Текст книги "Их двое"

Беги, Конь!

– Так… Ну, предположим, что мы вернемся тихо, – Кот задумчиво чешет бороду, изрядно отросшую за эти дни и потерявшую свой барбершопский лоск. Теперь он еще больше похож на неукротимого канадского дровосека, какими их изображают всякие календари… А уж когда с топором ходит… Ум… Правда, он с топором только ходить может, или стоять. Колоть так и не научился. Ну да и ладно… Опускаю ресницы, разглядывая обтянутые клетчатой рубахой плечи… Слюни сами собой во рту собираются, так хочется подойти, куснуть… Сглатываю, ощущая внезапную горечь, но специально на этом не циклюсь. Не надо. Кот чешет бороду, плечи широкие… Вот на это лучше, на это переключиться… Ох, я нимфоманка все же… Только-только сексом занималась, еще болит все, ощущается везде! А уже опять хочется. А Кот, не замечая моего голодно взгляда, продолжает, – а дальше что? Ты уверен, что Крот разметает их?

– Да он уше уазметал… – у Коня звуки выходят нечетко, потому что сложно говорить с синяком во всю челюсть. На Коня я не смотрю, он этого недостоин. Скот. Пусть радуется, что живой остался.

– Выступить на ток-шоу – это не разметать, – рычит Егерь, раздраженно впечатывая здоровенный кулак в свою же ладонь. Получается вполне себе страшноватенько. А я смотрю на эти руки. На пальцы, длинные и крепкие. И облизываюсь. Горечь снова. Нет. Нет! Длинные пальцы… Рык залипательный, злобный такой, ух! Нимфоманка, да. А не плевать ли?

А плевать.

– Ошень даше уазметать, – не соглашается Конь, аккуратно, нежно ощупывая челюсть и в очередной раз проверяя языком комплектность зубов, – это пеуый канал…

– А если они доказательства предъявят? – спрашивает Кот.

– А есть докашательства? – остро смотрит на него Конь.

– Сфабриковать несложно! – рявкает Егерь, – синяки же эта сука себе организовала как-то!

– Пуо шыняки не штоит пеуешывать, – Конь перестает ощупывать челюсть, – нашли ее пауня, котоуый ее бил… Куот подал увтвечный иск… Мошно возвуашаться…

– Черт… – Кот с Егерем переглядываются. Потом синхронно смотрят на меня. А я – на них.

Горечь затапливает.

Что, мальчики, закончилась наша новогодняя сказка, да? Все?

Накатывает ощущение… Уже и не горечи, нет. И не отчаяния.

Печали.

Дура ты, Настя. Знала ведь все наперед? Чем завершится, знала?

Знала. И чего теперь-то? Теперь надо отпустить спокойно все. И всех.

Пусть едут с Конем, восстанавливать свою порушенную репутацию. А я тут останусь. Мне торопиться некуда.

Мысли эти, логичные и правильные, добивают окончательно, заволакивают мутью голову, я не выдерживаю и молча иду к лестнице.

– Мася… – Кот торопливо топает за мной, – подожди, мы сейчас все решим…

– Не надо ничего решать.

Так, Настя, найди в себе силы. Достоинство. Гордость, в конце концов.

Разворачиваюсь, твердо смотрю в глаза Кота:

– Не надо, Кот. У вас дела. А мне торопиться некуда. У меня каникулы.

– Мась, – он перехватывает за руку, тянет к себе, краем глаза отслеживаю, как к нам движется Егерь.

Конь просто молчит, смотрит на происходящее. И глаза у него, пожалуй, побольше, чем когда меня на тропинке в образе деревенского духа мщения увидел.

Ох, и оторвалась я!

Успела, пока Кот с Егерем топали до нас, не только с разбегу толкнуть придурка в снег, так еще и пару раз по морде съездить. Ногой.

Да, неправильно, лежачих не бьют. Но я с некоторых пор нифига не леди. Так что даже не задумалась.

Правда, существенного урона не нанесла, валенок – это не ботинок, удары получились мягкие, а потом меня Кот оттащил, передал Егерю, а тот молча уволок в дом. Под аккомпанемент мата. Разъяренного – моего и изумлённого – Коня.

Затем было эпик-шоу под названием «Коням в доме не место. На конюшню его!»

После этого – картина кисти неизвестного мастера «Утешение и лечение красного коня». В музыкальном сопровождении моего язвительного мата, естественно.

Ну, и напоследок, в финале, так сказать, программы – сказки о животных родного края в исполнении этих самых животных.

Конь, поминутно потирая ноющую челюсть и припухший нос, сначала выяснил обстоятельства моего здесь появления, попутно получив от меня еще несколько напутственных слов и краткую характеристику его мерзкого поступка, попросил прощения, которое ему никто, естественно, не дал.

Ну и переключился на дела наши скорбные. Вернее, это у меня они были скорбными, потому что новогодние каникулы с двумя шикарными мужчинами и бесконечным сексом завершились раньше, чем я успела к этому морально подготовиться. Почему-то я была уверена, что впереди у нас, как минимум, неделя. А оказалось…

Оказалось – вот оно.

Парням надо возвращаться и возглавить пиар-компанию по очищению своих честных имен.

Оказывается, они очень правильно сделали, что исчезли с радаров.

За время их отсутствия прошла волна ток-шоу, по которым погулял их, как я поняла, представитель, некто Крот. Еще один мужик с кликухой животного… Что бы хорошего мне Новый Год принес!

Но, несмотря на тупую кличку, парень дело знал, везде разбивал девку, которая моталась по этим ток-шоу настолько плотно, что неизвестно, когда спать умудрялась, в пух и прах, потому что, как и говорили парни, доказательств у нее не было никаких.

В принципе, как справедливо заметил Егерь, их можно и сфабриковать, косвенных-то хватает, но Крот тоже на месте не сидел, позаботился о том, чтоб расследование шло шустро. И вот нашли ее парня, который, собственно, ей этих синяков и наставил, подали встречный иск, вернее, единственный, потому что, как я поняла, девка до полиции так и не дошла, ограничившись шумихой в прессе и на телевидении. Оно и логично, там же просто слезам и синякам не поверят, доказательства потребуют, алиби проверять будут и прочее… Тонкий момент, где может порваться.

Я, честно говоря, так и не поняла, на что вообще она рассчитывала, затевая все это. И на что рассчитывали те, кто ей заплатил. Сама девка, бывшая стриптизёрша и эскортница, явно бы не доигралась до настолько масштабной кампании.

Может, думали, что парням не нужна шумиха перед заключением контракта в Канаде, и они предпочтут заплатить деньги, лишь бы отвязалась?

Или, как вариант, что вообще канадский клуб им откажет? Ну, мало ли… Как тем футболистам, постоянно дебоши устраивавшим?

Истинные мотивы еще предстояло выяснить, да и не особо они были важны.

Главное, что парни сделали единственно верное, что нужно было в такой ситуации. Просто исчезли с радаров, предоставив разбираться во всем профессионалам.

Потому что, как мне кажется, тут еще и расчет шел на характер Егеря, который просто бы начал бить тупых провокаторов-репортеров, лезущих из каждой дыры с вопросами.

И тогда дело могло осложниться.

За время их отсутствия страсти немного улеглись, люди переключились на оливье и новогодние шоу, а потому можно было возвращаться и появляться в связи с этим вопросом только в зале суда. В качестве истцов по делу о защите чести и достоинства, например.

А затем спокойно собираться в новую жизнь. В Канаду.

Я за них радуюсь.

Да, радуюсь.

И слезы именно по этому поводу, конечно же.

Так и надо сейчас сказать Коту. А на Егеря вообще не смотреть.

Не могу! Не могу я!

Вырываю руку, быстро поднимаюсь по скрипучей лестнице. И сейчас каждый скрип ступенек любимого дома – мне в поддержку. «Не бойся, прорвемся». Если бы, черт… Если бы…

– Мась, не убегай, бля! – раздраженно говорит Кот и ожидаемо щемится за мной наверх.

Так, успеть дверь захлопнуть. При Борьке они не будут… Они не посмеют…

– Я не понял… – слышится снизу растерянный голос Коня, – а Кот с Масей что…

– Пасть закрой, – рычит Егерь.

Я в этот момент уже добираюсь до комнаты и пытаюсь закрыть дверь.

Не успеваю.

Кот, наплевав на то, что полностью нарушает личное пространство, вваливается в комнату следом и мгновенно цапает меня за оба локтя, прижимает к себе, жестко так дергает, дух вышибает.

– Мась, ты чего? – тихо говорит он, напряженно вглядываясь в мое лицо, – ты чего? Не дури сейчас, глупостей не думай. Поняла?

– Кот… – мне все же изменяет голос и выдержка, слезы льются из глаз, – это ты не выдумывай. Вы не выдумывайте. Вам в город, а потом в Канаду… Ты же не думал, что это все будет… Продолжаться? Да?

– Мась…

Тут в комнате становится еще теснее, а на мои бедра ложатся грубые, тяжелые ладони Егеря. Его горячее дыхание шевелит волосы на макушке.

Они привычно запирают меня в клетку своих тел, давят плотским, первобытным желанием, и я начинаю задыхаться от слез, понимая, что все. Что больше этого не испытаю. Не будет больше этого! Не будет! Не будет!

– Няша наша, маленькая, – голос Егеря звучит непривычно нежно, тихо так, ладони оглаживают ягодицы и бедра, утешают. Он прижимает меня к Коту, а тот наклоняется и целует в соленые от слез губы.

И я отвечаю, ничего не ощущая, кроме горечи. Горя.

Отрываюсь от Кота, разворачиваюсь к Егерю, смотрю на него.

– Не плачь, няш, – серьезно и спокойно говорит он, – для нас ничего не поменяется.

Дурак. Такой большой и такой дурак.

Хочу сказать ему, что он – дурак. Но вместо этого тянусь целовать. Кот сопит, гладит меня по груди, бормочет что-то утешительное, что все будет хорошо, что они все решат, что не надо вообще расстраиваться… А я ощущаю твердость губ Егеря и чувствую горечь. Только горечь.

– Это… Это, бля, чего такое?

Голос Коня врывается в наш плотный клубок эмоций, словно чужеродный космический объект в атмосферу. И примерно с тем же эффектом.

Разрушительным.

Егерь рычит, отрываясь от моих губ и разворачиваясь всем телом к Коню, морда которого сейчас реально напоминает лошадиную: челюсть отвисла, глаза навыкате, и выражение их – на редкость дебильное.

Я выдыхаю, видя перед собой прекрасный образчик отношения людей в будущем к нам… И утыкаюсь лицом в ладони, уже не сдерживаясь.

– Вы чего? – Конь все еще стоит на пороге комнаты, смотрит на нас. И, похоже, после удара в голову, у него окончательно атрофировался инстинкт самосохранения.

Потому что давно надо бы бежать.

Прям вот еще пару минут назад надо бы.

Возвращение в реальность

– Сначала вас закину, потом Масю, – говорит Боря, медленно поворачивая руль к бутылочному горлышку.

– Настю, – спокойно поправляю я. Никакая я ему больше не Мася. Поезд ушел.

– Ма-а-ась… Ну хватит тебе уже… – пыхтит Конь, глядя на меня в зеркало. Глаза у него красные от напряжения.

– Конь, я, по-моему, все четко сказала.

– Нет, ко мне ехай. И мы там выйдем. Все вместе, – спокойно командует Егерь.

– Егерь, вот только не надо… – люто зыркает на него в зеркало Боря.

– Кот, по-моему, Конь много говорит, – скалится злобно Егерь.

– Ага-а-а-а… Чересчур… Зубы, смотрю, перестали болеть? – мурчит лениво Кот.

– Закрой рот, бля! А то высажу, нахер, пешком до МКАДа пойдете! – переводит на него агрессию Конь, но Кот только фыркает:

– Хотел бы на это посмотреть… И вообще, тебе же все объяснили, какого хера, Конь?

– Ничего не объяснили. Я вообще вас слушать не хочу, дебилов… Вот уж от кого, а от тебя, Егерь, я такой подставы…

– А в чем подстава? Обоснуй.

Чувствуется, что Егерю уже все порядком надоело, и терпит он из последних сил.

Но Коню плевать. Он на эмоциях до сих пор и ищет правды.

– Ты знал! Ты все знал про меня и… Масю! И все равно! Сучары вы! Мы столько лет дружили!

– Так, а вот с этого места поподробней. Что ты имеешь в виду, когда говоришь обо мне и себе, Конь? – последнее слово я прямо с удовольствием произношу. Так приятно наблюдать, как его каждый раз перекашивает.

– Мась… Ну хватит… Ну все… Ну я виноват… Не надо было… – тут же сбавляет тон Боря, опять смотрит на меня, глаза его, с красными прожилками от сухости и напряга, умоляют.

Но мне плевать.

– Не надо было, да, – эхом подтверждаю его последние слова.

– Но я же не думал! Ты же должна была на Мальдивы с этим своим… Ну кто мог знать? – в очередной раз вопрошает в пространство Конь, но всем на его трагизм пофиг. А мне особенно. И потому – добиваю.

– Это не отменяет факта вранья и воровства. И вот от тебя я этого, Конь, не ожидала… мы же столько лет дружим…

Тут я не удерживаюсь, передразниваю его же претензию к приятелям.

Кот рядом не удерживается, ржет, его рука, с момента моего пробуждения прочно обосновавшаяся на бедре, сжимается и ползет вверх. Уже в который раз.

Я хмурюсь и возвращаю ее обратно. Тоже уже в который раз.

Егерь сидит с другой стороны, и его лапа спокойно лежит на спинке сиденья, периодически падая на мое плечо. В таком случае я нервно дергаюсь, и лапа, помедлив, ползет обратно на сиденье. А Егерь сжимает челюсти.

Вообще, атмосфера в машине крайне напряженная, и, если б не эти периодические перепалки, то совсем тяжко было бы.

А так немного разряжает гром и молнии, вносит, так сказать, свежую веселую струю.

Я смотрю на Коня, в гордом одиночестве сидящего за рулем. Рядом с ним никто не сел, зато назад втроем набились.

Я, оглушенная немного стремительностью развития ситуации, не сопротивлялась.

Правда, не предполагала, что будет настолько тяжело.

Дорога, после того, как мы вырулили на трассу из леса, была хорошая, чищеная, без наледи. На патроле самое оно ездить. И сзади вполне комфортно даже втроем… Было бы.

Если б кое-кто ко мне не жался, делая вид, что места не хватает.

Я выдыхала, пытаясь успокоиться, и этому никак случайные и неслучайные касания не помогали. И шепот тихий, будоражащий. И лапы наглые на плечах и бедрах.

Я этого не хотела. По крайней мере, пыталась себя в этом убедить старательно.

После непреднамеренного камингаута, когда Конь, увидев нас втроем, долго не мог прийти в себя, заикался и таращил глаза, а затем неожиданно пришел и заорал матерно, заставив своих друзей (вполне возможно, что теперь бывших, хотя моей вины тут вообще никакой) решать вопрос с насильным затыканием фонтана, мы довольно быстро собрались и уехали.

Во-первых, у меня уже просто не было сил сопротивляться и строить из себя сильную женщину, которая во что бы то ни стало желает уединения.

Во-вторых, мужчины все сделали сами. Поскидывали вещи в рюкзаки и сумки, все позакрывали, повыливали и позатыкали. Мне оставалось только напялить пуховик и кинуть прощальный взгляд на свой милый домик. Один взгляд – и все. Больше не позволила себе, потому что… Ну, я все же хочу, чтоб обо мне думали, как о сильной, современной, независимой… Для которой новогодний сладкий развратный уикэнд – повод для приятных воспоминаний и легкой ностальгии, а не для соплей до пола и воя в подушку по ночам.

Даже если я – из второй категории, не обязательно об этом знать… всем.

В общем, мы загрузились в патрол, который специально для поездки по диким пустошам Рязанской области Конь одолжил у приятеля-экстремала, и покатили обратно в реальность.

По пути Конь, который, похоже, в голове произошедшее не уложил все же, периодически порывался разговаривать, но я не проявляла инициативы, парни его затыкали, настойчиво рекомендуя на лезть не в свое дело, ну потом меня вообще срубило даже не сном, а каким-то обмороком, глубоким и черным.

Организм, пытаясь сохранить себя, защищался от реальности, как мог.

Пришла я в себя уже, практически, у кольцевой. Головой – на коленях у Егеря, а ногами, освобожденными от унт, на руках у Кота. Тепло, мягко, невероятно приятно. Так, как должно быть. Правильно.

Проморгалась, сгоняя ненужные слезы, села, отказавшись от помощи, воды, еды и прочего.

Правда, особо мое отстранение не помогло, потому что Егерь и Кот тут же придвинулись, и все повторилось: лапы, случайные неслучайные касания, шепот на ухо, общая атмосфера напряжения.

Я изо всех сил старалась абстрагироваться, не реагировать на провокации.

И вот теперь слушаю, как переругиваются парни с Конем, смотрю в окно… И пытаюсь принять реальность такой, какая она есть.

Прийти в себя, наконец.

Потому что это реально смешно.

Я знала, с самого начала знала, к чему все придет. Ну не дура же романтическая, в конце концов?

Понятно, что никакого будущего, что бы на эту тему ни думали Егерь с Котом.

Нет, в их сегодняшнюю искренность я вполне верю, почему бы и нет? Я и сама… Черт…

Но сегодняшнее не отменяет завтрашнего. Не отменяет наших параллельных вселенных, их карьер, скорого отъезда и перспектив.

И я в это уравнение со всеми известными никак не вписываюсь.

Нет, я больше чем уверена, что поначалу все будут пытаться. И даже, может, наше веселье еще чуть-чуть продлится… До их отъезда.

И потом… Есть вайбер, скайп и прочее.

Но это все – агония.

Утопия.

Такая же, как и сохранение длительного интереса к довольно невнятной мне у двух привлекательных крутых парней.

Я в сказки перестала верить в восемь лет.

И сейчас как-то поздно начинать.

– Конь, – перебиваю я вялую перебранку бывших друзей, – сначала высадишь меня, – и добавляю жестко, – одну.

Ненужная откровенность

Дверь хлопает за спиной, словно подталкивая меня, наконец, в безопасное место.

И я с огромным облегчением подталкиваюсь.

Настолько огромным, что оно падает на плечи, и ноги не выдерживают.

Сажусь на коврик прямо в прихожей, прислоняюсь в двери и закрываю глаза.

Вслушиваюсь в тишину квартиры, поглощаю ее, кажется, все кожей, всеми ее порами.

Конечно, это выглядит слабостью и нелепостью, но я только что в боевых действиях поучаствовала, могу немного насладиться победой?

Домом?

Вот и сижу. Наслаждаюсь.

Дом пахнет пылью, сухой елкой, ветки которой я притащила за две недели до Нового Года, да так и забыла, в стрессе и спешке, выкинуть перед отъездом.

Душно и тяжело.

Но встать, распахнуть окна, впуская свежий воздух, свежую жизнь, сил пока что нет.

Поневоле прислушиваюсь к щелканью лифта, опасаясь, что кто-то из этих придурков все же не оценит мою словесную и бессловесную коммуникации, и припрется следом.

Не хочу слушать, как будет в дверь долбиться.

А если Егерь припрется, так и вышибет еще, ко всем чертям…

Еле слышно вибрирует телефон, который ожил, собака такая, стоило из Рязанской области выехать, и пиликал, не смолкая и нервируя, минут пять сообщениями со всех возможных мессенджеров. Я его даже не смотрела, тупо на вибро поставила.

И вот теперь он опять дает о себе знать.

Разлепляю ресницы, смотрю на экран.

«Ты дома уже?»

Мама… Она же думает, что я на Мальдивах…

«Набери, как вернешься! С Новым Годом!»

Ага… И тебя…

Опускаю голову на скрещенные на коленях руки.

Вот бы лечь прямо тут и уснуть… Просто уснуть, забыв обо всем на свете…

Они не хотели меня пускать.

Все трое.

Уговаривали, гладили (Кот), целовать пытались (Егерь), нудеть ревниво (Конь)…

Я терпела, пока имела силы. А потом силы кончились, и с ними терпение.

А когда заканчивается последнее, подключаются резервы.

Вот я на резерве и послала всех в далекое пешее путешествие эротического характера, подробно и в красках обрисовав маршрут.

К этому времени Конь подъехал к моему дому, и я, подхватив рюкзачок, вывалилась из машины, по пути лягнув Кота, потому что стратегически верно выбрала направление. Через Егеря я бы не пробилась. А Кот размерами поменьше все же. И не такой бронебойный.

Короче говоря, пока мужики хлопали ушами, я уже забежала в подъезд и рванула пешком на свой этаж, минуя лифт.

На нервах птичкой влетела в квартиру, заперла дверь. И тут-то силы мои и закончились.

За окном, которое я отсюда прекрасно вижу, идет снег. Опять снег.

Закрываю глаза.

Надо встать, помыться, переодеться, наконец-то, в свою одежду… Надо.

Не надо.

Пожалуй, просто полежать, отдохнуть – отличная идея.

Из полузабытья меня вытаскивает поворот ключа в двери.

Поворот ключа. В МОЕЙ двери.

Прежде, чем успеваю сообразить и отползти, замок срабатывает, дверь распахивается.

– Бляха, Мась! Ты чего? Упала? Плохо? Тебе плохо?

Конь, которого я уже никогда не назову Борюсиком, подхватывает меня на руки и тащит в комнату.

А я пытаюсь набрать в себе достаточно злобы, чтоб выместить ее на этом придурке.

Ну вот как я могла забыть, что сама ему ключ оставляла запасной?

Он, наверно, развез Егеря и Кота по домам и сразу ко мне.

Скот.

Был и остался.

Хочу ему это сказать, но сил нет. На кровати отползаю подальше сразу и пинаю Коня в живот.

Он смешно хрюкает и отшатывается.

Матерится, выдыхает… Смотрит на меня.

– Ладно. Заслужил. Хотя уже перебор, Мась, вот честно.

– Вали отсюда, – не желаю я вступать в диалог.

– Ну уж нет, – спокойно отвечает Конь, – раздевайся давай.

– Чего???

– Того, – передразнивает он меня, – стаскивай это все, иди в ванную, мойся, приходи в себя! А я пока пожрать что-нибудь приготовлю. А то худая, как трость. Одни, блять, глаза остались! Они там что, ездили на тебе все эти две недели?

– Можно и так сказать… – бормочу я и… выполняю его приказание.

В конце концов, он прав.

Надо помыться, поесть… Нельзя так, нельзя просто…

Топаю в ванную, по пути раздеваясь. Спину жжет внимательный взгляд Коня, но мне при нем раздеваться не впервой, а потому никакого стеснения не испытываю. Даже в свете недавно услышанного и, надеюсь, неверно понятого.

В ванной встаю под душ, врубаю теплую… И плавлюсь от наслаждения. Потому что это – вещь. Это – самое лучшее, что вообще может быть сейчас!

– Ты там не вздумай в обморок свалиться, Мась, – орет под дверью Конь, когда все сроки моего нахождения в ванной превышают допустимые, – и вылезай уже. А то зайду сейчас!

– Я тебе зайду… – бормочу я, вырубая воду и обматываясь полотенцем.

Смотрю на себя в зеркало.

До конца еще не ожила, но уже вполне похожа на прежнюю Настю.

Местами, блин.

Выхожу, ловлю на своих голых плечах взгляд Коня, бормочу:

– Отвернись, собака…

– Да будто я там чего не видел, – скалится он, но как-то невесело. Похоже, засосы углядел. Да плевать…

Иду в комнату, выискиваю халатик, натягиваю прямо на полотенце, потому что видел-то Конь, может, и многое, но обломится сейчас.

Смотрю на себя в большое зеркало, с досадой запахиваю ворот тонкого халата… Вздыхаю. Реально похудела, хотя, казалось бы, куда больше…

– Иди, доходяга, я открыл тушенку и спагетти сварил, – зовет Конь.

И я иду.

Разговаривать с ним мне не хочется, мне вообще не хочется разговаривать, но ежу понятно, что просто так не свалит.

Надо бы, как намылится, ключи забрать. А то наглый такой, плюй в глаза – божья роса, блин…

– Ты можешь идти, – говорю, отпивая чай и заедая конфеткой, – я уже в норме. И ключ оставь.

– Да блин, Мась…

– Настя.

– Мася, – давит Конь интонацией, – Мася. Была, есть и будешь.

Молчу. Нет смысла противоречить.

– Я спать хочу, устала.

– Ложись, я тут побуду.

– А ты совсем края потерял, смотрю…

– Нет, Мася, нет. Я просто… Просто, наоборот, обрел. Края. Нащупал.

Черт… Только этого мне и не хватало для полного счастья…

– Борь…

– Мась, – перебивает он, напряженно глядя на меня, и взгляд этот мне совершенно не нравится, – я сейчас не хочу опять извиняться за то, что сделал, тут, по-моему, понятно, что мне жаль. Я честно не думал, что все так будет. Я был уверен, что ты на Мальдивах со своим… Не помню, как его… Не важно. То, что ты там оказалась, для меня сюрприз. И то, что эти два… урода с тобой сделали…

– Ничего такого, чего бы я не хотела, – жестко отвечаю я, не собираясь строить из себя жертву. Ну уж нет. Только не по этому поводу!

– Черт… – он зарывается обеими ладонями в волосы, ерошит их, – черт, Мась… Вот то, о чем я говорил, понимаешь? Ты – охеренно сексуальная девушка, этот твой сморчок за год тебя просто заморозил… Вот и сорвалась… А эти два дебила воспользовались, для них такое не впервой же…

Слышать это неприятно, учитывая то, что они мне говорили.

Да и не важно все уже.

– Ты… Не понимаешь просто, Мась… Если ты думаешь, что у них все серьезно, то бля… Мась…

– Я не думаю, успокойся. Поиграли – и хватит. И давай уже замнем эту тему, а?

Говорить это непросто, мне вообще разговаривать неохота.

И тяжко, устала что-то сильно. Ни разговаривать, ни думать.

Зарыться бы в одеяла, пахнущие моей прежней жизнью, прежней мной, и сделать вид, что всего этого не было. Только сон, сладкий, развратный, безумный.

Он кончился, и жалеть о нем, плакать тем более, смешно.

– Да? Точно все нормально? – он поднимает лицо от рук, встает и неожиданно присаживается около меня на пол, – черт… Насть… Мне жаль, правда. Очень жаль…

Я смотрю на русоволосую макушку, склоненную ко мне, на красивые ладони с длинными пальцами на моих голых коленях, на крепкие широкие плечи, и думаю, почему у нас ничего не вышло в свое время? Неужели, так сильно хотели сохранить дружбу? И не сохранили… Нет…

Между нами теперь всегда эти две недели будут.

Ладони ползут вверх, по голым бедрам, забираются под полы халатика, а Конь вскидывает на меня синий взгляд. Красивый мужик. Очень красивый. И не мой. Ненужный. И руки его на моих коленках – чужие. Ненужные.

– Слушай… – тихо говорит Конь, – а почему у нас тогда ничего не получилось, Мась? Могло бы…

– Могло бы, – пожимаю я плечами, решая не реагировать на его руки. Тем более, что реакции-то никакой и нет. Кроме недовольства. А его я проявить всегда успею.

– А может… Получится? – он тянется к моим губам. Я отстраняюсь, и тогда Конь жестко прихватывает за затылок, тянет на себя и целует. Хорошо целует. Он знает, как я люблю. Да и опыт не пропьешь. А я… Я позволяю, прислушиваясь к себе. Ведь меня раньше его поцелуи заводили… Было дело же… А сейчас? Может, дело просто в том, что у меня бешенство матки? И любой, кто проявит интерес, кто сделает хорошо… О том и буду думать? Ну а почему нет? Есть же такие женщины? И их много… Не могут устоять, тело, там, предает… Или еще что-то предает… Может, и я из таких? А то, что до этого уик-энда не страдала ничем подобным… Ну так все бывает когда-то. Не страдала-не страдала, а вот и застрадала… Так, что сразу с двоими переспала. Если в этом дело, то я, по крайней мере, точно знаю, что делать. В больничку сдаваться.

Конь целует, стоя на коленях и стащив меня со стула к себе ближе. Сжимает, ладонь его скользит по спине, вторая держит за затылок. Он увлекается все больше, ему явно хорошо, ему все нравится…

А мне – никак. Просто никак.

И такое, черт, облегчение накатывает!

Значит, не бешенство матки. Значит… Значит, дело в них, моих диких парнях.

Значит, я попала.

Я уже поднимаю руки, чтоб прекратить происходящий бред, когда раздается звонок в дверь.

Громкий такой.

Нахальный даже.