекать кирками каменную стену. В это же время из-за реки Великой стали стрелять по псковичам из всех орудий.

Государевы же бояре и воеводы, видя новую беду, нависшую над городом, повелевают людям поджигать смолу и бросать ее вниз, на литовские щиты, чтобы не выдержали литовцы огня и дыма и побежали прочь от города. Внизу же городской стены повелевают провертеть частые бойницы и сквозь те бойницы стрелять по литовцам и колоть их копьями. Сверху же льют на них горячую смолу, и деготь, и кипяток, бросают горящий просмоленный лен и кувшины с порохом. И многие из литовцев, не выдержав этого, побежали прочь из-под города, но другие, надежно прикрываемые щитами, продолжали упорно подсекать стену. Некоторые из них уже так углубились в нее, что их нельзя было достать ни огнем, ни кипятком, ни горящей смолою. И тогда псковичи взяли прочные шесты и привязали к ним длинные крепкие кнуты, а на их концы привязали железные палки с острыми крюками. И теми кнутами, спустив их с городской стены, стали стегать литовцев, и цеплять их за одежду и за туловища, и так вытаскивать из-под стены наружу – подобно тому, как ястреб вытаскивает своим острым клювом утят из-под кустов на заводи.

И бежали литовские гайдуки, и градоборцы, и каменосечцы к королю Стефану. <...>

И повелел король непрестанно бить по городу из орудий из-за реки Великой, и били литовцы из орудий в течение пяти дней, и разбили городскую стену со стороны реки. После этого, 2 ноября, пошли на великий приступ к городу Пскову со стороны реки, по льду. Гетманы и ротмистры их ехали на лошадях, а гайдуков саблями секли, понуждая идти к городу. Но и в тот день, Божьей милостью, оборонили город: когда подступили литовцы к городу, ударили по ним псковичи и всех побили – словно мост по льду выложили.

И тогда повелел надменный король Стефан отвести свои войска от Пскова. Сам же вскоре, 1 декабря, поехал от Пскова в Литовскую землю, но осаду с города не снял, а оставил у Пскова пана канцлера, польского гетмана, а с ним множество воинов. И повелевает король канцлеру продолжить осаду города и взять его измором. И похваляется канцлер, что выстоит он город Псков и захватит его. <...>

И стоял канцлер польский со множеством войска у города Пскова, но не смел ни на приступ пойти, ни даже к городу приблизиться. Воеводы же псковские не бездельничали, но совершали многочисленные вылазки из города и множество людей литовских побивали и в полон уводили. <...>

Через несколько дней, 17 января, показались из литовских станов многие люди, конные и пешие, двигающиеся к городу. Воеводы псковские решили, что литовцы снова идут на приступ, и стали готовить людей к бою. Но вскоре увидели, что литовское войско остановилось недалеко от города, и выехал из него один конный – то был русский, сын боярский по имени Александр Хрущов. И въехал он в город Псков, и сообщил воеводам псковским о том, что, по государеву приказу, государевы послы заключили мир с королевскими послами. Так, великим и неизреченным Божиим милосердием и помощью и заступничеством истинной помощницы нашей Пресвятой Богородицы и всех святых закончилась псковская осада. Вскоре, 4 февраля, польский канцлер со всеми своими силами ушел в Литовскую землю, и отворились тогда ворота во граде Пскове, бывшие затворенными шесть месяцев.

Доблесть псковичей (был отбит 31 приступ, Псков не сдался), увы, не помогла одержать победу в войне. Надвигающаяся зима принудила поляков пойти на мирные переговоры – первоначально они вместе со шведами планировали атаковать всю Новгородскую землю.

В 1582 году Иван IV заключил со Стефаном Баторием Ям-Зампольский мир, по которому Россия отказалась от всех приобретений в Ливонии в пользу Речи Посполитой и передала последней город Полоцк; военные действия прекратились, Ливонская война закончилась, но спор о литовско-русских границах остался незавершенным.

Походы Ермака, 1581–1585 годы
Семен Ремезов

Дела на западных рубежах государства складывались не слишком удачно, зато восточные границы России продолжали расширяться. В последние годы правления Ивана Грозного началось покорение Сибири, причем первыми в сибирские земли вступили не «государевы люди», а вольные казаки, которых наняли русские купцы. Среди атаманов казаков был и прославленный позднее былинами и песнями Ермак Тимофеевич, находившийся на службе у купцов Строгановых. Именно он с отрядом донских казаков перешел Уральские горы, разбил местного хана Кучума, с чего и началось покорение Западной Сибири.

Изначальное казацкое «написание» о походе Ермака не сохранилось, но именно оно легло в основу так называемой Кунгурской летописи, которую включил в свою «Историю Сибирскую» картограф Семен Ремезов.

Великий Господь Бог наш христианский, тот, что одаряет рабов своих, как Самсона, исполинской силой, Ермаку Тимофееву сыну Повольскому дал силу, счастье и храбрость смолоду, единственно всем сердцем и душой желать подвига.

И с таковой храбростью Герман, прозванный в дружине своей Ермаком и избранный, как видно, атаманом, на Хвалынском море и на Волге с многочисленной вольницей громил суда, да и в царской казне шарил.

Когда благочестивый царь Иван Васильевич услышал жалобы на них, то послал сильное свое войско, приказав всех перебить, а предводителей, поймав, казнить, дабы не смели казну его грабить и пути перекрывать.

Слышал Ермак от многих чусовских жителей про Сибирь. В 1578 и 1579 годах собравшиеся с Ермаком военные силы с Дона, Волги и с Яика, из Астрахани и из Казани, разбойничая, разграбили собственные государевы суда с послами, и бухар на устье Волги-реки. А когда узнали про посланных царем для расправы, то некоторые из них разбрелись, а другие, более многочисленные, разбежались по различным городам и селениям.

Ермак побежал вверх по Волге и по Каме, и когда дошел до Орла городка, то многие припасы у Строгановых (купцов. – Ред.), оружие и проводников взял и побежал по Чусовой и речке Серебряной до волока. И перетащил суда на Тагил-реку за два дня пути по волоку, а остальные суда на волоке оставили.

И подойдя к истоку Тагила-реки в урочище речки Абугай в 1580 году с единодушной дружиной в 3000 человек, там покорили многие вогульские племена и добычу взяли, другие же [вплоть] до Тавды добровольно покорились; так и воевали всю зиму до весны.

Когда же началось весеннее половодье, то некоторые не пожелали с Ермаком воевать и ранеными назад в Русь возвратились, иные в обозе умерли, другие в походах погибли. И когда остались с Ермаком плыть [по реке] вниз 1636 человек, то собрали припасы себе на пропитание.

Когда пришла весна, то храбрые казаки, видевшие и понимавшие, что Сибирская земля богата и даже преизобильна, а живущие в ней люди не воинственны, поплыли вниз по Тагилу 1 мая, грабя суда по Туре. <…>

Когда Ермак находился в Чингиде, городе князя Чингиза, то войско его быстро уменьшалось от цинги и болезни чрева, а князь Кучум, ходивший в походы на Камыш, всех воинов сохранил, благодаря Бога, что рыбы сушеной, и ячменя, и полбы много приобрел.

Ближе к весне настало время Кучуму с подданных своих ясак собирать: соболей и лисиц, и других зверей, и рыбу. Послал [он] в Тарханский городок к мурзе Тархану дворецкого своего Кутугая. Тот и пришел с поборами. В тот момент в Тарханах казаки взяли его в плен. Тарханский городок был таможней Кучума, а не Чингиза. И привели его к Ермаку вместе с ясаком.

И вот Ермак расспросил у него с подобающим почтением все о царе Кучуме и об его образе жизни, одарив всех, сказал ему, что в гости приехал, казаки и пять человек атаманов показали силу свою и стрельбу из огнестрельного оружия. А те, никогда прежде не видевшие казаков, изумлялись, рассказав ему [Ермаку] все подробности о царе Кучуме и о народе. Ермак же отпустил их к Кучуму честь по чести, одарив их: Кучуму – челобитье и трезубец, подарки всем женам, челобитье князьям и остальным подданным [его] послал, и сказал, что возвратится назад, в Русь. <…>

Когда же открылся речной путь, в 9 день мая 1581 года, то [Ермак] поплыл вниз по Туре со всеми предосторожностями неспешно. Когда добрался до устья реки Туры, то здесь [его] ждали 6 князьков, Маитмаса, Каскара, Варварины, и сражались с ними многие дни.

Воинов же у Ермака осталось 1060 человек, но басурман множество перебили и с Божией помощью победили, и огромную добычу захватили, что стругам их не поднять было. И укрыли ту добычу в земле на устье реки Туры.

После первых боев с кучумлянами, 8 июня поплыли по реке Тоболу, воюя и живя в ратных трудах. Когда они доплыли до урочища Березовый Яр, то здесь тяжелые бои вели долгое время. Басурманы, словно овцы из пристанища своего стрекали, казаки же с Божьей помощью и появлением воинов силы Господней всех разгромили.

Отсюда поплыли вниз по Тоболу в 29 день июня и доплыли до урочища Караульный Яр. Здесь на Тоболе было место узкое. Кучумляне загородили [его] поперек железными цепями, чтобы удержать все струги, а казаков перебить. Был же тут Кучумов город [острожек] пограничный, есаула Алышая, и здесь сражались 3 дня, день и ночь, не щадя себя. И казаки победили, а цепи разорвали и проплыли под кустами таловыми.

И добравшись до устья реки Тавды и стояли неделю, размышляя, как бы пойти с проводниками назад, к верховьям Тавды, и через Камень назад возвратиться.

Кучума же вестовые беспрестанно извещали о большом скоплении казаков и о поражении своем, дескать, разгромлены, показывая раны свои от бердышей и палашей. Кучум же оплакивал их и еще сильнее ярился на казаков.

Ермак же с единомышленниками своими, надеясь на Божию помощь, поплыли вниз по Тоболу в 8 день июля и доплыли до мурзы Бабасана. А здесь у Ермака его сторожевой передний струг, за версту от него, захватили басурманы. Казаки же сразу нагрянули и ударили так неожиданно, что многие из противников враз оказались убитыми, другие же быстро разбежались в разные стороны, и так быстро освободили своих, хотя и искалеченных.

И тогда собравшееся войско чувашей, казачью орду, вогулов, остяков и всех татар Кучум отпустил из города своего с сыном своим Маметкулом по Тоболу навстречу Ермаку. Сам же устроил засеку около Чувашей на Иртыше, укрепив город, а в устье Тобола крепкий дозор поставив.

Такой отряд [во главе] с царевичем Маметкулом встретил Ермака в 21 день июля в Бабасанах у устья старицы на Тоболе. И сражались нещадно врукопашную, так рубились, что кони по чрево бродили в крови их и мертвых телах нечестивых. И вели бои 5 дней, держась, не пропуская струги вниз. В конце концов с Богом казаки победили, а противники отступили, и царевич бежал. И после явления [им] святителя Николы чудотворца, который велел дерзнуть, поплыли вниз.

И приплыли к устью Турбы, к концу Долгого Яра, в 26 день июля на восходе солнца. И увидели, что стоит огромное басурманское войско, ожидающее прихода Ермака. Казаки же совсем испугались и причалили к острову повыше Яра, поразмыслили, помолились святой Троице, пречистой Богородице и прочим святым с усердием.

И после явления Спасителя, когда Ермак и казаки увидели, что хоругвь с Его изображением, почитаемая среди казаков, сама собой [снялась] с места и пошла вперед вниз, вдоль левого берега. Нечестивые же выпустили стрелы без числа, словно дождь, с горы на струги. Но это место, спасенные Богом, проплыли, что и волоса с их головы не упало. Когда же приплыли, то хоругвь сама на свое место встала.

В то же время виделся басурманам около противоположного берега во облаках, в ярком сиянии, царь величественный и самый прекрасный, и множество вооруженных воинов, летящих и несущих Его престол на плечах своих чудесным образом; и грозил им царь, в левой [руке] обнаженный меч держал против них. О чудное видение Божьего Суда! По их же басурманским рассказам, когда кто-нибудь из сильных стрелял издали в него, то у тех руки цепенели и луки ломались.

И когда увидели басурманы, какой с казаками царь величественный и страшный приближается [грядет] со [своим] войском на бесчестье и погибель их, то очень испугались и растерялись, что не только злоумышлять против них, но и взглянуть на казаков из-за этого не могли. А когда Кучуму и приближенным его рассказали увиденное, то этого предзнаменования Кучум и басурманы очень испугались.

Первого августа, видя таковое, раб Божий Герман с сильной и единодушной дружиной своей постился, и вот с Божией помощию стремительно двинулся на город Карачин, Кучумова думного боярина Карачи. И во время этой битвы снова увидели басурманы и сами Герман и казаки в зримом образе Спаса, помогающего им, отводящего стрелы, летящие на них, вооружились терпением, сражаясь с басурманами до победного конца, чувствуя явную к себе Божию милость и крепкую помощь.

И тот город Карачин захватили, а в нем огромную добычу: золото и серебро, и камни драгоценные, и жемчуг, и мед, и скот. И жили здесь две недели Госпожина поста, постоянно соблюдая пост и молитвы с усердием вознося к Богу, чтобы сохранил живыми и даровал победу над всеми басурманами, да возвысится им и прославлена будет христианская твердость и Божия десница к царю праведному прострется.

Кучум же и басурманы от великого ужаса по всем дорогам расставили неисчетные караулы, чтобы никто из казаков даже птицей мимо не пролетел, надеясь, [что] увидев силу, казаки возвратятся на Русь, так как испугаются превосходства в силе, и всюду подстерегали казаков, чтобы убить. Но увидев на дороге передовую казачью заставу, крылатых воинов, испугались их. <…>

Ермак же с дружиной жил в Карачинском городке в ежедневном посте до 8 сентября 1581 года, а в Воздвиженье отправился, согласно предначертанию, на город Кучума. А доплыв до устья Тобола к реке Иртыш и увидев замутненную воду, засомневался: в устье Иртыша войско Кучума такое многочисленное, как горы и леса, как бесконечные пески, а из воинов Ермака осталось после боев 45 человек. И пошли вверх по Иртышу под прикрытием правого берега. Басурманы же, гонимые невидимой Божьей силой, бежали без оглядки, словно огнем палимые.

И дошел Ермак с казаками до Заостровных юрт, и здесь захватил городок мурзы Атика, и со всей добычей своей засел в городке в осаде. И ту ночь всю без сна провели в серьезных спорах. Одни хотели попробовать бежать на Русь, другие же говорили: «Вместе разбойничали на Руси, своих христиан убивали на Волге, погибнуть могли, единодушно держались и погибали. А ныне куда пойдем, ведь зима близка? Ермак и атаманы, подобает нам умереть по-христиански храбро за веру христианскую, и да прославит Бог и в будущем род наш!»

И остались в Атинском городке с большими предосторожностями, так как видели такое множество басурман, что одному [казаку] [пришлось бы] биться с десятью или двадцатью ратниками, а городок тот обложили со всех сторон, словно облако темное. А в черте города, где ныне соборная церковь, Ермак и бывшие с ним наблюдали видение, видели они огненный столб и город, и звон до облаков, и указывающего перстом на [то] место [и перст указующий]. И поняли, что Бог прославит место это именем своим святым и славным.

И 1 октября вышли [казаки] на бой с кучумлянами в стругах к засеке и отсюда пошли на приступ, смело сражаясь с самим Кучумом, желая взять город Чувашский на горе Чувашской и здесь осесть на зиму, дескать, в осаде будем надежно укрыты, так как укреплен был город Чувашский окопами [редутами]. И в тот день сразившись, проплыли обратно невредимыми помощию великого Бога, в Атинский городок возвратились и засели в нем.

В городке Атинском [казаки] жили на протяжении долгого времени, то подступая к засеке, то снова возвращаясь в Атинский городок, понимая, что зима идет, припасов на пропитание себе добыли, ячменя и полбы, и овса, только мало.

И тогда задумали все казаки завершающий удар, и была это битва с кучумлянами четвертой. Кучум же стоял на горе у засеки с сыном своим Маметкулом. И тогда казаки по воле Божьей вышли из городка, едногласно восклицая: «С нами Бог! Подумайте, язычники, и покоритесь, потому что с нами Бог!» И 23 октября началось сражение и произошла великая битва, дрались врукопашную, побеждая противников своих. Кучум же с горы стрелял. Казаки же из огнестрельного оружия множество нечестивых подстрелили, убивая насмерть. Нечестивые же, понуждаемые Кучумом, от казаков сильно пострадали, сражаясь не по своей воле, плакали, умирая.

Ружей же не было у кучумлян, только луки и стрелы, копья и сабли. У чувашей было 2 пушки, казаки заставили их умолкнуть, и те сбросили их с горы в Иртыш. Когда стоял Кучум на Чувашской горе, то, видя большие потери среди своих, молилися со слезами сам и все неверные, приказав агунам и абызам своим взывать с мольбою к кумирам, но спали боги их, и оказался [Кучум] беспомощен и опозорен, тесним невидимою силой, и задумал бежать. А сражались три дня без сна неотступно.

24 октября князьки низовских остяков раньше всех из подданства и власти Кучума вышли и сразу бросились бежать без оглядки по своим местам, и стали жить, словно звери, в дремучих лесах, да спрячутся от русских людей. Остался этот их обычай и до наших дней при нынешнем поколении так вот бежать и становиться безродными.

25 октября Кучум, в усталости и печали лежащий на постели своей ночью, видение от Бога получил: внезапно отверзлись небеса с четырех сторон света, движущиеся его уничтожить воины светлые, вооруженные, крылатые и грозные; и дойдя до улуса его, окружили все войско его, говоря: «Нечестивый сын темного демона Бахмета, отступись от этой земли, ибо Господня земля и все живущие на ней христиане благословенны, ты же беги в места своего обитания поближе к пропасти окаянного демона Бахмета». И вскочив, Кучум затрепетал всем телом и так сказал: «Бежим отсюда, очень страшное место, да не погибнем». И ангел Господень погонял их, ибо путь их темен и скользок.

В тот же день под вечер и вогулы также бежали тайком с оборонительной линии Кучума в места своего обитания за Яскалбинские непроходимые болота и озера, отмстит, дескать, им Ермак и плохо кончат, вот и забежали с семьями своими в непроходимые места, чтоб скрыться, так что до сих пор в заросших болотах и озерах видны идущему на лыжах валы со всех сторон [спереди и сзади, с обеих сторон].

Когда же увидел Кучум царства своего окончательное падение и гибель всех, то бежал из города своего Кашлыка, который Сибирью называется, в 26 день октября, после видения, ночью, собравшись тайно, всем своим сказал: «Бежим без промедления, а то все в страхе погибнем от казаков внезапной [мгновенной] смертью». И все из города без оглядки бежали в Степь, в Казачью Орду на прежнее свое место. А Чувашский и Кашлык, Сузгун, Абалак и прочие города, гонимы невидимой Божьей силой, оставили опустевшими.

Еще вечером 25 числа, когда прекратилась подчувашская битва, казаки отошли за реку и заночевали, [поставив] стражу. Утром же вставши, помолились Богу и восславили явившегося им, чтобы защитить их в городе, великомученика Димитрия Солунского, и пошли без страха в город в 1582 году, в 26 день октября. <…>

Пронесся слух о Ермаке и о казаках по всей Сибирской земле, и напал страх Божий на всех живущих повсюду в той земле басурман. И на четвертый день после взятия Сибири демьянский князь Бояр с многочисленными подарками пришел к Ермаку, и необходимые припасы принес, и ясак дал. Ермак же, по достоинству наградив, отпустил их. А после того начали ходить постоянно живущие поблизости татары с женами и с детьми, и с родичами, давая ясак. И разрешил им Ермак жить по-прежнему в домах своих, как жили и при Кучуме. <…>

Посоветовавшись с дружиной своей единодушной, Ермак написал послание благочестивому царю и великому князю всея Руси Ивану Васильевичу, объявляя о раскаянии своем, сообщая о походах так: «Низложил Кучума-царя спесивого, и все города его захватил, и разных князей и мурз татарских, вогульских и остяцких с прочими народами под державную руку его привел, и ясак собрал, и послал к тебе, государю, с атаманом Иваном Кольцовым и казаками в 26 день декабря». А проводником до Великой Перми у них был яскалбинский князь Ишбердей со своими вогулами. Оттуда и в Москву пришли.

Когда же пришли в Московское царство к благочестивому государю царю и великому князю всея Руси Ивану Васильевичу, то отписку и ясак вручили. Когда же начали читать [отписку] и услышал государь, что взято царство Сибирское и царь низложен, а народы – татар, вогулов и остяков – в подданство привел, и ясак собрал, и послал с атаманом и прочими, то очень обрадовался и восславил Бога, а Ермаку послал богатые подарки: два панциря, и кубок, и шубу свою, атаманов же денежным жалованьем и подарками одарив, и сразу к Ермаку отправил с жалованной и наградной грамотами тем же путем, каким приехали.

А преданный слуга царев, крылатый слуга Христов, прилетев к Ермаку в том же 1582 году в первый день марта, принес от государя жалованные и наградные грамоты Ермаку и атаманам, пяти человекам, и остальной дружине. Ермак же, приняв царские подарки: 2 панциря, кубок, шубу и сукно, восславил Бога и очень обрадовался, так и атаманы и казаки сукнам и деньгам радовались, торжественно празднуя [ликуя от радости].