Текст книги "1850"

– Да, ничего интересного, – вальяжно отмахиваюсь я, – Весь день ходили по магазинам.

По магазину. И это истинная правда. А дальше я уже начинаю фантазировать, выдумывая мифические покупки.

– А одна продавщица принесла мне рваные штаны, представляешь? А еще говорят boutique de luxe!

– Вам надо было зайти в…

Вадим выдает состоящее из двух слов название, которое вот уже неделю преследует меня в кошмарных снах.

– Там действительно хорошие вещи. У них даже есть куртки с золотым напылением.

Ага, марки Орум. С титановой молнией. 2 500 стоит куртка, 1 500 штаны, и полер еще есть за 500, правда, уже без напыления. Я вспоминаю свою вторую встречу с Вадимом. Одностороннюю. Я его встретила, а он меня нет. Его внимание было в тот день сконцентрировано на красивой незнакомке в норковой шубе. Кем она, интересно, ему приходится. «И вовсе неинтересно», – отряхивается после длительной спячки разум, – «Какая тебе разница, жена это или двоюродная тетя? Тебе же не детей с ним делать!» Что верно, то верно, детей я сегодня делала с соотечественницей. Она сортировала маленькие лыжные курточки, а я складывала крошечные лыжные штанишки.

Машина тормозит у входа в шале. Вадим выходит, не делая попытки распахнуть передо мной дверь и, не оборачиваясь, направляется ко входу. Я несколько озадаченная столь пренебрежительным отношением следую за ним.

– Проходи, чувствуй себя как дома! – заявляет гостеприимный хозяин и исчезает в лабиринте лестниц и дверей.

Неплохое начало. Я поднимаюсь на этаж выше, пытаясь припомнить, куда направился Сусанин. Дергаю за дверную ручку и оказываюсь в спальне. Поспешно ретируюсь. Следующая ручка – туалет. Вслед за ним я натыкаюсь на еще одну спальню. Обойдя весь второй этаж, насчитываю три спальни и два туалета. И ни одной живой души.

– Эй, Вадим? Ты куда запропастился? – зову я, борясь с пробуждающейся в недрах организма тревогой.

Он откликается откуда-то сверху. Я карабкаюсь по деревянной лестнице на голос. Картина, открывающаяяся моему взору, успокаивает. По середине со вкусом обставленной гостиной горит камин, из колонок доносятся приятные мотивы, Вадим разливает по бокалам шампанское.

– Я заблудилась, – принимая из его рук пенящийся напиток, признаюсь я, – Зачем тебе столько спален?

– Стандартное шале, – пожимает плечами Вадим, – У вас разве не такое?

Ага, такое же. Только называется почему-то по-другому. Студио.

– Почти что, – делаю глоток шампанского я.

– Ты извини, я поесть ничего не предусмотрел. Надеюсь, ты не голодная?

А вот это, дорогой мой, удар ниже пояса. Я бы даже сказала, прямо пяткой в желудок. Я-то губу раскатала в кое-то веки прилично поужинать. Помидоры с моцареллой, запеченая ножка фермерского ципленка с зеленой стручковой фасолью, бокал розового вина, ломтик сыра Saint Nectaire в компании со свежим хлебцем и, наконец, вазочка свежей клубники на дессерт… Обманутый в своих ожиданиях живот отзывается протяжной трелью.

– Не голодная, – вяло бубню я, пытаясь подавить эти внутренние возгласы протеста.

Если честно, то расчитывающий на эротический вечер мужчина мог бы предусмотреть к оному достойную романтическую подоплеку. Как говорил Иван Царевич в свое время Бабе Яге – «Ты, мол, сначала накорми, напои, баньку истопи, а потом уже, старая карга, на интим рассчитывай». Хотя, сдается мне, что пожилая героиня детской сказки добивалась от добра молодца каких-то иных целей. Но это не суть важно. Эх, видно не сильно уважает меня этот олигархишка. Думает, что Бастилия падет после бутылки шампанского и обещания тайского массажа. Не на ту напал!

Шампанское щекочет пузырями пустой желудок. Видимо, стенания последнего все-таки достигают ушей Вадима и тот, сжалившись надо мной, вынимает из холодильника баркетку малины. Я жадно запихиваю в рот кислые ягоды, стараясь по возможности завуалировать свою радость по поводу этой скудной кормешки. Вадим тем временем потчует меня очередными историями из своей бурной молодости, постепенно сужая разделяющую нас полоску кожаного дивана. Меня буравит непривычное чувство неловкости. Обычно я достаточно легко схожусь с людьми. Помнится мне, что до времен Филиппа эта легкость всегда присутствовала в общении с симпатичными мужчинами. Стоит ли списывать ее нынешнее отсутствие на потерю навыков в следствии их трехлетнего простоя? Так или иначе не смотря на второй бокал шампанского Вадим кажется мне чужеродным спутником, который так и хочется вытолкнуть со своей орбиты. Но я не выталкиваю и даже не делаю попытки отстраниться, когда чужак, окончательно преодолев расстояние между нами, прилипает к моим губам поцелуем. На сей раз от проникновения в мой рот малознакомого языка небо не взрывается феерверками, а пестрые бабочки отказываются вылезать из коконов. Меня пронизывают короткие вспышки желания, но промежутки между ними становятся все длиннее и длиннее. Во время одного, особенно затянувшегося, я отклеиваю свои губы и отползаю в сторону.

– Я так тебя хочу, – шепчет роковой мужчина, перемещаясь вслед за мной.

Это замечание ложится куском пластыря на нанесенную Филиппом моему женскому самолюбию царапину. Я одариваю Вадима соблазнительной и загадочной (во всяком случае таковая подразумевается) улыбкой. Он проводит ладонью по моей ноге. Хе, хе, не зря таки я ее побрила. Повторную атаку предотвращает неожиданно громкое журчание моего желудка. Рука Вадима останавливается на пол пути.

– Ты все-таки голодная?

Вовсе нет, но поджаренного на вертеле поросенка запросто проглотила бы целиком. А может даже и двух. Нуф-нуфа и Ниф-нифа. Однако, вместо свинины приходиться довольствоваться очередной порцией малины. Откуда она у Вадима в таких количествах? Выращивает он ее что ли? В прямом смысле у него не жизнь, а малина.

– Ты купальник захватила? Я сауну включил, – заглушив болезненные крики моего желудка жалкой порцией ягод, Вадим переходит к решительным действиям.

– Если честно, забыла, – признаюсь я, с вожделением поглядывая на красующуюся в вазе связку жирненьких желтых бананов.

Эти колорийные фрукты вызывают у меня на данный момент больше желания чем привлекательный брюнет.

– Не страшно. Без купальника даже лучше, – воспринимает мой ответ по-своему упомянутый брюнет.

– Знаешь, Вадим, я не готова вот так сразу.., – завожу я вечную женскую песню об ожидании трамвая.

Только вот трамваи в Куршевеле не ходят, и согласившись, разделить с мужчиной сауну, я по его мнению дала согласие на все последующие водно-постельные процедуры. Я на мгновение пугаюсь, что Вадим разозлится на мой отказ. Кто его знает, чего можно ждать от разгневанного олигарха. Но мой знакомый не проявляет ни злости, ни агрессии. Вместо этого он накидывает на плечи плащ безразличия, в котором щеголял вчера вечером в Cheval Blanc. Этот наряд идет ему больше, чем костюмчик навязчивого Казановы, и мое вытесненное голодом и нежелательным напором влечение постепенно возвращается в родные пинаты. Мы болтаем на отстраненные темы. Вадим впервые с момента нашего знакомства демонстрирует некое подобие интереса к моей личности. Я рассказываю о своем былом увлечении танцами, и он просит привести наглядный пример. Не плещись в моем пустом желудке пол литра шампанского, я бы наверно на подобный эксперемент не решилась. Впрочем, только ли упомянутая алкогольная шипучка побуждает меня сделать этот решительный шаг? По правде сказать, мне хочется нравиться Вадиму. Мне хочется, чтобы за смазливым фасадом он разглядел незаурядную натуру и всерьез увлекся бы ею. Мне хочется, чтобы он не спал ночами думая обо мне, страдал, не получая сообщений, терял аппетит в отсутствии встреч. В общем, чтобы он тихо боготворил меня до конца дней своих. Я не задаюсь вопросом, чем вызвано столь садистическое желание. Мне вообще сейчас не до раздумий. Я танцую. На композицию Дэйвида Джордана «Sun Goes Down» неплохо ложится трайбл фьюжн с элементами бурлеска. Я вдохновленно вращаю грудью и подкидываю вверх бедра.

– У тебя красивый живот, – делает вывод зритель, когда я, тяжело дыша, опускаюсь на диван.

Он не выказывает ни восхищения, ни восторга, которыми меня когда-то умилил Филипп. Я чувствую, как по жилам разливается вязкое разочарование. Мне хочется встать и уйти.

– Знаешь, мне завтра рано вставать, – говорю я, аккуратно убирая его руку со своего живота и поднимаясь с дивана.

– Кататься едешь?

Ага, кататься. На коленях по ковролину с тряпкой в руках. Увлекательнейшее, надо сказать, занятие. Это вам не ананасы есть да рябчиков жевать.

– Ага. С папой.

«С папой-олигархом» мысленно добавляем и я, и он.

– Ты была в Chalet des Pierres? Это чуть выше Cheval Blanc. Там у них есть терасса с шезлонгами. Если у тебя будет время, можем попить кофе.

Кофе поппить! Кормить меня, выходит, ты упорно отказываешься! Оставляешь эту привилегию иллюзорному папаше-толстосуму. Ну, и черт с тобой. Я гордая, независимая женщина, сама себя прокормлю.

– Посмотрим. Отвези меня пожалуйста.

На выходе из гостиной мой взгляд падает на аппетитную семейку бананов. Воровато оглядевшись по стороном, я хватаю желтую гроздь и пихаю ее в сумку. Высокомерный Виттон презрительно выплевывает недостойный его мягких кожанных внутренностей объект. Однако я упорно стою на своем, представляя как утром за завтраком разверну лепестки кожуры и откушу ароматную фруктовую мякоть. В конце концов бананы худо-бедно утромбовываются в сумке и я, прикрывая неестественно оттопыренный бок рукой, выхожу из шале следом за Вадимом. Он опять спрашивает, куда меня везти, и мне снова приходится выдумывать какую-то несусветицу о том, что внизу в полвторого ночи меня ожидают очередные великие дела. На прощание Вадим гладит мои волосы и целует висок с невиданной досели нежностью. Мозайка моих желаний вновь меняет узор. Серые тона усталости и безраличия сменяет яркая надпись «он мне нужен». Зачем нужен, эта надпись не уточняет. Но нужен однозначно. С тем я и покидаю теплый салон Хаммера, чтобы оказаться в своих холостятских покоях.

За короткий отрезок времени, который остается на отдых, я успеваю просмотреть бестолковую ленту под заголовком «кошмар продавщицы». Я нахожусь на службе в бутике. Клиент о чем-то спрашивает меня. А я вместо ответа зеваю ему в лицо. Мне страшно хочется спать, на столько, что глаза сами собой закрываются и я дремлю, прильнув к комбинезону Фенди. Но гневный голос Лоранс вырывает меня из объятий Морфея, возвращая в жестокую реальность. Нельзя зевать перед клиентом, ему надо улыбаться, семенить перед ним, расхваливать товар. «Да, да, конечно» сонно бормочу я, покачиваясь на нетвердых ногах, «Вот посмотрите», – обращаюсь я к расплывающемуся в туманной дымке покупателю, – «У нас есть отличный слон». На этой фразе я просыпаюсь, сжимая в руках плюшевого любимца. Его блестящие пуговицы-глаза смотрят на меня с укором. «Докатилась», удрученно думаю я, гладя его мягкую голову, – «Продала самое близкое существо». Дошла до ручки. Французы в таких случаях говорят etre au bout du rouleau – дойти до конца рулона. До картонки то есть. Вот в нее я сейчас и уперлась. Будильник решает избавить меня от дальнейших мучений, оповещая радостной мелодией о начале нового дня. И сдается мне, что этот новый день опять не четверг. Единственный позитивный момент, заставляющий меня в конце концов отодрать свое тело от простыни – предвкушение царского завтрака. Умывшись на скорую руку, я спешу извлечь из закромов сумки ценную добычу. Вчера в следствии избытка усталости и алкоголя я забыла вытащить фрукты, как бы они за ночь не попортились. Бананы не попортились. Они в отличном состоянии. Ни черной точки, ни черточки на гладком пластмассовом боку. Я оседаю на стул, сотрясаясь от смеха. Гордая независимая женщина стащила у олигарха связку пластмассовых бананов! Это уже вам не картонка. Это уже, извиняюсь за выражение, жесть! Комичность ситуации несколько поднимает мой боевой дух. Я нахожу в себе силы накраситься и одеться. Маленький дворик доверху завалило снегом. Мне навстречу, утопая в сугробах, выскакивает соседская собака неизвестной науке породы и тычет в колено мокрым носом. Я провожу ладонью по косматой голове. Как же мне в этом снежном царстве не хватает простого человеческого тепла. Или на худой конец, хотя бы собачьего. Друг человека провожает меня грустным понимающим взглядом. Телефон пищит сообщением. Надо успеть прочитать его до прихода в бутик, там средства связи настрого запрещены. Послание оказывается голосовым, а голос неприятным. Зато переданная информация разрезает серое небо разноцветной радугой. Лоранс несовсем своевременно ставит меня в известность о том, что сегодняшний день дня меня окрашен в календаре красной краской, а следовательно волей начальства я освобождаюсь как от набивания легких утренней пылью, так и от мучительной послеобеденной беготни. Короче, у меня сегодня выходной! Все мое существо переполняет бурлящая пузырьками радость. Так чувствует себя неподготовившийся к контрольной ученик, узнавший о внезапной болезни учителя. Я поворачиваюсь на 180 градусов и, пританцовывая, отпрявляюсь отсыпаться. На сей раз мне не снится ни магазин, ни Лоранс, ни слон. Мне не снится вообще ничего. Я проваливаюсь в глубокую черную яму и, выкарабкавшись оттуда спустя три часа, первый раз за долгое время снова чувствую себя человеком, а не рабом. Телефон подчует меня парочкой эсэмесок от Филиппа. Протягивая руку за аппаратом, я, честно говоря, больше расчитывала получить письмецо от Вадима, и, узрев на экране номер экс-жениха, испытываю легкое разочарование. С Филиппом все ясно, он сидит на своей жердочке в отведенной ему клетке и не рыпается. А вот вчерашний орел упорно продолжает уворачиваться от расставленных мною сетей. «Что-то я вчера сделала не так», – бубнит внутри меня неуверенная в себе отличница с двумя косичками и неотъемлимыми очочками на носу. «Ха!» – презрительно выпускает ей в лицо колечко дыма распростертая на бархатных подушках фамм фаталь, – «Ты хочешь сказать, что ОН вчера сделал не так! Да, практически все! Ужин не предусмотрел, разговоры вел исключительно о себе, приставал статично… ОН тебе не понравился. Точка!» «Понравился, не понравился, это второстепенно», – откливается скромно одетая студентка со строгим хвостиком, – «Важно, чтобы я ему понравилась. Я ведь такая замечательная. Как же он не разглядел!» «Может, разочаровался совсем и больше никогда не позвонит», – хнычет отличница, получившая непривычную для себя двойку. «Мы с вами наблюдаем столь типичный для женской натуры эффект прищепки», – вещает с трибуны ученая дама в деловом костюме, «Стоит мужчине, который хоть сколько нам понравился (читать: не вызвал отвращения), проявить некоторую небрежную холодность, как весь наш организм стремиться репейником вцепиться в него и не отлипать до тех пор, пока жерва не перестанет помышлять о побеге и не отдасться в нашу власть со всеми потрохами. Вот тогда-то мы и задумаемся, нужны ли нам эти потроха», она поправляет элегантные очки на тонком носу и со вздохом добавляет: «Эх, женщины, понарожают сами себя!»

«Привет. Как ты? Я не мог заснуть, думал о тебе. Встретимся сегодня?» пишет, прервав мои внутренние дебаты Вадим. Маленькая отличница, роковая женщина, студентка и ученая дама в один голос восклицают: «Да!» И только притаившаяся где-то в уголке седовласая старушка осуждающе покачивает умудренной опытом головой. В оставшееся до встречи с Вадимом время я отправляюсь в супермаркет за продуктами. Скудных остатков моей карточки хватает на пару упаковок сосисок, мешочек фасоли, пачку риса, щоколадку и связку бананов (!). Что я буду делать, когда эти жалкие запасы закончатся, я пока не представляю. На обратном пути заскакиваю в кафе с Wifi, чтобы проверить накопившуюся за время моей ссылки почту. Итак, что мы имеем? Объемное послание от Филиппа. Что бы это могло быть… Ага, проколовшийся телемастер решил вернуть себе былую славу героя-любовника, порадовав меня эротическим эссэ собственного сочинения. Помнится, когда мы жили порознь, подобные сочинения были не редкостью. Сейчас заценим. Действия многообещающего рассказа зачинаются в ресторане, куда разнополая пара (судя по описанию, мы с Филиппом) забредает поужинать. «Сквозь тонкую материю блузки мне хорошо видны очертания ее груди, от которой я едва могу оторвать взгляд», – делится с читателем откровенный автор. Далее героиня, как легко может догадаться любой почитетель сего жанра, оказывается лишена какого-либо нижнего белья. Это ценное открытие герой делает, запустив свою любознательную руку под ее мини. Я улыбаюсь в предчувствии горячей развязки. Таковая наступает быстрее, чем я думаю. Перед возбужденной прелюдией парой возникают тарелки с entree. В следствии происков какого-то злого духа-пуританина этим entree оказываются morilles. Унюхав аромат тушеных сморчков, перо из нетвердой руки любовника вырывает повар, и следующие три страницы подробно описывают способ приготовления этих весенних грибов. После дессерта, коим является домашнее тирамису, писатель вспоминает о своей первоначальной задумке. Но горшочек с вдохновением уже опустел, а пузо набилося деликатессами и противится каким бы то не было физическим упражнениям. Потому он довольствуется скудным «а дальше мы занимались сексом как животные» и ставит в своей эротической инструкции по тушению сморчком уверенную точку. Я закрываю Word’овский файл. Глаза жгут слезы. Мне лень брать лопатку и копаться в себе в поисках источника этой влаги. Им может быть что угодно. Разочарование, умиление, тоска… Или любовь. Так вот заковыристо мы, женщины устроены. В почтовом ящике помимо сего шедевра обнаруживается предложение дружбы от Стефано Образины (фото свидетельствует о том, что фамилия была выбрана правильно) и стопка приглашений на закрытые распродажи всяких Клое и Диоров. По форуму, куда я заступаю на цыпочках, циркулирует животрепещущая история про дамочку, муж который потерял интерес к сексу. «Эпидемия у них что ли?» вздыхаю я, «Интересно, этот тоже сморчки тушит?» Про сморчки в заголовке не говорится, зато подробно перечисялется, каким образом упорная тетенька пыталась вернуть былую страсть. Начала она с примитивных методов – сменила прическу (обе прически), маникюр, гардероб и похудела на десять кило. Муж перемен в любимой не узрел. Попытку стриптиза осмеял. Тогда она попросила коллегу мужского пола звонить в непотребное время и многозначительно требовать ее к телефону. Суженный послушно передавал трубку и, не задавая лишних вопросов, прилипал обратно к телевизору. Настырная дама одолжила у подруги трусы ее мужа и развесила их на кресле в гостиной. Супруг просидел в этом кресле неделю, так и не обнаружив предназначавшийся для него сюрприз. Тогда жена плюнула и завела себе любовника. Такая вот мораль этой басни. Какая-то молодуха рвет на себе рубаху, заслоняя грудью супружескую верность. Старые черепахи-форумчанки привычно подшучивают над ее рвением, крехтя «Вот поживешь с наше..» Я выхожу на морозный воздух. Неужели я уже пожила с их? Неужели прожив каких-то полтора года с мужчиной, я уже морально готова ему изменить? И ведь дело не в Кристелях и Изабелях. Внутреннее чутье подсказывает мне, что даже не будь в моей жизни того неприятного открытия, рано или поздно в мое окошко заглянул бы Вадим. Этот или другой, но заглянул бы обязательно. А далее следует уже более сложная дилемма – захлопну ли я ставни, сохраняя покой и уют в своем домике, или отопру дверь и позволю урагану перевернуть все с ног на голову.

Я выхожу из Форума, проталкиваясь сквозь сгустки вооруженных палками лыжников. Они ковыляют мимо в своих колодках, мокрые, красные и довольные, едва удостоив меня беглого удивленного взгляда. Моя гражданская одежда мгновенно выдает во мне сезоньера. Она так же неуместна на лыжном курорте, как декольтированное вечернее платье от Роберто Кавалли утром на на блошином рынке. Крошка-сын хнычет внутри меня, так и не найдя ответ на свой вечный вопрос «Что такое хорошо, а что такое плохо?». Я обещаю ему поразмыслить на эту тему завра, когда все морально-физические ломки будут позади. Вадим напоминает мне о нашей кофейной договоренности. «Нет уж, дорогой, на сей раз ты кофе не отделаешься», – решаю я, возвращая утвердительное эсэмс.

Спустя полтора часа Хаммер останавливается на заснеженной дороге. Вадим объясняет, что дальше надо идти пешком, и хлопает дверцей, как и в предыдущие разы не проявив галантности по отношению к даме. Дама выкатывается из машины самостоятельно и спешит вслед за целеустремленно удаляющимся кавалером. Однако, и привычки у него! Ладно, руку не подаешь, но ты хотя бы оглянись и посмотри, не завязла ли жещина в сугробе. Нет, шагает себе гордой походкой, не повернув головы в мою сторону. Сдается мне, что, если я провалюсь в снег, этот красавчик обнаружит меня только на обратном пути. И то в том лишь случае, если подскользнется на заледеневшей руке. Ладно, проглотим. Осень уж кушать хочется. Мы дефилируем мимо замержшего озера. По обеим сторонам белеют снежными шапками лохматые елки. В другой ситуации я бы остановилась, вдохнула полную грудь горного воздуха и, прищурившись от востогра, прошептала: «Красота-то какая!» Но на данный момент подобную роскошь я себе позволить не могу из страха отстать от проводника. А вот и обещанная терасса, отпочковавшаяся от типичного бревенчатого шале.

– Кофе? – скорее утверждает, чем спрашивает Вадим.

– Ты знаешь, я так спешила к тебе на встречу, что не успела пообедать, – лучезарно улыбаюсь я.

– Давай тогда перекусим по-быстрому, – неохотно соглашается меценат, – А то потом солнце зайдет.

Пусть себе заходит, мне лишь бы в кое-то веки живот набить. Интересно, Вадим заметил пропажу декоративных бананов?

Официант довольно расторопно приносит моему спутнику его пиццу, а мне благоухающий плавленным роблюшоном тартифлетт. За едой Вадим рассказывает про свою бывшую девушку из Санкт Петербурга. Я делаю вид, что слушаю, полностью сфокусировавшись на ветчине и печеном картофеле.

– Что у тебя с руками? – неожиданно прервав свое повествование, задает вопрос он.

Мда, руки у меня, как говорит нынешняя молодежь, не в топе. От былого маникюра не осталось даже воспоминаний, подлые куртки стерли пальцы в кровь, обломки ногтей пожелтели и потрескались. Это руки рыночной торговки, а не дочки олигарха. Как будем выкручиваться? Что там заливала любимая героиня Маргаретт Митчелл, оказавшись в похожей ситуации? Что поехала кататься без перчаток? Актуальная отмазка. Не зря говорят, что классика не стареет.

– Поехала вчера кататься без перчаток, – выдаю я, заворачивая некрасивые пальцы в кулаки.

Вадим взирает на меня с откровенным ужасом.

– И что было дальше с этой девушкой? – пытаюсь я отвлечь его от опасной темы.

Рассказчик нехотя вызвращается к своей незаконченной саге. Я вздыхаю с облегчением. Пообедав, мы перемещаемся в шезлонги и, накрывшись одеялами, смакуем свои напитки в теплых лучах солнца. Вадим в очередной раз подчует свой организм кофеином, в то время как я травлю свой горячим вином. Он опять говорит о каких-то женщинах. Надо признаться, эта тема мне уже несколько поднадоела. Я же не кориш его, чтобы хвастаться передо мной своими постельными завоеваниями.

– Как ты относишься к творчеству Маркеса? – врезаюсь я в гладкий ход его романа.

Получай за руки, наблюдательный гад!

– Я не являюсь поклонником магического реализма, – неожиданно достойно выходит из положения этот трубадур.

Зритель победил знатоков, заработанный бонус в качестве толики уважения отправляется в его копилку. Вадим собирается уже продолжить перечисление своего послужного списка, как мой мобильник нарушает наше еудинение требовательным сигналом. Это истосковавшийся по беглой невесте Филипп. Я разговариваю с ним вмеру ласково, полностью игнорируя присутствие Вадима. Так тебе и надо, пожиратель сердец. Пока ты языком чешешь, некоторые налаживают реальные отношения.

– Кто это был? – с напускным безразличием интересуется говорливый кавалер.

– Мужчина!

Не хочешь получить дурацкий ответ, не задавай глупых вопросов! Я специально машу красной тряпкой, чтобы понаблюдать за реакцией подопытного бычка. Столкнувшись нос к носу с конкурентом, серьезно настроенный мужчина либо удвоит усилия по завоеванию дамы, либо отступится. Того же, кто готов довольствоваться ночью любви, полигамность объекта мимолетной страсти вряд ли покоробит.

– А ты здорово по-французски шпаришь, – опять же непредсказуемо реагирует испытуемый, – В школе учила?

Ах, да, я же опять рижанка. Дочка латвийского нефтяного магната.

– Да, в частном колледже, – гнусавлю я в ответ, удостаивая его фирменного взгляда Пэрис Хилтон.

Вадим на время замыкается в себе. Я пытаюсь методами Карнеги и Роджерса определить, какой именно проводок в его голове замкнулся. Варианта у меня два – ревность и зависть. Хотя с чего счастливому обладателю Хаммера завидовать богатой наследнице? Он вроде и сам не лыком шит.

Солнце, которому к этому времени явно наскучила наша непонятная пара, отправляется на покой.

– Поедем ко мне на бокал вина? – без особого энтузиазма предлагает Вадим.

Мне легко отказаться. Он не настаивает, не просит, не ползает на коленях, не целует мне руки. Вообще этот Железный Дровосек на роль куприновского Желткова явно не тянет. Нет в его глазах всепоглощающего обожания. Вообще никакого обожания нет. Отказаться легко. Но я соглашаюсь. Продолжаю действовать по принципу героя Задорновского монолога, который «чтобы было еще веселее, пошел за ружьем». Устаканившиеся отношения, изнурительная работа… Из жизни пропал элемент экшена. «Будет тебе такой экшен, что мало не покажется!» ухмыляется некто всесильный, захлопывая за мной дверцу Хаммера, – «Будешь знать, как великий и могучий русский язык иностранщиной коверкать». Я улыбаюсь, представляя себе неожиданное появление Филиппа и неизбежную дуэль между мужчинами. На шпагах. Или, нет, лучше на арбалетах. Звучит изысканнее. А то стыдно прямо, до крашенных волос дожила, а за меня еще ни один мужиченка никогда не дрался. Стыдно кому признаться.

Оказавшись в гостиной уже знакомого мне шале, Вадим включает музыку и разливает по бокалам терпкое красное вино. На мое робкое замечание, что я предпочитаю белое, гостеприимный хозяин не реагирует. Он усаживается рядом, чокается со мной, проникновенно заглядывая в глаза, кладет руку мне на колено. В общем ведет себя именно так, как полагается дееспособному мужчине по отношению к неуродливой женщине. Я возвращаю ему щедро разбавленный одобрением взгляд. Мне хочется этих неизведанных и потому волнующих прикосновений, обжигающих страстью поцелуев и следующей за длинной прилюдией борьбы на краю пропасти. Пропастью я обозначаю тот момент опустошающего удовольствия, за которым начинается раскаяние, угрызения совести и горечь послевкусия. Моя задача – остановиться на самом краю и удержать равновесие. Удастся мне это или нет, пока непонятно. Вадим активно тащит меня к опасной черте, лишив защитного слоя свитера и подбираясь к последнему оплоту нравственности – лиловому лифчику Шантель. Страстный мужчина с такой силой тянет тоненькие лямки, что хрупкое кружево отзывается возмущенным треском, грозясь лопнуть. Возможно, разорванное белье покажется кому-то страшно возбуждающей деталью. Я бы, может быть, даже разделила это мнение, не касайся дело красивой и дорогой вещи, распрощаться с которой раньше конца сезона я не готова. В итоге мне приходится выбирать – добровольно отпустить кружевного друга, сохранив тем самым ему жизнь, либо продолжать защищать инкогнито своего бюста, пожертвовав лиловым красавцем. Вадим воспринимает дезертирство лифчика как сигнал к еще более активным действиям и радостно набрасывается на мою еще одетую нижнюю половину. В какой-то момент его возня совершенно перестает меня волновать. Как будто кто-то дернул рычаг возбуждения с отметки «вкл» на отметку «выкл». Царевич с легкой руки невидимого волшебника видоизменился в лягушонка. Желание сползает к отвращению. Мне хочется закричать и затопать ногами подобно капризному ребенку, которому навязывают что-то неудобное и ненужное. Но так как те годы, когда подобное поведения могло считаться адекватным давно прошли, мне приходится искать другие пути к отступлению. Пока я копаюсь в голове в поисках менее обидной отмазки, герой-любовник не теряет времени даром и практически полностью избавляет меня от джинс.

– Я так и знала! – раздается откуда-то сверху боевой клич комачей.

Пользуясь замешательством Вадима, я аккуратно выползаю из под его полуголого тела и осматриваюсь в поисках ценного бюстгалтера. Посреди комнаты в воинственной позе застыла неособенно симпатичная брюнетка, отдаленно напоминающая молодого Чарли Чаплина без усов. Натянивая на попу джинсы, я испытываю неоторое подобие благодарности по отношению к этой неожиданной избавительнице.

– Лена, что ты здесь делаешь? – раздосадованно тянет застигнутый на месте преступления мужчина.

Эти их фразы настолько банальны, что их можно выгравировать на штампе и печатать в сценарии каждого немудреного сериалишки, коими полнится современное телевидиние.

– Стоит мне уехать, он какую-то шлюху притащил! – заводится Чаплин.

Ну, насчет шлюхи я бы, конечно, поспорила. Хотя честной пуританкой меня вряд ли в таких обстоятельствах назвать можно. Куда же подевался этот чертов лифчик!

– Ты хоть видел ее при свете? Или тебе все равно уже кого…

А вот тут, уважаемая, ты уже палку перегнула. Я хоть после тяжелой работы не блистаю свежестью едва распустившейся розы, но до твоих чемоданов под глазами мне еще пахать и пахать. Странно вообще, надо заметить, выглядит эта девушка олигарха. Курточка оранжевая затрапезная какая-то, валенки Ugg заношенные до дыр…

– Успокойся, Лена, мы с тобой потом поговорим, – недовольно хрипит виновник этой стычки, пряча свой обнаженный торс под свитером.

Однако, злая как маленькая собачонка Лена успокаиваться не собирается. Она налетает на меня и, угрожающе сверкая маленькими глазенками, пихает меня в прикрытую ладонями грудь.

– Что ты молчишь, шалава, язык проглотила? Или он у тебя для другого дела прибережен?

Не ожидав подобной агрессии, я ошарашенно отступаю назад.

– Послушайте, Лена, – начинаю я, все еще надеясь избежать пошлой драки, – Разбирайтесь со своим мужчиной сами. Я здесь совершенно не при чем. Посему позволю себе удалиться.

Я нащупываю лямку лифчика и собираюсь уже напялить его, как этот малокалиберный монстр награждает меня повторным толчком. Однажды в далеком детстве на меня ни с того ни с сего напал баран. Дело было на ферме папиного друга, куда мы приехали покататься на лошадях. Я, всегда любившая животных, приметила симпатичную овечку, отбившуюся от стада и решила приголубить аутистку. На мои сюсюкания «какая милая овечка» эта в прямом смысле слова скотина выпятила припрятанные за кудряшками рога и, как следует разбежавшись начала меня таранить. Надо сказать, удары рогатой головой о бедро были весьма чувствительными. Я бросилась наутек, а баран следом за мной, грозно скандируя «кого ты назвала овцой, овца?!» Тогда от разбушевавшегося животного меня спас отец. Теперь вся надежда на Вадима. Но этот явно не лучший представитель хомо сапиенс тупо стоит у камина и в ус не дует. Ему очевидно нравится, что две бабы (а точнее одна баба и одна женщина) за него сцепились. Эх, вот вам и арбалеты!