Текст книги "Все включено: скандал, секс, вино"

Татьяна, также заметившая кота, уже мурлыкавшего у моих ног (явно почувствовал, что от меня Васькой пахнет), шепотом велела мне готовить фотоаппарат.

– Они, наверное, в наручниках, как и ты была, или связаны, – прошептала Татьяна и подошла к закрытой двери.

Я последовала за ней с приготовленным к работе фотоаппаратом. Сегодня я специально прихватила с собой свой самый дорогой, со всяческими прибамбасами, чтобы снимать в темноте и с большого расстояния. Мальчиков, конечно, будет неплохо запечатлеть для нашего еженедельника.

Татьяна открыла дверь, ведущую в небольшой коридорчик. Дверь заскрипела еще сильнее, чем половицы. Мы не смогли подсчитать, сколько было дверей: не могли зажечь свет, так как вообще не были уверены, есть он тут или нет, и не решались включить фонарик.

– Ты слышал? – раздалось из-за двери, напротив которой мы стояли. – Опять! Надо звать деда. И тачка приехала. Мы же слышали: кого-то из пацанов принесло. Пусть проверят дом. Может, сюда зверь какой забрался?

– Да, медведь-шатун, – хмыкнул второй голос совершенно спокойно. – Ходит тут осторожненько, чтобы мы не психовали. Или змейки твои любимые приползли. Так ты им понравился, что они за тобой из Питера побежали. Соскучились, бля буду.

– Слушай, заткнись, а? Накаркаешь ведь.

Татьяна на цыпочках сделала шаг к двери, за которой томились мальчики. Оказывается, она была закрыта неплотно, поэтому мы и слышали голоса так отчетливо. Комнату парней заливал лунный свет.

Оба парня лежали спиной к двери. По всей вероятности, один демонстративно отвернулся от другого.

Мой взгляд метнулся правее, и я поняла, что они не могут особо менять положения: рука каждого была прикована к ножкам большого шкафа. Видимо, сами парни не могли освободиться, иначе явно не лежали бы тут неподалеку от окна, пусть и наглухо закрытого.

Кстати, а почему их не в моем любимом сарае держат? Или там место только для почетных пленников – банкиров, бизнесменов и женщин? А простых пацанов по старым домам распределяют? Поэтому их и не сносят?

Но додумать мысль мне не удалось: из дырки в полу, зияющей рядом с ближайшим к нам с Татьяной парнем, который, по всей вероятности, и боялся змей, выбралась маленькая мышка. Как оказалось, он боялся не только змей, но и мышей.

Такого дикого вопля я не слышала ни разу в жизни. Парень вскочил, как ошпаренный, причем с такой силой дернул рукой, что ножка отделилась от шкафа и повисла на его руке вместе с наручником. Но на этом парень не успокоился и рванул к закрытому окну, выбил его телом и, продолжая истошно вопить, понесся куда-то в ночь. В домах, расположенных у озера, залаяли собаки. «Вот это лишнее», – подумала я, быстро делая пару кадров и отпрыгивая назад, чтобы нас не заметил второй молодец.

Но он только на словах был смелым. А как дошло до дела, так закрыл глазки и явно отключился. Шкаф с оторванной ножкой немного потрещал, но не развалился.

Татьяна, шепнув мне «Мотаем!», первой помчалась к окну, через которое мы влезали в дом. Я спрыгнула на землю вслед за ней, окно мы прикрыли, после чего рванули к дому, в котором прятались изначально. Уходить пока не стали: было интересно, чем дело кончится. Конечно, нас могли и обнаружить, но что нам сделают?

А в добротных домах проснулся народ. Сбежавший молодец больше не орал, и мы с Татьяной вообще не представляли, где он успокоился. Лежит, наверное, где-нибудь без сознания.

Вскоре мы услышали два старческих голоса – дедка и бабули – и два молодых. Они не могли понять, что случилось, как «этот» мог снять наручник и куда он вообще понесся. Значит, пока не нашли?

Компания приблизилась к дому, который мы покинули, послышался лязг снимаемого замка, дед с бабкой вошли внутрь, а вот у Вити случилась незадача: нога попала в дырку, которую мы с Татьяной видели на крыльце. О постигшем его несчастье Витя поспешил оповестить всю округу, причем так же громко, как только что орал несчастный друг братьев наших меньших.

Но Витя ногу не сломал, его приятель помог ему ее вытащить, сам проявлял осторожность – и наконец все четверо оказались в доме. Теперь до нас доносился лишь приглушенный гул голосов. Через несколько минут компания дом покинула, прихватив с собой и пленника, не перестававшего говорить о змеях. Он что, мышь за змею принял? Или кота? Обоих? Или у него теперь такая фобия будет? Везде змеи мерещиться станут?

– Да не водятся у нас тут змеи, – повторял дедок. – Отродясь их в этих местах не было. Я тут сколько живу – ни одна в мой дом не заползала.

– Это в ваш! – ответил парень. – А тут дом пустой стоит сколько лет. Вот и поселилась гадина. Я слышал, как она скрипела по половицам. А потом дверь открыла в натуре.

– Ты, мил человек, сам-то хоть себя слушаешь? – застрекотал дедок. – Змея дверь открыла. Силов-то у змеи таких нет, чтобы двери открывать.

– А если большая? – вдруг спросил Витька. – Я помню, в Индонезии видел такую огромную змеищу… Она бы могла.

– Витя! – воскликнул дедок. – Даже если сюда и добралась какая-то лесная змейка, то уж точно не питон! – Потом дедок, по всей вероятности, обратился к парню в наручниках: – Но ты, мил человек, не переживай. Ладно уж, вернем тебя в сарай. Девушка была против, но ничего не попишешь. Придется ей потерпеть. Туда змея точно заползти не может. Я тот сарай сам строил, досочка к досочке. Ни одна змеюка не проникнет.

– Слушайте, чего вы нас со Степаном тут держите? Берите шефа, и пусть он тут сидит, сколько влезет. Мы-то тут при чем?! Вечно нам отдуваться приходится!

– Мил человек, мы люди подневольные, ты же знаешь. Велено – держим. И ведь, согласись, у нас не так плохо? Вот змея приползла – тут же переводим в другое место. Кормим тебя хорошо. Вон Витя сегодня рассказывал: человеку одному мой медок так понравился, что он денег прислал. Вить, расскажи теперь ему. И девушке-журналистке понравилось. Она для себя просила. И мне, старику, приятно. Она о нас с бабкой так тепло в газете написала. Я теперь эту газету в красном углу держать буду.

– Бля буду, эта журналюга и принесла сюда змею! – завопил пленник на всю округу. – Она их на нас напустила.

– Ты, мил человек, хоть думай, чего несешь, – аж обиделся дедок.

– Да, Костя, ты уж загнул, – подтвердил Витя. – И вообще, Юльку сюда без сознания везли, а обратно – с завязанными глазами. И зачем бы она сюда поперлась? Она про это место уже статью наваляла. Ей здесь больше делать нечего. Не про тебя же ей писать?

После этого мы какое-то время разговоров не слышали: компания закрылась в помещении. Затем начались женские вопли, доносящиеся из самого строения – видимо, моего любимого сарая.

– Кого это они тут держат? – спросила Татьяна.

Я пожала плечами, и у меня тут же появилась мысль освободить девушку, кем бы она ни была. Мужики пусть потомятся в неволе, им полезно, в городе спокойнее будет, но какую женщину эта компания прихватила на этот раз?

Внезапно я застыла на месте.

– Ты чего? – тут же отреагировала Татьяна, почувствовав, как я онемела и напряглась.

– Это, наверное, Любаша. Ну та, из гостиницы. Или даже Варя. Или кто-то из девочек… Надо освобождать.

– Любашу навряд ли назвали бы девушкой, – заметила соседка.

Я согласилась. Значит, скорее всего, Варя.

– Ну, что будем делать? – прошептала Татьяна.

– Сейчас подождем, пока эти улягутся, и сходим. И поедем домой. Хватит на сегодня.

Компания в самом деле вскоре вышла из сарая, продолжая обсуждать случившееся. Дедок повторял, что змеи быть не могло. Витьку же интересовало, куда убежал Степан, и они с приятелем намеревались отправиться на его поиски. Но Степан больше не издавал никаких звуков. Я подозревала, что он уже пришел в себя и теперь не намерен соваться к своим тюремщикам, а попытается каким-то образом отсюда смотаться. По крайней мере, я на его месте поступила бы именно так.

Витька с приятелем примерно полчаса прочесывали окрестности. На наше счастье, они комментировали свои действия вслух. Неужели считают Степана глухим? Он ведь тоже мог понять, что они намерены предпринять? Но затем эти двое решили прочесать все старые дома.

– Давай в погреб! – шепнула мне Татьяна, рванула крышку и уже собралась слететь вниз, но я ее остановила.

– Лучше на чердак. Оттуда мы все-таки сможем спрыгнуть на землю. Если что.

Я первой ступила на качающуюся лестницу, не без труда, но смогла по ней взобраться. Татьяна последовала за мной – и лестница опять устояла. Мы притаились наверху.

Войдя в дом, где мы прятались, Витька с приятелем осветили его лучом фонарика – и тут же заметили множество следов в пыли.

– Он тут был! – завопил Витька. – Или еще сидит! Ищи его!

Два мужика забегали по ветхому строению, сотрясая его шумом своих тяжелых шагов и громких голосов, заглянули в погреб, от укрытия в котором мы, к счастью, отказались, затем остановились под лестницей, ведущей на чердак. Мы замерли в ожидании. Сейчас нас тут найдут и…

Но лестница не выдержала здоровенных парней. Послышался треск, потом грохот падающего тела, затем мат и вопли. Витя грохнулся со ступеней.

А потом ночь прорезал другой звук – заводимого мотора.

– Уходит! – взвизгнул Витькин приятель и первым вылетел из дома. Витька, забыв про ушибы, понесся за ним.

– Стой, гад! Стой, сволочь! – вопили два тюремщика, от которых на джипе уносился один из пленников.

Но гад и сволочь, конечно, не остановился. А тюремщики, матерясь на всю округу так, что звери, наверное, попрятались по норам, опасаясь гнева людей, побрели назад к добротным домам. Поиски закончились. Искать им было больше некого. Более того, встала транспортная проблема. Но и она была мелочью по сравнению с гневом шефа, который обрушится на их головы, когда Колобов узнает о случившемся.

Но последняя фраза, прозвучавшая на всю округу, заставила меня насторожиться.

– Это все эта журналистка! – оповестил окрестности о своем последнем выводе Витька. – Если б не она, жили бы спокойно.

– Слушай, а ты-то тут при чем? – не поняла Татьяна. – То один тебя обвиняет, то другой.

– Ну надо же на кого-то переложить вину, – заметила я. – Тем более Костя тоже считает меня во всем виноватой. Ладно, ждем полчаса и идем спасать девушку. Надеюсь, подмога к Вите не приедет среди ночи?

– Надейся, – кивнула Татьяна. – На известную русскую и мужицкую лень. Но надо поторапливаться.

Глава 24

– Ну, пошли, что ли? – шепотом спросила Татьяна примерно минут через сорок, на протяжении которых мы сидели на чердаке, как мышки, судорожно прислушиваясь ко всем ночным звукам. Пожалуй, ни один из них не издавал и не создавал человек. Находившийся рядом с домом лес жил своей жизнью. Постоянно раздавались какие-то шорохи, стрекотание, пару раз ухнула сова. Однако люди угомонились.

Нас с Татьяной волновало, как мы будем спускаться с чердака. Лестница-то приказала долго жить.

Я открыла крышку чердачного люка и направила фонарик вниз. Верхняя часть лестницы осталась на месте, прибитая к потолку, низ отсутствовал. Щепки валялись по всему полу.

– Ну чего? – прошептала за моей спиной Татьяна.

Я ответила, что думаю повиснуть на остатках лестницы, а потом спрыгнуть – все пониже, чем прямо с чердака.

– А может, на травку на улице? – предложила соседка.

– Ты как хочешь, а я здесь попробую, – ответила я и стала спускаться по оставшейся части лестницы, которая мой вес выдерживала. Правда, шаталась.

Самым сложным оказалось не спрыгнуть, а повиснуть на последней перекладине и не свалиться. Но я все же повисла – и с горем пополам прыгнула вниз.

Татьяна свесилась сверху, сказала «Лови!» и бросила мою сумку. Я поймала ее и поставила на пол рядом. Татьяна очень резво спустилась по оставшимся перекладинам и, не примериваясь, как я, спрыгнула вниз. Тоже не пострадала.

Мы двинулись в сторону добротных домов, на всякий случай прихватив кочергу и совок. Я сразу узнала сарай, в котором меня держали. Глаза на обратном пути мне завязывали уже на улице, поэтому небольшую часть деревни я видела, но и предположить не могла, что тут стоят и старые заброшенные дома.

Татьяна шла первой. Я ступала за ней шаг в шаг. У одного из домов загавкал пес, потом ему ответил еще один. Мы застыли на своих местах, но собаки не проявляли особого беспокойства. Свет нигде не горел. Из сарая доносились тихие всхлипы. Мы с Татьяной переглянулись. Плакала девушка. Потом внезапно послышался мужской стон.

– Ах ты, гад ползучий! – тут же воскликнула девушка.

До нас донесся звук удара. Стоны прекратились. Девушка опять заплакала.

– Иди ты одна, – прошептала мне Татьяна, – а я, если что, подключусь. Надо здесь кому-то остаться. Давай, Юлька. Я рядом. И кочергу возьми. В одну руку кочергу, в другую – совок.

– А фонарик в зубы? – прошипела я, но кочергу все-таки взяла.

Эта дверь заперта не была, и я вошла, освещая себе фонариком дорогу. В комнате, где содержали и меня, тут же направила луч на место, где, как я помнила, располагался шест.

В следующую секунду чуть не выронила фонарик.

К шесту были прикованы двое – парень, еще недавно содержавшийся в другом доме, и Алла Креницкая.

Алла зажмурилась при свете фонарика, бьющем ей в лицо, и, судя по выражению ее лица, собралась заорать.

– Тихо! – прошептала я. – Не ори!

Затем я направила луч на лицо парня (у него, правда, эту часть тела следовало назвать по-другому).

Он тут же опять застонал, а Алла не прикованной к шесту рукой мгновенно схватила его за короткие волосы и со всей силы шарахнула головой об пол. Стоны опять прекратились.

Я подскочила к Алле и прошипела:

– Что ты делаешь?

– Ой, а ты кто? – спросила она.

Я поняла, что она не видит меня в темноте – ведь луч я направляю на нее, сама оставаясь за чертой света, а голос мой она, конечно, не помнит. Я представилась.

– Юлька? Правда ты? Ты меня вытащишь отсюда? Вот уж не думала, что ты придешь меня спасать. Ты, из всех людей…

Расспрашивать Аллу о том, как она сюда попала, было некогда. А вдруг Витька и компания проснутся? Тогда и нам с Татьяной быть прикованными к шесту.

– Таня! – шепотом позвала я. – Иди сюда!

Соседка тут же нарисовалась и приблизилась к Алле. Я их представила друг другу.

– Девчонки, спасите меня! – взмолилась Алла. Татьяна тоже прониклась бедственным Аллиным положением.

– Юлька, как наручники снимают? Тебе лучше знать.

– Ключ нужен, – ответила я.

– Где его взять-то? – хмыкнула Татьяна. – Ищи проволочку. Или хотя бы веточку какую-нибудь небольшую, но крепенькую.

Я вышла, оставив дам вдвоем. Алла уже жаловалась Татьяне на то, как «этот боров» к ней приставал, хотя и клятвенно обещал Витьке, что пальцем ее не тронет, а, наоборот, будет охранять от змей.

Поскольку я освещала себе дорогу фонариком, по пути осветила и стены перед дверью, ведущей на улицу. Увидела небольшую планочку с гвоздиками, на которых висело несколько ключей и запасная пара наручников, любезно оставленная каким-то доброжелателем. Я прихватила все ключи (хотя некоторые явно были не от наручников), а также запасную пару браслетов. Воровать, конечно, нехорошо, но мне они вполне могут пригодиться в ближайшем будущем. Возьму как компенсацию морального ущерба от пребывания в этом месте не по собственному желанию.

К дамам и лежащему без движения молодцу вернулась с наручниками и ключами, что вызвало у Аллы бурю восторга. Татьяна тут же начала подбирать ключ к наручникам, которыми Алла была прикована к шесту. Подобрала довольно быстро и Креницкую освободила. Мы попросили ее не выражать радость слишком громко, чтобы, не дай бог, не разбудить никого из хозяев и Витьку с приятелем.

Но оставался вопрос: что делать с лежащим без сознания парнем? Татьяна предложила оставить ему ключ, который подойдет к его наручнику, остальные же ключи прихватить с собой – пусть гады помучаются. Я возразила – в смысле остальных ключей. Они ведь принадлежат дедуле с бабулей, а мне их обижать не хотелось. Лучше оставить все ключи рядом с парнем. Тогда наша совесть будет чиста. Если он смотается – значит, ему повезло.

Я прихватила запасные наручники, Алла взяла свои («на память»), и мы быстренько покинули сарай с бесчувственным парнем. Алла пока вопросов не задавала, мы ей тоже. Она вела себя тихо, точно выполняла указания старших. Мы довольно быстро добрались до спрятанной в кустах машины, в нее загрузились и помчались в город.

По пути Алла рассказала нам о том, как оказалась в деревне.

Ей позвонил Костя – тот парень, которого она нещадно била головой об пол. Костя предложил встретиться на нейтральной территории, так как «есть дело, которое перетереть надо».

Алла поехала.

– А ты так к любому мужику срываешься? – удивилась Татьяна.

– Конечно, нет! – возмутилась Алла. – Но он был приближенным моего отца. Папа ему доверял, давал разные поручения… И Костя на пару со Степаном обычно с ними справлялись. А тут отец умер и… Костя-то понимал, кто унаследует фирму, и мог предложить стать моим телохранителем. И просто предложить свою защиту, так как я дочь своего отца. Или сообщить какую-то важную информацию. В общем, для меня не было вопроса ехать – не ехать. Я поехала. Но он оказался сволочью.

На оговоренном месте Аллу ждал совсем не Костя, а парни Колобова, которые ее скрутили, поднесли к носу тряпку, смоченную какой-то дрянью, а затем, бесчувственную, доставили к шесту.

Когда Алла очнулась, то первыми увидела две знакомые рожи, Кости и Степана, которые томились в том же сарае. Они, правда, брызгали ей в лицо холодной водичкой из банки, стараясь привести в чувство, и всячески проявляли заботу, но Алла была страшно зла на Костю. Он пытался объяснить, что звонил под дулом пистолета, направленного ему даже не в грудь, а в более важную для мужчины часть тела. Эта самая часть была Косте дороже хозяйской дочки, и он не мог позволить себе ее лишиться.

Но Алла объяснениями не удовлетворилась и вместо этого бросила на упомянутую часть тела трехлитровую банку с водой, но особого эффекта не достигла. Банка врезалась парню в бедро, вода пролилась на всех троих и на матрас, любезно предоставленный джентльменами Алле. Парни истошно завопили, Алла тоже.

На крик прибежали дедуля с бабулей и какой-то мощный тип. Алла потребовала убрать от нее насильников. Дедок предложил перевести мальчиков в менее комфортабельные условия. Мощный тип кивнул и по очереди вывел Степана и Костю. Куда их переселили, Креницкая не знала. Потом тип вернулся к Аллочке и спросил, всем ли она довольна. Аллочка была довольна далеко не всем, о чем и поспешила сообщить молодцу. Он ее внимательно выслушал, ничего не сказал и не предпринял, просто ушел. Аллочка осталась с пустой банкой и мокрым матрасом.

Так и жила она в этом сарае. Кормили хорошо, регулярно, бабка даже голову помогала мыть в тазу и окатывала Аллочку водой из ведра, когда Аллочка в таз становилась. Правда, от шеста не отцепляли ни разу.

А сегодня ночью в окрестностях стали происходить странные вещи… Аллочка начала что-то понимать только после того, как к ней снова привели прибалдевшего Костю. Пару минут послушав его несвязные объяснения (он непрерывно болтал, словно слегка спятил), Креницкая схватила его голову обеими руками и шмякнула ею об пол. Витька и второй мощный тип, уводивший от нее Костю со Степаном, только хмыкнули, понаблюдав за процессом. Правда, попросили Костю не убивать. Аллочка предложила им забрать его с собой.

– Нет, пусть тут посидит, – ответили ей.

Единственное, чего Аллочка боялась – это заснуть. Ведь, не дай бог, очухается Костя, найдет ее спящей – и совершит насилие, если вообще не смертоубийство. Но тут на помощь пришли мы.

– Юля, а можно мне у тебя немного пожить? – спросила Аллочка в завершение. – Я буду тише воды ниже травы. Честно. Боюсь я домой идти. Вдруг кто вломится…

Я не возражала, тем более у меня к Аллочке накопилась масса вопросов. Часть из них я решила задать по пути в Питер – у нас ведь дальняя дорога впереди.

– Кто все-таки шарахнул твоего отца по голове ангелом?

Алла молчала какое-то время, потом посмотрела на меня.

– Дай слово, что не скажешь ментам.

Я дала. Татьяна тоже.

– Я шарахнула. Но он уже мертвый был. Холодный. – Аллу передернуло. – Не думала, что в милиции определят, когда наносился удар. Ну в смысле, что после смерти. Я мать хотела подставить. И подставила! Пусть посидит в тюряге, ей полезно. Он из-за нее, из-за суки, умер. Довела она его… Гадина!

И это были самые лестные эпитеты, которыми доченька одарила мамочку. Но нас с Татьяной интересовало не мнение Аллы о мамочке (хотя и оно тоже), а все случившееся в доме Креницких, о чем я и попросила рассказать Аллочку поподробнее. Она скривилась.

– Алла, не из праздного любопытства спрашиваю.

– Статью писать собираешься? – хмыкнула Креницкая.

– Не собираюсь. Моей жизни угрожают. И угрожают серьезно. И твоя, кстати, под угрозой. Если ты этого еще не поняла.

Алла вздохнула. Я попросила для начала пояснить, почему она решила так подставить мать. Я понимаю: она ее ненавидела, и чувство было взаимным, но повесить на человека убийство…

– Она отца довела!!! Я вам только что пыталась это объяснить! Из-за нее он умер! Из-за нее! У него сердце уже несколько раз прихватывало, его беречь надо было, а она…

Алла разревелась, а когда успокоилась, начала свой рассказ.

Не так давно Алла подслушала разговор матери по телефону о каких-то деньгах. Мать не знала, что дочь находится поблизости. Елена Сергеевна сообщала кому-то, что Креницкий намерен взять какие-то деньги, когда остановится в гостинице в Выборге.

– Надеюсь, ты будешь осторожен? – беспокоилась Елена Сергеевна. – Ты не дашь им себя обмануть?

К сожалению, Алла не могла слышать ответ собеседника. В одном не сомневалась: это было лицо мужского пола – судя по воркующим интонациям матери. Из дальнейшего разговора Алла поняла: мать таким образом планирует отделаться от отца. Только не поняла, что именно с ним произойдет. Решила, что любовник матери должен убить отца. А этого она допустить не могла.

Алла обратилась к своему парню, с которым встречалась уже три месяца и за которого собиралась выйти замуж, разведясь с Серегой. Правда, против развода с Серегой почему-то возражал отец, но Алла надеялась его уломать. Сереге вроде бы было все равно. Они с Аллой давно жили в разных комнатах и спокойно смотрели на наличие любовников у своей второй половины. Парня звали Анатолий Крымов.

Алла сказала ему, что хочет защитить отца, и предложила придумать план. Толик, выслушав Аллу, решил, что ее мать с любовником (или просто сообщником, хотя более вероятен был первый вариант) собираются не убивать отца, а крупно подставить. Любовник (сообщник) скорее всего должен украсть у Креницкого деньги. Если сумма крупная и принадлежит не только Креницкому, у того будут серьезные неприятности. В любом случае, если речь идет о какой-то сделке, под которую берутся деньги, и они вдруг исчезают, – сделка летит. И начинаются проблемы…

Алла знала, в какой гостинице в Выборге обычно останавливается отец, более того, в ней бывала одна Аллина подружка. Креницкая считала, что самой ей там появляться опасно, а Толик, который как раз родился в Выборге, вполне сможет остановиться. Но требовались рекомендации. Алла позвонила в Хельсинки Артуру, к которому в свое время ездила вместе с Серегой и который пару раз приезжал в Питер и заходил к ним домой. Артуру было плевать на то, кому давать рекомендацию для гостиницы, и на то, что Алла, жена Сергея, просит о другом мужике и просит не сообщать об этом Сергею. Артур сказал: передашь с кем-нибудь пятьсот баксов – дам рекомендацию хоть лешему, хоть черту. Алла попросила одну из подружек, как раз направляющуюся в Финляндию, вручить Артуру деньги. Он тут же перезвонил и пояснил, что следует говорить.

Алла с Толиком решили, что он должен загримироваться и представляться чужим именем, лучше прибалтийским, и имитировать акцент, чтобы все посчитали его прибалтом и в случае возникновения каких-то неприятностей не искали в Питере, а прочесывали Эстонию, Латвию или Литву. Скорее, конечно, Эстонию. Паспорт в гостинице не спрашивают, как сообщил Артур, поэтому беспокоиться не следовало. По крайней мере об этом. Они купили парик, накладную бороду – благо что теперь в Питере можно приобрести все, что угодно, были бы деньги. Образ «Юрия Ранналы», как показалось Алле с Толиком, удался на славу.

Я кивнула: тоже так считала. Никогда бы не подумала при личных встречах, что волосы и борода накладные. Толик потренировался лениво ходить, они с Аллой вообще очень весело провели время, готовясь к этому делу.

– Но что вы запланировали? – спросила я.

Во-первых, они предполагали, что Креницкий будет вечером сидеть в ресторане. Надо же ему ужинать? Раз гостиница маленькая, то и ресторанчик должен быть маленький. Существование ресторана подтвердил Артур. В нем Толик должен был следить за происходящим. Затем, после того как Креницкий и его партнер или партнеры поднимутся в номера, ему следовало тоже идти наверх и каким-то образом предупредить Креницкого. Или попробовать зайти вместе с Павлом Степановичем в туалет (должен же быть туалет у ресторана?) и сказать, чтобы был осторожен.

Толик собирался представиться другом Аллы и пояснить ее отцу: они с Аллой беспокоятся о его благополучии и хотят предупредить об опасности. Алла надеялась, что после всего папа примет Толика под свое крыло. А вообще Толик должен был действовать по обстоятельствам. Главное – помочь папе.

Алла села на дежурство у телефонного аппарата в квартире. Толик отправился в Выборг в тот же день, что и Креницкий, но прибыл в гостиницу гораздо раньше. Вместе приезжать было бы подозрительно, да и не нужно.

Толик засел в ресторане, но оказалось, что Павел Степанович, еще какой-то мужик и вызванные девицы обосновались в бане. Толик сидел в ресторане в гордом одиночестве. Это его не устраивало. Он подозвал официанта и уточнил, остановился ли кто-то еще в гостинице. Свой вопрос он обосновал так, что ему не нравится пить в одиночестве, хотелось бы компании.

Ему ответили, что, во-первых, персоналу запрещено предоставлять какую-либо информацию о постояльцах. Во-вторых, по одному все равно никого нет.

К официанту присоединился повар и рекомендовал прибалту отправляться в один из баров, расположенных неподалеку – если не желает пить в одиночестве. Им самим на работе пить запрещено, и они дорожат своими местами. Повар посоветовал пару неплохих местечек поблизости.

Толик решил отправиться в свой номер и там слушать, когда Павел Степанович проследует наверх. Выходя из ресторана, он услышал, что в бане идет веселье: в фойе доносился женский смех и мужские голоса. А по пути наверх Толик увидел Серегу, Аллиного мужа, которого знал по фотографиям. Серега выскользнул из какой-то двери на лестнице, причем держа в руках кейс, посмотрел на Толика, притворившегося поддатым, и побежал по лестнице наверх.

Толик быстро зашел в свой номер и позвонил по сотовому Алле. Она тут же сказала: раз там Серега, должна быть журналистка. Больше бы он туда никого не повез. Алла оказалась права.

Толик по очереди приложил ухо к дверям разных номеров и понял, в каком обосновались мы с Серегой (я как раз собирала вещи), затем решил вернуться на площадку, чтобы посмотреть, когда Серега пойдет назад. Толик собирался сделать вид, что отправляется пьянствовать куда-то в бар. Но тут из номера вышла я, и сценарий пришлось срочно менять. Преследование невесть откуда появившейся женщины одиноким горячим эстонским парнем как раз подходило для образа – по мнению Толика. Да и таким образом, если что, можно было обеспечить себе алиби. Вот он шел из ресторана, шел медленно, не торопясь (эстонские парни не любят спешить), встретил девушку и…

В общем, Толик погнался за мной. Но у него ничего не получилось, и ему пришлось с позором ретироваться и продолжать наблюдение из своего номера. Вернее, подслушивание. Серега вернулся практически сразу после того, как Толик зашел к себе. Я пришла значительно позднее. Обо всем Толик докладывал Алле.

Она решила, что ограбить отца решили Серега с ее матерью. Они давно были любовниками – что и послужило причиной серьезных разногласий мамы с дочкой. У них с мамой началось соревнование за Серегу, правда, в нем постоянно побеждала я.

– Я тебя какое-то время ненавидела, – призналась Алла. – А потом решила: так ему и надо. Пусть хоть одна баба ему не дает. Мы-то с мамашей тогда вокруг него увивались волчками… Он и относился соответственно. А потом я злорадствовать начала, зная, как ты ему раз за разом отказываешь. А мамаша его привечала… Поэтому я решила, что они хотят подставить отца и от него отделаться. Сергей-то пошел бы на это, чтобы заполучить себе фирму. Мамаша – дура, думала, наверное, что он за это с ней останется. Но мне требовалось выяснить, что они задумали. Вернее, что задумал Сергей.

К отцу, как решила Алла, идти уже поздно: Сергей явно побывал в его номере. Теперь следовало следить за ним, а уже потом сдавать его отцу. Толик предложил пораньше выехать из гостиницы и ждать Сергея неподалеку от здания, а потом поехать за ним и посмотреть, куда он отправится. Толик также сообщил Алле, что мы с ее мужем, по всей вероятности, крупно поругались: я покидала номер с сумкой, а Сергей потом звонил вниз администратору, чтобы прояснить ситуацию – уехала я или нет. Когда я все-таки вернулась, разразился жуткий скандал. Но я осталась. Толик решил: потому что среди ночи не на чем было уехать.

Он в самом деле покинул гостиницу очень рано, на улице, уже в машине, быстро превратился из «Юрия Ранналы» в себя самого и стал ждать, сидя в неприметных «Жигулях». Мы тоже стартовали рано, а при выезде из города притормозили у магазинчика. Толик бросил машину за углом и напросился к нам. Лучше бы он этого не делал…

– Слушай, а чей труп был в машине? – спросила меня Алла.

– Понятия не имею, – ответила я. – Не уверена, что и Сергей знает. Только ты молчи о трупе: сама должна понимать, что это лишние неприятности. Для всех.

– Ты о нем не сообщала? – удивилась Алла.

Я покачала головой, но тут же добавила, что собираюсь это сделать: просто сказать, где его следует искать.

– Но ты же…

– Алла, ты просила меня не говорить про то, что ты шарахнула отца ангелом, а я тебя прошу нигде не упоминать про труп той девушки. Договорились?

Алла кивнула. А я спросила, что было дальше.

Толик встретился с Аллой вскоре после того, как вылетел из Серегиной машины у метро. Он прямо поехал к дому Креницких и позвонил по сотовому, стоя недалеко от подъезда. Алла спустилась к нему и все выслушала, потом велела Толику отправляться домой, напиться и хорошо выспаться. Сама стала ждать Сергея. На всякий случай позвонила отцу на сотовый, чтобы прояснить ситуацию. Но отец был дико возбужден, огрызнулся на дочь, чего раньше никогда не делал, и вообще отключил трубку. Как поняла Алла, он был возбужден из-за пропажи денег.