Текст книги "Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи"

– Ага – ага!.. – кулацким подпевалой поддакивала моя персона, благоразумно опасаясь справедливого возмездия за погром и непочтительность.

Убить этот графеныш вряд ли убьет, а вот язык может оказаться не самым главным органом… Да и молчаливые принцессы наверняка котируются выше.

– А ты, – в жертву похищения женского пола невежливо ткнули пальцем, – мне поможешь! Если жить хочешь!

Я благоразумно промолчала, хотя на кончике языка крутилось много едких фраз. Но, как говорится: «и жить хорошо, и жизнь хороша!»[6]6
  В. Маяковский. Поэма «Хорошо».


[Закрыть] – и желательно в дальнейшем существовать без свернутой набок шеи.

– Матиас не должен распознать подмену, – цепным кобелем забегал вокруг меня граф, заставив спрятаться в надежное убежище (под стол) – а то вдруг придавит ненароком аристократической пятой сорок третьего размера? – Он ее только в возрасте трех лет видел.

Я сидела под столом, не отзываясь на заманчивые вражеские лозунги. Еще чего! Я ж ему не курица, чтоб меня топтать!

Граф продолжал прицельными залпами выносить мой мозг:

– Он после того никогда не встречался с Алиссандрой! Принцесса всю свою жизнь просидела в монастыре! Всем известна лишь одна, весьма приметная деталь – принцесса рыжая!

– А как насчет внешности? – вякнула я из укрытия, в глубине души жалея и принцессу, и принца.

– В смысле? – Алфонсус прекратил нарезать круги и заглянул ко мне под стол.

– В СМЫСЛЕ?! – очертила указательным пальцем свое лицо: – Принцессы ТАКИМИ не бывают!!!

– Эт точно, – согласился граф. – Они бывают гораздо… еще хуже! А все внутриродственные браки. Вот и моя племянница…

– Кто-о? – изумилась я, подскакивая и ударяясь многострадальной головой о столешницу. – Племянница?

– Ну да, – скуксился аристократ. Недовольно изложил суть проблемы: – Ее родители заключили много лет назад дурацкий договор – или отдают свою дочь в жены принцу, или возвращают богатые земли на границе…

– И что земли? – Это просто так, для поддержания разговора.

– Да мне гораздо легче девку ему найти! Рыжую! – возмутился добрый дядя. – Чем расстаться с этаким богатством!

– А-а-а! Да, земли – это круто! – А про себя подумала: «Даже у нас на Земле». – А родители как? Согласны?

– Рад бы спросить их сиятельства… – лицемерно вздохнул Алфонсус и закатил глаза. – Да они пять лет как умерли…

«Ага, а ты пять лет как прибрал к рукам жирную кормушку». Эта умная мысль осталась при мне.

– Скорбите, наверное? – это уже вслух.

– Ужа-асно! Мне очень не хватает моей дорогой сводной сестры! – весьма натуралистично всхлипнул аристократ и пустил крокодилову слезу.

До меня дошло, что прав наследования мужик не имеет и сейчас подрабатывает, скорей всего, регентом или опекуном. Ну, или сразу на две ставки одной попой трудится.

– Хотите знать чистую правду, почему она сбежала?

Граф невольно кивнул. Может, и не хотел знать, просто случайно вышло.

– Наверно, ваша принцесса озверела, – рассеянно выдвинула я предположение, не собираясь утирать мужику лицемерные сопли.

Видно же со стороны! Если и самолично родственников в могилу не свел, то, весьма вероятно, активно в том поучаствовал. Ну там колеса салом смазал… или коней за хвосты подергал… Или, возможно, от одного его присутствия внезапно отравились все съедобные продукты… Предположения просто роились в моей голове, активно готовясь свить гнезда и произвести потомство в виде новых вторичных версий…

– С чего бы?.. – не понял моей кристальной логики граф.

– Так всю жизнь в монастыре за решеткой сиднем сидеть и псалмы петь – любая озвереет и начнет на людей кидаться! – заверила его я.

– Всего-то жалких восемь лет! – возмутился Алфонсус. – Могла бы и потерпеть!

– Так у вас принцесса совсем дите? – Я собралась на страшный бой – отстаивать права бедного ребенка.

– Ничего себе, дите! – уставился на меня обиженный аристократ, изящно потирая виски.

Его жесты вызвали у меня непроизвольный смех. Да такому талантливому актеру в нашем мире не было бы цены. Его бы сплошь и рядом приглашали бы играть в комедиях Мольера. Аристократические жесты сопровождались такой мимикой…

Ну не верю я, что он и в самом деле тот самый потомственный аристократ. Чувствовалось, в моем собеседнике пропадает недюжинный талант пародиста. Неужели он за собой его не замечает? Может, он бастард? Или на детях гениев природа отдыхает?

– Да она перестарок! Восемнадцать лет дылде! У другой уже было бы четверо детей. Или пятеро…

– Ага, – задумалась я, почесывая многострадальный нос. Графская логика была на грани фантастики. – А почему тогда всю жизнь? По моим скромным подсчетам… – Я продемонстрировала ему загнутые пальцы: – Она туда в десять лет должна была попасть!

– Разве это жизнь?.. – совсем нелогично и крайне загогулисто ответил вопросом на вопрос граф.

Видимо, у него в прапрапрадедушках числился некто Моисей. Тот тоже любил ходить извилистыми тропами. Часто и долго.

– И еще! – Мужчина поизучал мои кулачки, вздохнул облегченно и страшно обрадовался: – Ты умеешь считать!

– И писать! – тут же встряла я. И кто меня дернул за язык? Не могла смолчать, спрашивается?

О, дела! Граф зацвел и заблагоухал, словно куст персидской сирени в начале июня. Махровой. Как будто я ему на день рождения пряник подарила и беспроводной Интернет с телевидением, по которому эротический канал день и ночь крутят. Анлимитед!

– Еще я петь умею и крестиком вышивать… на нервах, – нескромно похвасталась я богатством талантов.

– А музицировать на лютне? – Ну вот оно ему надо? Меня – на лютне?! Наи-и-ивный! А беруши ты с собой взял? Комнату коврами в три слоя, включая потолок, обвесил? Остальных из зоны поражения вывел?

Категорически:

– Нет! – Я не враг своим пальцам и чужим нервам. Мне пожить хочется.

Судя по лицу, прочие украшения обликоморале его рыжей протеже графа не заинтересовали. Жаль-жаль… А я еще про химию и физику не упоминала. И про – бр-р-р! – тригонометрию с тангенсами и котангенсами. Или арктангенсами?.. Уй!

А про культурологию, философию и педагогику я даже под пыткой говорить не стану. Самой страшно. Как раз на втором курсе в конце года должна была сдавать. Это средневековым схоластикам не решать в многолюдном собрании ужасно актуальный вопрос, сколько ангелов поместится на кончике иглы! Как вспомню, сколько мне предстояло заучивать и конспектировать ночами… сразу вздрогну. Травматично для неокрепших мозгов.

– Чу-удесно! – восхищенно пропел Алфонсус и захотел слинять из нашего убежища. Ну да! Кто ж такому даст?

– Куда?! – одернула его за камзол, возвращая на историческую родину. – Мы еще недоговорили. Пошто бедную девку, вашу племянницу, восемь лет в монастыре гноили?

И в самом деле, интересно же, чем она всем настолько насолила, чтобы урожденную принцессу упекли в монатырь? Не верю я, что девочка была настолько уж плоха. Может, она от рождения дебилка или психически больная? Вряд ли… Скорее всего, дело тут в другом. А вот в чем?

Граф тяжко вздохнул, скривился, как среда на пятницу, но пояснил:

– Сначала ее на исправление туда отдали – очень характер был своевольный и неуживчивый… Что ни слово – все поперек. Сколько голодом ни морили, сколько розгами задницу не мочалили – не помогало.

Какой аргумент! Я в отпаде. Они рабыню или герцогиню себе воспитывали?

Оправдываясь, мой «инопланетянин Альф» расширил картину жизнеописания несчастной:

– А потом, после смерти родителей – забыли забрать. Да она вроде и не жаловалась…

Хорошенькое себе «не жаловалась!». Кому? Тебе, Кощей Бессмертный? Или тем, кто ее задницу розгами мочалил?! Невзирая на высокий статус.

Посмотрела на «честное» лицо ее дяди… Ну да, ну да… Была б на то твоя воля, ты бедную девку навечно бы там законопатил! Без права на амнистию. Но, судя по всему, ихнему принцу срочно приспичило жениться. И тут вспомнили про эту… как там ее… Алиссандру. Залог богатых пограничных земель, где наш графеныш уж который год безнаказанно греет руки.

– А че принцу так пригорело на себя ярмо надеть? – опомнившись, задала я следующий вопрос. Попыталась разобраться, куда вляпалась и насколько сильно это пованивает. – Он так детей любит? Семейственный, значит?

– Детей он терпеть не может! – отбрил граф. – У принца совершеннолетие на носу, а на трон имеет право вступить лишь женатый правитель, – нехотя объяснил мужчина, всем унылым видом показывая – мол, по этому поводу он сожрал тазик лимонов, и бедные цитрусовые были уничтожены с кожурой и косточками.

– Ага. – Наконец-то расстановка сил прояснилась. Уже дышать легче.

– Принцессы не говорят «ага», – автоматически сделал мне замечание граф и стукнулся головой о столешницу.

– Ага, – согласно кивнула я немытой головой, витая в далеких эмпиреях. Ухмыльнулась: – А я и не принцесса!

– Уже принцесса! – нахраписто начал убеждать меня в новой родословной мерзкий аристократ. – С этой минуты.

– Каким таким местом? – задала я свой любимый вопрос. Не специально, просто вырвалось.

– Всеми! – злорадно рявкнул граф, горделиво выпрямляясь и отряхивая с груди пылинки, точнее – залежи подстольной пыли. – И тебе придется с этим свыкнуться, милочка! Если хочешь жить… – И его глазки зажглись опасными огоньками.

Во! Снова-здорово! Заело мужика. Прямо клинический ротмистр Держиморда. «…Фельдфебеля в Волтеры дам, Он в три шеренги вас построит, А пикните, так мигом успокоит…»[7]7
  А. Грибоедов. «Горе от ума». Действие IV.


[Закрыть]

– А ТЫ! – аристократ выдернул меня наружу. – Посидишь до утра и смиришься с отведенной тебе ролью. И учти… – последовала обязательная пауза злодея, во время которой я должна была бы проникнуться, испугаться и ослабеть коленками. Желательно еще пасть ниц.

Не подействовало.

Граф меня с одного взгляда раскусил и принялся нагнетать страсти:

– Я тебя в бараний рог согну!

Ух ты, какие познания в животноводстве! Интересно, а он хоть раз этот пресловутый рог видел? Там и гнуть нечего, правильнее было бы сказать – «заверну», но с уточнениями лезть себе дороже.

– В темнице сгною!

Зато полный пансион с бесплатным проживанием и питанием! Отдохну от тяжкой работы, на кроватке поваляюсь, в потолок поплюю. А уж если и люди вокруг интересные сидят – вообще заманчиво! Пионерлагерь смешанного типа.

– Мужикам на потеху отдам!

А с этого места можно поподробнее? Такие заманчивые перспективы… Может, наконец мужские штучки увижу и в руках подержу, а то, как назло, все стесняются показать…

– А потом повешу!

Эх-х! Нечестно. Весь кайф поломал. А как все хорошо начиналось!

– Эй, кто там за дверью! Сюда, бездельники! Живо! – завопил во всю мощь легких Алфонсус.

Тишина.

Тогда он принялся истерически дергать шнур, очевидно, со звонком на том конце. Не прошло и десяти минут, как в графский кабинет ввалилась давешняя парочка стражничков и застыла на пороге, преданно глядя на хозяина… Чуть не сказала – «виляя хвостиками»…

– Отвести нашу… гм, гостью в отведенную ей комнату и глаз с нее не спускать! – скомандовал барин.

– С гостьи или с комнаты?.. – не утерпела я и влезла с уточнениями. Ну да, признаю: язык мой – враг мой!

Аристократ скрипнул зубами и злобно уставился на конвой, не желая ввязываться в безнадежно проигранную заранее дискуссию.

Ребятки крякнули, поклонились и, подхватив меня под белы рученьки с темными разводами грязи, резво потащили по коридору. Хм… остается только запеть: «Владимирский централ…»

Собралась было помитинговать в защиту своей свободы и поорать: «Руки прочь от личного достояния!» – как меня втолкнули в комнату и лязгнули замком. Осмотрев «тюремную камеру», я воспряла духом и пришла в очень благодушное настроение.

– А граф не такой уже и жлоб! – порадовалась, обходя вокруг шикарной двуспальной кровати, застеленной чистым, похрустываюшим крахмалом бельем.

На взбитых подушках и теплом шерстяном одеяле (я специально пощупала, чем простегали) топорщились кружева наволочек и пододеяльника. Над всем этим великолепием нависал красивый балдахин из узорчатого бежевого муара.

– Благодетель! – немножко расчувствовалась, потому что уже давно позабыла, что такое отдельная цивилизованная кровать с мягким матрасом. Мне все больше как спальное место предлагалась печная лежанка и тулуп вместо одеяла. И это в самом лучшем случае!

Осмотрев постельное белье, шнуры и балдахин, я пошла обживать комнатку дальше. Помимо кровати, мне предоставили столик с кувшином и тазиком, сундук с навесным запертым замком (замок я немедленно поковыряла), изящный столик с тремя стульями.

Окно забрано фигурными решетками, поэтому вариант «Кавказская пленница» отпадает. Мдя… не сбежишь… а куда бежать-то? Ни денег, ни дома…

Мои тоскливые размышления на тему: «свобода – это хорошо, а что дальше?» – были прерваны приходом миловидной горничной с подносом в руках. Дева скромно сделала книксен, покачала накрахмаленным чепчиком и пискнула:

– Ваше высочество, вы сначала кушать изволите или купаться?

У меня от этой обходительности глаза на лоб полезли. Я даже оглянулась, невольно пытаясь сообразить, куда они принцессу засунули: в сундук или под кровать?

Но поскольку девушка преданно таращилась на меня и не ожидала подвоха, то пришлось признать, что высочество – это я. Но все же не утерпела:

– Стесняюсь спросить, а у вас принцессы всегда ВОТ ТАК выглядят?

Девушка покраснела, потом побурела, потом побелела. Закланялась:

– Ах, умоляю простить, ваше высочество! Господин граф сказали, что на вас напали разбойники, и мы не успели привести вас в должный вид! – Дева присела еще ниже, удерживая тяжелый поднос. Вот это выучка! И фантазия!

– Ага… Понятно. – Я начала входить в роль, на которую еще не заключила контракта. Ладненько. Гулять, так гулять. – Сначала мыться, потом – пробовать, чего Вышний послал.

– Слушаюсь! – Служанка резво пробежала к столику, аккуратно установила на него поднос и так же ходко занялась моей чумазой персоной.

Лохмотья были брезгливо отброшены в угол, меня протерли тряпочкой. Захотелось попросить, чтобы заодно и отполировали… еле сдержалась.

После помывки в тазу, где я стояла и мерзла, а меня поливали сверху мизерным количеством воды, служанка принесла на вытянутых руках простыню. Промокнув мое сине-скукоженное величество, натянула батистовую ночную рубашку, сшитую с размахом (еще для троих таких же тощих), сверху накинула шикарный бархатный халат цвета бордо, отороченный коричневым мехом, и бережно усадила за столик. Мне стало даже немного страшно – вдруг привыкну? К хорошему человек быстро привыкает.

Вышний изволил мне послать сегодня скромный аристократический ужин: жареную оленину в соусе с гарниром из овощей, фаршированных перепелов, миндального печенья, взбитых сливок, смородинового желе и красного вина с фруктами.

Я легонько перекусила, после чего, тяжело дыша и отдуваясь, вползла на мягкую перину. Это вам не овсяная кашка и супчик из репки! Отяжелевшая и сонная, я отключилась…

Дальше мне приснился кошмар. Осьминог со щупальцами схватил меня за ногу и тащил под воду. Проснулась из-за того, что кто-то шибко прыткий меня вовсю щупал. Спросонья путая сон с реальностью, поначалу я жутко испугалась. В темноте нахала было не видно, и я успела принять судьбоносное решение: без боя не сдамся! Быстренько сообразила, где у меня нога, выпутала найденное из одеяла и пнула, куда глаза глядели… то есть куда смогла попасть! А глядели они невысоко…

Раздался стон, яростные проклятия, потом кровать скрипнула – и кто-то начал шариться по комнате. Я уже морально приготовилась орать благим матом, как затеплилась свеча, выхватывая из темноты вечно недовольное лицо графа.

 
– «А оно – зеленое, пахучее, противное —
Прыгало по комнате, ходило ходуном.
А потом послышалось пенье заунывное —
И виденье оказалось грубым мужиком!»
 

– процитировала любимые строчки из «Сказки про джинна» Высоцкого.

– Я тебе не мужик! – глубоко оскорбился Алфонсус, возвращаясь к кровати.

– А зачем тогда пришел? – резонно поинтересовалась я, забираясь в дальний угол ложа и баррикадируясь подушками.

– Забыл спросить тебя об одной немаловажной детали, – объяснил причину своего позднего визита аристократ и уселся поближе, поблескивая масляными глазенками.

– Это какой? – У меня опять проснулась махровая подозрительность. Я приготовилась ожидать подвох, который не замедлил последовать.

– Ты – девица? – выродил аристократ замечательный вопрос.

Я заглянула за ворот ночной рубашки, в очередной раз удостоверилась и убежденно заявила:

– Еще вечером точно была! А что, уже не видно?

– Я спрашиваю про непорочность! – открытым текстом изложил граф свои грязные сомнения.

Слушая под монотонное ночное пение сверчков барские глупости, я пришла к выводу, что безумие заразно. Вредные миазмы этого места уже серьезно повредили мозги графа и добираются до моих.

– А-а-а, – дошло до меня. – Это действительно важная вещь, и узнавать ее нужно именно ночью!

– Так да или нет?! – продолжал напирать Алфонсус.

– А если нет, то устроишь художественную штопку? – пробило меня на «хи-хи». Глупее ситуации я еще не видела.

– Убью! – тихо пообещал граф.

– И кто тут будет принцессой прикидываться? – выдвинула свой аргумент.

– Тебе трудно сказать?! – вызверился мужчина. – Признавайся, а то сам проверю!

– Давай! – согласилась я. – Это будет последнее, что ты сделаешь в этой жизни!

– Почему? – растерялся он.

– Удавлю между ног! – честно обрадовала его я.

– Значит, девушка, – удовлетворенно заметил Алфонсус, вставая и идя к выходу. Граф приоткрыл дверь и вылетел из моего убежища в обнимку с подушкой, которой я ему запулила вослед. Вот хотела бы я знать, с чего такие выводы?

– Звиздец! – подвела я черту под ночным визитом некоторых умственно нестабильных личностей и завалилась спать.

Сон почему-то не приходил, и память унесла меня в далекое прошлое…

Там, сидя у костра в окружении рыцарей, я поняла одну простую и ужасно печальную вещь: как женщина, я котируюсь только среди разбойников. Потому что никто из нормальных мужиков в мою сторону не кинул хотя бы один заинтересованный взгляд. А я за этим бдила зорко!

Мужчины обо мне трогательно позаботились: накормили, согрели и… все, больше приблудная девица их не интересовала. Мало того, разобравшись, что я ничегошеньки не понимаю из их абракадабры, меня сплавили… опять знахарке. Взяли под ручки, посадили на коня (блондин сблагородничал) и отвезли бабуле, передав с рук на руки. Как конверт, блин!

– Хлюпус каретинус! – нежно сказал на прощанье рыцарь на белом коне, и бабушка погладила меня по голове, суя под нос сладкий корешок.

Потом я уже узнала: «Каретинус» – юродивая на местном диалекте. Правда, очень красноречиво? Мрак!

Когда рыцари уехали, честно пыталась расспросить у старушки – в какую сторону мне идти домой, но она лишь разводила руками. Утром следующего дня я попробовала найти дорогу, но проблуждала по лесу несколько часов, пока меня не нашли охотники, изъясняющиеся таким же непонятным языком, и не привели к знахарке обратно.

И тут в моих мозгах задребезжал первый звоночек. Сложив два и два, я начала прозревать, что рыцари, разбойники, охотники, жуткий лес с буреломом – это не постановочный спектакль, рассчитанный на одного зрителя, – это другой мир.

Господин Капец с месье Песцом пригласили в гости сеньора Трындеца и устроили дружескую попойку, волнуя мой детский неокрепший организм. Я поняла: я сошла с ума! Потому что так на самом деле не бывает!

Мало того, меня в этом мире никто не ждал!

Представляете, я была никому не нужна! Не требовалось им спасать мир от злодеев. Без надобности тут девы-воительницы с фантастическими способностями. И артефакты нигде не пылились в ожидании попаданки с магическими супервозможностями! Нельзя сказать, что мне этого сильно хотелось бы, но тогда был хотя бы какой-то смысл, какое-то объяснение…

Нет, все оказалось гораздо прозаичнее… Просто-напросто, утонув в болоте, я переместилась в другое измерение. Я попала в мир, чуждый мне, и я тут, не нужная этому миру. Вполне справедливый расклад. Я хотела домой, и, честно говоря, в то время у меня была надежда только на один выход. Я решила снова утонуть в болоте и вернуться обратно.

Три раза я ходила топиться. И три раза меня спасали! Это наваждение какое-то! Ну нельзя так над человеком издеваться! Вот отчего бы им просто не оставить меня в покое?! Не-е-ет, местный лесничий просто прописался около болота и настырно меня оттуда вытаскивал, ругаясь нехорошими словами и отводя к знахарке, которая меня мыла, сушила и давала сладкий корешок. На третий раз до меня дошло, что это судьба, и я уже больше не стремилась устроить себе скоростной лифт.

Да что там об этом! Вскоре вся окрестность, включая разбойников, знала – в лесу появился новый страшный «зверь» Алисия, которая успокаивается либо в болоте, либо от сладкого корешка! О-о-о! Теперь местные ходили в лес, держа в кармане эту гадость! Мало того, что мне под каждым кустом совали здешнее лакомство, так еще и дулю показывали! Я уже в лес стала бояться ходить! Особенно после одного случая…

Прошло несколько месяцев со времени моего перемещения. Землю запорошил первый снежок, сменившийся слякотью. Потом грянули морозы, и ледяную корку занесло свежим снегом. За это время я уже начала потихоньку разбирать местный язык. Говорила плохо, но, как та собака, все понимала.

Так вот… Пошла я в ближайшую деревню за мукой для хлебушка. Знахарка Марьяда попросила. А мне не тяжело за гостеприимство оплатить славной бабульке. Натянула теплые штаны, надела тулуп, засупонилась платком, захватила рукавицы и отправилась в путь.

Где-то на середине дороги мне наперерез выскочили четыре косматых мужичка, и – как обычно! – снова разной степени немытости! Они что, в грязи валяются в свободное от работы время?

– Кошелек или жизнь! – грозно рыкнул главарь, сдвинув кустистые брови и дыша вплотную сивушным перегаром. Вообще, наверно, каждому фэнтэзийному разбойнику просто положены страшные мохнатые брови. Этот персонаж тоже свято соблюдал общепринятую традицию…

– Нету! – развела я руками.

– Тогда честь! – поменял решение главарь, почесывая в бороде, на которой обнаружился прошлогодний завтрак. Тулуп, лапти и прочие атрибуты пейзанина тоже имелись в наличии.

– Прям тут? – удивилась я. – Прямо тут честь отдавать, да?

– А че такое? – изумился главарь и победно оглядел остальную шайку. – Мамзель не по вкусу?

– Холодно! – У мужиков, видимо, мозги крепко приморозило, если они собрались лишать меня чести на снегу с голым задом.

– И че? – не понял меня главарь.

– А то! – не уступала я. – Холодно!

– Аха-а! Ужо я тебя! – рассердился мужик и показал мне топор, похоже, доставшийся по наследству от предыдущего главаря – такой же ржавый. – А та-ак?

– Холодно! – непримиримо не сдавала позиции и тянула время нищая приживалка знахарки. Временами, свистя, по земле кружила поземка. Солнце ушло за темно-серые тучи, обещая вскоре новый снегопад, из-за чего в лесу стремительно потемнело. Свежий ветерок с пролетающими искорками инея даже на бегу пробирал до самых костей, а мы стояли и торговались, как ненормальные.

– Марш в кусты! – скомандовал вожак и показал мне все свои зубы: три сверху и два снизу.

– В какие? – огляделась я вокруг, потому что кустов-то было много, и все стояли одинаково голые. Зима как-никак!

– Туда! – ткнул корявым пальцем мужик. Остальные участники массовки вообще стояли молча, сопели в две дырочки и подтанцовывали от холода.

– Ту-уда? – проследила я за направлением толстого корявого пальца и увидела одинокий кустик рядом с большим сугробом. Быть белым медведем в объятиях полярника мне не улыбалось, и я нагло заявила: – За «туда» пять золотых монет!

– Че-е? – У главаря, словно у рака-отшельника, появились из бороды наружу карие глаза.

– Шесть! – твердо сказала я. Оглядела будущее место происшествия. – Нет! Восемь…

– Юродивая… – дошло до мужика, и мне тут же всучили четыре сладких корешка. По голове не гладили – и слава богу! – а то я бы их покусала.

Больше на меня разбойники уже не выскакивали, только от меня… Со мной по лесу вполне безопасно стало ходить. Даже купцы пару раз нанимали… пугалом работать.

У Марьяды я прожила до весны. Помогала по хозяйству, разбирала травы и методично изучала туземный язык. В оттепель бегала в село и училась писать и читать у местного грамотея за те деньги, что удавалось заработать как проводнику-наморднику… Упс! Охраннику. Кстати, селянам очень приглянулись отпугивающие амулеты с прядью моих волос. Но продавали мы их дорого, потому что я отказывалась бриться налысо…

Когда наступила весна, знахарка собрала мои скромные пожитки и безжалостно выставила меня за порог, отправляя в село с напутственными словами:

– Надо тебе свой путь искать, дочка.

Страшно не хотелось покидать насиженное место и славную бабулю, принявшую меня как родную, в чем я ей честно созналась. Но сердечная старушка взяла меня за руку, перевернула ладонью вверх и, подслеповато щурясь, поводила теплым сухим пальчиком по линиям моей руки. Уронила:

– Все, как я и думала… никакой ошибки.

– И как моя ладошка? – влезла я с законным любопытством.

И получила мягкий отпор. Марьяда тихо сказала:

– Иди, милая! Иди! Я вчера ночью смотрела на небо и загадывала на твое будущее, деточка, – тебя дорога уводит далеко отсюда.

– Да уж! – не стала я далее спорить понапрасну. Видно же, что бабулю не уломать…

За воспоминаниями и не заметила, как уснула.

– Ваше высочество! – По сомкнутым векам ударил солнечный свет. – Пора вставать!

– Уже? – разлепила я глаза и увидела давешнюю деву. Только теперь на ярком свету смогла рассмотреть ее повнимательней. Горничная – примерно моя ровесница. Натуральная блондинка с большими оленьими глазами и утяжеленной челюстью, которая несколько портила ее, в остальном вполне симпатичное лицо. Коса толщиной в руку спускалась почти до щиколоток. На голове чепчик с задорно торчащими оборочками, украшенными белым шитьем. Поверх строгого шерстяного платья цвета корицы – белоснежный передник со множеством карманов.

Девушка в услужение мне попалась рослая, почти как я. Сильная, жилистая и крепкого телосложения. Должно быть, крестьянская дочь, которую отдали в прислугу ради лучшей доли.

– Тебя как зовут? – поинтересовалась я, сладко потягиваясь.

– Ларис-с-с-са, госпожа, – присела горничная, высвистывая свое имя, как змея-наг из «Рикки-тикки-тави». И почему мне кажется, что эти многочисленные «с-с-с» она прилепила самостоятельно?

– Лариса?! – повторила я.

– Ларис-с-с-са, – поправила меня пригожая дева, слегка покраснев. – С четырьмя «с». Для длинноты и благозвучности.

– Лапа моя, – я представила себе, как сто раз на дню обращаюсь к этой самой деве, каждый раз высчитывая, сколько «с» произнести – и мне враз поплохело, – можно, по-простому – Лара, а?

Девушка зарделась уже от удовольствия и восторженно закивала, выуживая мое высочество из-под одеяла. Мне предложили умыться, что я с радостью и проделала.

У них был даже зубной порошок из толченого мела! Неописуемая роскошь! Да-а… я начинаю склоняться к мысли – побыть принцессой…

Потом последовал обильный завтрак, состоявший из обалденно пахнущих свежевыпеченных булочек с джемом, душистого травяного отвара в красивой чашке и парочки яиц, сваренных в «мешочек».

А вот дальше… В комнату вломились штук десять лакеев, неся туалетный столик, кучу манекенов с платьями и еще какие-то орудия пыток. В отведенном мне и свободном до того пространстве стало жутко тесно.

Лара посадила меня перед зеркалом и с добрый час дергала за волосы, сооружая прическу и вколачивая мне в череп шпильки.

– Ларочка, – деликатно позвала я после пятого или шестого удара, достигшего мозга. – Ты мне прическу хочешь намертво прибить? С ней меня и похороним?

– Простите! – пискнула дева, побелев и рухнув на колени. – Простите меня, косорукую, не велите казнить!

– Велю миловать, – благодушно пробурчала я, включаясь в игру. – Давай дальше… Удобряй мое серое вещество железом, только осторожно.

Закончив с таким важным делом, как укладка волос, припудрив мне носик, подведя глаза и намазюкав розовой помадой губы, Лара сдернула меня с пуфика и начала облачать.

Сначала шла тонкая сорочка и смешные штанишки панталончиками (мать моя – с оборочками!!! Внизу! Хорошо, что меня никто из однокурсников не видел! А то умерла бы от стыда и сгорела синим пламенем).

Следом на меня надели кучу крахмальных плоеных юбок. Возникла стойкая ассоциация с вилком капусты. После юбок пришла очередь корсета. Заставив обхватить столбик кровати и выдохнуть, горничная, садистки крякнув, уперлась ногой мне в поясницу и мертвой хваткой затянула на мне сбрую, полностью перекрыв доступ кислорода. Зато откуда-то появилась грудь. Видимо, легкие вылезли наружу, чтобы подышать…

Пока я старалась вдохнуть хоть каким-то органом столь остро необходимый глоток воздуха, Лара радостно приволокла железную юбку. Это «железная дева» или «пояс верности», что ли?.. Оказалось, нет. Лучше бы пояс верности! То были фижмы. Так вот, мне на талии закрепили кучу железных обручей… и я поняла, что вот в этом жить нельзя! Категорически!

Люди добрые, я так не играю! Когда смотрела исторические художественные фильмы про благородных дам в таких вот костюмчиках с кринолинами, те дамы почему-то очень споро рысачили в своих юбках. За милую душу! Не знаю, кто как – лично я могла только стоять, и то – с помощью Лары… Наверно, тем барышням эту гадость из пластмассы делали, на заказ. Или из тех облегченных сплавов, что в космической отрасли применяют.

Горничная, радостно поскакав вокруг резвым зайчиком, попросила поднять руки и, взобравшись на кровать, обрушила на меня сверху водопад из бархата и кружев. Я покачнулась, но устояла, уныло сознавая: сидеть, лежать и дышать мне противопоказано до самого вечера. Попробуй присядь, когда тебе в мягкое место впиваются железные дуги, а на желудок давит корсет! Про «лежать» я вообще молчу. Мне из положения лежа никогда не встать самостоятельно. А! Я знаю: это все вражеские происки мужиков. Чтобы дама не сбежала раньше времени. Личный капкан для баб!

– Теперь я понимаю, почему аристократки не работают! – выпалила, задыхаясь, жертва средневекового произвола, пока горничная расправляла кружева на моей груди, подпертой рвущимися на волю легкими. Я уже с трудом мысленно уговаривала их посидеть дома.

– Почему, ваше высочество? – спросила Лара, бережно одергивая подол.

– А они в этом, – руки ниже талии не опускались, а просто лежали параллельно полу, – работать не смогут! В этом даже дышать трудно! И жить!

– Ваше высочество, это вы просто в монастыре поотвыкли, – искренне сопереживала дева, разглаживая мой платочек, кокетливо повязанный на шее, и рукава-«фонарики». – Пара недель – и будете чувствовать себя нормально, как и все благородные дамы. Красиво же!