Текст книги "Их двое"

Финальный аккорд

– Кого-то ждешь? – шепчет в губы Конь, не отпуская меня, а я с ужасом осознаю, что доигралась. Заигралась. И опять кто главная овца в нынешнем зоопарке? Правильно, Настя.

Потому что не надо было экспериментов проводить. Или, по крайней мере, объяснить экспериментуемому, что он – способ, а не полноценный участник.

Потому что Конь однозначно решил, что я взаимностью ответила! И вид у него сейчас – крайне собственнический и недовольный. Помешали же.

И невдомек ему, что никто ничему не помешал и помешать не мог.

Черт…

Я получаюсь сучкой…

Ну и пофиг.

– Не жду, – отталкиваю его, запахиваю халат, неведомым образом развязавшийся. Ничего удивительного, на самом деле, Конь – тот еще ебарь-террорист, мне ли не знать, столько его историй и слышала, да и видела тоже. – Но тебе пора уходить.

Трезвон не прекращается. Более того, к нему добавляется настырный стук в дверь.

– Почему? – хмурится Конь, оглядывая меня напряженно и жадно, – мы еще не… договорили.

– Такого разговора у нас не будет, не мечтай даже, – холодно отвечаю ему, спешно приводя себя в порядок перед зеркалом и удрученно понимая тщетность этих попыток. Лицо горит, щеки натерты щетиной, губы – как два вареника. И шея залапана. Правда, на ней и без того полно следов от вчерашних утех и сегодняшних утренних…

Бог мой…

Еще сегодня утром я была счастлива…

Горячее дыхание Егеря, сладкий шепот Кота, жесткие движения на грани боли, на грани удовольствия…

Сглатываю, с остервенением запахиваю халат. Смотрю в зеркало на вытянувшуюся физиономию Коня.

– Я просто решила попробовать, – неприятно ощущать себя стервой… Но плевать, да. С некоторых пор и на ценное мнение некоторых, – не прокатило. Просто забыла, почему мы с тобой не стали любовниками.

– Потому что я – мудак, Мась… – Конь подходит ближе, обхватывает меня за талию со спины, прижимает к себе, и мы смотрим друг на друга в зеркало под непрекращающийся трезвон и стук в дверь.

– Не без этого, – соглашаюсь спокойно, – но еще и потому… Меня не торкает от тебя, Конь.

– Борюсик.

– Нет. Конь. И не уверена, что ты когда-нибудь опять станешь Борюсиком. В первую очередь, потому что это не нужно тебе.

– Ты не права, Мась. Ты мне нужна. Я был дебилом, но я исправлюсь, слышишь? Ну… тебе же понравилось? – он мягко ведет носом по шее, отклоняя мою голову в сторону, прикасается губами, – я же чувствую…

– В том-то и дело, Борь, что не чувствуешь…

– А они? – он вскидывает подбородок, смотрит яростно в зеркало, – они… Чувствуют?

– Да, – говорю чистую правду.

– Оба? Одновременно?

– Да.

– Мась… – он вздыхает, шевеля мне волосы у виска волной теплого воздуха, – они тебя поимеют, поиграют и бросят. Пойми… Они в Канаду уезжают… Я… Это мои друзья, но ты… Ты мне ближе. И я за тебя переживаю. Они тебя кинут, Мась.

– Они уже кинули, угомонись, Борь, – спокойно отвечаю я, – я – взрослая девочка, сама разберусь со своими мужиками. Просто пойми, что тебе со мной ничего не светит.

– Это ты сейчас так думаешь…

– Это я всегда так думать буду.

– Мась…

В этот момент в дверь начинают долбить ногами, и Конь с матом срывается с места, переключаясь на более привычные объекты. Сублимируя.

С матом раскрывает дверь, даже не удосужившись посмотреть в глазок, и я наблюдаю явление двоих из ларца, одинаковых с лица.

Кот и Егерь реально сейчас похожи друг на друга, потому что пар из ноздрей идет у обоих, глаза горят совершенно по-дурному, и физиономии красные.

Коня этой волной тестостерона просто сносит в сторону кухонной зоны.

А мои недавние любовники одинаково обозревают поле боя, выискивая следы совершенного преступления, потом так же одинаково – меня, теперь выискивая следы преступления уже в другом месте. Судя по всему, тонкий халатик на голое тело и общий расхристанный вид наводят на вполне логичные мысли, они переглядываются…

И одинаково выдувают огонь из ноздрей.

Это было бы прямо страшно, если б не было так смешно.

– Какого хера? – ревет сбоку немного подрастерявшийся Конь, а я начинаю ржать.

Совершенно неприлично, до слез, до боли в животе.

Смотрю на инсталляцию «Двое и один», думаю, что как-то слишком много мужиков в моей жизни внезапно. То пусто, то густо. И это почему-то тоже смешно.

До слез, да.

– Мась, – идет ко мне Кот, в глазах его волнение и затухающие искры гнева. Он всегда более эмпатичен, чем его приятель, – Мася… Ты чего? Он что-то сделал тебе?

За его спиной глухое рычание Егеря:

– Че ты тут забыл, сучара???

И торопливый крик Коня:

– Да пошли вы нахер, добродетели! Довели ее до нервного срыва!

А мне смешно, до икоты, нервной.

Кот подходит близко, берет за плечи, встряхивает:

– Настюш… – его голос, глубокий и мягкий одновременно, обволакивает и успокаивает. Наверно, кого-то другого запросто успокоил бы, но я эти техники уже на себе испытывала, а потому – не работают.

Только смех в слезы переходит.

Похоже, я все-таки надорвалась с ними.

Слишком их много.

Чересчур.

– Она едва живая! – орет Конь, вырываясь из лап Егеря, не пускающего его ко мне, – вы, скоты, ее чуть не убили! Придурки сраные!

– Настюш… Ты воды хочешь? Чего хочешь, Насть? – Кот смотрит на меня, держит за плечи, обволакивая собой, закрывая от всего мира… И так хочется… Поддаться. Ощутить это еще раз.

Я смотрю ему в глаза, слезы текут по щекам…

– Мась! Мася! Я не пойду никуда! – орет Конь, пытаясь прорваться через Егеря, но это пустой номер… Какая у него там кликуха? Железный человек? Не прорвешься…

– Иди домой, Борь, – голос мой почему-то получается сухим и спокойным, я отвечаю, не отрывая взгляда от глаз Кота и с наслаждением ощущая, какие горячие у него ладони. Правильно горячие. – Мы все уже выяснили.

– Мася! Ты не права сейчас! Не права!

Больше я Коня не слышу, потому что Егерь его выталкивает из квартиры, что-то негромко говорит, рычит что-то, но это все на грани слышимости. И восприятия. И не важно.

Важно то, что сейчас здесь.

– Он трогал тебя, трогал? – Егерь возвращается от дверей еще более взбудораженным, чем до этого.

Мне приходилось видеть его в бешенстве, в самом начале нашего… г-м-м-м… знакомства, и вот сейчас – прямо то же самое, только возведенное в квадрат.

Кот не выпускает моих плеч, проводит ладонями вниз, и халат скользит, сам собой развязываясь.

Рядом громко выдыхает Егерь.

Я знаю, следы от губ Коня уже наливаются краснотой, и именно на них смотрят сейчас оба моих любовника.

– Я его, сучару, урою… – рычит Егерь и топает в сторону двери, но Кот тормозит его одним коротким предложением:

– Потом.

Он ведет ладонями вверх, зарывает пальцы в волосы на затылке, приподнимает подбородок, жестко фиксируя по горлу:

– Ты его зачем пустила? Ждала его, да?

– Чё? – Егерь возвращается обратно, подходит близко ко мне, и это ощущение – зверя за спиной – давит.

Я уже не плачу, смотрю просто в темные глаза Кота, и впервые думаю, что совсем его не знаю. И что он – совсем не такой легкий весельчак, каким хочет казаться. При желании, он может быть машиной не менее жуткой, чем его друг и напарник.

Сейчас, например, от него веет жутью.

– Ты с ним все же спишь? Да? Врала нам? – вопросы Кота спокойные и логичные, а глаза – страшные. Гипнотические. Не оторваться.

– Чё? – еще ниже тоном рычит Егерь, которого, похоже, зациклило на одном слове.

Большие пальцы обеих рук царапуче поглаживают шею, медленно так, ласково даже… А стоящий за спиной Егерь запирает меня в уже привычном беснующемся коконе похоти.

Мне бы надо обидеться.

Мне бы вырваться, заорать, выгнать их, в конце концов. Я устала уже. Я так и не выдохнула же…

Но не могу. Просто стою, опять между ними, просто смотрю в глаза одному, ощущая все больше довлеющий жар от другого… И мне не чересчур сейчас. Мне – самое то, что надо.

– Скажи… если врала и спишь с ним… – хрипит Кот, и получается у него даже… жалобно? Зачем ему это?

– Зачем тебе? Это что-то изменит? – шепчу чуть слышно, ощущая, как от каждого слова приходят в движение пальцы на горле. Сейчас так легко… сжать… Почему меня это возбуждает?

– Нет. – Тяжело роняет со спины Егерь, неожиданно выходя из коллапса минимального словарного запаса, – нет.

– Нет, – кивает Кот, соглашаясь с другом, – просто надо знать, кого…

– Никого, – обрезаю я, – никого…

– Да? – демонстрирует Егерь богатство языка, – да?

И придвигается еще ближе, тяжело роняя обе ладони на мои голые плечи, сжимая их, не больно, но с такой пугающей одержимостью, что это ощущается очень странно… И правильно одновременно.

– Да… – и вздрагиваю, когда он не выдерживает и прижимается к моей шее огненными губами. А Кот мягко уводит ладони вниз, кладет их на грудь, одновременно сжимая оба соска. Ахаю, ноги подрагивают.

Уже понятно, что сейчас будет, оно сразу было понятно, но я все же рассчитывала на пояснение. И на выяснение отношений… Или… Они думают, что здесь, в Москве, все продолжится так же? В том же темпе? Или они вообще ни о чем не думают?

Как и я?

– А мы прям как чувствовали… – задумчиво говорит Кот, поглаживая мою грудь и не сводя взгляда с моих глаз, – что-то этот скот мудрит… Выкинул нас у метро, сучара… А мы – сходу к тебе…

– Адрес пока пробили… – бормочет Егерь и жадно лижет мне шею, – пока такси, пока поднимались… А он даже свой говнотрактор не спрятал, сука… Как знали, как знали, блять…

– Я же… Хотела… Одна… – шепчу я, непроизвольно выгибаясь и ощущая, как царапучие лапы Егеря скользят ниже – с плеч по талии к ягодицам, сжимают, подтаскивают ближе. И жесткая ткань джинсов прижимается сзади к пояснице и бедрам.

– А зачем пустила? В таком виде? – серьезно спрашивает Кот, не прекращая ласкать грудь, опытно, умело. Он знает, как мне надо, как я люблю.

– Не пускала… У него ключ…

– Ключ? – рычит Егерь раздраженно и дергает на себя сильнее, пальцы его скользят внизу, между ног, и меня трясет от возбуждения, – нахуя ключ?

– Забрала? – более прагматичный Кот берет мою ладонь и кладет себе на ширинку, заставляет сжать через ткань, шипит сквозь зубы, когда подчиняюсь, – да?

– Нет… Вы… Выгнали…

– Ничего… Потом заберем, – жестко говорит Егерь, отстраняясь на секунду.

Шелестит одежда, а затем он опять прижимается ко мне, уже голым телом. И здоровенным, полностью готовым членом.

– Вы… Ненасытные… Звери… – машинально подаюсь назад, ощущая, как пальцы опытно подстраивают меня в нужное положение, цепляюсь за плечи Кота, не сводящего бешеного взгляда с происходящего безумия, – вы меня… Убиваете…

– Нет, няша, нет… – шепчет неожиданно тихо и сладко Егерь, и одним жестким толком проникает в мое тело, вызывая бешеный спазм внутри и выбивая болезненный крик, – мы тебя любим… любим… любим… любим…

С каждым своим «любим» он чуть двигается назад и резко вперед, заставляя вскрикивать и судорожно цепляться за шею Кота, не отпускающего моего взгляда, гипнотизирующего меня нашим общим безумием.

– Мы не хотим тебя делить, Настюш, – низким, вибрирующим голосом вторит он своему другу, – сначала хотели. А сейчас… Нет… А ты? Хочешь делить?

– Нет… Ах… Нет, нет, нет…

Их общее, одно на двоих, признание, которое в другой ситуации показалось бы поспешным и даже смешным, сейчас звучит основательно и естественно. Словно нет для нас другого выхода.

Словно мы – втроем – это самое правильное, что может быть на свете.

Егерь мерно и сильно двигается, каждым толчком вгоняя меня в состояние эйфории, когда плевать на все на свете, в том числе, и на свою усталость от происходящего, и на свои планы… На все.

Не надо мне отдыхать от них. Что за глупость?

Кот наклоняется, опять перехватывая меня за горло, сжимает, контролируя дыхание, и это выносит происходящее на новый уровень сумасшествия.

– Это правильное решение, Насть… – хрипит Кот и запечатывает мой распахнутый рот глубоким поцелуем.

Меня трясет, выворачивает все кости, кажется, бешеными судорогами кайфа, Егерь, войдя со мной в синхрон, перехватывает по талии и плечам, отрывая от жадных губ Кота, и, держа на весу, как куклу, двигается совершенно в диком, бешеном темпе, догоняя в своем удовольствии и рыча на ухо что-то уже вообще неприличное и нечленораздельное.

Я закрываю глаза, полностью растворяясь в происходящем и, как всегда, доверившись ласковым властным рукам.

И открываю их снова, уже осознавая себя лежащей на кровати, с ногами, задранными к потолку.

Кот легко умещает их на одном своем плече и врезается в мое гуттаперчевое после оргазма тело резко и сильно. Скольжу руками по покрывалу, и тут же ладонь перехватывает Егерь. Он смотрит на нас с Котом, облизывает губы и целует мои пальцы. Нежно-нежно…

Смотрю в его спокойные, сытые глаза, ощущаю, как ускоряется Кот, жарко ругаясь и теряя самообладание, и думаю, что они меня убьют.

Конечно убьют.

И я, парадокс, сама им в этом помогу.

– Мы не можем от тебя оторваться, Мась, – признается уже поздней ночью Кот, после очередного раунда секса, – это просто…

– Пиздец какой-то, – бубнит Егерь, легко лаская мои влажные волосы, зарываясь в них пальцами, – морок.

– Я не хотела… – пытаюсь объяснить необъяснимое и понимаю, что слов нет.

– И мы не хотели… Оно само… – шепчет Кот, сладко и сыто щурясь.

– И что делать теперь?

– Давай утром подумаем, а, Мась? Утро вечера и все такое…

– А что изменится утром?

– Ничего. Просто… Может, мы хоть немного насытимся. И получится разговаривать без постоянной боли в яйцах.

– Но ведь мы же…

– Нифига, Мась.

– Угу-у-у-у… Нифига…

– Вы смерти моей хотите…

– Нет, няш. Мы тебя просто хотим. Постоянно. Пиздец, да?

– Пиздец…

Привычно позволяя затащить себя на массивную тушу Егеря и подстраиваясь под ласкающие руки Кота, я думаю, что вот это – и есть пиздец. Когда третий раз. И по глазам моих бешеных любовников понятно – четвертый тоже будет.

Но я ошибаюсь.

Очень сильно ошибаюсь.

Пиздец – это другое.

Пиздец – это когда ты выходишь из душа, кутаясь в банный халатик на голое тело, открываешь дверь доставщику пиццы… А видишь своего, пока еще действующего, жениха.

Смотришь в его глаза, расширяющиеся по мере того, как на сцене появляются все новые и новые действующие лица.

Кот, в своих любимых белых трусах, колдующий в кухонной зоне с кофеваркой и прекрасно просматривающийся от дверей.

Егерь, выходящий из ванной в одном мелком розовом полотенце на бедрах.

– Это кто еще? – с недоумением осматривает он скромную фигуру Жени, стоящего на пороге с розами и тортиком.

Кот выглядывает из кухонной зоны с тем же вопросом на хищной кошачьей морде.

– Это – мой жених, – со вздохом говорю я, принимая наступивший пиздец, как и положено сильной женщине.

То есть, без страха и с улыбкой.

Жених?

Немая сцена, которая следует за этим, достойна гоголевского «Ревизора» в классической мхатовской постановке.

Женя стоит, переводя одуревший совершенно взгляд с меня, в халате и с мокрыми после душа волосами, на Кота – в трусах. И Егеря. Без трусов.

И так отчетливо дрожит руками, что я начинаю опасаться за сохранность тортика.

– Чё? – бьет вдребезги тяжелое молчание Егерь, который, похоже, опять вернулся к прежнему лексикону. Интересно, это у него постоянно от стресса так или единичный случай?

– Эм… Бывший, – поспешно добавляю я и досадливо прикусываю губу, потому что смену статуса с Женей пока не удалось обсудить, и для него это тоже неожиданность. Хотя и не настолько значительная, как нахождение на моей территории двух голых мужиков ранним зимним утречком.

– Чё? – разворачивается теперь ко мне Егерь. Нет, надо все-таки у него насчет обогащения речи другими словами, кроме «чё», выяснить… Потом. Когда буря пройдет…

Что характерно, несмотря на резкое зависание на одном слове, реагирует Егерь первым.

Придерживает розовое полотенчико, тяжело топает к двери, мягко отодвигает меня в сторону и затаскивает обомлевшего Женю вместе с тортиком и цветами в квартиру.

И дверь закрывает.

– Соседи, – коротко поясняет вопросительно поднявшему брови Коту.

Женя, на которого резкий звук захлопнувшейся двери производит неизгладимое впечатление, вздрагивает и растерянно прижимает к груди тортик, словно пытается отгородиться от здоровенного двухметрового волосатого мужика в опасно покосившемся полотенце, очень мало подходящем для его пугающих габаритов.

Я делаю шаг в сторону, прислоняюсь к стене, перетаптываюсь босыми ногами на месте.

– Мась, иди в комнату, – тут же командует Кот, отставляя в сторону чашку с кофе и шагая вперед, – давай, оденься, а то ноги застудишь.

Он протягивает ко мне руку, и я, под безмерно удивленным взглядом Жени, подчиняюсь.

Почему-то, в самом деле, стояние в одном халате перед ним кажется неверным. Хотя, раньше меня это не беспокоило… В конце концов, мы и сексом занимались…

Призадумавшись, почему это я ни одной нашей совместной ночи не могу припомнить, даже самой первой, которая, вроде как, должна бы отпечататься в памяти, я топаю в комнату, спокойно оставляя Женю наедине с мужчинами.

Сил объясняться с ним нет, настроения, честно говоря, тоже, а потому есть надежда, что его сейчас просто качественно напугают, так, чтоб дорогу сюда забыл…

– Настя… Что происходит? – голос Жени вслед заставляет обернуться и удивленно посмотреть на бывшего парня.

Он реально, что ли? Правда не понимает, что происходит?

То есть, когда застаешь свою девушку, в одном халатике, наедине с двумя практически голыми мужиками и с отчетливыми следами бурно проведенной ночи на коже, то есть дополнительные вопросы по ситуации? Да?

Тогда, пожалуй, у меня имеется не дополнительный, а основной, так сказать, вопрос, только не к жениху, а к себе: какого хера я столько времени провела с этим человеком рядом?

Это что, какой-то блядский морок был?

Или как? Как понять свое поведение, свои пустые глаза и такие же пустые мозги?

– Это – сантехники, Жень, – спокойно отвечаю я, – знаешь, как в немецких фильмах? Они прочищали мои трубы…

В ответ на нейтрально-издевательское объяснение неприлично гогочет Кот, хмурится Егерь, которому ситуация не кажется смешной, а вот зря, это чистый ржач же…

И еще больше округляет глаза Женя.

– Насть… – он сглатывает, пытаясь придумать стратегию поведения, это прям на лице читается огромными буквами. И не может. Не готовила его к такому жизнь, не готовила… – Я не понимаю… И вообще… Я бы хотел с тобой поговорить…

– Нет, – отмирает вторым словом из своего богатого лексикона Егерь, – забудь про нее. Нахуй пошел.

Нет, определенно, налицо факт деградации лингвистической деятельности из-за слишком бурной личной жизни. Раньше Егерь как-то больше слов знал… И произносил…

– Да как вы?.. Вы кто вообще? – возмущается Женя и сильнее сжимает тортик в руках. Интересно, он воспринимает его в качестве орудия защиты?

– Мась, а он в курсе, что он – бывший? – проявляет проницательность Кот.

– Нет, – вздыхаю я и плотнее запахиваю халатик. Смущаюсь, типа.

– Ну, тогда вопросы понятны, – кивает Кот, – хотя все равно смешно. Мужик, – разворачивается он к бледному Жене, – ты ведь уже все понял? Ты – не жених, забудь сюда дорогу вместе с цветами тортом. Кстати, от этой марки у женщин на заднице прыщи выскакивают. Ты в следующий раз, когда бабе его понесешь, подумай хорошенько… Прыщавая жопа – не айс.

– Но… Настя… – Женя смотрит на меня с таким искренним удивлением, что я на полсекунды начинаю ощущать некоторую неуверенность. Может, тогда, за неделю до Нового года, я что-то неверно поняла? И, на самом деле, он ни в чем не виноват? И мое поведение – чистой воды блядство? – Я не понимаю причин… Нет, конечно, жаль отпуска, но я же тебе предложил съездить одной… Отдохнуть… Ну, ты же должна понимать, причины… Зачем ты так?

В этот момент он выглядит настолько удивленным, невиноватым и подавленным моим непонятным поведением, что не по себе становится.

Но когда Женя упоминает отпуск и причины, по которым он не смог поехать… Я тоже эти причины припоминаю. Правда, без той горечи и обиды, что испытывала тогда.

Боже, это же вот, совсем недавно было… А кажется, будто в другой жизни. И не со мной. Потому что…

Прав Борюсик, я не могла быть такой душной терпилой! Такой дурой! Просто не могла! Как это вообще случилось? Он же… Он же столько раз, если дать себе труд и припомнить, прокатывал меня! То у его бывшей на работе проблемы, то ее к маме отвезти, в Переделкино, то волосы мне надо покрасить в светлый, это же так красиво, так нежно…

Я открываю рот, чтоб высказать это все, но удивленно-пустые глаза бывшего сразу тормозят.

Все он знает, сука. Все понимает. Зачем ему это было нужно? Я ему зачем?

А важно ли это сейчас? Нифига.

И время, силы, энергию на него тратить тоже незачем. Раз я сумела так быстро и так прочно забыть его, вычеркнуть из жизни, значит… Не так уж он и важен был, получается? Не нужен?

А, раз не важен и не нужен, то пошел он в жопу!

– Пошел ты в жопу, Жень, – искренне отправляю я бывшего, не собираясь опять совеститься и тратить время своей жизни на объяснения, никому никуда не упавшие, на самом деле.

– Настя!

– Так, Женя, тебя отправили в жопу, – резко перекрывает доступ ко мне своей голой спиной Егерь, – в жопу – это туда. Кот, проследи, чтоб дошел.

И, не успеваю я выдохнуть с облегчением от того, что все же потеря словарного запаса – явление временное, вон, как разговорился, Егерь идет ко мне. И взгляд его – внимательный и жесткий.

У двери возня, еле слышный голос возмущающегося Жени:

– Да кто вы такие вообще?

И мягкий рык Кота:

– Смерть твоя, сучара, если дорогу сюда не забудешь…

Хлопает дверь, Егерь подходит ближе, я пячусь, упираясь в край кровати.

Кот заходит в комнату, скалится на немую сцену:

– Не, Мась, это не дело… Надо предупреждать же… Я чуть инфаркт не словил, когда ты этого терпилу женихом назвала. Кто так шутит? А?

– Да, – Егерь задумчиво прихватывает меня за подбородок, – неправильная, плохая шутка. И девочка у нас неправильная, да, Кот?

– Ага… – Кот натурально облизывается, оглядывая меня от голых ступней до возбужденно блестящих глаз. Я, конечно, пытаюсь выглядеть независимо и спокойно, но все внутри сжимается… Сладко так… Больно даже… И я знаю, как эту боль убрать… Ненадолго… До следующего раза… – Плохая девочка… Жениха какого-то впустила в дом… Стояла перед ним, голая…

– В халате… – облизываю пересохшие губы я, переводя взгляд с одного своего любовника на другого. И каменея от выражения их глаз. Одинаково безумного.

– В халате… – задумчиво повторяет за мной Егерь… – в этом…

Он протягивает большую жесткую ладонь, без напряга проводит по запаху халатика. И тот раскрывается, оставляя меня беззащитно голой перед взглядами, тут же становящимися еще более безумными.

– Пиздец, ты – плохая девочка, – выдыхает Кот, придвигаясь еще ближе, полностью загоняя меня в угол между стеной и кроватью, – пошлая… Непослушная…

– Да, – кивает Егерь, – надо учить…

И сдергивает с себя розовое полотенце.