Текст книги "Их двое"

На что они готовы

Все происходит совершенно неожиданно. Для меня, разумеется, потому что я в нирване. Множественной, множественной нирване…

А вот мои любовники-звери, судя по всему, телепатически общаются, по крайней мере, я не помню, что они словами через рот договаривались.

Но определенно договорились.

Очень уж действовать начинают слаженно.

Кот, переждав мой очередной кайф, мягко укладывает меня на грудь Егерю, а тот тут же перехватывает, жестко так, не позволяя подняться. Оглушенная, я сначала не сопротивляюсь, даже толком не соображая, что происходит.

Тем более, что Егерь тут же последнее соображение из размягченных оргазмом мозгов вышибает, сладко и долго целуя в губы. Выдыхаю со стоном ему свое наслаждение, глажу языком его язык, умирая от удовольствия, мягкого такого, томного. Я сейчас – вообще не я, а малиновое желе, бери и мажь на бутерброд…

Егерь все еще во мне, он не кончил, и член его здоровенный очень круто распирает все внутри, правильно так, не больно уже совершенно, только тянет чуть-чуть… Сейчас он еще поцелует, а потом… Потом, может, опять подвигается… Медленно… И я опять кончу… Господи… Они меня убьют кайфом бесконечным…

Когда мокрые, скользкие от моей смазки пальцы нежно проходятся по ягодицам, плавно массируя и проникая к попе, я сначала реагирую только протяжным сладким стоном и легким прогибом в пояснице. Кот тоже не удовлетворен, он вдоволь насмотрелся, нацеловался, натискался… и, конечно, хочет свой кусочек меня.

Мне не жалко. Пусть берет. Верней, я сама возьму. От одной мысли, что сейчас возьму его член в рот, начинает скапливаться слюна. И сердце бьется сильнее. Я опять завожусь. Опять. Это реально вообще, так хотеть?

Егерь не прекращает целовать, не отпускает, не позволяет повернуться, теперь жадно вылизывая шею, прикусывая мочку уха, бурча что-то невразумительно-восхищенное, от чего я дополнительно таю и кайфую.

Короче говоря, отвлекает качественно настолько, что, когда ощущаю дополнительное проникновение, то не сразу понимаю, в чем дело.

Просто Егерь начинает опять двигаться во мне, в этот раз медленно-медленно, как и хотелось, длинными движениями, выходя и погружаясь размеренно и чувственно… И в такт ему двигается во мне Кот. Пока что пальцами, подготавливая к вторжению.

Я не сразу осознаю происходящее, все-таки в обманных маневрах они мастера, но, когда понимаю, то испуганно замираю и торможу. Смотрю на Егеря, упираюсь в широченные плечи ладонями, безуспешно, я надежно скована жесткими руками, а его непрекращающиеся мерные движения не помогают сосредоточению. И все же! Все же!

Анальный секс я пробовала. Давно. Очень давно. И нет, мне не понравилось. Вообще. Никакого удовольствия, только неудобство и легкая брезгливость.

И то, что сейчас делает Кот… Это кажется неправильным.

И ненужным… И вообще… Мы так не договаривались! Нет!

– Нет… – шепчу я слабо, и легким напряжением проходит в голове догадка, что мое «нет» не услышат. И продолжат. Что я могу сделать сейчас? Как сопротивляться? Это же смешно… Сама позволила, сама легла… С двумя… Это же логично?

Но вот есть четкое понимание, что это – грань, которую… Которую, если перейти без моего разрешения, то будет просто насилие. Обыкновенное насилие.

Способны ли они на такое? И способны ли они остановиться? И не покажут ли сейчас себя, истинных? Зверей, про которых пишут правду в интернете?

Как ни странно, мое еле слышное «нет» прекрасно распознается обоими мужчинами. Егерь тут же тормозит, правда не отпускает, но тормозит. И жадно целует в шею, успокаивая.

А Кот наклоняется ниже, практически ложится на меня, распластывая на горячей груди Егеря и шепчет жарко:

– Мась, слушай, Мась, не бойся… Не бойся… Попробуем только. Не понравится, сразу же тормознем… Слышишь? Но тебе понравится, поверь мне, понравится…

Сглатываю, ощущая, что, если Егерь тормознул, то Кот вообще нет, он мягко двигает во мне мокрыми пальцами, и эти движения приносят странное удовольствие, не боль, совсем нет!

Очень необычные ощущения, ничего похожего на мой первый и последний опыт с этим видом секса.

Жесткий член Егеря, его горячие губы на шее, жаркий убеждающий шепот Кота:

– Ты там такая красивая, Настюш, раскрытая такая… Я кончаю, просто глядя на тебя… Давай попробуем… Ты улетишь, гарантирую. Если не понравится, сразу остановлюсь, веришь? Ты веришь, Мась?

По телу моему проходят одна за другой судороги волнения и предвкушения… В конце концов, может, тот первый опыт был просто неудачным? В конце концов, как выяснилось за короткий промежуток времени, я совсем ничего о себе не знала. И не предполагала, как могу кончать, от чего могу получать удовольствие… Если они остановятся… Если они обещают…

Киваю, со стоном встречая каждое возобновляющееся движение Егеря. И синхронное ему – Кота.

– Молодец, Мась, – возбужденно шепчет он, – не пожалеешь…

Движения приобретают ритмичность, и я уже и без того ни о чем не жалею. Как можно жалеть об удовольствии? Да еще и таком удовольствии?

И я выгибаюсь, чуть приподнимаясь и пытаясь сама сильнее насадиться на член Егеря и пальцы Кота, которые уже никакого неудобства не приносят, только дополнительный кайф.

И кончаю я в очередной раз именно так, именно от такого проникновения.

Кричу, никак не имея сил сдерживаться, кусаю от избытка кайфа крепкое плечо Егеря, и в то же мгновение ощущаю, как в меня проникает Кот. Уже не пальцами.

Это приносит легкую боль, которая перекрывается запредельной просто наполненностью, такой, что, кажется, двигаться нереально. Но отчего-то очень сильно хочется.

В глазах моих – красное марево, в голове – безумие, сердце колотится так, что сейчас выпрыгнет из груди…

– Ох, бля-а-а-а… – хрипит надо мной Кот, – вот это кайф… Вот теперь потрахаемся…

И начинает мягко, враскачку двигаться во мне.

Одновременно с ним легко и длинно вбивается Егерь, не отводящий жадного взгляда от моего безумного лица, и я умираю, просто умираю от запредельных по своей откровенности ощущений.

Они оба во мне. Они делают что-то такое, от чего душа буквально из тела выламывается. Это не секс.

Это просто… Просто сумасшествие. Новый уровень сумасшествия. Я не выдерживаю этого, тону в наших общих движениях, стонах, хрипах и грубых словах, которыми они комментируют происходящее, рассказывая мне, насколько я охуительная, насколько горячая, насколько их завожу… Это все выносит меня в очередной раз за пределы реальности, но уже без надежды на возвращение в ближайшее время.

Меня трясет, сжимает, все внутри пульсирует, и Егерь не выдерживает первым, кончает, прижав меня к себе и кусая в шею со звериным каким-то рыком, содрогаясь и хрипя.

Я не успеваю моргнуть, как ощущаю пустоту, тянущую и странную, а затем осознаю себя уже на спине, с ногами, задранными на плечи Коту. Он не прекращает меня трахать, все ускоряясь, все сильнее вбиваясь, и теперь ощущается по-другому, более жестко и откровенно, мои нервные окончания, которые раньше не были задействованы таким образом, активизируются, и это совершенно ново и необычно.

– Хорошая какая, давай, малыш, давай… – рычит Кот, уже не выглядя мягким уютным котиком, обходительным и сладким. Нет, сейчас он – зверюга, жесткий и грубый. Он хочет от меня… чего-то… Смотрю, широко раскрыв ресницы, жалко прихватывая пальцами покрывало на кровати, взгляд расфокусирован, не могу ни на чем остановиться, и вдруг меня за подбородок ловят жесткие пальцы.

Егерь наклоняется ко мне, гладит, тянет ладонь вниз:

– Кончай, няша, – приказывает он и трет ритмично клитор.

И я взрываюсь. Ноги распрямляются, носки тянутся вверх, в глазах – фейерверк.

– Сука, да! – рычит Кот, содрогаясь в кайфе практически одновременно со мной.

Но я этого уже не вижу.

Я уже отрубаюсь, не заботясь о том, что будет дальше. Мне плевать на последствия нашего спонтанного секса, на метель за окном, на горячие руки мужчин, гладящие меня, на их нежный, утешающий шепот и мягкие, на контрасте с только что произошедшим, поцелуи.

Я, наверно, не переживу этих новогодних каникул…

Но, даже если и так, ни о чем никогда не пожалею.

И об этом – тоже.

Новогодние каникулы

Громадный снежок прилетает в тот момент, когда я наклоняюсь за поленом. В зад, естественно, прилетает. И вот больше чем уверена, что мишень была выбрана специально. Прямо в засаде сидел стрелок и ждал. Сволочь улыбчивая!

Пискнув, не удерживаюсь на ногах, потому что снежок-то, мало того, что здоровенный, так еще и с серьезной силой запущен, там скорость разгона до сотни, не меньше!

Втыкаюсь лицом в рыхлый снег, не успев даже руки перед собой выставить, потому что зачем-то вцепилась в полено, как бейсболист в мяч.

– Мась, – слышится взволнованный голос стрелка, меня выдергивают из снега, ставят на ноги, оттирают лицо, отбирают и отшвыривают в сторону полено, – Мась, ну ты чего? Ты чего на ногах не стоишь?

Я за эти полминуты успеваю только несколько глубоких вдохов сделать, судорожных таких, с нервным всхлипом. Видимо, получается вполне себе драматичненько, потому что Кот пугается уже всерьез, не понарошку:

– Мась! Ну ты чего? Испугалась? Ну прости дурака… Я не хотел, вот серьезно… – он прижимает меня к себе, и от широкой груди в распахнутом пуховике идет жар, обволакивает меня, снег тает на лице, стекает за шиворот майки, щекотно и волнительно.

– Отстань, – наконец, нахожу в себе силы отталкивать, копошусь в его лапах, с досадой прячу лицо, потому что страшная, наверняка, мокрая, как мышь, кошмар, короче…

Но Кот не замечает этих трепыханий, внезапно начинает дышать глубже, держать крепче, перехватывает одной рукой, и ее длины запросто хватает, чтоб не давать мне ни грамма свободы, а второй приподнимает за подбородок.

Бережно оттирает остатки снега, уже давно превратившиеся в воду, смотрит внимательно и жадно, а я замираю, глядя в его темные глаза. Красивый какой, бог мой… Какой красивый мужик. Я же буквально умираю, когда они с Егерем рядом, не могу глаз оторвать.

Бывает, задумаюсь о чем-то, а сама на них смотрю, то на одного, то на второго… И нескоро спохватываюсь, перевожу взгляд… Мне кажется, они это все прекрасно понимают.

И потому ощущаю себя жалкой и глупой. Влюбчивой дурочкой.

Мы здесь вторую неделю, Новый Год прошел, буря улеглась только вчера, и установилась тихая-тихая, морозная погода, такая, какая бывает только в средней полосе России, в глубинке.

Когда снег – плотным, сверкающим ковром, ровным-ровным. Когда елки в лесу смотрятся на контрасте практически черными, а воздух – прозрачный настолько, что им невозможно надышаться.

Наш уютный мир, один на троих, отгороженный от всего остального, словно зачарованный в новогодний игрушечный шар, сверкающий и радужный.

Наше безмолвие, наполненное легкими разговорами ни о чем, смехом, шутками, постоянными взглядами, постоянными касаниями, когда хочется – на расстоянии руки чтоб были, или ближе. Гораздо ближе.

Безмолвие, касающееся только темы будущего. Словно нет его для нас, этого будущего. И не будет никогда. Лишь настоящее.

Безмолвие, напитанное бешеной энергетикой желания, постоянного, дикого, животного и в то же время какого-то невероятно правильного, только для нас троих. Настоящего. Это ощущаешь на клеточном уровне, как единственно возможное.

Столько секса, сколько случилось в эти несколько дней, у меня никогда не было. Да и не будет, наверно.

Безумие, накрывшее нас троих в ту дикую ночь, едва не ставшую для меня последней, так и не отпустило. Наоборот, оно лишь крепло, становилось всеобъемлющим, сильным, жутким каким-то.

Мы могли вцепиться друг в друга в любой момент, не важно, чем занимались: ели, спали, спорили до хрипоты, играли в карты.

Причем, достаточно было какого-то одного движения, взгляда, намека… Чтоб сорвало всех троих. Сразу.

У меня иногда складывалось такое ощущение, что мы заражаем друг друга каким-то вирусом похоти, потому и не можем угомониться, потому и хочется постоянно, бесконечно, все больше, больше, больше!

Наш новогодний шар звенел от напряжения и плотнел атмосферой секса. И мы в этом всем неизбежно становились дурными и счастливыми.

И сейчас происходит, в принципе, обычное дело.

Кот смотрит на меня, взгляд его мутнеет, руки сжимаются крепче… А затем мы сталкиваемся ртами в бешеном, диком поцелуе, настолько голодном, словно не виделись несколько лет, а не трахались весело и сладко буквально пару часов назад.

Я не могу стоять, все тянусь к нему, обнимаю, глажу по груди, шее, раскрываю рот, приглашая быть грубее, брать глубже, так, как мне нравится. Он знает, как мне нравится, давно уже все выяснил.

На улице едва ли минус три, тепло и чуть морозно, вчера было холоднее, и потому нам сейчас горячо. Тремся друг о друга, не прекращая целоваться, и меня уносит ощущением полета, головокружением, сладким и шальным.

– Ну, блять, так и знал! – раздается сбоку знакомый рык, – как чувствовал! Думаю, какого это хера их так долго нет? Чай уже остыл давно, сижу, как дебил, один там, Монте Кристо, блять, читаю, а они тут… – одновременно с этими словами Егерь наконец-то доходит до нас, прекративших целоваться и тихо смеющихся друг другу в губы, – дай сюда, скот наглый.

Меня разворачивают и опять целуют. Жестко и ревниво, царапая щетиной кожу и прикусывая губы. Ой, как вкусно… Ой…

– Ну ты прям праведник! – смеется Кот, мягко проходясь по моим бедрам и стаскивая широкие мужские спортивные штаны с задницы, – а кто вчера Масю в сенях поймал и выебал, пока я спал? Если б не мое чутье, то даже на раздачу подарков не успел бы!

Кожу холодит морозом, но недолго, горячие ладони ложатся на ягодицы, мнут обстоятельно и жестковато…

Я в трансе от поцелуя Егеря, в его слюне – явно наркота какая-то, нельзя же вот так взять и сдуреть в один миг, а потому не сразу понимаю, чего от меня хочет Кот. И только когда пальцы, горячие на контрасте с морозным воздухом, проходятся по промежности, собирая неизбежную влагу удовольствия, приходит осознание. Они с ума сошли, что ли? Тут до домика два шага!

Хотя…

Вчера я вот тоже с ума сошла, когда, выйдя в сени, встретила мало одетого Егеря, только что помывшегося ледяной водой в душе. Он был такой шикарный, со всеми этими мышцами, мокрыми волосами на груди, мощными руками, ногами, что я остановилась и прикусила губу, блуждая по нему шальным взглядом.

Ну а Егерь понял все правильно и тут же воспользовался ситуацией, легко нагнув меня над столом, прямо там, в сенях.

И нет, ему не было холодно.

А мне не было стыдно. Зато хорошо было. Сладко и горячо. Стол трясся, несчастная рухлядь, сколоченная еще моим дедом, бился о стену домика, ритмично и сильно, я стонала, прикусив губу и судорожно цепляясь за бревна, а Егерь сопел и мощно вбивался в меня своим здоровенным членом, в этой позиции казавшимся еще больше.

А потом на стук вышел Кот, оценил картину происшествия, выматерил приятеля и подключился к происходящему. Дальше я мало что помню, потому что мужчины перенесли место действия на диван в гостиной, и это все затянулось больше чем на час. И после я только лежать могла и блаженно пялиться на двоих мужчин, которые, мрачно и ревниво переругиваясь и косясь на меня внимательно и настойчиво, ставили чайник, заваривали чай и резали колбасу на бутеры. Короче говоря, готовились кормить себя любимых. Ну и меня заодно.

Я, честно говоря, думала, что Кот вчера полностью удовлетворился (и не раз!), и как-то позабыл о происшествии, но, оказывается, нисколько. И теперь намеревался взять реванш. Прямо на свежем воздухе.

Не скажу, что я сильно против, но все же… В домике удобней! Там тепло! Там кровать!

Но, через мгновение горячие пальцы сменяются горячим членом, и я, вскрикнув от неожиданности, сжимаюсь и повисаю на плечах Егеря, рассматривающего мое лицо жадно и внимательно.

– Ох, бля-а-а… – радостно хрипит за спиной Кот, начиная враскачку, аккуратно, двигаться во мне, одновременно дергая за бедра, насаживая на свой член, – такая тесная… Кайф сочетание… Давай еще раз сожми так, Мась…

– С ума сошли, с ума сошли, с ума оба сошли… – как заведенная повторяю я, а Егерь крепко придерживает под мышками, позволяя вцепиться себе в загривок ногтями.

Я не достаю носками валенок до снега, вишу между двух мужчин, в крайне неустойчивом и зависимом положении. Выдыхаю клубы пара в ответ на каждое ритмичное движение Кота в себе и погружаюсь в черную бездну глаз Егеря.

Мне хочется, чтоб он меня еще раз поцеловал. Хочется его вкус.

И Егерь исполняет мое безмолвное желание, шагает еще ближе, плотно распластывая меня между ними двумя, наклоняется и целует. Голова кружится, все вокруг стремительно нагревается, между нами тремя – слои одежды, но это вообще неважно сейчас! Мы – словно в бане, раскалены!

– Кайф, – стонет Кот, – кайф… Кайф… Еще круче хочешь, Настюш? Два члена хочешь?

Меня целует Егерь, а потому не могу ничего сказать, но сладко сжимаюсь, и Кот, как всегда, без слов, понимает все верно.

Выходит, оставляя ощущение пустоты, поддерживает меня под голые ягодицы горячими ладонями, и Егерь тут же делает шаг спиной назад, прислоняясь лопатками к стене дома. Меня он из рук не выпускает, наоборот, подсаживает, заставляя сесть на себя и мгновенно заполняя тянущую до боли пустоту внутри своим мощным зверюгой. Слабо ахаю, откидываюсь назад, прямо на грудь прижавшемуся ко мне Коту.

Он привычно жарко целует в губы, развернув к себе за подбородок, затем так же привычно скользит вниз, собирая влагу с мокрой промежности и проникая внутрь тугого кольца мышц пальцами. Это мне уже знакомо, я уже за эти дни научилась получать невообразимое удовольствие от такого. И все равно каждый раз сжимаюсь, каждый раз волнительно до сухости во рту.

– Вот так, Настюш, вот так… – хрипит Кот и плавно, одним мягким движением проникает в меня.

Я бессильно откидываюсь на его плечо, раскрываю рот, словно закричать хочу, но звука нет, ничего нет, только наше концентрированное безумие.

Егерь властно возвращает меня на свою грудь, вжимает, заставляя сильнее обхватить себя руками, лапы Кота лежат на бедрах, и, кажется, ни одного кусочка кожи не попадает на морозный утренний воздух. Они во мне, они вокруг меня, они внутри меня полностью.

Это самое невероятное ощущение на свете! Самое чудесное и чудовищное одновременно.

Острее него только следующее – когда они начинают во мне двигаться. Медленно, тесно, едва-едва выходя и заходя. И я полностью теряю себя. Не ощущаю больше отдельной единицей, человеком, со своими мыслями, думами и характером. Мне кажется, эти двое – растворили меня в себе, заместили свободную, спокойную, разумную Настю другой – сумасшедшей, похотливой пленницей, которой жутко нравится быть в их плену.

Я не знаю, сколько это безумие длится, растворяюсь совершенно, кажется, кричу даже… Запрокидываю голову к синему, невообразимо синему небу, которое бывает только ясной зимней порой, и кажется, что оно падает на меня. Оглушает до звона в ушах.

От навалившегося удовольствия не трясет – плавит, размазывает, не могу удержаться, руки слабеют, и Егерь перестает двигаться, позволяя Коту, сладко матерящемуся от избытка ощущений, кончить первому. А затем, получив меня в полное распоряжение, в два движения завершает наше внезапное безумие.

Я не способна шевелиться и соображать, но мои мужчины, как всегда, все делают самостоятельно.

Ставят на ноги, бережно вытирают влажными салфетками, которые всегда таскает в кармане Кот, натягивают широченные, собирающиеся гармошкой на талии спортивные штаны на распаренную задницу, по очереди целуют, тискают сыто и сладко, нежничают, бормочут что-то развратное и восхищенное.

Я люблю эти наши отходняки на троих, кайфую от них не меньше, чем от самого процесса. Потому что они дают понять, насколько ценят меня, несмотря на происходящее пошлое и развратное безумие, насколько… уважают? Наверно, так.

Я не задумываюсь об этом сладком ритуале, потому что вообще не задумываюсь о творящемся между нами. Просто живу, просто впитываю все эмоции, пропускаю через себя… Одним днем, как бабочка-капустница. Счастливая в своем неведении о том, что суждено.

Мы идем к нашему маленькому деревянному раю, с деревенским туалетом и ледяным душем. С дровяным отоплением и здоровенной кроватью под низким потолком. Обнимаемся, парни опять переругиваются, но это их обычное состояние, оно теперь только веселит, а не напрягает.

День настолько ярок, а снег вокруг нас настолько чист, что не верится, что в мире есть что-то еще, кроме нас. Кто-то еще.

Тем более, что телефоны наши до сих пор молчат, а, значит, вышки сотовой связи все еще повалены…

И это не беспокоит. У нас есть все, что нужно. Черт! Мы тут до весны вполне способны продержаться! И наш маленький новогодний шар будет крутиться и искрить эмоциями и кайфом…

Черный внедорожник, нагло растопырившийся тяжелой кормой в двадцати метрах от домика, как раз там, где кончается просека и начинается прочищенная еще со вчера тропинка, мы замечаем не сразу.

И вообще, сначала взгляд цепляет черная фигурка человека, спешащего по тропинке к нам.

Фигурка до боли знакома.

Я щурюсь, узнавая, осознавая… И неожиданно ощущаю священную боевую ярость, которая накрывала в самом начале нахождения здесь. В груди клокочет рычание, словно я – не человек, а зверь. Пожалуй, так сейчас и есть. Не буду отказывать себе в удовольствии и закушу одним гребанным предательским непарнокопытным.

Кот с Егерем, увлекшиеся словесной баталией, где как раз прояснялась очередность и наглость лезущих без очереди, момент появления еще одного участника событий позорно зевают.

И оторопело наблюдают, как я, резко выбравшись из их теплых рук и воинственно подтянув до уровня груди штаны, топаю в направлении пришельца.

Правда, момент оторопи длится недолго, а затем из-за спины раздаётся веселый свист и крик:

– Конь! Беги!

Конь тормозит на полпути, изумленно разглядывает меня, сначала не соображая, кто это так резво к нему идет, а затем взгляд его наполняется узнаванием и шоком. Он замирает, всматриваясь и неловко поднимая руку, переводит взгляд на двух клоунов за моей спиной.

– Беги, Конь! – орет Кот, а Егерь свистит, – беги, бля!

– Мася? – изумленно раскрывает рот Конь.

А я не торможу. У меня есть цель – дойти и втоптать этого скота в снег. И попрыгать еще на нем.

И еще… Ох, придумаю, что еще…

Так что зря ты, Конь, добрых советов не слушаешь.

Беги, Конь!