Текст книги "Все включено: скандал, секс, вино"

«Еще бы, – подумала я. – Гостиничный администратор – это не профессия, это – призвание».

– Что вы мне посоветуете?

Любаша хмыкнула.

– Во-первых, сходить к визажисту. Неужели ваш телеканал не может это организовать?!

– Владелец экономит каждую копейку.

– Понятно. Как и все владельцы. Сами сходите. А вообще, по большому счету… Будьте в жизни прожженной стервой. Жить легче станет. Станьте такой, какая вы на экране. Какая вы в ваших статьях. И еще стервознее. Вот тогда свернете горы. Любые. Достигнете всего, чего захотите. И в плане карьеры, и с мужиками. Всё будут для вас делать, а вы их только пользовать. И пальцем показывать: вот ты – иди сюда, а вот ты – пошел вон. Так и надо с ними.

Андрюша что-то пробурчал себе под нос, но ни Люба, ни я не обратили на него внимания.

– Не знаю, почему так любят стерв. Но любят. Наверное, потому, что они стервы. А предстаешь перед мужиком милой и покладистой – ему скучно и пресно. Так что нужно постоянно выкидывать что-нибудь этакое. Как вы в своих репортажах. И в жизни точно так же действуйте. Тогда все во всем – ваше.

Я даже смутилась, услышав эту речь от Любаши. Не ожидала. Может, и правда последовать ее советам? Стану прожженной стервой, которой меня и так считают те, кто судит обо мне по репортажам. Вон, драгоценный Кирилл Александрович, хозяин и барин, именно так на меня и смотрит. А иначе давно, наверное, расстелил бы на столе, как своих блондинок.

А Люба продолжала вспоминать. Она испытала не самые лучшие чувства, когда увидела Сергея со мной.

– Я разозлилась. Признаюсь. Ну, думаю, гадюка молодая. А я ей покажу. В другой ситуации, наверное, не стала бы предупреждать его о родственнике. А так это был повод его от вас вытянуть. Я ведь его вызвать хотела, Юля. Но если смотреть с точки зрения кражи… Нет, не так выразилась. Понимаете, в другой ситуации появление Редьки его не должно было бы взволновать – даже если бы он и лежал вместе с кем-то из гостиничных девочек. А так… Он же не снял трубку, но выскочил из вашего номера, позвонил мне из нашей комнаты отдыха… Меня попросил подняться, очень подробно и беспокойно расспрашивал… Это странно. Если бы он пришел по моему вызову – было бы нормально, но ведь он не знал, кто звонил и почему. Он сам бросил вас, Юля, и стал мне звонить… Я поднялась к нему.

– И вы до сих пор считаете, что я могла спереть деньги у Колобова? – спросила я ничего не выражающим тоном.

Воспоминать о той ночи было не очень приятно. Если бы все можно было повернуть назад, я не согласилась бы никуда ехать с Сергеем. Причем самым неприятным оказалось это его быстрое перепихивание с Любашей – сразу же после постели со мной.

– Вы могли, но не сперли, – твердо заявила Любаша.

По ее словам, «серьезные люди» меня очень хорошо проверили. И Колобов проверил, да и сама Любаша навела кое-какие справки.

– И знаете, в чем главная причина?

Я молчала, ожидая продолжения.

– Вы не знали бы, куда девать эти деньги. Прожженная стерва знала бы, а вы – нет. Вы мыслите другими категориями, Юля. Вы пишете о крутых мэнах, правящих миром, вы снимаете о них сюжеты, но сами вы не принадлежите к этому миру. Надеюсь, вы это понимаете и без меня. Вы могли бы получать во много раз больше денег – если бы проводили в своих статьях те идеи, которые нужны сильным мира сего. И делали бы заказные репортажи. Я не поверю, что у вас не было предложений. Но вы всегда отказывались. И вы даете информацию, которую вам предоставляет уважаемый Андрей Викторович и его коллеги. И проводите нужную им линию. Забесплатно. Ваши гонорары – это ведь мизер. И милиция вам не платит.

Более того, по словам Любы, у меня все-таки не могло быть осведомителей, которые сообщили бы мне про готовящийся вывоз крупной суммы в валюте на покупку наркоты. Эта информация тщательно скрывалась. О ней знали всего несколько человек. Нанимать меня для кражи никому бы и в голову не пришло – я не тот человек. Я вообще не стала бы воровать. Ничего. Поэтому моя кандидатура автоматически отпадала.

Но не отпадала кандидатура Сергея. Он каким-то образом мог получить информацию о деньгах – хотя бы случайно подслушав какой-то разговор. Они могли действовать и в паре с Редькой. И Сергей один мог украсть. И знал, куда пристроить два миллиона долларов. И у него была возможность, пока и я, и Колобов находились в бане.

– Вы знаете, что Сергей в Крестах и что с его машиной кто-то поработал? – спросил Андрей.

Любаша кивнула. Она считала, что, если Сергей стырил эти деньги, Редька, знавший о возможностях и талантах зятька, вполне мог прибрать бабки себе и ни с кем не поделиться. Он отдает приказ поработать над Серегиной машиной (кому – теперь уже не найти никогда), сам устраивает скандал в фирме, заведенный Серега прыгает за руль и на первом же перекрестке попадает в аварию. Возможно, целью была смерть Сергея. Возможно, тесть хотел сделать его калекой. Кресты в планы Редьки, скорее всего, не входили. Но оказались кстати. Сергей временно сошел с орбиты. Редька устраивает обыски, пытаясь найти деньги.

Колобов со своей стороны предпринимает усилия, чтобы выдернуть Сергея из тюрьмы. Посылает к нему своего адвоката, но Сергей упорно твердит, что никаких денег не брал, хотя не отрицает, что про них знал. Колобов намерен вызволить Сергея, хотя бы для того, чтобы следить за его дальнейшим поведением. И даже если он вдруг начнет тратить эти деньги через год или два, его не погладят по головке. Такое не забывается. И не прощается. Чтобы другим было неповадно.

– Телохранителей вы исключаете? – спросил Андрей.

– Да, – кивнула администраторша. – Во-первых, они спали с девчонками, а те, когда их стали бить, выдали все, что знали. Телохранители не покидали своих комнат. Пока господа парились в баньке, телохранители набивали животы в ресторане, затем, когда им выделили девчонок, сразу отправились наверх – уже вместе с девками. Поэтому не имели возможности.

– А вы сами, Любовь Александровна? – спросила я.

– Я сама? – переспросила она. – Мне жизнь еще не надоела, Юля. Я прекрасно понимаю, с какими волками имею дело. И что они все равно выяснили бы, что это сделала я, – если б сделала. Через год, через два, через три. Два миллиона долларов не скроешь. А брать их просто для того, чтобы лежали в погребе и грели душу… Глупо. Уезжать жить за границу я не собираюсь. Я там свихнусь. Скукотища же! В особенности после работы в нашей гостинице. У нас же все время что-то происходит… Да и я не смогу больше нигде работать, кроме как в гостинице. В нашей, отечественной, без участия иностранного капитала. Да и не работать я не могу. Не могу я сидеть дома.

– Так кого все-таки вы подозреваете? – опять спросил Андрей. – Кто подозреваемый номер один?

– Вы что, занимаетесь делом о краже двух миллионов долларов, Андрей Викторович? – хитро прищурилась Люба.

– Да мне просто интересно, черт побери! – воскликнул Андрей. – Вы что, сотрудника органов за человека не считаете? И мы же договорились: беседуем не под протокол. Я же ничего не записываю. И Юля ничего не записывает.

Вот тут он был не прав… У меня, как и обычно, работал диктофон. А в кармане лежал еще один – запасной, который я включу, когда по моим часам должна будет закончиться кассета в первом. Менять ее опасно, это привлечет внимание. А включить новый смогу.

– Юрий Раннала, – сказала Люба. – Думаю, скорее всего он.

– Не Сергей? – опять не сдержалась я.

– Я достаточно хорошо знаю Сергея… – медленно произнесла Люба.

«Я тоже, – могла добавить я, потом подумала: – Считала, что хорошо знаю». Его поступки свидетельствовали об обратном. Я не ожидала, что он женится на Алле Креницкой, будет сожительствовать с тещей, а теперь… Теперь я в отличие от Любаши как раз думала, что денежки прихватил Серега. И аварию он вполне мог устроить себе сам. У него ведь золотые руки, и он знал, что нужно подкрутить так, чтобы самому остаться невредимым. Сейчас он отсидится в Крестах, как раз шум-гам поутихнет, а потом спокойно выйдет и станет тратить денежки. Да и фирма теперь, можно сказать, его: Редька очень удачно отправился на тот свет. Хитер парень. Вот только бы не нашелся кто-то еще более хитрый…

Но Андрею требовалось раскрывать дело об убийстве Толика, он же – Юрий Раннала. И приятель спросил Любашу: кто, по ее мнению, убил Юрия Ранналу?

– Понятия не имею. И ведь его же убили в Питере, если не ошибаюсь? Ищите заказчиков. Тех, кто заказывал денежки. Видимо, из тех, кто их вкладывал. Один вкладчик решил прихватить все. Больше-то некому. Я вам уже, кажется, об этом говорила.

– А фамилии?

Любаша опять рассмеялась.

– Вы думаете, мне жить надоело?

– То есть это – соратники Колобова? – уточнил Андрей. – Вы думаете, они неизвестны органам? Эта компания у нас давно на примете.

– Но что-то вы никого из них прищучить не можете. И на этот раз ничего не сделаете. И вы, Андрей Викторович, понимаете это не хуже меня. Нет свидетелей убийства Ранналы. Нет даже следов, не правда ли? Ведь профессионально же сработано? Вы ведь и опознали-то его только благодаря Юленьке. А могли вообще не опознать. И не найти. Вам случайно повезло. Но везение не бывает вечным. У вас очередной «глухарь». Не найдете вы убийцу, как и Колобов не найдет вора.

– То есть вы считаете, что и деньги навсегда канули в Лету?

– Нет, деньги когда-нибудь всплывут. Только будет сложно доказать, что это те самые деньги.

Мы высадили Любашу у какого-то многоэтажного дома, который, как мне казалось, я при свете дня не найду. Андрей, правда, сказал, что записал адрес и попросит коллег выяснить, к кому тут могла напроситься в гости администраторша. Я заметила, что она вполне могла отсюда направиться в соседний дом, чтобы замести следы. Тогда Андрей возразил, что когда-нибудь она все равно вернется в свою любимую гостиницу, без которой не может жить.

– А вообще поехали спать, Юлька. Ты не могла бы меня до дома довезти, а? Я понимаю, уже поздно, но общественный транспорт-то не ходит.

– Довезу. Не выбрасывать же тебя посреди дороги? Жалко все-таки. От тебя ведь много пользы. Со свиданием поможешь?

– Обязательно. Я же обещал. Сам заинтересован.

– А не через стекло? – хитро посмотрела я на Андрея, переместившегося на переднее место пассажира. – Чтоб с глазу на глаз и без прослушки? И без присутствия контролера?

– У тебя нет адвокатского удостоверения. И ты слишком хорошо известна в городе, чтобы оно у тебя вдруг появилось. Кого-то можно сделать липовым адвокатом, и делали… Но не тебя. Ведь и работники Крестов газеты читают, а ваш еженедельник так в особенности, не говоря уж про криминальные новости по телевизору в твоей подаче.

Я притормозила перед подъездом Андрея, он чмокнул меня в щечку, положил руку на ручку дверцы и обернулся.

– Юль, тебе же поздно домой ехать. Да и вообще по ночному городу… И как в подъезд заходить будешь?

– Оригинальный у тебя подход, Андрюша. Ценю. Но у меня кот голодный сидит. И долг перед животным гонит меня домой. Звони.

– Спокойно ночи, Юля. Не рискуй зря. И, может, не стоит и по жизни становиться прожженной стервой, а?

– Стоит, – твердо сказала я.

Андрюха захлопнул дверцу машины, помахал мне рукой, и я отъехала. Он хороший мужик, думала я, но я никогда не желала связать свою жизнь с ментом. Мент, конечно, лучше, чем звезда эстрады, кино и телевидения, которые в списке моих личных предпочтений стояли на последних местах, но тоже не мечта журналистки. Хотя Андрея я жалела: от него в прошлом году ушла жена, вернее, уехала на «Мерседесе»…

До дома добралась без приключений, кот уже оказался накормлен соседями (судя по значительно уменьшившемуся количеству рыбы), но голоден (судя по его воплям). Кота накормила еще раз, позвонила по телефону Татьяне с Ольгой Петровной, сообщила, что жива и до дома добралась без увечий организма.

Глава 21

Следующий месяц я потратила на то, чтобы и в жизни стать такой, какой была на экране. Тем более этому способствовала сложившаяся ситуация. Я поставила себе целью вытащить Серегу из Крестов. Я стала настоящей стервой. Способствовало этому и то, что мне не удалось получить разрешение на свидание официальным путем – ни у начальника Крестов, ни у следователя. «Вы не жена, даже не родственница, я не могу», – говорили мне, однако и Серегиным родителям тоже не дали свидания. Следователь с начальником Крестов как сговорились. Или их специально попросили не давать такое разрешение ни мне, ни родителям Сергея? Адвокат уклончиво сказал, что дело темное. Пока ничего не получается, даже с его связями.

Но я решила, что все равно проникну к Сереге. Прожженная стерва может свернуть любые горы, говорила Любаша. Свернем. Легко.

Я все равно доберусь до Сереги, которого я, пожалуй, все-таки люблю.

Точно люблю.

И почему я поняла, что мне никогда не будет нужен никто другой, только когда его закрыли? И почему моя дурацкая женская гордость не позволяла мне наслаждаться общением с ним, пока он был на свободе? Пусть и женатым на другой? Или я постоянно думаю о нем потому, что мне до него никак не добраться? Потому, что передо мной встают все новые и новые барьеры? А любой барьер для меня – это стимул.

Я хочу, чтобы этот мужчина был только моим.

Хочу, чтобы он, выйдя из тюрьмы, пришел ко мне и даже не думал смотреть на других женщин.

Я хочу его.

Вначале женщина хочет быть красивой, а потом любимой вполне конкретным человеком.

Я смогла выяснить, что в его камере есть телевизор, и стала активно заниматься тюремной тематикой. Мою инициативу двумя руками поддержал владелец холдинга, что порадовало: я-то предполагала – придется побороться за право делать передачи о тюрьме, ан нет, оказалось, народ (по мнению Кирилла Александровича) эту тему любит. Я сделала несколько передач, наваяла с десяток статей. Наконец я проникла в его камеру. Я смогла. Я видела, как меня хотели все сокамерники Сергея. Меня, стерву, демонстрирующую им свои ноги. Но сделала-то я это только ради Сереги. Остальным заодно досталось. Пусть Серега думает, как ему повезло в жизни. А если сам не поймет, товарищи по несчастью популярно объяснят.

Следующий этап – встретиться так, чтобы мы смогли поговорить. И кому же для этого нужно дать на лапу? Найду, сказала я себе. Прожженная стерва свернет любые горы и добьется того, чего хочет.

* * *

Просмотрев память АОНа, поняла: несколько раз звонил Стас. Перезвонила и пригласила к себе.

Стас сообщил, что сегодня отвез передачку в пятый изолятор, где уже месяц парилась Елена Сергеевна, и даже пообщался с адвокатом, с которым до этого не встречался.

– Хлыщ какой-то, – заметил сосед. – Если бы не знал, что адвокат, решил бы, что депутат. Такая же гнусная рожа. И такой же хапуга.

– С тебя, что ли, хотел что-то поиметь?

– А то! Сказал: хочешь на свидание, устрою. Только бабки гони. Все, что хочешь, устрою. Только гони бабки. Сам залетишь – вытащу. Только гони бабки. А так – кради, убивай, насилуй. Главное, гони бабки, и с тебя все будет как с гуся вода. Слушай, Юлька, а эти адвокаты все такие?

– Надеюсь, что нет. Этот – первый по уголовным делам, с которым мне довелось общаться. Мне, правда, он свидание организовать не смог. Или не захотел. Или выполнял указания тех, кто ему платит – гораздо больше, чем могу заплатить я. Не знаю. Адвокат, работающий на Колобова и иже с ним, несомненно, избалован деньгами и беспринципен. Хотя, наверное, так и надо. Так что ты ему сказал?

– Телефон записал.

Я заметила, что если Стас желает попасть к Елене Сергеевне на свидание, то стоит для начала попробовать пойти официальным путем. Женский изолятор – не Кресты, куда бабы ломятся к своим мужикам. Мужчины-то женщин не очень радуют своими посещениями. Но меня, признаться, удивило само желание.

– Жалко мне бабу, – сказал Стас. – Ее внезапно все бросили. А ведь она не убивала мужа! И не лупила она его этим ангелом!

– Откуда ты знаешь?

– Во-первых, сосед слышал, как Елена Сергеевна кричала в своей квартире (куда мы прибыли той ночью, когда она вызвала Стаса).

Мой сосед уже успел пообщаться с соседями Елены Сергеевны (правда, не с моделью, с которой имела счастье познакомиться я). Во-вторых, он не считал ее дурой – после того, как какое-то время они провели вместе. Стас был уверен: Елена Сергеевна действовала бы более разумно. Я, признаться, была не уверена. В состоянии аффекта человек способен на такое, о чем сам не догадывается. Мне приходилось присутствовать при допросах, когда люди сами искренне удивлялись содеянному. В-третьих, и адвокат (пусть хлыщ и прощелыга) не сомневался в невиновности Елены Сергеевны. Она сказала ему, что в тот злополучный день в самом деле дотрагивалась до бронзового ангелочка: переносила его с одной тумбочки (в гостиной) в комнату, где спал муж.

Елена Сергеевна решила немного переставить статуэтки в квартире. На нее подобное иногда находило от нечего делать. Ее просто кто-то подставил. Сама Елена Сергеевна считала, что это сделала Аллочка.

– Юля, а когда вы были в квартире с этими бугаями, они точно его не шарахнули?

– Стас! – взвыла я. – Уже доказано, что удар был нанесен после смерти, причем через несколько часов после смерти. Когда нас в квартире и в помине не было. А умер он от другого! Не от удара ангелом!

Но тут мне невольно вспомнились Витины слова о быстро выводящемся из организма яде… Правда, я не стала делиться со Стасом своими воспоминаниями, а заявила, что очень устала, так как у меня был тяжелый день, и попросила держать меня в курсе дела.

Но Стас еще не закончил. Он заявил, что ему в ближайшее время нужно срочно найти женщину: деньги заканчиваются. Стас просил у меня помощи, причем женщина ему требовалась ненадолго, пока Елену Сергеевну не выпустят на свободу.

А вообще у Стаса в голове уже созрел план: посадить вместо Елены Сергеевны (при его помощи) Аллочку, а самому жениться на благодарной вдовушке и таким образом решить все свои проблемы.

– Ну ты и негодяй, – покачала я головой.

– Юля, каждый думает о своем благополучии. А мне сколько лет осталось по тетушкам бегать? Годы-то идут. И надоели они мне. Лучше с одной. Тем более Елена Сергеевна еще ого-го. Женюсь. Поэтому и намерен брать ее, так сказать, тепленькой. Тебя приглашу на свадьбу свидетельницей. Ведь без тебя я бы про нее даже не узнал.

Представляю, как Елена Сергеевна будет счастлива видеть меня на своей свадьбе. Если она, конечно, состоится. Хотя чем черт не шутит…

– Пришла пора лично познакомиться с Юленькой, – объявил Иван Захарович, почесывая украшенную синими куполами грудь.

– Гадом буду, она кого хочешь достанет, – буркнул Лопоухий, – эта стерва.

– Но она, в натуре, способна докопаться до истины, – заметил Кактус.

– Сечешь поляну, Дима, – кивнул Иван Захарович.

– А Татаринов? – Лопоухий с Кактусом вопросительно посмотрели на шефа.

– Думаю, все-таки не он. Хотя… Познакомимся с Юленький лично, а там посмотрим. Но нужен оригинальный подход.

– К знакомству с бабой?

– С этой – да. Так, давайте-ка прокрутим все ее сюжеты за последнее время. Тащи кассету, Виталя. А ты, Дима, все ее статьи.

После просмотра записей Иван Захарович ничего не решил и принялся за чтение подборки еженедельников.

– Вот это покатит! То, что нужно! – воскликнул он через некоторое время, в предвкушении потирая руки. – Прикольнемся децал[5]5
  Децал – чуточку (блат.). – Прим. автора.


[Закрыть].

Глава 22

Утром проснулась от настойчивого телефонного звонка. АОН объявлял номер редакции, а если точнее, то нашей главной. Посмотрела на часы. Одиннадцать. Да, Виктория Семеновна уже приступила к выполнению своих обязанностей. Но сегодня я не должна сдавать никаких статей.

Значит, что-то случилось.

Телефон звонил и звонил. Я вскочила с кровати и схватила трубку.

– Дрыхнешь, что ли? – вместо приветствия спросила хриплым прокуренным голосом главная. – А тебя тут мужик домогается.

– Мужик-то хоть ничего? – поинтересовалась я.

– Не знаю. Я не по этой части, как тебе известно. Но внешне представительный. Говорит, банкир.

– Терпеть не могу банкиров, – заметила я.

– А это я ему уже сказала, – сообщила Виктория Семеновна.

В трубке послышался какой-то невнятный гул. По всей вероятности, домогающийся меня банкир находился в кабинете Виктории Семеновны и решил как-то прокомментировать услышанное. Главная его послушала и передала мне, что банкир терпеть не может журналистов, еще больше – журналисток, а меня в особенности.

Я уточнила, знакомы ли мы с ним лично и в каких статьях я его пропечатывала. Телесюжетов о банкирах и банках у меня точно не было. Оказалось, что мы никогда не были друг другу представлены, но я неоднократно проходилась в своих репортажах по ряду его знакомых, делая им рекламу, о которой они не просили. Поэтому он предпочел бы никогда со мной не встречаться. И вообще моя физиономия в телевизоре его жутко раздражает.

– Он случайно не из психушки сбежал? – поинтересовалась я. – То он меня домогается, то…

– Сейчас уточню, – бросила мне в трубку Виктория Семеновна и в самом деле спросила.

К сожалению, я не могла слышать ответ банкира, только поняла, что говорить он стал значительно громче. Но слов мне было не разобрать. Возможно, Виктории Семеновне следовало отставить трубку подальше – ну или передать ее банкиру.

– Юлька, ты слушаешь? Он говорит, что мечтает добраться до твоего горла и придушить. И просит о встрече.

– Скажите, что я встречусь только в присутствии санитаров. При условии, что он будет в смирительной рубашке.

Виктория Семеновна и это передала. Я представляла, как она сейчас давится от смеха и какие усилия прилагает, чтобы не расхохотаться. Мы потом с ней вместе посмеемся. Конечно, если этот псих до меня не доберется.

Виктория Семеновна тем временем передавала, что банкир обещает скрутить меня в бараний рог, переломать мне все конечности, причем каждый палец на руках по отдельности, чтобы больше не могла писать, выбить зубы, свернуть челюсть, вспороть брюхо и выпустить наружу кишки, на которых меня и повесит. Когда главная мне все это говорила, в трубке в качестве фона слышались раскаты грома: это, по всей вероятности, был голос банкира.

Выслушав Викторию Семеновну внимательно, я поинтересовалась, не хочет ли он меня изнасиловать или по крайней мере трахнуть.

– Сейчас спрошу.

В кабинете главной упало что-то из мебели. Из руки Виктории Семеновны трубку вырвали, и мне было сообщено, что говоривший желает вступить в половые отношения с моей матерью. Судя по тому, что я услышала дальше, он явно был извращенцем. Может, он ошибся с изданием? У нас ведь в холдинге несколько редакций.

Мне надоели оскорбления в свой адрес, и я прервала лившийся на меня речевой поток, спросив вкрадчивым голосом, что привело господина банкира в нашу редакцию и почему у него возникло такое страстное желание увидеть мою скромную персону.

Я ожидала услышать какой угодно ответ, только не тот, который последовал.

– Меда хочу, – сказал банкир.

Я на мгновение лишилась дара речи. Потом сказала себе, что волноваться не стоит, так как нервные клетки не восстанавливаются. Сейчас много сумасшедших. Уже одно то, что банкира лично принесло в редакцию искать журналистку, не говорит о его нормальности. Если этот тип вообще банкир. Ведь у людей же разные бывают мании с фобиями.

– Какого меду? – спросила я ровным голосом.

– Деревенского, – ответил мужик.

– А я-то тут при чем? Я медом не торгую и его не произвожу.

– Но вы его ели, – сказал банкир. – Или все наврали?

Я попросила пояснить поподробнее, что ему от меня надо.

– Вы в сарае сами сидели или вам про него кто-то рассказал?

Ах вот оно что… Но чего ж это он так долго собирался? Статья-то ведь о дедуле с бабулей не вчера вышла и даже не на прошлой неделе. Больше месяца прошло. Или этот псих столько времени зрел? У нас сегодня случайно не полнолуние?

Банкир тем временем продолжал говорить. Оказалось, что его держали в том же сарае, что и меня, и у того же шеста. Ухаживали за ним говорливый дед и молчаливая бабка, и кормили они банкира натуральными деревенскими продуктами, вкуснее которых он в жизни не ел – ни в наших ресторанах, ни в Европах, Азиях и Америках. По ходу дела банкир сообщил, что ему за свою бурную жизнь довелось и в армии послужить, и на «хозяина» он работал не один год и не один раз, но из всех мест заточения вспоминает деревенский сарай с ностальгической грустью. Банкир вздохнул и добавил, что никогда так хорошо не отдыхал, как там.

– Так вы сами в сарае сидели? – спросил он.

Я сказала, что сама.

– По доброй воле или по принуждению?

– По принуждению.

– Я бы хотел дедулю с бабулей отблагодарить, – заявил банкир. – И медка попросить. Вы не могли бы до них как-нибудь добраться? Я заплачу.

Я подумала. Мне тоже хотелось еще натурального продукта. Могу я попросить Колобова доставить мне что-то из дедулиных запасов? Или его орлов? Да и на банкира почему-то взглянуть захотелось, раз у него такие человеческие слабости.

– Я смогу приехать в редакцию не раньше, чем через час, – сказала банкиру. – К себе не приглашаю. Встречаться с вами буду только при свидетелях.

Но банкир пригласил меня вместе пообедать в ресторане по моему выбору. Что-то часто меня в последнее время обедами стали потчевать. Но журналистское любопытство гнало меня и на эту встречу. Возникло желание взять у банкира интервью. Его потом можно будет опубликовать в рубрике «Отзывы по следам наших выступлений». Договорились на два часа: я решила заскочить в редакцию и выяснить, что там произошло и чего ждать от банкира.

Когда доехала до нужного здания, охранник, оберегающий нашу редакцию от явных и тайных врагов и шпионов, при виде меня закатил глаза, оторвав их не от извечного кроссворда или по крайней мере сборника анекдотов, а от какого-то моего старого репортажа (правда, не про мед), что меня, признаться, удивило.

– Чего было? – спросила я у него.

– Сухоруков приезжал собственной персоной. Из «Сибзонбанка». Весь в телохранителях. «Свиньей» шли. Еле в двери наши протиснулись. Мы уж тут все струхнули. Я вон твои статьи последние перечитываю. Чем ты ему не угодила?

– Мы с ним в одном сарае сидели, – пояснила я.

– А ему там понравилось? Или ты понравилась? – ухмыльнулся охранник. – Юлька, такого мужика брать надо. Говорят, не женат.

– В разное время сидели, так что лично не встречались, – ответила я и проследовала к Виктории Семеновне, по пути отвечая на вопросы коллег, которые разделились на две группы. Одна, как и охранник, придерживалась мнения, что я понравилась Сухорукову как женщина и по глупости ему отказала, а он меня теперь домогается. Ну где это видано, чтобы банкиры сами приезжали к журналистке? Вторая группа считала, что я где-то перешла ему дорогу, и всей редакции, а то и холдингу вполне может прийти конец.

Господин Сухоруков Иван Захарович имел весьма странную кличку Сизо, причем она появилась в годы его молодости, проведенные в Сибири (по принуждению). Кто-то умный сложил первые буквы фамилии, имени и отчества, потом добавил еще одну – и получилось родное слово для тех, кто так любит давать погоняла. В более поздние годы Иван Захарович его оправдал, вернее попытался. Он хотел построить для родного города новый следственный изолятор. Душой он болел за тех, кто томится в тесных некомфортабельных камерах и спит по очереди. Возможно, не исключал, что самому придется переселиться из банкирских хором в не лучшие условия на Арсенальной набережной. Можно сказать, думал строить для себя и для друзей. Да и память о себе потомкам хотелось оставить. Прославиться на века (похоже, лавры Антония Томишко не давали покоя). Он даже собственноручно проект подготовил (со знанием дела). Но несмотря на то, что еще несколько теперешних бизнесменов и банкиров были готовы вложиться в проект, поддержки у городской администрации он не получил.

Виктория Семеновна встретила меня как блудную дочь и показала на сломанный стул, пояснив, что известный банкир господин Сухоруков этим стулом в гневе шарахнул об пол. Банкирской рожей, по мнению Виктории Семеновны, следовало бы нечистую силу в хлеву отпугивать, и сарай, где нас держали, для него был самым подходящим местом.

Я вспомнила, что когда Сухоруков баллотировался в Госдуму, то в телевизоре выглядел вполне благообразно. Виктория Семеновна заметила, что тогда с ним явно работал отряд высокооплачиваемых имиджмейкеров, а теперь он вернулся к своему обычному облику. В этом облике для спокойствия мирного населения ему самое место за забором с несколькими рядами колючей проволоки поверху, где он в свое время и провел немало лет.

– Да, раньше люди в тюрьмах сидели и в колониях, теперь хотят в правительстве, – грустно заметила я.

– И задача журналистов этого не допускать! – подняла указательный палец Виктория Семеновна. – Мы, конечно, не можем отправить их назад за забор с колючей проволокой, это дело органов, но должны по возможности почаще кричать: «Держите вора!» или что-то в этом роде. Побольше народу услышит, может, кто-то и отреагирует.

– Скорее, талантливые отечественные киллеры, – заметила я, – из безработных бывших спецназовцев.

– Я всегда трепетно относилась к санитарам леса, – призналась Виктория Семеновна и попросила у меня отчета о последних событиях.

Я рассказала, причем не во всех деталях, так как не успевала по времени. На прощание Виктория Семеновна меня перекрестила и, как и обычно, велела зря не рисковать. Просила уточнить про комфортабельный пятизвездочный изолятор. Она сама как-то запамятовала – слишком возбудилась. Не отказался ли банкир от идеи его построить? И как насчет мемориальной доски на Крестах? «Здесь сидели лучшие люди нашего города» – и далее по списку. Я заметила, что стен может не хватить, чтобы всех перечислить. Тем не менее мне было велено сказать, что наш еженедельник (да и, наверное, телеканал – Новиков, скорее всего, не только не будет возражать, а поддержит двумя руками и выделит мне дополнительное эфирное время) готов освещать подобные эпохальные для града Петрова события. Но последней фразой она меня добила:

– А вообще жених завидный. Ты подумай, Юля.

– И вы туда же?!

– Тебе давно пора замуж выходить. А тут: банкир, несостоявшийся депутат, бывший зэк, что сейчас очень модно, и читать умеет. Юля, где ты такого мужика еще найдешь?

Я махнула рукой и редакцию покинула. Все коллеги просили сообщить, как пройдет встреча с банкиром и не прекратит ли еженедельник «Невские новости», как, впрочем, и весь холдинг, свое существование после моих опрометчивых статей. Я обещала позвонить Виктории Семеновне.

* * *

В ресторане меня сразу же провели к нужному столику. Метрдотель, как мне показалось, был готов сдувать невидимые пылинки с моих плеч и изогнулся дугой, стараясь быть любезным.