Текст книги "Их двое"

Дни равноденствия

– Гребанная погода!

У Кота – белые дедморозовские усы и борода, и это выглядит до того ржачно, что я не сдерживаюсь. Ржу.

Кот мрачно смотрит на меня, с недовольной рожей стягивает пуховик.

– Ты, Настен, случаем, не врешь?

– В чем это? – удивляюсь я.

– В том, что вы с Конем не родня? Очень у вас поведение похожее…

Я тут же перестаю смеяться, потому что одно упоминание этого предателя, чтоб ему икалось в столице круглосуточно, бесит.

Отворачиваюсь к плите, помешиваю супчик. Диетический такой, овощной. Соседи мои с барского плеча выделили корнеплодов.

Егерь тут же отрывается от «Графа Монте Кристо» и начинает сверлить мне спину и то, что пониже, своим внимательным взглядом. Ощущается это жутковато до сих пор, если честно.

Хотя, за четыре дня нашего сосуществования, немного привыкла. Ну что поделать, человек ко всему привыкает…

Даже к постоянному присутствию в своем жизненном пространстве двух здоровенных мужиков, постоянно разговаривающих, снующих туда-сюда, требующих жратвы и пялящихся на тебя в любой момент, стоит только отвернуться. А в последние полдня даже и не дожидаясь, пока отвернусь…

Тенденция напрягает, но деваться некуда.

Мы в замкнутом пространстве, куда им еще пялиться? Не друг на друга же? Хотя… Это был бы выход…

Помешиваю овощной супчик с перловкой, смотрю в окно, вздыхаю, даже уже не пытаясь прикидывать, сколько нам тут еще сидеть.

Погода вообще не поменялась за эти четыре дня. Рязанская область таким макаром скоро у нас в Ямало-Ненецкую превратится. По уровню снега – так точно. Морозов особых нет, но снег идет постоянно, он ужасно липкий, и я даже не представляю, что там на дорогах и в городах творится.

Мой маленький домик легко могло бы уже занести по самую крышу, но повезло, что он стоит на небольшой возвышенности. А еще повезло, что у меня тут в рабстве два крепких мужика. Утром они, дружно матерясь и передавая друг другу единственную имеющуюся в хозяйстве лопату, откапывают пространство около двери и чистят тропинки до сарая и до калитки.

От калитки до просеки еще метров двадцать тоже чистят. А уж саму лесную дорогу мы оставили тракторам. Правда, дождаться их нереально, разве что, когда появится связь, вызывать платно.

Мои соседи именно так и собираются поступить. Теперь вот осталось только дотерпеть до того момента, когда же появится связь…

Пока что даже проблеска, даже намека нет…

Я периодически, с невероятной грустью вспоминаю про моего старичка «патрика», наверняка, утонувшего уже в снегу по самую крышу. Надо туда наведаться все же, как только утихнет метель. Вещи хоть какие-то забрать…

За тропинкой, тем более, наверняка уже наст есть, чуть морозы ударят, снег прекратится, и я спокойно пройду. Я легкая.

Конечно, можно было бы и не ходить, но проблема в том, что я тут в практически безвыходном положении. Из одежды – лишь жутко колючий свитер, довольно тонкий, а это, учитывая отсутствие лифчика, очень критично. Взгляды мужчин с каждым днем становятся все голоднее, ей-Богу, так и сожрали бы с косточками, если б только слабину дала…

И джинсы тоже одни. И носки – тоже. И трусы! Воды не наносишься, не настираешься. Ее же еще и греть надо каждый раз…

Ночью спасает рубашка бабушки. А вот днем…

Короче говоря, меня уже на второй день нашего совместного житья подмывало сгонять до машины за вещами. И сейчас тормозит только метель.

Ежусь невольно от горячего взгляда Егеря… Скотина, все же! Ну сколько можно?

– Настюш, – пока переживала из-за одного, второй на мягких лапах скользнул и, не успела выдохнуть, уже стоит за спиной, пальцами лезет, типа, в кастрюлю, а на самом деле, чуть ли не прижимает меня к столешнице! Нахальный до невозможности! – вкусное что-то готовишь…

– Не для вас! – отрезаю, выворачиваясь из уже готовых сомкнуться на талии рук, – это мое!

– Ну На-а-а-асть… – не пускает, мурчит на ухо, мурашками по коже рассыпается волнение и непрошенное, стыдное удовольствие.

– Отвали от нее, Кот! – тут же раздается сдерживающий рык из-за спины.

Кот досадливо выдыхает, а я, пользуясь моментом, быстренько перемещаюсь в сторону.

Напарываюсь на злобный взгляд Егеря, уже отложившего книгу на диван.

Черт… Не надо мне было спускаться лишний раз… Провоцировать…

Все эти четыре дня, прошедшие после безумного первого, мы пересекались с хоккеистами лишь эпизодически.

Я не дура совсем, ситуацию сначала с Егерем, а потом и с Котом, ошивающимся у моей двери, прекрасно помню и никак не хочу ее повторения.

Если до этого я ошибочно считала, что хоть кто-то из них, придурков, имеет не только спинной мозг, то после уже никаких иллюзий не оставалось.

Утром следующего дня, отодвинув сундук и с опаской приоткрыв дверь, я проскользнула мимо гостиной в туалет, избегая смотреть в сторону дивана, где валетом спали мужики.

Быстренько сделала все дела и назад.

Спустилась в следующий раз только ближе к обеду, выслушала какие-то невнятные объяснения Кота по поводу его нахождения вчера ночью возле моей двери, сделала каменное лицо, приготовила себе геркулес и гордо ушла наверх.

В обед опять спустилась, с огорчением убедившись, что готовить никто ничего не собирается, забрала наверх палку колбасы и хлеб, который надо было есть, пока свежий.

На разговоры не реагировала, изображала из себя немую.

К вечеру ко мне опять начал ломиться Кот, правда, в этот раз в открытую, приглашая на ужин.

Спустилась. Пожевала жесткое, как подошва, мясо барана… И ушла наверх, проигнорировав попытки завязать разговор и развести опять на выпить и покер.

Нет уж. Дважды снаряд в одну воронку только у таких дебилов падает… Я и без того страшно жалела, что так ступила и выпила с ними в первый же вечер… Дура, вот ведь дура-то!

Сама раздразнила, сама надежду дала.

Ночью ждала паломничества к двери, держа наготове табуреточку. Но все было тихо. Мужики немного погомонили, поматерились и, судя по легкому дрожанию стекол в окнах, даже подрались… А потом легли спать!

Я порадовалась, что они оба – доминирующие самцы и не хотят уступать друг другу, а, значит, мешают и сами решают таким образом мою проблему, легла спать.

Утром все повторилось в точности, как накануне.

Так прошел еще один день. И еще. И еще. Наше дурацкое сосуществование входило в свое дурацкое русло.

Мужики, как ни странно, занялись домашними делами, как я того и желала. То есть, кололи дрова, чистили двор, даже готовили что-то невероятно жуткое на уличном мангале, врытом намертво в землю.

Я старалась придерживаться единой линии в поведении, то есть, не отсвечивать, ни на кого особо не смотреть, внизу появляться только по необходимости.

Вот сегодня, например, такой необходимости не было… Просто жрать то, что они готовили, я уже не могла ни в каком формате. Потому и решила побаловать себя супчиком…

И, главное, все так тихо было, спокойно…

Егерь собрание Дюма нашел и читал. Я так удивилась, что даже не съязвила на эту тему ничего.

Кивнула ему и принялась готовить… А он принялся за мной наблюдать. Как всегда.

И вот теперь – Кот. Проморгала я его активность!

Но ничего, исправлюсь!

– Насть, дай… Попробовать… – мурчит Кот и тянется ложкой к моему супчику!

И вот как тут быть? Силой не отстою свое… Придется дать…

И это его «дай» звучит на редкость… пошло!

Краснею, дергаюсь неизвестно (хотя, известно) почему, достаю две плошки и набулькиваю обоим дармоедам супчика.

– Забирай, – киваю Коту, пристально наблюдающему за моими действиями.

Он скалится, подхватывает свою тарелку и идет к столу.

Сзади скрипит диван, и через мгновение Егерь подходит и, наклоняясь чуть ли не через меня, берет тарелку.

– Спасибо, – низко хрипит он, а я сжимаюсь от странных царапающих нот в голосе… И его нарочито близкого присутствия.

– Садись с нами, Настюш, – приглашает радушно Кот меня к моему же столу, в моем доме.

Сначала хочу отказаться, помня о том, что хватит уже провокаций, но, с другой стороны, тащить жидкость на второй этаж… И там моститься обедать…

Вздыхаю, сажусь.

Какое-то время едим молча, причем, мужчины наворачивают суп с таким аппетитом, словно ничего вкуснее не пробовали. Это, наверно, должно льстить?

– Вкусный суп, Настюш, – хвалит подлиза Кот, блестя глазами, – а можно еще?

– И мне… – подхватывает Егерь.

Киваю, пытаясь анализировать эмоцию, возникшую при этом. Наверно, мне приятно… Очень приятно.

Наблюдаю, как мужчины по очереди наливают себе суп, приносят обратно к столу, едят…

Интересно, а бабушка то же самое ощущала, когда садилась и смотрела, как я ем?

Ей тоже было так же приятно?

– Настюш, может, хватит наверху прятаться?

Кот не был бы Котом, если б не воспользовался ситуацией и не подобрался поближе.

– Я не прячусь, – независимо хмыкаю я, – мне там просто спокойнее и удобнее… учитывая обстоятельства.

– Черт, Насть, – Кот переглядывается с Егерем, – я же говорил тебе, тогда вечером – это просто недоразумение было… Понимаешь?

– Ну да, я так и поверила…

– Да какой мне смысл, Насть?

– Не знаю… А какой смысл вам было девочку насиловать?

Говорю и тут же поспешно замолкаю. Черт, не хотела же! Нафига опять тигра за усы, а этих придурков – за самолюбие?

– Да не насиловали мы ее! – ожидаемо рычит Егерь, – нахер нам это надо?

– Ну…

Так, гусары, молчать!

– Настя… – мягко стелет Кот, – ну посмотри на нас… Как ты думаешь, сложно найти нам женщину на ночь? Такую, чтоб хотела?

Молчу. Ответ очевиден, конечно, но…

– Это – просто провокация, понимаешь? – они с Егерем опять переглядываются, – для того, чтоб нам репутацию испортить.

– Было бы что портить… – это низко, Настя, реально низко… Но я почему-то не могу тормознуть. Против здравого смысла пру.

– А ты следила за нашей карьерой? – вмешивается Егерь, заинтересованно ставя локти на стол и подаваясь ко мне.

– Нет, конечно, – фыркаю я, – мне Борю… То есть, Конь… Ваш… Рассказывал. И по телеку видела.

– А что тебе такого Конь рассказывал?

Я припоминаю, как мой бывший лучший друг делился историями о веселых вечеринках хоккеистов и футболистов, где в ход идет вообще любое развлечение. В основном, конечно, секс и выпивка, но бывает и потяжелее. И каким образом на спортсменов вешаются фанатки. И в каком количестве. Я не осуждала, само собой, чего тут осуждать, если все по обоюдному согласию, но, вот честно, совершенно искренне считала, что труд и авторитет спортсменов в нашей стране сильно переоценен. Особенно, в раскрученных видах спорта. Конечно, американские гонорары нашим и не снились, разве что кого-то из них купят иностранные клубы. Но и покупали обычно не особо дорого.

– Много чего… – уклончиво отвечаю на провокацию, – ладно, пойду я. А вообще, – ох уж это мое стремление оставить последнее слово за собой! – люди, которые ни в чем не виноваты, не прячутся в рязанской заднице.

Егерь с рычанием начинает подниматься и пускать дым из ноздрей, а я быстренько взлетаю по ступенькам вверх. Сердце прыгает перепуганной белкой, руки подрагивают, а внутри что-то такое будоражащее, словно мне опять восемь и я только что раздразнила самого главного хулигана школы.

– Да что ты понимаешь, коза? – рычит снизу Егерь, – иди сюда, бля, чего смылась?

– Действительно, Настюш, – мягко зовет Кот, – спустись… Мы тебе все объясним…

Но я только демонстративно хлопаю дверью.

Нет уж.

Хватит мне их объяснений и сидений за круглым столом переговоров. Не хочу я слышать оправдания. В любом случае, проверить не смогу, врут или нет. А вот в том, что меня могут уговорить… на что-нибудь – вполне уверена.

Я в последнее время чего-то прям дурочка.

Кидаюсь на кровать, успокаиваю бешено стучащее сердце, закрываю глаза…

Как они смотрели, черт…

Теплый, обволакивающий взгляд Кота и черный яростный – Егеря…

Интересно, если бы мне пришло в голову… выбирать между ними? Ну, так… Чисто теоретически…

В порядке бреда…

Кого бы я выбрала?

Кота?

Егеря?

Лежу, зажмурившись и прикидывая, какие они в постели, эти два брата-акробата… Наверно, Кот такой же, как в общении… Мягкий и всегда добивающийся своего. А Егерь… Яростный, бешеный и думающий только о себе…

Внизу живота становится тепло, волнительно, неосознанно глажу себя про свитеру – по животу и кромке джинсов…

И тут же спохватываюсь, ловя себя на этом движении и этих мыслях!

Вскидываюсь, жар приливает к щекам, воровато оглядываюсь на дверь, пугаясь того, что могут увидеть, застать за этим непотребством… Глупостью такой…

Это все долгое сидение с ними в замкнутом пространстве. Не удивительно вообще, что крыша едет.

Тем более, что захватчики никак не помогают ей на месте держаться…

Егерь, с его свободно сидящими, но обтягивающими все, что нужно, футболками. И джинсы еще эти, задницу никак не скрадывают… Одни слюни, честное слово…

А Кот – так вообще… Рубашка с оторванными рукавами… Татухи по бицепсам… Широкая сладкая улыбка-обещание… Ох…

Какого, интересно, фига я такая голодная? И какого, интересно, фига я такая глупая???

Закрываю глаза, проваливаясь в сладкое марево сна, где меня трогают, ласкают, гладят… И шепчут, шепчут что-то, настолько будоражащее, что в голову бьет возбуждением, тянет выгибаться навстречу рукам, размыкать послушно губы в ожидании поцелуев… Нахально-нежных. И яростно-грубых…

Из сна вылетаю, словно Баба Яга из печной трубы, всклокоченная и потная. Торопливо ощупываю себя, убеждаясь, что все было лишь моим разыгравшимся воображением.

Дышу с трудом, перебарывая бешеное сердцебиение.

И только спустя несколько минут осознаю, что нет привычного музыкального сопровождения: воя метели.

Подбегаю к окошку, с неверием выглядываю.

Послеобеденное солнце заливает снег, искрящийся так сильно, что больно глазам.

Небо синее-синее, какое бывает только зимой.

И тишина.

Метель прекратилась.

Егерь. Жесть, как она есть

– Ровнее держи, – смотрю, как Кот замахивается топором, кривлюсь презрительно. Я, конечно, тоже не профи, пару раз и колол всего, еще у себя, в Ёбурге, под присмотром бати, но Котяра, с его ма-а-асковским происхождением, вообще не в курсе, с какой стороны к топорищу подходить.

Так-то, нахрен бы он мне сдался тут, возле поленницы, еще по ноге себе ебнет, возись потом с придурком…

Но оставить его в доме наедине с няшей – вообще не варик.

Слишком уж рожа блудливая.

Смотрю на эту самую рожу, сейчас крайне сосредоточенную, напряженную такую, словно не полено рубить собирается, а задачу математическую решать, и опять неконтролируемо накатывает злость.

Ловлю себя на этом в очередной раз, охереть, какой по счету уже за эти пять дней, и пытаюсь выдохнуть. Ярость у меня боевая, ее специально взращивали, для спорта – самое оно. Но вот в реале – вообще не помогает…

И сейчас – особенно.

Мы, словно пауки в банке, заперты тут, кружим вокруг няши, смотрим… Ноздри раздуваем, отслеживаем каждое движение. Не только ее, но и друг друга. Котяра, как обычно, мягкими гребанными лапами, улыбочкой своей блядской… Понимаю, что, если б они были тут с няшей одни, то он бы ее уже давно трахал.

Сейчас только я мешаю. Не пускаю. Одних не оставляю…

А еще… Еще точно так же понимаю, что, если бы мы с няшей были тут одни…

То я бы ее тоже уже давно трахал.

В первый же день.

Это сто процентов.

Кот делает замах аккуратней, с хеканьем опускает топор… Мимо полена, само собой.

Смотрю, как он, матерясь, пытается вытащить застрявшее лезвие, но мыслями далеко. Верней, не особо далеко.

Там я мыслями, возле нее. Мелкой, кусачей заразы, которая сидит себе в доме, в своей гребанной маленькой комнатушке… И знать не знает, чего тут из-за нее происходит.

Такие бабы, не особо видные с первого взгляда, крайне опасны, когда их получается рассмотреть. Потому что потом… Потом не отлипнешь.

У меня такой херни не было, слава Богу. А вот братуха рассказывал… Он так вперся со своей первой любовью, идиот. Тоже мелкая такая, белобрысая, без слез не взглянешь… А вперся так, что все на свете похерил, все к ее ногам положил… Идиот…

Мысли о брате позитива не добавляют, потому переключаюсь на приятеля.

Подхожу, отбираю у придурка топор:

– Смотри.

Размахиваюсь аккуратненько – и, дозируя силу, по полену. Оно сразу на две части легко распадается.

– Тут главное не замах, а точность, – инструктирую московского мажора, – топор сам всю работу сделает…

– Ну… – Кот осматривает меня, потом хмыкает, – у меня так не выйдет… У тебя прям круто! Давай ты сам тут дальше, лады?

И разворачивается, падла, к дому!

– Стоять! – рычу, машинально перехватывая поудобней рукоятку топора, смотрю исподлобья. Тренер говорит, что у противников от моего взгляда – оторопь… Это верно. Но на блядского Кота нихрена не действует! Хотя у него не девять жизней! Но ведет себя так, словно девять. – Давай, бери.

– Егерь… – лыбится обаятельно, по привычке, естественно, знает свои сильные стороны, сучара. Но на меня не работает, – ну нахрена? Я не особо умею…

– Вот и учись, – обрубаю, а потом добавляю уже свои истинные мотивы, – нехрен там сидеть…

Кот перестает улыбаться, шагает ближе, рожа такая серьезная, злая.

Я с размаху всаживаю топор в полено, чтоб освободить руки. На всякий случай. Котяра, конечно, мне друг, и связка форвард-защитник у нас самая лучшая именно потому, что чувствуем друг друга без слов…

И именно поэтому мне сейчас руки нужны.

Свободные.

– Слушай, Егерь… – Кот осматривает меня, задумчиво так, серьезно. Он редко когда бывает серьезен, так что ловлю момент. Разговор назрел, в самом деле, – ну ты же видишь, что она тебя не хочет… Чего мешаешь?

– Ты нихрена не прав сейчас, – резко отвечаю я, – она хочет. Я же не дурак, реакцию бабы считываю. Это ты мне мешаешь.

– Бля-а-а-а… – тянет Кот, крутит башкой в удивлении моей тупостью, – да она тебя боится! Ты глянь на себя! Рожа людоедская… Она даже смотреть лишний раз на тебя не хочет!

– На тебя тоже, – парирую я, – так что мы тут на равных.

– Нифига не на равных! – горячится Кот, – меня она не боится, я ее не хватал и не пытался выебать насильно!

– Никакого насилия не было! – меня вполне ожидаемо срывает здесь яростью и диким сожалением от не произошедшего, хотя этот процесс я контролирую все же, – она сама кинулась! Ответила!.. Да пошел ты!

– Вот уж нифига-а-а-а… – шипит и Кот шагает еще ближе, смотрит яростно в глаза. Мы с ним, практически, в одной весовой, но я повыше на полголовы и помассивней, естественно.

И по силе мы примерно равны. У него – спортивная ловкость атлета, у меня – природная ярость и напор. Драться смысла нет, мы оба это знаем. Просто побьем друг другу рожи – и все. Толку не будет.

Тем более, что мы уже это проходили…

В самом начале, когда няша только появилась здесь.

Я иногда вспоминаю этот момент и удивляюсь самому себе. Своей реакции. Обычная же баба. Девочка.

Маленькая, худая такая, в этом здоровенном пуховике, небрежный хвост темных волос. Лицо бледное. Глаза…

Вот на глазах я и залип.

Сразу. Намертво.

Причем, еще когда думал, что она подставная, шпионка, охотница за жареными фактами…

Она сидела, вжавшись в угол, выставив перед собой рюкзак. И глаза у нее были огромными от страха. Темные такие, ресницы длиннющие, от снега слипшиеся острыми стрелами. У кукол такие глаза бывают, а не у людей.

Я настолько охренел, что даже толком говорить не мог, рычал, словно идиот… А еще Котяра голый в комнате терся! И мне уже в тот момент за масляные взгляды на няшу неконтролируемо хотелось всандалить кулак в бородатую сладкую рожу.

Когда выяснилось, что девочка – та самая Мася, подружка Коня, о которой он периодически вспоминал, особенно при совместных попойках, причем, вспоминал-то с откровенным сожалением… У них, вроде как, было че-то, но не сложилось в итоге. И он, Конь педальный, по этому поводу иногда плакал пьяными слезами…

Когда это выяснилось, я прям расстроился. И стыдно стало. Тут бы мне, придурку, извиниться, нормально поговорить… Предложить оплатить сломанный ноут и телефон… Но не успел.

Няша начала что-то бормотать про ту идиотскую ситуацию с подставной девкой, из-за который мы тут оказались, вместо того, чтоб спокойно тусить в столице, отгуливая последние сладкие деньки перед переездом в Канаду… Глаза ее огромные в этот момент были полны презрения и злости. Она ни секунды не сомневалась, что мы виноваты! Что мы с Котом – зверюги, способные запросто изнасиловать и избить бабу! Она опасалась за себя! Я это осознал…

И все, меня опять снесло яростью.

В основном, потому что выяснилось, что няша – дура, которая верит всему, чего плетут в черном ящике!

Разочарование еще больше усугубило ярость, а когда я в таком состоянии, то говорить не могу.

Котяра тоже не сильно помог, он в тот момент способен был только ее глазами трахать, скот масляный!

В итоге, получилось то, что получилось…

Холодная война затяжного порядка.

Друг, который сладко улыбается и явно имеет планы на женщину, нравящуюся так, что яйца ноют каждый раз, стоит подумать о ней. И бред, бред вокруг постоянный!

Никогда я из-за женщины так не переживал! Никогда такого не испытывал! Семейное это, что ли? Бред этот…

Не хочу! Не хочу в такое влипать! Не хочу, как Генька! Не хочу!

Смотрю на своего друга, которого знаю еще со школы, с которым мы вместе учились потом в институте, катались в юношеской, ездили на Россию, на Европу! И теперь должны поехать в Канаду!

Смотрю на него, в его темные злющие глаза… Наша размолвка стоит той бабы, что портит нервы двоим здоровым мужикам уже пять суток подряд? Она вообще всего этого стоит?

Перед глазами – длинные стрелы ресниц, тонкая бледная кожа на груди, розовые острые соски… Сладость невероятная от нежных губ… Гибкое тело в моих лапах…

Стоит. Она того стоит.

– Я не отстану, Кот, – спокойно и жестко говорю я в ответ на невысказанную претензию.

– Егерь… – выдыхает он с сожалением, – она не хочет тебя… Понимаешь? Ты – все. Упустил.

– Еще ничего не упустил, Кот.

– Посмотрим.

– Посмотрим.

Наша дуэль взглядами длится с полминуты. А затем мы одновременно отворачиваемся.

Я – к топору, а Кот – к полену.

Дальше работаем молча, слаженно. Я рублю, Кот – собирает в поленницу. Там, в принципе, полно еще дров, но запас никогда не бывает лишним. Да и воспользоваться внезапным затишьем – самое оно. Если буря прошла уже, то скоро наладится связь. И нас отсюда вытащат.

Приедем с Москву… И вот тогда уже на новых условиях посмотрим, кто из нас будет в сидеть на банке (здесь сленг: сидеть на скамье запасных).

После получаса работы на свежем воздухе, настроение повышается, тело, заскучавшее в тесноте домика, радостно поет и, кажется, даже дышится свободнее. У Кота, несмотря на то, что мы с ним больше ни слова друг другу не говорим, и вообще ситуация неоднозначная как была, как и осталась, настрой тоже меняется.

Мы добиваем те поленья, которые уже были в запасе заготовленными, но не поколотыми, потом умываемся снегом и топаем в дом.

Там, по обыкновению, тихо. Няша сто процентов даже не выходила из комнаты, так и сидит наверху… Очень сильно хочется к ней зайти. Просто посмотреть…

Хватаю книгу Дюма, «Королеву Марго», читаю, просто чтоб занять себя хоть чем-то. Ни слова не понимаю, но читаю старательно.

Котяра возится с игрушкой в телефоне.

Смотрю на него, отвлекаясь от книги.

Да, смазливый, скот. Бабы на него всегда вешались. Собственно, именно из-за его неразборчивости мы тут и сидим…

Если б я один был, хрен бы сумели… Но Котяра у нас – бабский угодник, и они прям тают, когда он лыбится… Няша – тоже… Бля… За одно это убить хочется.

– Покер? – предлагает он, перехватив мой задумчивый взгляд.

Киваю.

Покер.

Играем, просто так, без интереса, тупо, чтоб убить время. Сверху – тихо-тихо. Няша спит, что ли, до сих пор?

За окном опять разыгрывается метель, стремительно темнеет. Нихрена не вытащат нас отсюда до Нового Года. Будем здесь отмечать…

– Жрать охота, – бросает карты Кот, – пойду, Масе предложу колбасы в обмен на чай. А то в прошлый раз сам полез в ее запасы, а у нее там трава какая-то, нюхнул, чуть глаза на лоб не полезли.

– Сам схожу, – отрубаю я попытки Котяры остаться с няшей наедине.

– Нет уж! – он вскакивает, топает к лестнице, – один раз сходил уже, отдал ружьишко…

Я догоняю его на середине пути, сдерживаю ругательства, сверлю злым взглядом спину в понтовой рубахе. Вспоминаю взгляд няши, скользящий по его татуированным голым лапам… Сучара! Спецом такое носит, чтоб бабы текли!

Кот стучит в дверь:

– Настюш…

Сука, за это «Настюш» сладенькое убил бы!

Ответа нет. Спит, что ли, реально?

– Настя… Спускайся с нами чай пить… У нас есть колбаса и крекеры…

Никто не отвечает. Прислушиваемся… Даже кровать не скрипит.

Переглядываемся и толкаем дверь.

И с секунду оторопело смотрим на пустую кровать. Пустую комнату.

Няши нет.