Текст книги "Welcome to Трансильвания"

Раздвоение личности

– Кто здесь?

Полина замерла на месте.

Рука, тянувшаяся к выключателю, остановилась на полпути.

Тело привычно – сказались тренировки с парнями из SAS – сгруппировалось, готовое к броску, удару, побегу – любому стремительному действию, продиктованному обстоятельствами.

– Кароль Батори. Простите, госпожа Вронская, я не мог больше ждать…

– Как вы сюда попали?

– Если вы не хотите со мной говорить – я уйду. Немедленно уйду. Если этого мало – можете вызвать секьюрити или полицию, как будет угодно.

– Посмотрим. Итак, вам срочно понадобилось со мной поговорить. Я слушаю.

– Собственно, это совсем не срочно. То есть формально никакой срочности нет. Понимаете?

– Не очень.

– Да, это трудно понять. Словом, у меня нет никакого срочного… дела, что ли, которое нужно было бы обсудить с вами. И вообще… никакого дела – понимаете? – в традиционном смысле. Или вопроса, который необходимо решить. Вот. Но я должен был объясниться, мне это было просто необходимо. После той дурацкой сцены в кофейне… Со стороны это было безобразно и отвратительно, наверное? Представляю… В общем, как только я пришел в себя, я понял, что должен встретиться с вами и объяснить – или по крайней мере попытаться объяснить – свое состояние. И поведение, конечно. Но оно, собственно, и было вызвано тем состоянием… Вот видите, я снова говорю путано. И только добавляю вам оснований считать меня сумасшедшим…

– Я вовсе не считаю вас сумасшедшим. Однако лучше будет, если вы сейчас успокоитесь. Рассудите: вы хотели поговорить со мной, предприняли с этой целью изрядные усилия – и добились своего. Я сижу и слушаю вас.

– Вы ведь психолог, госпожа Вронская?

– Да. Вы что же, пришли сюда в поисках психологической помощи?

– И да, и нет. Но «раздвоение личности» – это, кажется, по вашей части?

– Совсем не по моей. Это проблема для психиатра.

– Значит, дела мои плохи.

– Может, все-таки попытаетесь объясниться?

– Да, конечно. Иначе для чего же я здесь? Видите ли, госпожа Вронская…

– Меня зовут Полина.

– Благодарю. Полина. Красивое имя, редкое теперь. И по-моему, нерусское?

– Отчего же нерусское? Меня назвали в честь бабушки.

– Но Полина Виардо…

– О ней я как-то не задумывалась. Однако…

– Да-да… Простите. Разговор совершенно неуместный. Итак, Полина, как вам известно, я был ассистентом доктора Брасова. Это – так сказать – официально. А в сущности – его учеником, помощником, секретарем… Когда два с лишним года тому назад профессор решил оставить кафедру и вообще университет, я, не задумываясь, последовал его примеру. Хотя до защиты диссертации… Но – Пресвятая Дева Мария! – какое это имеет значение? Диссертация, карьера, Бухарест… Я не сомневался ни секунды и не жалею, то есть не жалел никогда, если бы… Господи, как это несправедливо!

– Что именно, Кароль?

– Его смерть. И то, как он погиб… Но погодите, я снова сбился, а надо начать сначала. Итак, мы приехали в Сигишоару… Впрочем, начало было положено, конечно же, не в Сигишоаре. Начало было положено им задолго до этого рокового приезда. Задолго до того, как я узнал его. Он был еще совсем молод, когда столкнулся с этой проблемой… И заболел на всю жизнь. Вы ведь понимаете, о чем я?

– Понимаю. А потом «заразил» ею и вас?

– Да. Я не просто следовал за ним слепо, как несмышленыш, я постигал… По крупицам постигал то, что открывалось ему, и был так же, как он, убежден…

– Погодите, Кароль! Раздвоение вашей личности, по-вашему, заключается в том, что дело всей вашей жизни и жизни доктора Брасова обернулось роковой ошибкой. Но вы до сих пор не можете с этим смириться. Не так ли?

– Совершенно так! Душа моя разрывается надвое. С одной стороны, господарь Дракула… Я и сейчас вижу в нем героя и чуть ли не святого румынской земли. Оклеветанного напрасно, а вернее, со злым умыслом. Черный PR. Вам наверняка известен этот термин. Модный теперь. Но, по сути, то, как была возведена напраслина на Влада Дракулу, и есть классический пример черного PR. Как видите, он был в ходу шесть столетий назад.

– Любопытная версия.

– Версия? Доктор Брасов собрал целую подборку самых убедительных доказательств. Трансильвания! Что вы знаете о ней, кроме того, что тиражируют сегодня всевозможные триллеры, один глупее другого. А ведь когда-то это был чрезвычайно богатый край. Защищенный Карпатами от турецких набегов. Города Семиградья – купеческая вольница – Шесбург, Кронштадт… Там жили в основном колонисты секеи и саксы из Северной Германии, большие мастера и большие хитрецы, должен вам заметить. К примеру, в Семиградье умели делать ковры – точные копии турецких и, пользуясь тем, что сквозь Трансильванию пролегала одна из ветвей Великого шелкового пути, сбывали их, выдавая за подлинные. Да разве только ковры! Немецкие купцы привыкли хозяйничать безраздельно и бесконтрольно, местные торговцы не имели связей с другими странами, конкуренции, стало быть, не было. И никакой державной власти над ними тоже не было, и суровых имперских законов – тоже. Только «Золотая булла», дарованная в незапамятные времена кем-то из венгерских королей. А по ней – никаких податей и поборов. В общем, если продолжать аналогии – своеобразная оффшорная зона. И вот на эту беспредельную вольницу покусился господарь крошечной Валахии. Крошечной. Но прикрывавшей купеческий рай от султанского ига. Надежней крепостной стены. Дорогой, между прочим, ценой – жизнью и кровью своих воинов платил валашский господарь за покой и процветание Трансильвании. Имел он после этого право считать себя ее сеньором?

– Полагаю, что да.

– И он полагал так же. Но купцы думали иначе. И придумали, как сокрушить непобедимого Дракулу. Не в бою. Воевать с ним не всегда решались даже османы. Сначала составился некий купеческий заговор, но господарь железной рукой сокрушил заговорщиков.

– Посадив на кол тридцать тысяч человек, как пишут некоторые историки?

– Чушь! Вдумайтесь сами, откуда в средние века в семи небольших городах Центральной Европы взялась бы такая туча народа? Даже если бы он вздумал посадить на кол всех жителей Семиградья? Однако заговорщикам – сколько бы их ни было, – надо думать, не поздоровилось. Но разве при других дворах другие сеньоры в те времена поступали иначе?

– Не берусь судить. Итак, заговор был раскрыт и обезврежен. Тогда купцы…

– Прибегли к черному PR. В Европу, ко дворам европейских монархов, и в Ватикан, к самому папе, отправлены были десятки писем, в коих утверждалось, что Дракула – чернокнижник, продавший душу дьяволу. Но и писем было мало. На деньги одного из купеческих домов был заказан специальный памфлет, в котором анонимные авторы расписывали в самых черных красках злодеяния валашского правителя. Подкуплены были многие: летописцы, путешественники, странствующие монахи – все заговорили о черном рыцаре, посланце преисподней. Доводы их были весьма убедительны – чем, как не поддержкой самого сатаны, можно было объяснить удивительные победы Дракулы над османами, числом превосходящими его воинство многократно?

– Действительно. Разве только заступничеством сил небесных?

– Вы правильно мыслите, госпожа Вронская. По крайней мере те же сомнения одолевали и понтифика. Это доподлинно известно. Дракула сражался с мусульманским воинством, стало быть, на стороне воинства Христова. Однако глава Ватикана отмел сомнения. Странно, не правда ли? Но доктор Брасов в свое время назвал причину столь странного поведения: Влад Дракула был православным. Будь на его месте рыцарь-католик, все могло сложиться иначе.

– Значит, в вампира Дракулу «превратили» трансильванские купцы? Я полагала, что это «заслуга» мистера Стокера.

– Правильно полагали. Купеческий поклеп не простирался так глубоко, по тем временам достаточно было и «чернокнижника». Дракулу-вампира преподнес миру именно Стокер. Но знаете ли вы, что его интерес при этом не ограничивался исключительно литературными дивидендами?

– Очень смутно. Вроде он был адептом какого-то ордена…

– Какого-то! Орден Золотой зари был центром оккультного возрождения на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Это проливает свет на многое, по крайней мере для посвященных. Для миллионов праздных читателей Дракула стал всего лишь главным вампиром. Это так. Те же, кто знаком с оккультными науками, нашли в романе нечто большее.

– Что же?

– О! Там зашифрована целая система оккультных символов, основанная на признании крови носителем «теплой жизни» – то есть души. Поглощая чужую кровь, вампир, таким образом, становится хозяином души своей жертвы. «Кровь есть душа» – кстати, это сказано в Библии. Но сатанисты верны себе, переворачивая, как и требуют дьявольские заповеди, все божественное с ног на голову. Вот что дословно сказано в Писании: «Только строго наблюдай, чтобы не есть крови, потому что кровь есть душа: не ешь души вместе с мясом». Понимаете, какой чудовищный перевертыш?! И еще…

– Простите, Кароль. Ваши чувства, связанные с образом Влада-героя, мне, в общем, понятны. Понятно, что вы и доктор Брасов, а точнее, доктор Брасов и вы собрали огромное количество примеров и фактов, говорить о которых можно очень долго. Но сейчас, насколько я понимаю, для вас открылась оборотная сторона медали…

– Боже праведный!..

Его восклицание более было похоже на стон.

Исполненный безысходной тоски и отчаяния.

Потом воцарилась тишина.

Когда Кароль Батори заговорил снова, голос его звучал глухо.

– Простите меня. Впрочем, я предупреждал, что могу заговориться. Самое страшное, что в эти минуты я почти забываю все, что произошло… Будто снова обретаю гармонию и спокойствие души.

– Извините, что вернула вас к действительности.

– Вы здесь ни при чем. Рано или поздно я всегда возвращаюсь к ней сам, и тогда…

– Послушайте, Кароль, там, в кофейне, я, пожалуй, погорячилась, обвинив вас в предательстве доктора Брасова. Понятно, каково было пережить то, что пережито вами. И все же неужели только его таинственная смерть, гибель экспедиции доктора Эрхарда и три похожих убийства заставили вас так радикально изменить взгляды?

– Весь ужас в том, что я до сих пор не могу…

– Да-да, я помню про раздвоение. Но половина души – это очень много. И достаточно серьезно. Согласна, убийства жуткие и таинственные. Ни одно из них до сих пор к тому же не раскрыто. Но вы современный, цивилизованный человек. Неужто мысль о восставшем Дракуле заслонила все другие? Маньяки, сатанисты да мало ли кто, решивший сыграть на известной страшилке, – почему вы напрочь отметаете эти версии?!

– Не я.

– Простите?

– Не я первый поддался сомнениям, а затем и пришел к отрицанию того, во что свято верил. Знаете ли вы, как страдал он, получая все эти страшные известия одно за другим?

– Вы говорите о докторе Брасове?

– Разумеется, о нем. Весь этот кошмар начался еще при нем. Сначала смутные известия из Украины. Погибший мальчик…

– Там совсем другая история…

– Вы так уверены? Ах да, я и забыл, что вы летали в Россию. То есть на Украину.

– И в Россию тоже. Я была в Москве.

– В Москве? Почему – в Москве?!

– Об этом позже. Пока же повторяю: убийство мальчика не имеет ничего общего со всеми прочими.

– Не могу с вами спорить, но после мальчика были и другие смерти. Об этом писали. И кто-то – мы так и не смогли выяснить, кто именно, – всякий раз пересылал новые публикации по электронной почте доктору Брасову.

– Вот как? Любопытная деталь.

– Да. И это – поверьте! – было ужасно. Он мрачнел, метался, искал объяснения происходящему. Но не находил.

– То обстоятельство, что все материалы были написаны одним и тем же автором, вас не смущало?

– Одним и тем же? Вы так же уверены в этом, как…

– Как и в том, что произошло с несчастным мальчиком.

– Но мы не знали… И не заподозрили ничего подобного… Нет. Даже в голову не приходило. Они были такие разные.

– Вы так убедительно говорили о черном PR, неужели мысль о газетной кампании, спровоцированной кем-то, не пришла в ваши ученые головы?

– Кампания? Но зачем? С какой целью?

– Этого я пока не знаю.

– Вот видите, даже вы, обладая информацией, о которой мы и не догадывались. Один автор! Послушайте, а быть может, это он присылал свои творения доктору Брасову? Но зачем?

– Откровенно говоря, я не думала над этим вариантом. Хотя он возможен. Вполне возможен. Допустим, он хотел, чтобы доктор Брасов вступил с ним в полемику. Это привлекло бы к его материалам еще больше внимания. Доктор Брасов – человек с именем…

– Да, это может быть. Но если вы знаете автора, можно задать ему этот вопрос?

– Нельзя. Он мертв. Убит так же страшно и необъяснимо, как и ваш профессор.

– Тот журналист, которого нашли в склепе?

– Тот самый.

– Боже праведный! Вот вам еще одна загадка. Но это случилось уже после гибели профессора. Он же в свое время был потрясен тем, что произошло с экспедицией доктора Эрхарда.

– Представляю. И кстати, они были знакомы?

– Весьма поверхностно. Шеф не одобрял затеи доктора Эрхарда.

– Почему же?

– Он был противником… как бы это сказать… коммерческого использования имени Дракулы. И уж тем более – его останков.

– Разве где-то сообщалось о коммерческих планах доктора Эрхарда?

– Вроде бы – нет. Официальной информации не было, но профессор располагал такими данными. Мне кажется, он имел контакт с кем-то из членов экспедиции.

– С кем именно?

– Это мне не известно. И это, откровенно говоря, было обидно. Впрочем, возможно, что я ошибаюсь.

– Но что-то вас натолкнуло на такую мысль.

– Видите ли… В те дни, когда они прибыли в Румынию и, по-моему, уже направлялись в наши края, доктора Брасова посетил некто.

– Некто?

– Именно некто. Шеф ничего не рассказывал об этой встрече, хотя я точно знаю, что она была. Откровенно говоря, профессор просто выставил меня на то время, пока гость был у него. Разумеется, я не задавал вопросов, ясно же было, что он хотел сохранить все в тайне. Однако то обстоятельство, что именно в это время экспедиция была где-то рядом, навело меня на мысль…

– Понятно. А после гибели экспедиции у доктора Брасова не возникало желание посетить Поенари?

– Возникало. И пропадало. В то время, сказать откровенно, он находился в смятении. Он метался. Но я, кажется, уже говорил об этом. К тому же в первые дни после трагедии развалины были оцеплены полицией. Короче, мы несколько раз собирали рюкзаки, но… так и не выбрались туда. А потом… Потом был еще один визит…

– Чей же?

– Не знаю… Откровенно говоря, мне показалось, что это был тот же человек, что и в первый раз.

– Но экспедиция Эрхарда…

– Погибла, хотите сказать? Не вся.

– Да. В живых остались двое.

– Вот именно.

– И вы снова ни о чем не спросили доктора Брасова?

– Нет, госпожа Вронская. Я не привык совать свой нос в дела шефа, тем более что тот ясно давал понять, что этого не желает…

– А он давал?

– Мне снова было предложено погулять часа два.

– А когда вы вернулись…

– Профессор был мрачнее тучи. В тот вечер он сжег очень много документов, в том числе уникальных.

– Это происходило уже при вас?

– Да. Мне даже пришлось помогать.

– Молча? Вы и тогда не стали задавать вопросов?

– Отнюдь. Я спросил… И впервые услышал… сомнения. Впрочем, уже не сомнения, нет. В тот вечер он впервые заговорил о возможной ошибке… Это было страшно. Даже сейчас. Он пил. Много. Причем этот отвратительный местный самогон. Хотя прежде – никогда. Почти никакого алкоголя. Рюмку-другую за обедом. Глоток коньяка на ночь. Понимаете? И просил у меня прощения…

– Однако визит герцога Текского он не отменил. И даже не пытался. Вам не кажется это странным?

– Напротив. Он ждал его как манны небесной. Знаете, он ни разу не произнес этого вслух, но мне кажется, шеф надеялся, что приезд герцога положит конец этому кошмару.

– Каким же образом?

– Не знаю. Ничего не знаю наверняка, но ощущение было такое. Поверьте, за годы работы у доктора Брасова я научился не только слышать то, что он говорил, но и чувствовать то, что он думал. Хотя в это, наверное, трудно поверить.

– Отчего же? И кстати, это кое-что объясняет…

– Что же?

– Скажите, Кароль, вы знакомы с материалами, которые доктор Брасов направлял герцогу Текскому? Особенно после того, как вопрос его приезда стал делом решенным?

– В принципе, я представляю, чему они были посвящены…

– Тогда уж – кому. Разумеется, Владу Дракуле. Но что именно содержалось в этих материалах, какие конкретно факты, доводы и так далее?

– Боюсь, что нет. Детали мне не известны. Он сам выбирал что-то из своих архивов и отправлял по электронной почте.

– И вы никогда в нее не заглядывали?

– Нет. У нас было два компьютера. Один – большой, на нем в основном работал я. Там хранилась общая корреспонденция. Кроме того, доктор Брасов пользовался своим notе-boоk. У него был отдельный доступ в Интернет и, разумеется, пароли. Впрочем, я и так не имел обыкновения…

– Да, я помню, совать нос в дела шефа.

– Именно так. А вы что же, знакомы с этим материалами?

– Да. И, откровенно говоря, кое-что в них сильно меня удивило.

– Что же?

– Раздвоенность. Видите, ваш термин пришелся к слову. Прежде я говорила о неком алогизме.

– Это странно. Доктор Брасов был хорошим аналитиком, с логикой у него все обстояло прекрасно, можете мне поверить.

– Верю. Я и сама думала так же. И еще более удивлялась.

– Вы так и не скажете мне, в чем там было дело?

– Отчего же? Скажу. С одной стороны, доктор Брасов уверял герцога Текского в абсолютной исторической правоте Влада Дракулы. Его мужестве и так далее… С другой же – все больше приводил примеры беспримерной жестокости своего героя. И ни одного аргумента – в защиту. Только декларации.

– Это странно. Он обладал достаточным арсеналом аргументов. Да, это очень странно.

– Но объяснимо в свете того, что вы сейчас сказали о его сомнениях. Возможно, его отношение к приезду герцога было именно двойственным. С одной стороны, профессор почему-то очень ждал этого приезда и возлагал на него большие надежды. С другой же – едва ли не подсознательно пытался предупредить герцога о возможной опасности. Оттого и писал все больше о кровавых деяниях Дракулы. Однако я вас перебила. Простите. Речь шла о том, что вы не только знали, но и чувствовали, что происходит что-то неладное. В частности, эти визиты…

– Да. И в тот… в последний день я тоже чувствовал… Хотя он и не выпроваживал меня, как накануне. Но я чувствовал: он хочет, чтобы я ушел пораньше…

– Иными словами, в ту ночь он тоже ждал кого-то.

– И тот приходил. Я точно знаю…

– Откуда же?

– Запах. Когда под утро меня разбудили полицейские и вместе с ними мы вошли в квартиру профессора – там стоял этот запах. Необычный, пряный – скорее всего табачный. Такой же был в прошлый раз. И после первого визита. Я еще подумал тогда, что гость курил трубку. Или какие-то особенные ароматные и крепкие сигареты.

– Вы говорили об этом полицейским?

– Говорил, конечно. Но они, похоже, не слишком внимательно слушали.

– Значит, сначала сообщения по электронной почте, потом – три загадочных визита. Все это вкупе с серией таинственных убийств – и доктор Брасов начал сомневаться. А потом и вовсе оказался сломленным…

– Да, это очень точное определение. Он был сломлен, именно сломлен…

– А вслед за ним сломались и вы, Кароль?

– Я… я не знаю. Наверное, так. Но что бы вы делали на моем месте?

– Не знаю. Мне бы разобраться с тем, что должно делать – на моем. Впрочем, обещаю, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока скажите мне вот что: в окружении доктора Брасова или среди тех людей, кто так или иначе оказался втянутым в водоворот этих событий, были врачи?

– Врачи?

– Врачи. Фельдшеры. Медсестры. Словом, люди, имеющие какое-то медицинское образование.

– Вроде нет… Хотя постойте! Этот грек из экспедиции доктора Эрхарда, Костас… Не помню его фамилии. Словом, тот, что остался жив… Он же врач. Да, совершенно точно. Про него так и писали – врач экспедиции…

– Действительно…

Газетная страница, воспроизведенная на экране монитора, вдруг совершенно явственно предстала перед глазами Полины.

Ночью в Лондоне, изучая бумаги герцога Текского, она изредка отрывалась от этого занятия, для разнообразия погружаясь в Интернет.

Поисковые запросы приносили некоторые плоды, на экране компьютера мелькали короткие информационные сводки и цветные копии газетных полос.

Эта была одной из многих.

Там было фото.

И подпись под ним.

«Врач экспедиции… – далее следовало длинное, труднопроизносимое греческое имя, – единственный из членов экспедиции избежал страшной участи».

На фото запечатлен был красивый смуглый мужчина, темноволосый и синеглазый.

«Прямо рекламный красавчик», – подумала она тогда.

И еще подумала, что такой могла быть реклама табака.

Теперь она вспомнила это точно, до мельчайших подробностей.

Впрочем, подробность была только одна.

Красивый грек на фотографии курил трубку.