Текст книги "Их двое"

Одна плюс двое, равно…

– Мась, возвращайся уже, хватит, – ворчание Борюсика очень даже гармонирует с моим настроением. Раздражает, то есть.

За окном – февраль. А ощущение, будто один полярный день, бесконечный. Длится, длится, длится.

И я в этом дне. Длюсь.

Не хочу выбираться, потому что есть какое-то странное внутреннее чутье – стоит вернуться, стоит запустить жизнь по привычному кругу… Она и пойдет. По нему. Тому самому. Привычному.

Где есть я, моя работа, моя квартира… И все. И ничего больше.

А, пока я здесь – безвременье. Как тогда, месяц назад, когда мы втроем ощущали себя в сферическом вакууме, где были только я, Кот и Егерь. И никого больше. И не надо нам никого больше.

Я понимаю, что это все неправильно, и надо как-то дальше двигаться… А еще понимаю, что ничего уже не вернуть. Совсем ничего.

Наши переговоры по видеосвязи стали совсем редкими.

Парни работают, играют. У них там какая-то серия игр или что-то вроде того. Я не особенно поняла, только то, что они спать не успевают.

Только катаются, тренируются и играют.

Борюсик говорил как-то, что они там всех рвут. И я искренне порадовалась. Так и надо. Кто же еще будет рвать, если не они?

Они же… Самые лучшие. Самые-самые.

Кот, с его хитрой улыбкой и теплыми глазами, умеющий быть опасным, словно бритва. И таким же острым.

Лучший нападающий. Обладатель какого-то кубка, какого-то звания… Снайпер, что ли? Да, снайпер.

Идеальный мужчина с идеальным телом.

Почему-то часто снится наша первая, не особенно удачная встреча. Его мощные татуированные руки, раскинувшиеся на всю ширину кровати. Подтянутый зад в белых боксерах. Сонные глаза, с недоумением таращащиеся на меня. Тогда уже что-то ведь екнуло. Ну кого я обманываю? Тогда, тогда.

Егерь, огромный, мрачный, мой железный человек. Как он рычал тогда, как сумку мою потрошил… Ноут разбомбил… Ох, я злилась…

Руки его волосатые, железные пальцы. И ярость, холодная, сдерживаемая внутри, но готовая вырваться наружу и смести все вокруг… Опасный, очень опасный… И такой надежный. Рядом с ним ничего не страшно, вообще.

Они идеально дополняют друг друга. Идеально сработанная двойка.

Конечно, они будут рвать.

Меня уже порвали. На части. Не соберусь теперь. Никогда.

– Я не хочу пока возвращаться, – вздыхаю опять в трубку, и Борюсик предсказуемо начинает ныть и упрашивать.

– Я тебе работу нашел нормальную, – говорит он в итоге, отчаявшись сманить из «рязанской жопы», как он именует мое место силы, мое убежище, мой маленький домик. – Глянь, скинул тебе на почту.

– Не надо… Мне пока не требуется…

Мне вообще не требуется, если честно.

Во-первых, тут, в деревне, потребности сходу становятся очень небольшими. А во-вторых, на мой счет регулярно капает хорошая сумма из Канады. Правда, она там так и остается лежать, потому что … Ну, смотрим пункт первый. Но назад я не отправляю ничего, после скандала с парнями и их угрозы бросить все нахер, разорвать контракт, приехать и надавать мне по жопе.

Им нравится заботиться. А мне, честно говоря, нравится принимать их заботу.

Новый ноут, новый телефон. Куча гаджетов, все это мне купил и привез в одно из посещений хмурый Борюсик, и, когда я отказалась брать, пригрозил выкинуть на улицу.

– Это твои… поклоннички передали. На их бабки куплено. Настояли, суки. Как-будто я сам не могу…

От них я взяла. В конце концов, нашего договора никто не отменял, хотя один из основных пунктов там был нарушен. И многократно. И с удовольствием.

– Ну как не надо? – злится Борюсик, – Мась, ты – молодая девка, тебе нельзя в глуши сидеть! Сколько можно? Или… Они… Не разрешают? – последнее он произносит буквально с зубовным скрежетом. Его мне даже без телефонной связи из Москвы слышно.

И смешно. Что они мне могут запретить? Глупость какая…

– Фигню не пори, – отвечаю я уже грубее, потому что надоедает тележиться. И по опыту знаю, что от Борюсика можно отвязаться, только послав его нахер.

– Мась…

– Все, мне пора, дрова колоть.

– Какие, бля, дрова???

Я кладу трубку, смотрю на белый день за окном. Он короткий, зимний, скоро здесь будет совсем темно…

Надо и в самом деле выйти на улицу.

Не то, чтоб дрова колоть, тут у меня, слава всем богам, запас многолетний, парни постарались, но просто… Подышать…

У меня в последние недели, несмотря на то, что мы стали реже общаться, и это, в общем-то закономерно и ожидаемо, настроение хорошее. Спокойно так, легко.

Я понимаю, что все движется к финалу, логическому и грустному.

Ну, в конце концов, это смешно… На что-то надеяться.

Нет, в самом начале, когда они только уехали, ничего, кроме пустого сердца, вернее, даже отсутствия сердца на привычном месте, я не ощущала.

И вяло удивлялась сама себе: разве можно так? Всего за пару недель? Разве такое реально? Нет, это область сказки… Сколько там живет любовь? Три года? А потом заменяется привычкой? А влюбленность, основанная на сексе? Две недели?

Скоро должно отпустить.

Но не отпускало. Болело с каждым днем сильнее и сильнее, и наши видеозвонки, строгие и внимательные глаза Егеря, ласковые и нежные глаза Кота… Все это добавляло боли. Отчаяния. И понимания конечности ситуации.

Потому что это я здесь. Одна. Совсем. А они – там.

В большом мире. У них – новая работа, новые знакомства, друзья.

Женщины.

Конечно, у них есть женщины.

Вокруг же не слепая зона! И много поклонниц, которые, наверняка, пачками кидаются на шею. Борюсик рассказывал… И по телефону – тоже. Не применимо к ним, а вообще… О свободных нравах и прочем…

Наверно, хотел, чтоб это все побыстрее завершилось.

И чтоб я… разозлилась? Разорвала все сама?

Но я не злилась. И не разрывала.

Но и не ждала.

В самом деле не ждала.

Вообще, я ощущала себя все это время словно заколдованная принцесса, в ледяном замке. Меня могли расколдовать только двое… Не принцев, нет! Двое охотников… Да, наверно так.

Они – охотники. Поймали меня, как я ни береглась.

Спасли из ледяного плена. Согрели. Полюбили. И оставили.

Охотники… они такие.

Звонят, пишут, присылают какие-то видео… там разные моменты из матчей, но я узнаю их только по фамилиям на форме. Ну, еще Егеря – по росту. Он все же выделяется.

Я радуюсь на ответных видео, улыбаюсь и не могу оторвать от них взгляда. Не могу насмотреться.

Впрок.

Чтоб потом, когда все это завершится, сойдет на нет, было что вспомнить…

И нет, я уже не называю себя непроходимой дурой, знавшей, на что шла.

Я просто живу, закуклившись в кокон и свято веря, что, пока я сижу здесь, они там – думают обо мне. И наша история поставлена на паузу.

А потом…

Пусть пока пауза. Не так больно.

Выхожу на улицу, вдыхаю свежий морозный аромат леса и февраля.

В Москве февраль – самый поганый месяц, в это время пронизывающий ветер, оттепели, перемежающиеся ос снегопадами и метелями. Заносы на дорогах и десятибалльные пробки, разглядывая которые в роликах ютуба, радуешься своей работе из дома и тому, что тебе никуда не надо. В отличие от всех тех бедолаг, рвущих себе нервы в железных банках.

А здесь – красота.

Тишина, огромные снежные сугробы, в которых тонут зеленые елки.

Я хочу здесь быть.

Не нужен мне никакой город. Не нужна работа, так заботливо найденная Борюсиком.

Я – заколдованная принцесса в ледяном безмолвии.

А мои охотники охотятся в другом месте на другую дичь.

Пусть они будут счастливы.

За домом какое-то время щурюсь на поленницу дров. Их реально еще на пару лет хватит, Егерь тут от души потрудился…

Старательно отвожу взгляд от того места, где мы с ними в последний раз…

И сердце сладко екает от воспоминаний.

Их сильные руки, жар мужских тел, плотно окруживших меня, невозможность двинуться самостоятельно, тяжесть, наполненность, острый, болезненный кайф… Наше общее, одно на троих, безумие…

Жаль, что не будет такого… жаль…

Я настолько забываюсь, что, когда меня подхватывают за талию чьи-то сильные руки и прижимают к горячему телу, взвизгиваю и на автомате всаживаю локтем назад, а пяткой добавляю.

– Ух, бляа-а-а… – задушенно хрипят сзади, – Мася-а-а… Заебись, встреча…

Разворачиваюсь, не веря, все еще пребывая в легком полумороке, и вижу Кота, согнувшегося в три погибели и смотрящего на меня веселым, хотя и слегка ошалевшим взглядом.

– Боже… Кот… Боже…

Протягиваю к нему руки и, пошатнувшись, сажусь прямо в снег.

Ноги не держат.

– Няша! Кот! Какого хера?

Знакомый рев пугает волков на километры пути, а я перевожу взгляд на высоченную фигуру Егеря, появившегося из-за угла дома и стремительно шагающего к нам.

– Мася… – хрипит Кот, выдыхая осторожно и распрямляясь, – горячая такая… Боюсь, как бы не чересчур…

– Придурок, напугал, наверно? – басит Егерь, не делая даже попытки помочь Коту, подходя и подхватывая меня на руки.

Он прижимает к себе, зарывается носом в рассыпавшиеся из оброненной шапки волосы, хрипит счастливо:

– Сука-а-а… Скучал как… Скучал… Няша… Наконец-то, бля…

И только сейчас я начинаю отмирать и осознавать происходящее.

Они здесь! Мои Кот и Егерь!

Мои снайпер и железный человек!

Мои охотники!

Они здесь!

Они приехали ко мне!

Взвизгиваю и обхватываю мощную шею Егеря обеими руками, прижимаюсь, утыкаюсь носом в ямку между ключиц, умирая от удовольствия, от обволакивающего меня родного, вкусного до безумия аромата.

– Мася! А меня! Меня!

– Тебя она уже поприветствовала, придурка кусок, – задушенно и счастливо хрипит Егерь, впрочем, позволяя уже оправившемуся от первой горячей встречи Коту обнять меня и притереться носом в волосы, жарко дыша в шею.

Мы стоим нелепой композицией, и непонятно, то ли охотники поймали свою добычу, то ли добыча опутала доверчивых охотников сетями из волос и рук.

Пальцы, неизвестно, чьи, горячие, обжигающе нужные, уже скользят под одежду, касаются голого тела, и я начинаю дышать глубже, дрожать и постанывать непроизвольно от нахлынувших эмоций.

– Мася наша… Мася… Бля-а-а… думал, из самолета выпрыгну и впереди полечу… – шепчет Кот, торопливо шаря по моему голому животу и уводя одну ладонь вверх, к груди, а вторую – вниз. Я отлипаю от Егеря и разворачиваюсь, чтоб поцеловать Кота.

И он словно именно этого и ждёт, тут же набрасывается на мои губы с жаром и безумным голодом. Мы целуемся, руки Кота все настойчивей гладят грудь, а Егерь над нами шумно сопит, все еще держа меня на руках.

И принимая в итоге решение, самое логичное и правильное в этой ситуации.

Потому что невозможно же!

– В дом. – Приказывает Егерь и жёстко сдавливает меня, похоже, тоже уже мало контролируя свои желания, – в дом быстро. Кот – первый топай.

Кот хмыкает и, с трудом отлепившись от нас, идет вперед.

А я, потеряв одну из важных составляющих своего личного безумия, прихожу в себя немного и начинаю ерзать в лапах Егеря.

– Но как вы… Когда? Почему не предупредили? Почему не?.. Надолго?

– Потом, блять, – рычит Егерь, споро таща меня в дом, – а то опять на свежем воздухе поимеем. Нам-то похер, а тебе еще рожать. Нам.

– Че-го?

– Ничего, Мась, ничего, – мы уже в доме и Кот, торопливо содрав с себя куртку и свитер и поразив меня в очередной раз своим безумно красивым, совершенным телом, тянет руки, тащит меня от Егеря, гладит, сжимает, беспорядочно, без какой-либо цели, только с желанием ощутить, натрогаться, кайфануть, хапнуть по полной удовольствия чисто тактильного.

Я это знаю, потому что не отстаю от него в этом желании.

Тоже глажу, трогаю, касаюсь.

Задыхаюсь.

В какой момент оказываюсь совершенно голая между ними двумя, не знаю, но это происходит, кажется, мгновенно.

У меня так много желания, так сильно хочется, но не могу устоять на ногах, падаю на диван, или роняют меня на него?

Егерь сходу тащит меня под себя, раздвигает ноги, проводит по промежности, мокрой!

– Сдохнуть можно, блять, – рычит он, – няш, чуть не сдохли без тебя!

Я хочу сказать, что и я! И я тоже! Что я практически умерла без них. Замерзла тут, в этой ледяной пустыне, но не успеваю.

Егерь врезается в меня мощно и сразу на всю длину, и это так же больно, как и в первый раз! Но мне нужна эта боль, она сладкая! Она долгожданная! Она – самая лучшая в мире!

Взвизгиваю, сжимаю крепче его ногами, не могу оторвать взгляда от дикого блаженства, исказившего его черты.

– Мася, Мася, Мася-а-а-а… – Кот становится на колени перед моим лицом, тянет пальцы к губам, трогает, проникает в рот, а затем распределяет слюну по члену, – Мася-а-а…

Я понимаю его желание, его стон, и потому протягиваю ладонь и обхватываю горячий, твердый, каменный просто, член, и смотрю, как Кот, сцепив зубы, запрокидывает голову и закрывает глаза, пытаясь сдержаться. И это красиво, боже, это чертовски красиво!

Егерь наклоняется целует мне плечи, висок, скулу, жадно облизывает, словно зверь свою самку, а затем привстает и переворачивает одним слитным движением на живот. Врезается снова, и я кричу, широко раскрыв рот, от изменения угла проникновения, его остроты и наполненности, практически на грани, пугающей и такой долгожданной.

Железные пальцы впиваются в бедра, ритмично тянут на себя, с влажным шлепком соединяя наши тела, а я, несмотря на творящееся безумие, хочу больше! Я хочу еще! Мне не хватает!

Разворачиваюсь, тянусь к Коту и он, без слов понимая меня, встает ближе и приподнимает за подбородок, погружаясь в меня чуть ли не наполовину.

Его лицо становится жестким, холодным, пугающим просто, ладонь переползает на горло:

– Расслабь горло, Мась, – приказывает он, – прими меня полностью.

И я послушна.

Его лицо – такое вот, жесткое и властное, я видела в своих стыдных и сладких снах.

Я хочу это сделать.

Я хочу, чтоб они это сделали одновременно со мной.

Выдыхаю, насильно расслабляя горло, дышу носом и ощущаю, как горячая плоть с каждым толчком проникает все глубже и глубже.

Кот наверняка может ощущать движения члена в моем горле под пальцами, и это заметно дурманит и без того безумный взгляд. Глаза становятся совсем черными, дикими, толчки – практически насильными, и это, вкупе с тем, что творит со мной Егерь, уже без какой-либо опаски и осторожности вбиваясь сзади и хрипя в преддверии оргазма, заставляет глаза закатиться. Ничего не вижу, не понимаю, сглатываю рефлекторно, сокращаюсь, это ощущают одновременно Егерь и Кот… И кончаю так, как вообще никогда раньше, даже с ними. Безумно, словно сумасшедшая нимфоманка, самка, с радостью принимающая тех, кто ее победил, кто ее заполучил в честной борьбе…

Сглатываю и без сил валюсь на бок.

Мои охотники не отпускают. Гладят, тискают, целуют. Везде, везде…

А мне все кажется сном. И становится страшно: вдруг проснусь сейчас? Вдруг, это просто один из моих снов?

Торопливо цепляюсь за руку Егеря, ласкающую меня, прижимаюсь к нему спиной, смотрю на Кота, полулежащего напротив и мягко гладящего мою грудь. Взгляд у него совсем не сытый, тяжелый такой, настойчивый…

И мне это нравится. Мне это кажется правильным.

– Мася, ты не представляешь… – усмехается он, – мы же тебя живой не выпустим, затрахаем до обморока. Понимаешь?

– Да…

– Сука, еле дождался… – бубнит Егерь, и я ощущаю, как его член, упирающийся мне в ягодицу, опять наливается силой, – потерпи теперь… Мы сейчас еще по разику, а потом и говорить уже сможем внятно… Хотя… Кольцо и сейчас можно.

Кот ловит его взгляд, кивает и, перегнувшись через край дивана, что-то роет в куртке.

Появляется обратно.

Берет мою руку и надевает на левый безымянный палец кольцо с прозрачным здоровенным камнем. Протягивает что-то Егерю.

И, не успеваю я опомниться, как тот надевает на безымянный палец правой руки второе кольцо. Равномерно усыпанное крупными разноцветными камнями по всему широкому пространству ободка.

В оторопи смотрю на свои синхронно окольцованные пальцы, затем по очереди на одного и второго любовника.

– И что это такое?

– Это, Мася, знак того, что ты – охереть, как занята. Для всех.

– Да, – хрипит Егерь, – а в Канаде поженимся.

– Как? – вопрос глупый, согласна. Но и замуж меня не каждый день зовут. Тем более, так. Тем более, столько мужчин одновременно.

– Как все нормальные люди. Мы с тобой. Или ты с Котом. Не важно. Там всем пофиг, там на это вообще не смотрят. И опеку над детьми можно совместную, мы узнавали.

– Да вы… да что за бред? – я реально не понимаю, о чем они сейчас, не могу выбраться из дурмана происходящего.

Кольца непривычно оттягивают пальцы, между ног тянет, в горле першит… И меня зовут замуж. Верней, не зовут. Ставят перед фактом.

Это как вообще? Это что вообще?

– Мася… – Кот придвигается ближе, – мы тут с Егерем посоветовались и пришли к выводу, что нам без тебя хуево. И жить не в радость. А мы хотим, чтоб в радость. С тобой. Чтоб тебя видеть каждый день, и не по видеосвязи. Чтоб тебя трогать, – он наклоняется и лижет сосок, отчего меня мгновенно продирает сладкой судорогой, ладонь Егеря плотнее ложится на живот, скользит ниже… – чтоб тебя целовать… – продолжает Кот, а Егерь добавляет на ухо, низко и сипло:

– Трахать…

– Ох… Но…

– Ты же согласна, няш? – продолжает Егерь, а его палец прижимает клитор, начинает его тереть, мягко и сильно одновременно, – ты же хочешь того же? Да? Жить с нами? С двумя, няш. Не выходит по-одному. Мы не согласны тебя оставить. Никому. Потому – с двумя. Соглашайся, няш… Мы тебя будем любить, – палец скользит все быстрее, я не выдерживаю, развожу шире ноги, откидываюсь затылком на жесткую волосатую грудь, сквозь полуприкрытые ресницы наблюдая, как Кот по очереди сладко облизывает мои груди, – на руках носить, – продолжает Егерь, придвигая меня к себе еще ближе, приподнимая мою ногу, и потираясь набухшей головкой о натертую плоть, – целовать… Трахать… Делать тебе детей… Делать тебя счастливой… Самой-самой… А ты – нас…

Он уже внутри, он уже сладко покачивает меня на своём огромном члене, заставляя беспорядочно цепляться одной рукой за мощную шею, а другой – за порядком отросшую шевелюру Кота, сладко жмурящегося в предвкушении своей порции кайфа.

– Соглашайся, Мась… – он скользит выше, и жарко дышит в губы, оглядывая мое безумное лицо темными жадными глазами, – соглашайся, ну… Да? Да?

– Да, няш? – вторит ему Егерь, ускоряясь и сводя меня с ума.

Окончательно и насовсем.

Потому что я выдыхаю «да». А в следующую секунду Кот радостно впивается мне в губы, словно скрепляя наш новый, бессрочный договор печатью.

Все мои мысли, все вопросы, все опасения смываются под этим бешеным напором.

Я соглашаюсь на все, что они предлагают. Так же, как и раньше, впрочем.

Потому что каждая принцесса знает: для того, чтоб охотники могли ее качественно расколдовать, нужно быть готовой к этому.

Я – готова.

Эпилог

– Ну и что ты думаешь, Горди, на какой минуте крылатым надерут жопу?

Высокий тучный мужик в красно-синих цветах «Медведей», фаворитов сегодняшней игры, пожимает плечами, без особого интереса глядя ледовое поле и дуя пиво.

– Сложно сказать… особенно после того, как этих русских купили…

– Да ладно тебе, – смеется его собеседник, невысокий вертлявый мужичок непонятного возраста и смазанной национальности, вроде как и англосакс, а разрез глаз четко дает понять, что там китайцы ночевали… Или индейцы. – Даже с бешеными русскими у них нет шансов. «Медведи» всех порвут!

Последнюю фразу он произносит громко, и трибуна за ним дружно подхватывает: «Мед-ве-ди! Мед-ве-ди!».

Горди опять пожимает плечами.

– Может… Но они шустро к финалу пришли. «Бульдогов» порвали на раз… Хотя, да, ты прав. Против «Медведей» без шансов. Даже с русскими.

Тут он привстает, отставляет пиво и пристально всматривается в сидящих с противоположной стороны льда зрителей.

После чего ругается настолько грязно, что его приятель удивленно приоткрывает рот.

Горди выдыхает, наконец, и достает телефон.

– Мэтью? Ты уже поставил на «Медведей» мои бабки? Нет? Не закрыл еще ставки? Снимай мои с «Медведей» и ставь все на «Соколов». Без вопросов, Мэтью. Мне плевать на коэффициент и процент! Похер! Ставь, как я сказал! И, послушай моего совета, если сам ставил на "Медведей», перекидывай ставку. Им сегодня надерут зад.

Он кладет трубку и встречает полный изумления взгляд приятеля.

– Горди, у тебя с башкой как вообще? Ты чего?

– Ничего, – он с досадой подхватывает почти полную бутылку пива и выдувает ее до дна, выдыхает, а затем снисходит до пояснения, – туда глянь.

Его приятель смотрит в том направлении. Куда указывает Горди.

– Красивая баба, и чего?

– И ничего. Это не баба. Верней, баба, но не просто баба. А баба русских.

– И чего?

Болельщик фаворитов сезона с недоумением смотрит на хрупкую темноволосую девушку, в волнении сжимающую узкие кисти рук. Даже с противоположной стороны поля видно, насколько она волнуется, переживает. А еще, когда она неловко поворачивается, становится заметно, что красотка сильно беременная. Прямо вот-вот родит.

Тут раздается сигнал к началу игры. Команды под общий дружный рев болельщиков начинают выезжать на лед.

Пользуясь моментом, невысокий приятель Горди разглядывает тех самых русских, которых «Соколы» так удачно купили в начале прошлого года. Говорят, за совсем смешные бабки. И именно они, эти два игрока, прозванные журналистами «бешеными русскими», и вывели «Соколов» к первенству по стране.

Один из них – высокий, крепкий, быстрый, говорят, как стрела. Его прозвали «Снайпером». И ходят слухи, что если к нему шайба попадает, то фиг отберешь. И что он в такой ситуации сто процентов ее уложит в ворота противника.

И в этом ему очень сильно помогает второй русский, который по сравнению с приятелем смотрится горой, огромным и мощным зверем. Это – защитник, тафгай, его стерегутся многие, особенно осторожны те, кому приходилось попадать под колеса этого железного человека на льду. В связке русские – просто убойная сила. Говорят, их пытались перекупить, но владельцы «Соколов» нифига не пошли на такой шаг. И их вполне можно понять. За год команда из плотных середнячков вырвалась в лидеры, и это очень крутой результат. Но даже с ним против «Медведей», вот уже третий год берущих золото страны, не выстоять. Это понятно всем опытным болельщикам. И именно потому сегодня ставки вполне логичные.

И совершенно не ясно, с чего это Горди так возбудился и сделал такую очевидную глупую ошибку.

Между тем, официальная часть прошла, игроки разъехались, и Горди с досадой прикусил щеку:

– Черт, ведь она уже в больнице должна быть… Пробегала такая информация… И надо было ей припереться…

– Да чего ты все стонешь? – так и не может сдержать удивления его приятель, еще раз осмотрев красивую русскую и не найдя в ней ничего криминального. Ну да, милашка. Повезло кому-то из русских.

Вот этому бугаю, тафгаю, и повезло. Вон, как целует ее, прямо с трибуны тянет, и роста хватает спокойно…

– Потому что, она должна была быть в больнице. Писали об этом. А она здесь. А, когда она на трибуне, они не проигрывают.

– Они? – болельщик переспрашивает чисто на автомате, со все возрастающим изумлением наблюдая, как «Снайпер» тоже подъезжает к трибуне и, чуть подвинув тафгая, кладет ладонь в перчатке на выпуклый живот русской, что-то говорит, а затем целует ее руку. И смертоносный тафгай, способный одним движением вышибить дух из любого, просто стоит смотрит на это. Позволяя своему нападающему вольничать со своей женщиной!

– Это… Че такое? – выдавливает изумленный болельщик, а Горди только хмыкает, никак не комментируя происходящее. – Это… Они ее оба, что ли, трахают? А ребенок чей?

– Хрен его знает, – пожимает плечами Горди, – но тот журналист, что в последний раз спросил про это, до сих пор в больнице, говорят… Короче говоря, конец «Медведям», можешь мне поверить. Меняй ставку, хотя, поздно уже. Игра началась.

Его приятель, повинуясь порыву, торопливо набирает своего букмекера, одним глазом наблюдая, как оба игрока, напоследок поцеловав темноволосую беременную красотку, становятся на позиции.

– Спорим, они на первой минуте счет размочат? – усмехается горько Горди, всегда бывший ярым болельщиком «Медведей». Просто, болеть – это одно. А бабки терять – другое.

– Элай, – орет в трубку его приятель, поглядывая на лед, где шайба уже попала к «снайперу» и теперь он прет со страшной скоростью к воротам противника, а всех, кто пытается ему помешать, срубает с ног его ручной тафгай. И за всем этим спокойно, с улыбкой, наблюдает темноволосая, очень красивая женщина, успокаивающе гладящая свой здоровенный живот. Он так засматривается, что пропускает взрыв воплей на трибунах. Первый гол уже в воротах! Соколы размочили! Женщина чуть привстает, глаза ее огромные становятся еще больше, завораживают. У мужчины мелькает мысль, что, если б его дома ждала такая женщина, то он бы тоже из кожи вон лез, чтоб быстрей завершить все дела… У русской шевелятся губы, словно она разговаривает с младенцем, сидящим внутри. И это, в принципе, умилительная картина, но не тогда, когда теряешь свои бабки. Болельщик приходит в себя и торопливо командует букмекеру, – Элай, мазефакер! Ставлю в два раза больше на «Соколов»! Давай, черти тебя дери, быстрее! И фиг с ним, с коэффициэнтом! Ставь! «Медведям» сегодня надерут жопу!

Второй взрыв на трибунах оттеняет его слова.

Медведям сегодня сто процентов надерут жопу.

Оно и понятно.

Ради такой женщины, можно сделать все, что угодно.

А уж победить чемпионов страны – вообще херня.