Текст книги "Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба"

Часть II
«Фабрики мысли» как «фабрики намерений»[8]8
  Автор: Константин Черемных.


[Закрыть]
Интеллектуальные центры США в контексте идеологий и глобального целеполагания

Введение
О задаче «исследования исследователей»

«Настоящего воина можно узнать по тому, что он интересуется своими врагами гораздо больше, чем друзьями», – писал Бернар Вербер в своей «Энциклопедии относительного и абсолютного знания». Эту мысль современному русскому исследователю целесообразно дополнить более древним изречением Сунь Цзы: «Знай врага и знай себя – тогда в тысяче битв ты не потерпишь поражения».

Стратегическое поражение – всегда совокупный результат хитрости противника и собственных пороков, на которых сыграл этот противник. Третьим элементом является фактор случая, которому придавали огромное значение полководцы от Александра Македонского до Клаузевица. Случайным фактором поражения СССР в холодной войне стало избрание Михаила Горбачева руководителем партии и государства. Однако, как можно судить уже по этому примеру, случай, если он не сотворен неподконтрольными человеку природными силами, тоже является совокупностью обстоятельств на фоне предрасположенности (базового дефекта) системы: приход Горбачева был подготовлен как серией идеологических провалов Н.С. Хрущева и Ю.В. Андропова, так и окостенением системы принятия решений, механизмов вертикальной мобильности и контакта между элитами и массами.

Актуальная история – то есть тот период новейшей истории, в котором ее ключевые действующие лица живы и продолжают мыслить и действовать, – показывает нам, что тот центр влияния на миропорядок, который одержал верх в борьбе двух систем (1946–1987), продолжает целенаправленно подчинять себе цивилизации, нации и общества, используя их внутренние слабости, то есть находя замочные скважины, к которым можно подобрать ключи. В то же время мы замечаем, что в период мирового кризиса в этом активном центре обнаруживаются собственные дефекты, которые он не в состоянии скрыть ни от одной из цивилизаций. И перед нами сегодня достаточно ярких примеров сопротивления этому влиянию, в том числе и со стороны государств, многократно уступающих англосаксонскому субъекту по своим экономическим и военным возможностям. Это свидетельствует о накоплении предрасполагающих обстоятельств для того случая, когда доминирующие в мире силы окажутся безвластны, и мироустройство изменит свое лицо. Еще одним признаком такого накопления обстоятельств является феномен «свободных тел», эмансипирующихся от доминирующего центра с беспрецедентным ущербом для его внутренней целостности, – он наиболее ярко проявился в случае с агентом ЦРУ США Эдвардом Сноуденом.

Соответственно, интеллектуальное сообщество доминирующего субъекта, и прежде всего его центра – США, в актуальном историческом процессе мы рассматриваем как:

– составную часть системы, подверженной беспрецедентным вызовам и стремящейся сохранить свое господство новыми средствами и новым инструментарием за счет других цивилизаций;

– подсистему, претерпевающую направленный отбор, реконфигурацию и респециализацию;

– подсистему, освоившую новые функции в глобальном масштабе – прежде всего для убеждения мира в дееспособности доминирующей силы, в его способности сохранить контроль над глобальными процессами и в безальтернативности доминирующего субъекта, то есть функции прежде всего идеологические.

Соответственно, изучение этой системы в контексте актуальной истории требует:

– мультидисциплинарного подхода,

– дифференцированной и динамической оценки, учитывающую историю институтов и закономерности текущей кадровой селекции,

– сопутствующего анализа элитных взаимосвязей.

В актуальной исторической обстановке целеполагание изучения интеллектуальной силы доминирующего соперника содержит несколько сверхзадач:

1. Оборонительную. По выражению Сенеки, постоянному и плодовитому злу должен противостоять медленный и упорный труд – не для того, чтобы уничтожить его, но для того, чтобы оно нас не одолело. Эта максима применима как к познанию врага, так и к активному противодействию – что, как следует из вышесказанного, означает «закрытие» тех замочных скважин, зияние которых создает условия для навязывания внешней воли средствами прямых и опосредованных манипуляций. Для этого и необходимо знать свои слабости не хуже преимуществ противника. В контексте оборонительной сверхзадачи в период, когда противник мобилизует свои организационные и кадровые ресурсы с профильной специализацией и компетенцией в странах-мишенях, особо существенны содержательная оценка и ревизия сложившихся контрактных отношений между институтами и коллективами в стране-агрессоре и стране-мишени.

2. Предупредительную. Предметом агрессивной манипуляции во всем диапазоне, от культурной сферы до жизнеобеспечения, являются все цивилизации мира. Риски для соседних цивилизаций прямо затрагивают нашу (достаточно представить себе последствия хаотического распада Китая). Хотя бы по этой причине рамки изучения агрессора распространяются не только на те его формирования, которые выдвинуты на линию атаки на нашу цивилизацию. Если мы ориентированы на мультиполярную модель нового мироустройства, значит, мы заинтересованы в том, чтобы другие потенциальные центры силы сохранили свою субъектность, не поддавшись на манипуляции. В этом контексте особо существенно адекватное взаимодействие страны-мишени со «свободными телами», эмансипировавшимися от страны-агрессора и отторгнутыми ею – взаимодействие прежде всего на ценностно-смысловых основаниях, а затем уже на организационно-функциональных.

3. Стратегическую. Саморазрушение доминирующего субъекта – процесс, затрагивающий действующие международные институты. Многополярный мир не может вовсе обойтись без институтов согласования и урегулирования, а реализация новых экономических моделей – без взаимодействия центров силы. Соответственно, нам необходимо в актуальной мировой системе отделить зерна от плевел, чтобы наметить контуры будущей системы безопасного развития и приступить, вместе с тактическими союзниками, к проектированию институтов посткризисного мира. Для этого необходим полный суверенитет критериев отбора, что предполагает оценку фактического предназначения действующих международных институтов и определение тех сфер, в которых целесообразно создание временных или постоянных альтернатив институтам, не отвечающих своему номинальному предназначению (миссии).

1. Методологические барьеры

О роли интеллектуальных центров (ИЦ, think tanks – дословно «резервуары мысли») в стратегии мировых держав, в особенности США, отечественные авторы писали еще четыре десятилетия назад из-за «железного занавеса»[9]9
  Шейдин И.Л. США: фабрика мысли на службе стратегии. М., 1973.


[Закрыть]. Советские обществоведы рассматривали деятельность американских ИЦ с идеологических позиций, базирующихся на классовом подходе официального марксизма-ленинизма: на первом плане любого исследования была «связь идеалов с интересами» и последствия деятельности американских ИЦ для стран-мишеней. При этом в контексте противоборства мировых систем анализировалась внешнеполитическая проекция разрабатываемых стратегий на всем земном шаре.

Методологические проблемы советского обществоведения имели как объективную, так и субъективную природу. Объективно оценке эффекта деятельности предмета изучения препятствовали: а) закрытость советского общества, то есть малодоступность прямых наблюдений как субъекта, так и его мишеней, б) внешние препятствия со стороны державы-соперника, включая его оборонительные и контрнаступательные инициативы в идеологической сфере (преимущественно направленные на раскол международного левого движения), в) ограниченный выбор информационных источников в «досетевую» эпоху. Субъективно исследовательской деятельности препятствовали: а) бюрократизация как системы кадрового отбора (формализация оценки лояльности и, соответственно, предоставления доступа к актуальным материалам), так и тематики исследований (начетничество, подгонка под априори сформулированные выводы), б) доктринальное блокирование источников информации (прежде всего в отношении религиозных сообществ), в) доктринальная ригидность, препятствовавшая содержательной, в том числе и классовой оценке как общественных феноменов, так и стратегий, ориентированных на эти феномены (например, трансформация рабочего класса и идеологическая обработка продукта этой трансформации).

Негативная селекция советских исследовательских кадров в существенной мере подготовила трансформацию научного сообщества «сверху вниз», где перерождению (в советском же понимании) подверглись прежде всего элитные круги, имевшие привилегированный доступ к прямым источникам, но при этом сами оказавшиеся объектом целевой обработки, изменившей не только картину мира этих кругов в направлении, выгодной «другой стороне занавеса», но и их ценностно-смысловую ориентацию.

В постсоветский период, когда общественные науки в России теряют «идеологический компас», а государственные научные учреждения оказываются на «голодном пайке», оценка и анализ событий, происходящих в интеллектуальном сообществе Запада, в значительной мере модулируется заимствованными позициями, которые выдаются за объективные и непредвзятые, поскольку «наука освободилась от идеологии». Более того, вместе с марксистским понятийным аппаратом обществоведения из оборота выходит целый пласт не только вербальных, но и понятийных ориентиров: адаптирующиеся авторы просто не употребляют ни сам термин «идеология», ни понятий, характеризующих мировое разделение труда (корпоративная экспансия, захват рынков сбыта, передел влияния), не говоря уже о таких якобы устаревших понятиях, как колониализм и эксплуатация (в применении к общественным отношениям). Между тем, и в США, и в «третьем мире» этот понятийный набор продолжает употребляться, причем не только общественными структурами, выражающим интересы угнетенных, но и истеблишментом.

В то же время «открытие общества» создает возможности для непосредственного познания друг друга обеими бывшими сторонами «железного занавеса», и эти возможности распространяются не только на истеблишмент, но и на широкий круг «интеллектуальных классов». Интернетизация открывает дополнительные познавательные горизонты – однако не избавляет обе стороны от усвоенных штампов восприятия, на которые в постсоветском обществе накладывается закономерно сформировавшийся «синдром поражения». Этот синдром проявляется принципиально различным образом у космополитической и почвеннической интеллигенции, но в ряде пунктов «крайности сходятся».

Набор стереотипов, разделяемых обеими сторонами внутрироссийского мировоззренческого противостояния, концентрируется в областях теории информации, интерпретации природных процессов, представлений о мировом разделении труда и предметов противоборства мировых интересов. Все вышесказанное отразилось в подходах к пониманию роли и функций интеллектуальных центров США, в связи с чем падение коммуникативных преград не привело к систематизации представлений об ИЦ.

Либеральному (космополитическому) мировосприятию свойственно представлять систему англо-американских ИЦ как совокупность рынков услуг, живущих по законам свободной конкуренции («броуновское движение»), чем и объясняют специализацию ИЦ и их число, которое преувеличивается (так, Т.И. Виноградова из петербургского центра «Стратегия» утверждает, что в США «сотни тысяч» ИЦ[10]10
  Виноградова Т.И. Фабрики мысли (think tanks) в США: особенности развития и роль в публичной политике. СПб., 2002.


[Закрыть]).

В свою очередь, реальное содержание их деятельности отождествляется с публично заявленным (миротворческие усилия, контртерроризм, содействие развитию гражданского общества, строительство многопартийности и правового государства, развитие самоуправления, продвижение инноваций etc.).

Почвенническое (этатистское) мировосприятие, напротив, склонно рассматривать систему американских ИЦ как жесткую пирамидальную иерархию, в которой на вершине расположены глобалистские структуры, контролирующие политику через семейные связи, а ниже – система подчиненных профильных, как правило, также глобализированных центров, тесно связанных с монополистическими корпорациями и банками и обслуживающими их интересы при установлении господства над природными ресурсами и ради этого – над элитами подконтрольных государств.

«Свободно-рыночное» представление 1) не объясняет многодесятилетнее, а иногда и вековое, существование и непреходящее влияние ряда институтов на американскую и мировую политику, 2) усматривает в экспансии ИЦ благотворительные мотивы, производные от активности «гражданского общества» США, 3) вообще не рассматривает закрытые (параполитические) структуры, считая это конспирологией, а «следовательно», лженаукой.

Исследователи-этатисты разделяют главное и второстепенное в политической роли англо-американских ИЦ, угадывают их манипулятивные интенции в «стране-мишени», однако: 1) рассматривают систему ИЦ как статичную конструкцию, не учитывая влияния мировой финансовой и политической клановой конъюнктуры, где в период кризиса возрастает роль персональных и случайных факторов, 2) вслед за популярными западными авторами (классиками и современниками) гиперболизируют как мотивацию корпоративного и личного обогащения, так и ресурсные, особенно углеводородные мотивации в геополитике, 3) в то же время не придают должного значения целенаправленному перехвату англо-американским истеблишментом антикапиталистических (и антииндустриальных) лозунгов и в силу этого не разграничивают подлинно и мнимо-антиэлитарные инициативы (так, левоэкологистский по составу Всемирный социальный форум, финансируемый Rockefeller Foundation в качестве управляемой псевдоальтернативы «корпоративному глобализму» Давоса, рядом отечественных авторов интерпретируется как «спонтанный» бунт против миропорядка[11]11
  Белов Е. В поисках «другого мира». Всемирное движение альтерглобалистов набирает силу // Российские вести, 1–7 февр. 2006.


[Закрыть]).

Описание американских ИЦ выдает мировоззренческие стереотипы самих описателей. О.А. Акопян[12]12
  Акопян О.А. Ведущие мировые фабрики мысли сегодня: Новые смыслы на службе государства. М., НИРСИ, 2009.


[Закрыть] считает, что американские ИЦ находятся в условиях рынка «на практически равных стартовых позициях», а к частным инвесторам обращаются потому, что «так они могут чувствовать себя более свободно в обсуждении спорных вопросов». По представлению этого автора, RAND Corp., Carnegie Endowment и Brookings Institution являются «лидерами рынка» ввиду независимости от политических партий. В том же перечне упоминается Совет по международным отношениям (CFR), который автор не относит к «лидерам рынка». Рейтинги, на которые ссылается автор, опираются на «публикуемость», а тот факт, что отнюдь не все американские ИЦ стремятся рекламировать или даже афишировать свою деятельность, вообще не учитывается. Вопреки заглавию собственной работы, автор не допускает мысли о разделении труда между «независимыми» американскими ИЦ в рамках государственного целеполагания. Гиперболизируя рыночную мотивацию формирования ИЦ в США, автор скептически оценивает возможность создания ИЦ в «нерыночном» китайском обществе, считая, что число ИЦ в Китае не превышает нескольких десятков (по данным Ван Лили из Торнтоновского центра изучения Китая Brookings, в КНР уже больше 1000 ИЦ).

В этатистской литературе CFR квалифицируется отдельно от других «фабрик мысли» в одном ряду с Бильдербергским клубом и Трехсторонней комиссией, при этом подчеркивается связь всех этих трех структур с семьей Рокфеллеров и влияние этой семьи на глобалистские инициативы США. Влияние этой семьи в названных структурах, как и пересечение других влиятельных лиц в их руководстве, несомненно. Однако, во-первых, названные структуры создавались в разной исторической обстановке, во-вторых, уже в середине 1970-х, когда сложилась эта «тройка», на мировой сцене действовал также ряд других, не менее могущественных структур глобалистского проектирования, в-третьих, мировой финансовый кризис существенно повлиял и на роль этих структур, и на влияние в них рокфеллеровского круга. Ограничение «верхнего этажа» глобального аппарата влияния этими тремя структурами: а) смешивает институциональные «фабрики мысли» с параполитическими образованиями, б) игнорирует как другие институты, так и другие закрытые международные клубы (в частности, Club 1001 и Mont Pelerin Society, в) не учитывает динамику, в том числе вынужденную.

Мейнстримные американские критики глобализации (см., напр., статьи И. Валлерстайна[13]13
  Wallerstein I. Cancun: The Collapse of the Neo-Liberal Offensive. Fernand Braudel Center, Binghamton University. Commentary No. 122. Oct. 1. 2003


[Закрыть] и аналитический доклад о глобальной корпоративной гегемонии У.И. Робинсона[14]14
  Robinson W.I. Global capitalism and the hegemony of the transnational elite: Theoretical notes and empirical evidence. Santa Barbara: Department of Sociology; University of California, 2002.


[Закрыть]) относят Трехстороннюю комиссию к тому же разряду институтов (по предназначению), что и Всемирный Банк, МВФ, Всемирный экономический форум, Питерсоновский институт мировой экономики, то есть к системе обеспечения неолиберальной модели наднационального экономического управления; к тому же разряду принадлежит закрытый совещательный клуб Mont Pelerin Society. Кризис неолиберальной модели (констатированный в 2011 г. тогдашним управляющим директором МВФ Д. Стросс-Каном) неизбежно должен был привести и к кризису этих институтов, и к сокращению влияния их функционеров, подтверждением чему может служить фиаско экс-главы Европейской ветви Трехсторонней комиссии Марио Монти на посту премьера Италии. Именно этой неэффективностью можно объяснить попытку руководства CFR создать «совет советов» из стратегических «фабрик мысли» стран G20 в марте 2013 года[15]15
  Гриняев С. Американский Совет по международным отношениям берет глобальное управление в свои руки. М.: ЦСОиП, март 2013.


[Закрыть]. В свою очередь, Бильдерберг, функции которого не исчерпывались экономическим управлением, уже в 2011 г. собирает два параллельных мероприятия в Швейцарии, а участвующий в одном из них управляющий Банком Израиля Стэнли Фишер, в это время выдвинувший кандидатуру на пост главы МВФ, не получает этой должности; в 2013 году на заседании клуба в Ветфорде (Великобритания) «рокфеллеровцы» оказываются в меньшинстве (см. ниже).

Многие исследователи, исходя из неизменности глобальных интересов США, проявляют интерес к истории наиболее влиятельных институтов, однако не объясняют трансформации старых и формирования новых организаций. Некоторые авторы, например, вице-президент аналитического агентства New Image Тихон Паскаль[16]16
  Паскаль Т. Think Tanks в США и России. Интеллектуальный лоббизм. М.: КГ «PROTEKT», 2006.


[Закрыть], вообще считают влиятельными только старые структуры. Между тем только за период 1995–2013 годов в США возникла целая плеяда новых ИЦ, не только занявших востребованные ниши, но и ставших источниками кадров для администраций, формировавшихся обеими партиями. Пренебрежение новыми структурами на практике равнозначно пренебрежению новыми стратегиями: продолжая по инерции демонизировать Heritage Foundation и не обращая внимания на New America Foundation, Center for a New American Security, Bipartisan Policy Center, мы не только обедняем свой багаж знаний, но и упускаем источники актуальных вызовов.

Публикуемые в России классификации англо-американских ИЦ либо выстраивают в один ряд структуры разного предназначения, функции и организации, либо членят их по узким предметам деятельности. В. Филиппов[17]17
  Филиппов В.А. Аналитические центры – стратегический интеллектуальный ресурс. М.: Ленанд, 2007.


[Закрыть] делит фабрики мысли США по юридическому статусу (фонд, институт, общественная организация), специализации (политическая, экономическая, гуманитарная, экологическая etc.), по идеологическому профилю (выделяет либеральный, консервативный, либертарианский и центристский) и характеру деятельности (научно-исследовательская, бизнес-консультативная, политтехнологическая). Такой подход приближает читателя к предмету исследования, но содержит системные ошибки. Так, экология как предмет деятельности – в большинстве случаев не специализация, а идеологический профиль (environmentalism – мировоззрение, а не наука). Центризм, напротив, – не идеология, а политический выбор. Не выделяется геоэкономическая специализация в рамках экономической, военно-стратегическая – в рамках политической, не выделяются негосударственные организации, являющиеся постоянными партнерами профильных внешнеполитических госструктур или обслуживающие эти структуры. Приводя примеры, автор «ведется» на самоидентификацию структур, действующих на геополитическом поле. Упоминаемый им Advocacy Institute (ныне Institute of Sustainable Communities) на уровне деклараций посвящает себя сугубо гражданским целям содействия – сбережению ресурсов, самоуправлению, но его самоназвание никак не объясняет выбор стран деятельности и тем более регионов (в России – Северо-Запад и Дальний Восток). Отнесение этой структуры к разряду «групп по интересам» проистекает исключительно из самоназвания (advocacy – отстаивание, advocacy groups – структуры, отстаивающие профильные общественные интересы). Таким образом, классификатор принимает позиционирование структуры, активно вторгающейся в другие общества, за чистую монету.

Под термин think tank в отечественной литературе рутинно подгоняются такие функционально разнородные структуры, как академические учреждения с собственными библиотеками и архивами, исследовательские центры в составе университетов, центры партийного обучения, узкопрофильные (отраслевые и предметные) институты и НПО и целевые пропагандистские организации. Между тем ориентация на самоназвание того или иного ИЦ или на его регистрационный статус, присвоенный IRS, не является достаточной для оценки предназначения, роли и влияния ИЦ, как и любой другой структуры (корпорации, фонда, юридической или консалтинговой компании, общественной организации).

Данная проблема не разрешается и дословным переводом («институция», «центр»), поскольку американское законодательство, классифицирующие учреждения по признаку налогообложения, весьма либерально к самоназваниям: титулы center, institute или institution могут атрибутироваться и к мощным многопрофильным НИИ с международными филиалами, и к компактным структурам с ограниченным штатом, занимающим одно здание или даже один этаж. Еще сложнее с терминами «совет» и «фонд»: первое из них может фигурировать как в названии консультативной структуры Конгресса, одной из его палат, одного или нескольких его комитетов, экспертной структуры при Администрации, так и в титуле исследовательского центра, а самоназвания fund, foundation, endowment относиться как к фонду, распределяющему средства в пользу других структур самого различного профиля и юрисдикции, так и к «фабрике мысли». И соответственно, Heritage Foundation, какой бы пиетет ни вызывала его репутация и многолетняя известность, неуместно «стричь под одну гребенку» ни со старым Ford Foundation, ни с новым Bill Gates Foundation: это столь же разные феномены, как дерево и река. В свою очередь, Carnegie Endowment for International Peace, National Endowment for Democracy (NED) и Endowment for Middle East Truth (ЕМЕТ) по функции и статусу «просятся» в три разные группы.

Позиционный камуфляж, вплоть до присвоения единственно верной точки зрения (как в случае с EMET), наиболее типичен для структур, действующих в геополитическом поле. При позиционировании как в американском, так и мировом общественном мнении вновь возникшие частные ИЦ камуфлируют предназначение не только в названии, но в отнесении себя к той или иной публичной категории учреждений. При этом для профильных структур удобнее всего вышеназванный термин-маска advocacy. Так, структура под названием United Against Nuclear Iran (UANI), стремящаяся «предотвратить исполнения амбиций Ирана стать региональной сверхдержавой, располагающей ядерным оружием», в состав руководства и консультативного совета которой входят крупные дипломаты и высшие чины разведывательных сообществ США, Великобритании, Германии и Израиля, именует себя advocacy group – то есть относит себя к той же категории, что общество защиты кошек штата Коннектикут. По тем же камуфляжным основаниям организация, представляющая интересы диаспоры, но не афиширующее этот факт, не регистрируется по закону как лоббистская организация и не отражает в названии интересы страны-союзника, которую она лоббирует, – как, например, Вашингтонский институт ближневосточной политики (WINEP), представляющий интересы правого крыла израильского истеблишмента.

В публикуемых в России классификациях ИЦ не уделяется достаточного внимания горизонтальным и транснациональным (Британское Содружество, ЕС, Израиль) связям американских университетских центров; взаимодействию фондов, государственных ведомств и НПО в осуществлении «мягкой власти» США (в том числе многолетнему взаимодействию военно-космической индустрии и сферы развлечений в контексте информационно-психологической войны); идеологическому содержанию и оперативному «разделению труда» меду государственными ведомствами, частными институтами и подрядчиками и НПО в практике т. н. иностранной помощи (foreign assistance); персональным взаимодействиям между государственными, университетскими и частными ИЦ; этнокультурному подтексту кадровой динамики в контексте геополитических приоритетов.

В целом для подходов к систематике ИЦ США в отечественной литературе характерно:

– игнорирование идеологических факторов в целеполагании теоретических и прикладных исследований, рассмотрение деятельности ИЦ вне контекста глобальной повестки дня;

– недостаточное внимание к внешним и внутренним факторам реконфигурации системы ИЦ и конъюнктурной подоплеке возникновения новых структур; недооценка роли госведомств в целенаправлении и диверсификации ИЦ;

– неразличение аналитических и пропагандистских функций в деятельности ИЦ;

– некритичное заимствование оценки влияния ИЦ, содержания их деятельности и ее результатов либо у ангажированных мейнстримных, либо у маргинальных авторов;

– избирательное внимание лишь к тем институтам, которые (предположительно или действительно) специализируются на российском направлении.

Такие же особенности интерпретации выявляются в исследовательской литературе как других стран бывшего СССР, так и стран Восточной Европы и Ближнего Востока, ранее входивших в сферу советского влияния. Уже это сходство указывает на общие проблемы интеллектуалитета посткоммунистического мира: а) вместе с «водой» марксизма из аналитической практики выбрасывается «ребенок» диалектического подхода (отсюда – игнорирование противоречий и их разрешения, статичность оценки), б) вместе с коммунистическим глобальным проектированием исчезает интерес к процессам в других регионах и даже соседних странах и, соответственно, блокируется усвоение полезного опыта, в) неизжитое переживание краха собственного проекта фиксирует стереотип когнитивного пораженчества.

Вышеназванные общие проблемы представляют собой такое же проявление колониальности профессионального сознания, как и тенденция правящих классов постсоветских стран к копированию «общечеловеческих» подходов в сферах права, образования, вещания, в сферах сертификации, технических, метрологических и экологических стандартов и т. п.