Текст книги "Welcome to Трансильвания"

Вечер в Констанце

– Боже правый, но почему вы не сказали мне всего этого раньше?

Он опрокинул стопку водки.

Еще одну.

Пятую или шестую по счету.

И снова вроде бы не почувствовал вкуса.

– Вы пьете как русский…

Стивен Мур внимательно наблюдал за Костасом Катакаподисом, удобно расположившись в мягких недрах роскошного кресла.

Голубой шелк, обильно расшитый золотом, – обшивка кресел и диванов в этом небольшом салоне, как, впрочем, и прочая обстановка, дышала византийской роскошью.

Тем же златотканым шелком были обиты стены каюты.

Золото вообще доминировало в этом пространстве: массивные позолоченные канделябры, золоченая бронзовая пантера, на спине которой покоилось массивное стекло низкого овального стола. Две других, похожих на лежащую в основании стола подругу как две капли воды, настороженно замерли у стойки бара.

Картины и зеркала в массивных золоченых багетах.

Пыльный, пятнистый комбинезон Стивена Мура откровенно диссонировал с помпезным интерьером «Ахерона».

Трое других мужчин, коротающих вечер на борту яхты, вписывались в него более органично.

Костас Катакаподис, доставленный сюда прямиком из подземного плена, первым делом запросился в ванну. Возможно, он несколько пришел в себя, разомлев в ароматной пене. Но как бы там ни было, облаченный в тяжелый шелковый халат, тоже, к слову, расшитый золотом, выглядел сибаритом – под стать общей атмосфере.

Вторым был лорд Джулиан. Этот расположился в позолоченном мире с обычным небрежным изяществом.

Третьим – хозяин яхты. Человек, предпочитающий теперь называться Ахмадом аль Камалем.

Встречу, назначенную лордом Джулианом накануне вечером, он предложил перенести из сонного Бухареста на побережье Черного моря, в Констанцу.

К ее причалу накануне плавно подошла роскошная яхта, вызвав в порту изрядный переполох.

Здесь давно не видали таких надменных красавиц.

Пожалуй, что со времен покойного диктатора Чаушеску, питавшего, как известно, слабость ко всевозможным роскошным штучкам.

Плавучим – в том числе.

Надо сказать, предложение переместиться на борт яхты поначалу прозвучало довольно неуверенно. Ахмад Камаль вовсе не был уверен в том, что лорд Джулиан примет его, и ожидал отказа.

Возможно – весьма резкого.

Крутой нрав Энтони Джулиана был хорошо известен по обе стороны Атлантики.

Причем довольно широкому кругу лиц.

Тони, однако, согласился неожиданно легко:

– Неплохая идея, старина. Я, знаете ли, начинаю несколько тяготиться местным сервисом.

– В таком случае, ваша светлость, сочту за честь…

– Оставим реверансы, дружище. Сказал же: совсем не прочь злоупотребить вашим гостеприимством.

Оба находились в небе, на борту легкого вертолета, когда пришло сообщение Стивена Мура.

* * *

– Поздравляю, господин Камаль. Ваш человек жив и здоров.

– Я ваш должник, лорд Джулиан. Если бы не ваши люди…

– Не люблю сослагательного наклонения. Но, полагаю, вы не будете возражать, если оба – ваш человек и мой друг, возглавлявший сегодняшнюю экспедицию, – составят нам компанию?

– Только что собирался предложить то же самое.

Так составилась эта компания.

Теперь Костас отрешенно пил водку, будто бы не чувствуя обжигающего вкуса и не хмелея.

Он все еще производил впечатление человека крайне удивленного и даже обескураженного.

На фоне этих чувств вроде бы притупилась даже радость освобождения, равносильного, по сути, спасению от неминуемой гибели в подземном плену.

И горячая признательность Стивену Муру, похоже, несколько поостыла или по крайней мере отступила на второй план.

Все заслонило изумление.

Так по крайней мере казалось окружающим.

Никто, однако ж, не мог знать наверняка, было состояние подлинным или Костас Катакаподис умело его имитировал.

– Никогда не понимал, отчего это русские монополизировали право на умение пить как-то иначе, чем все прочие? – Несмотря на некоторую отрешенность, реплику Стивена Мура он парировал достаточно живо.

– Вряд ли они задумываются над этим. Просто пили и пьют.

– Пьянство – порок транснациональный.

– Я и не собирался рассуждать о пороке. Манера – вот о чем речь.

– Манеры, мистер Мур, – вопрос воспитания, а Костас воспитан на море, а вернее – на флоте.

– Вот как? Мне казалось – он врач.

– Врач, это верно. Но вырос действительно на палубе – ходил юнгой, потом матросом. Потом медицинский колледж – и снова в море. Судовым врачом. Почти десять лет. Последние два – на судах господина Камаля.

– Неплохая карьера…

– Я так и думал, Стив. До сегодняшнего вечера. Оказалось, могу быть востребован в ином качестве…

– Вы, кажется, всерьез обиделись, Костас?

– Как вам сказать, господин аль Камаль? Вы – босс, я, таким образом, – всего лишь наемный работник. Обижаться потому вроде как не с руки. С другой стороны, если откровенно, – полагал, что со мной играют в открытую. Хотя – опять же! – какая игра между патроном и рядовым служащим?

– Что это, Костас? Самоуничижение не ваш стиль. К тому же одна тема вовсе не исключает другую. Задача доктора Эрахарда, а стало быть и ваша, заключалась прежде всего в поисках останков Дракулы, этого, как выясняется, достойного правителя. Вторая задача была как бы подспудной. Параллельной, если хотите.

– И отнюдь не главной?

– Я этого не говорил.

– Вот и я о том же, господин аль Камаль.

– Рискну прервать вас, джентльмены…

– Разумеется, лорд Джулиан. Наши отношения мы выясним позже.

– Благодарю. Что ж, если господин Катакаподис не возражает, вернемся к вопросу, который в равной, полагаю, степени интересует всех присутствующих.

– Никаких возражений, ваша светлость. К тому же я польщен: вы едва ли не первый – за исключением, разумеется, земляков-греков, – кто с первого раза запомнил и правильно произнес мою фамилию.

– Угодили пальцем в небо, старина. В моих жилах одна восьмая греческой крови.

– Вдвойне польщен.

– Оставим реверансы. Итак, вторая – как определяет господин аль Камаль – тема, возможно, и была подспудной, однако именно она вносит существенные коррективы в наши поиски. Поиски преступника. Или преступников. Ибо теперь по крайней мере очевиден мотив.

– Очевиден? Боюсь, не для меня, милорд.

– По-моему, это просто, Костас. Он или они уничтожали всех и каждого, кто так или иначе приближался… хм… ко второй теме. Иными словами – к развалинам этого проклятого замка.

– Согласен – применительно к нашей несчастной экспедиции, двоим местным жителям, погибшим – теперь это очевидно – по чистой случайности. Но доктор Брасов? Сидел себе тихо в Сигишоаре, корпел в архивной пыли. Я уж не говорю о «молдавском» следе – разорванный младенец…

– Насколько я помню, мальчик был несколько старше.

– Образно, Стивен, я говорю образно. Погибший мальчик и журналист, воспевавший, как выяснилось, все эти художества, полагаю, даже не пересекали румынской границы. Мальчик-то уж точно. И наконец, ваш друг, милорд, незабвенный герцог Текский.

– Он, к слову, побывал на развалинах. Правда, не провел там и получаса.

– Вот именно, Стив. А погиб и вовсе за тысячи миль от тех мест. Подцепив, как я понял, довольно редкое заболевание. Значит, уместнее будет говорить не о загадочной гибели, но о смерти вполне объяснимой.

– Должен сказать, что вы не слишком последовательны, Костас. Не далее как минуту назад так образно говорили о растерзанном младенце. И одновременно упорно не желаете воспринимать другие образы.

– Простите, Стив?

– Приближение. Такой же образ, как и ваш «кровавый мальчик». Речь не идет о непосредственном, физическом, так сказать, приближении. Хотя и о нем тоже. Однако ж приблизиться к теме можно и «корпя в архивной пыли», и пописывая жуткие статейки. Что же касается герцога Текского… Полагаю, загадка его гибели также связана со «второй темой». Каким-то образом он оказался на пути к ней, а вернее, на пути тех, кто стремится к ней и категорически не терпит никакой конкуренции.

– Каким-то образом? Помилуйте, господа, этот образ как раз казался мне совершенно очевидным. И не мне одному. Разве доктор Брасов уповал не на то же?

– Боюсь, я не так догадлив, господин аль Камаль.

– Это просто, господин Мур. Реституция. А вернее, закон о ней, на принятии которого давно настаивает часть здешнего общества…

– Думаю, они просто не хотят отставать от соседей. Большинство государств на постсоциалистическом пространстве реституцию давно узаконили.

– Возможно. Но как бы там ни было, доктор Брасов возлагал большие надежды именно на реституцию. Всю жизнь он боролся против коммерческого использования имени Дракулы. А в последние годы речь зашла – ни много ни мало – о создании «Дракулэнда», парка развлечений на костях национального героя. Кощунство, с точки зрения любого патриота, не так ли?

– Еще бы не кощунство! Некоторые, к слову, пошли еще дальше, собравшись его клонировать…

– Принимаю упрек, ваша светлость. Однако клонировать – по-моему, отнюдь не значит надругаться. Скорее – наоборот.

– Как посмотреть. Однако к черту дискуссию! Каждый из нас все равно останется при своем мнении.

– Согласен. Приплюсуем к идее создания «Дракулэнда» идею клонирования героя. Как тут было не обеспокоиться? С другой стороны, предположим, закон о реституции будет принят. Кто наследует исторические развалины? Вопрос о наследнике, как видим, выдвигается на первый план. Доктор Брасов решил оградить себя, а главное, своего кумира от возможных неожиданностей. Он первым разыскал прямого наследника – к счастью, единственного – и взялся за его воспитание. В правильном русле, разумеется. Естественно, противной стороне воспитанный таким образом наследник был не нужен. Как, впрочем, и вообще наследник. Любой.

– Красивая теория, босс. Стройная. Но вот вопрос: каким образом эта самая противная сторона умудрилась заразить герцога Текского порфирией? Заболевание, джентльмены, насколько позволяют судить мои скромные профессиональные познания, отнюдь не инфекционное. Передается исключительно по наследству, причем посредством чрезвычайно сложного генетического механизма.

– Хороший вопрос, Костас. Боюсь, однако, господину аль Камалю, как и любому из нас, трудно будет ответить на него сейчас.

– Сейчас, милорд? Значит ли это, что вы надеетесь найти ответ в будущем?

– Причем в ближайшем. Как только госпожа Вронская вернется из Москвы. А вернее, как только у нас появится возможность с ней пообщаться, ибо – по моим подсчетам – она уже возвратилась.

– Госпожа Вронская?

– Да, Костас, мы прилетели в Бухарест втроем. Со Стивом вы уже знакомы. С Полиной Вронской – пока нет.

– Готов поспорить, старина, это будет куда более приятное знакомство.

– Возможно, а вернее, наверняка эта леди хороша во всех отношениях. Однако надеюсь больше никогда не влипнуть в ситуацию, в которой появление живой души будет так же приятно, как в той, которая предшествовала нашему знакомству с полковником Муром.

– Спасибо, Костас. Здорово было сказано.

– Да уж. Господин аль Камаль, вы, часом, не обучали парня тонкостям восточного славословия?

– Нет. Полагаю, он говорит искренне.

– Никто и не сомневается.

– Благодарю. Однако каким бы приятным ни оказалось предстоящее знакомство с вашей дамой, меня в большей степени занимает сейчас другое обстоятельство.

– Какое же?

– Вы сказали: нам следует дождаться ее возвращения из Москвы. При чем здесь Москва? Неужели и там…

– Увы. И там. Вернее, и туда простираются кровавые следы «противной стороны». Так, кажется? Господин аль Камаль, не могу не отдать должное вашему умению находить верные, но обтекаемые определения.

– Восток, дорогой полковник. В данном случае упоминание будет уместным.

– Однако ж, друзья мои, как бы искусно ни обозначали мы противостоящую нам силу, главная задача заключается все же в том, чтобы…

– Не назвать ее, но увидеть.

– А точнее – обезвредить.

– Верно.

– В ходе расследования, которое параллельно с Костасом проводили мои люди, были определены две персоны. Я бы назвал их неоднозначными. Иными словами, прямых улик или чего-либо, прямо указывающего на причастность к убийствам, разумеется, нет. Но нечто в каждом настораживает или по меньшей мере вызывает вопросы.

– Вот как? И кто же эти неоднозначные персоны? Вы ничего не говорили мне о них, босс.

– Когда поступила информация, вы были на обратном пути в Румынию, Костас. А потом и вовсе запропастились.

– Я бы сказал – провалился.

– Да, это будет точнее. Так вот, касательно этих двух персон. Первая – журналист. Тот, что нежданно-негаданно прибился к экспедиции, а потом – удивительно вовремя – покинул ее.

– Едва ли не вместе со мной, босс.

– Я не забыл об этом, Костас. Однако вы говорите: «едва ли» – и, значит, не можете наверняка судить о том, чем занимался этот господин после того, как покинул экспедицию.

– Но было следствие…

– Верно, было. И не нашло ничего, что можно было бы предъявить ему, как, впрочем, и вам. И все же у меня эта персона вызывает некоторые сомнения.

– А что, собственно, про него известно?

– Немногое. Но это вполне ординарная информация. Румын, однако ж почти десять лет учился и жил в Англии. Нигде постоянно не работал – писал на разные издания и в Румынии, и в Британии. А может, и еще где-то. Да, писал, разумеется, на исторические темы, Дракуле притом уделял особое внимание.

– А в каком аспекте?

– По-разному. Он, надо сказать, публиковался в основном под псевдонимами, в разных издательствах – разные имена. Любил, кстати, английские.

– То есть своей позиции у него не было?

– Похоже, нет. А если и была, он держал ее при себе, а писал то, что хотела получить редакция.

– Один журналист под псевдонимом в нашем деле уже фигурирует.

– Вот именно, дорогой полковник, вот именно. Возможно, кстати, что это обстоятельство и заронило в души моих людей некоторые сомнения.

– Потом были другие?

– Не берусь судить, сначала или потом, но – были. Его появление. Я хорошо помню рассказ Костаса, по горячим следам, на борту этой же яхты. Тогда мы стояли в Мармарисе. Туда его доставили прямо из-за решетки.

– Похоже, это становится традицией, старина. Сюда вы явились прямиком из заточения. И никак иначе.

– Дорого отдам, чтобы навсегда от нее отказаться, милорд. Но босс прав. Мы действительно долго говорили в ту ночь, и, конечно же, я рассказывал о нем.

– Кстати, как он вам показался?

– Никак. В том смысле, что никаких подозрений у меня, да и ни у кого вообще, не возникло. Разве что в первые минуты после его появления…

– А что такое произошло в первые минуты?

– Шок, Стивен. Несколько секунд все были в шоке. Он ведь явился прямо из подземелья, да еще ночью, впотьмах, да еще в тот момент, когда у нас шел разговор о всякой чертовщине.

– Любопытно.

– Только на первый взгляд. Потом он все объяснил. Вполне убедительно. И вообще вел себя совершенно обычно. Ничего такого… Нет, ничего. Я по крайней мере не могу припомнить. Хотя теперь…

– Что такое, Костас?

– Ничего определенного, босс. Но, само собой, теперь я буду думать на эту тему… И мысли черт их знает куда могут повернуться.

– Да, теперь ваши воспоминания могут стать явно предвзятыми. Жаль, что нет Полины. Она большой специалист по части разных психологических коллизий.

– Надеюсь, она скоро к нам присоединится. Но, господин Камаль, что же еще?

– Разве этого мало? Странно появился. Странно исчез. И наконец, странная аналогия, о которой мы уже говорили. Второй журналист в нашей истории, предпочитающий работать под псевдонимом.

– Три странности – действительно не одна странность. Но где он теперь?

– Это, пожалуй, четвертая странность. Немедленно после освобождения исчез. Причем достаточно искусно, мои люди пытались установить слежку, однако потеряли его почти сразу. Теперь уже не поймешь, то ли они оказались раззявами, то ли он – изощренным конспиратором.

– Действительно.

– Ты тоже так считаешь, Энтони? А мне, собственно, это кажется нормальным. Человек влип в историю, на некоторое время даже угодил за решетку. Имя его на разные лады наверняка трепали все, кому не лень. Вдобавок, возможно, ваши люди, господин Камаль, действительно работали не слишком аккуратно – оказавшись на свободе, он обнаружил за собой слежку. Желание сбежать куда подальше в такой ситуации возникнет едва ли не у каждого. У меня бы – возникло.

– Это профессиональное, Стив.

– Возможно. Но в целом я готов разделить ваши соображения. Три странности – действительно не одна… С этим не поспоришь. Ну а второй? Или вторая? Кто еще вызывает у вас подозрения?

– Кароль Батори.

– Это еще что за птица?

– Секретарь доктора Брасова. Ты не слишком внимательно читал архив своего друга, Энтони. Вся корреспонденция из Бухареста шла через руки этого человека.

– Вот как? Ни я, ни мои люди, как вы понимаете, ничего не знали об этом, однако Кароля Батори все же взяли на заметку.

– За что же?

– Ваш, сэр Энтони, покойный друг тому причиной. Дело, видите ли, заключается в том, что ни с кем больше в Румынии он не общался. Ни с одной живой душой. Кроме Кароля Батори. Тот не оставлял его ни на минуту, как прежде и доктора Брасова.

– Ваши люди, похоже, следили и за ним?

– За герцогом Текским? Разумеется. Он ведь прибыл в самое, можно сказать, пекло. Так вот, повторяю, Батори не отходил от него ни на шаг. В итоге – странная болезнь и скоропостижная смерть. Узнав об этом, я задумался… Если предположить, что болезнь и смерть герцога все же связаны с его пребыванием в Румынии, кто, как не этот молодой человек…

– Что же, по-вашему, он сделал, босс? Изобрел машину времени, проник в прошлое и каким-то дьявольским образом заразил далеких предков герцога порфирией?

– Опустим машину времени, далекое прошлое и предков.

– Что вы хотите сказать, Стив? Мальчишка-секретарь заразил самого герцога? Говорю же вам, это невозможно.

– Отложим дискуссию до возвращения Полины…

– Насколько я понял, ее специальность – психология? Если вас интересует мнение специалиста, нужен гематолог.

– Я бы назвал ее специалистом широкого профиля. Очень широкого. Однако с чем бы ни возвратилась Полина, нам не стоит расслабляться. Итак, этот Батори не отходил от Влада. Только и всего?

– Не только. До этого столь же плотно он опекал доктора Брасова.

– Но того убили «вампирским» способом. Кстати, в этом чертовом механизме нам еще предстоит разобраться.

– Механизм, на мой взгляд, не так уж важен. Разумеется, кто-то его изобрел – кто-то весьма хитроумный. А механизм в конечном итоге может оказаться очень простым. Какая разница? Куда важнее знать, кто – а не как. Потому – продолжу. Вернее, отвечу на ваш вопрос, сэр Энтони. Относительно доктора Брасова. Он умер иначе, нежели ваш друг, это верно. Аналогию я усматриваю в другом. Тесная, постоянная опека обоих Каролем Батори – вот что меня настораживает. И еще вопрос: куда подевался преданный секретарь, он же практически и слуга, в ту ночь, когда погиб профессор Брасов? Заметьте, эта была совсем не обычная ночь. Полная луна, совпавшая с Вальпургиевой ночью, что случается не так уж часто. В такие ночи, по преданию, на ратушной площади Сигишоары сам Дракула, восстав из могилы, вершит свой суд. Что же выходит? Ученый, категорически отрицающий всякий мистицизм, именно этой ночью отправляется именно на эту площадь, а верноподданнейшему секретарю об этом ничего не известно?

– Что ж, это, безусловно, повод для размышлений. Однако, друзья мои, размышлять таким образом мы можем еще достаточно долго. Я же, откровенно говоря, предпочитаю действовать.

– Как именно?

– Кто-то из вас увлекается рыбной ловлей?

– О нет.

– Ты, Стив?

– Разве ты не знаешь, Тони? Ни охотой, ни рыбалкой…

– Ну а вы, Костас, морской волк, неужели…

– Не могу назвать себя страстным любителем, однако кое-что в этом деле соображаю. Вы собираетесь организовать рыбалку, милорд?

– Угадали, друг мой. Несколько своеобразную. Ловить будем «противную сторону». На живца. Все знают, что это такое?

– Полагаю, что да.

– Для этого вовсе не нужно быть рыболовом…

– Действительно. Тогда мой план должен быть вам ясен.

– Ты хочешь, чтобы кто-то из нас опасно приблизился ко «второй теме»?

– Верно, Стив. А поскольку книжных червей и борзописцев в нашей компании не наблюдается, приблизиться, очевидно, следует в самом прямом смысле.

– К чему же?

– Ну, это как раз ясно: все к тем же развалинам. Однако позволю напомнить: мы с Костатом только что оттуда. И – ничего. Не клюнуло.

– Значит, вы пробыли там недостаточно долго. Или информация о вашем пребывании не достигла нужных ушей. Словом, я абсолютно уверен: если посидеть там подольше – клюнет. Не может не клюнуть.

– Да, вероятность велика. Что ж, Костас, вы готовы совершить обратный путь?

– Ну почему сразу – Костас? Я вовсе не настаиваю, чтобы это снова были вы с Костасом, Стив.

– Знаешь, Тони, я не очень представляю тебя, равно как и господина аль Камаля, в образе живца.

– Полагаешь, мы струсим?

– Отнюдь, скорее струсит хищник. Слишком крупным покажется ему живец. Неправдоподобно крупным.

– Действительно, милорд. Нам с полковником это будет сподручнее. Но вы, кажется, хотели дождаться возвращения вашей приятельницы?

– Терпеть не могу ожидание.

– Я тоже. Однако не мешало бы все же узнать, где сейчас Полина.

– В отеле, разумеется. Отсыпается после перелета. Где же еще ей теперь быть?

Лорд Джулин, как, впрочем, и всегда, был совершенно уверен в том, что говорил.

Фраза прозвучала веско и основательно.

Никто из присутствующих ни на секунду не усомнился в справедливости сказанного.

И совершенно напрасно.

Прошло совсем немного времени, и двое мужчин, те, что последними прибыли на борт яхты, покинули ее снова.

Путь их лежал строго в обратном направлении.

На северо-запад.

К развалинам Поенарского замка.