Текст книги "Облачные дороги"

Он прошел по коридору и направился в общую комнату. Когда он вошел в нее с лестницы, по комнате вдруг заметался синий с серебристо-серым росчерк, быстро выскочивший в проход наружу. Оставшиеся в комнате раксура, в том числе Звон, Бубенчик и другие, которых Лун еще не знал, попытались притвориться, что ничего не произошло, хотя у всех по-разному получилось скрыть свое смущение и растерянность.

Лун почувствовал, что догадывается, кем была эта иссиня-серебристая незнакомка – вчера он уже видел на уступе пирамиды стройную женщину с гривой и цветом чешуи, отличавшимися от всех остальных. Если это была Нефрита, то ему стоило последовать ее примеру и куда-нибудь улизнуть. Что ж, хотя бы атриум был залит солнечным светом, обещая хороший летный день. Он прокашлялся и сказал:

– Я собираюсь на охоту. Есть какие-нибудь места, в которые мне не стоит залетать?

Они непонимающе уставились на него. Бубенчик растерянно спросил:

– Ты это о чем?

– Про охотничьи угодья. Охраняемые места. Земли, кому-то принадлежащие или где вы хотите дать дичи расплодиться. – Как же ему хотелось, чтобы они перестали на него так смотреть. Он задал совершенно разумный вопрос.

Одна из женщин, с которой он еще не был знаком, сказала:

– Окрыленные не… обычно не охотятся, когда находятся в колонии. – Должно быть, она сама была воительницей. Изящная, но сильная, с темной кожей, вьющимися волосами медового цвета, стянутыми на затылке, и острыми чертами лица. – Этим занимаются охотники.

Лун стиснул зубы, чтобы не выдать своего раздражения.

«Да, даже я понял, что охотники нужны, чтобы охотиться».

– Там, откуда я родом, если окрыленные не охотятся, то они не едят.

Звон поспешно встал:

– Я полечу с тобой.

Смутившись и немного помедлив, женщина пошла за ними. Она держалась немного неловко, из-за чего Лун подумал, что она еще юна и совсем недавно вышла из девичества. Она сказала:

– Меня зовут Елея. Я тоже полечу.

Лун сохранил нейтральное выражение лица. Он хотел отправиться один, чтобы осмотреть окрестности и подумать, но раз ему на шею навязались стражники, он не хотел показывать своего недовольства. Он лишь повернулся и вышел в атриум, давая им самим решать, следовать за ним или нет. Снаружи его встретил чистейший голубой небосвод, на котором не было ни единого облачка.

Его спутники все-таки пошли за ним, и Елея сказала:

– Как ты и говорил, охотники делят лес на участки, чтобы не перебить слишком много дичи в одном месте. Но они не уходят дальше четырех-пяти эллов от долины.

«Что еще за эллы?» – подумал Лун. По-видимому, раксура пользовались какой-то неведомой ему системой мер. Просто чудесно. «Как же мне надоело чувствовать себя идиотом. Дикарем-идиотом».

К счастью, Елея продолжила:

– Так что если мы полетим на восток, вон за те холмы, то выйдем за пределы их угодий.

Лун прикрыл глаза рукой, чтобы посмотреть в ту сторону, и кивнул:

– Хорошо. Полетели.

Елея не ошиблась с направлением. За джунглями холмы переходили в поросшую травой равнину с глубоким чистым озером посередине. Пролетев над ней первый раз, Лун приметил по крайней мере пять разновидностей травоедов, от маленьких красных скакунов с ветвистыми рогами до больших лохматых зверей с тупыми носами и копытами шириной со ствол дерева. Но вовсе не это поразило его больше всего.

По краю долины полукругом стояли статуи из неизвестного Луну серо-голубого камня, выщербленные и побитые непогодой. Каждая была как минимум восемьдесят шагов в высоту и вдвое больше в ширину. Лун облетел одну, но не понял, что за существо она изображала. Оно было похоже на присевшее двуногое создание с клювом, но все детали уже давно стерлись.

Подлетев поближе, Лун увидел, что когда-то статуи соединялись арочными мостами, но почти вся конструкция обрушилась и лежала, наполовину погребенная в высокой траве. Он приземлился на плоскую макушку статуи, чувствуя под ногами приятное тепло нагретого камня, и повернулся в сторону долины. Путешествуя по Трем Мирам, он повидал множество руин, но было что-то завораживающее в том, как располагались статуи и как долина устремлялась к ним, обрамленная холмами. Кто бы ни создавал этот комплекс, он явно считал всю долину произведением искусства.

Звон приземлился рядом, сложив крылья.

– Впечатляет, правда? – Он умудрился сказать это с такой гордостью, словно сам все здесь соорудил.

Лун подумал, что «впечатляет» – подходящее слово.

– Это часть того же города, что и колония?

Звон кивнул:

– Скорее всего, да. Камень обработан так же.

Елея нетерпеливо кружила над ними, и Лун был голоден. Он спрыгнул со статуи, снова поймав воздушный поток.

Они разделились, чтобы поохотиться, но стоило Луну сделать первый заход, как он услышал вскрик. Лун вышел из пике, развернулся, заложив вираж, и с удивлением увидел, что Звон оказался на земле. Он сидел, склонившись над своим крылом. То не выглядело сломанным, но оно смялось, словно Звон неудачно на него приземлился.

Лун тяжело сел поблизости, подняв в воздух облако пыли, и направился к нему. Звон огрызнулся:

– Нет, не подходи! – и отвернулся от него вполоборота.

Лун остановился, но он не собирался оставлять Звона беззащитно сидеть на земле, даже если тот почти не пострадал от падения. В высокой траве было трудно что-либо разглядеть, а стада травоедов наверняка привлекли сюда хищников.

Травма крыла не сулила ничего хорошего, и с ней Звон не мог принять земной облик – так он лишь перенесет боль в руку или в спину, где та могла усилиться. Лун знал, что в крылатом облике он исцелялся быстрее, и предположил, что другие раксура устроены так же. По крайней мере, он надеялся, что это нормально.

Но даже если Звон пострадал, ему все равно повезло – Лун мог отнести его обратно в колонию или отправить Елею за помощью, если крыло повредилось слишком сильно и его нельзя было двигать, не наложив шины. Однажды Лун сломал маленькую кость в крыле – он врезался в каменную стену, пытаясь не стать ужином для самого большого древесного паука, какого он когда-либо видел. Он провел три дня, свернувшись калачиком в дупле дерева, мучаясь от боли и лихорадки. Все это время он ждал, когда крыло достаточно заживет, чтобы он мог перевоплотиться, не став при этом калекой.

А еще Луну нужно было разобраться в самом себе и понять, почему он хочет покинуть Туман Индиго: потому что ему было уже слишком поздно пытаться найти себе место здесь или потому что он просто затаил горькую обиду, что никто не нашел его раньше.

Елея приземлилась рядом и сказала:

– Звон? Ты в порядке?

– Да. Ай. – В его голосе было больше раздражения, чем боли. Звон поднялся на ноги, чуть споткнулся и осторожно распрямил смятое крыло, уныло протащив хвост по земле. – Думаю, это просто… ушиб.

Лун опустил голову, рассеянно впившись когтями в землю и пытаясь скрыть выражение своего лица. Обида обидой, но все же он был рад тому, что Звон в порядке.

Елея, по-видимому, приняла его облегчение за что-то другое.

– Звон научился летать лишь несколько циклов назад, – немного сконфуженно сказала она, словно считала, что должна извиниться за поведение своего друга.

Лун не хотел лезть в чужие дела, но он настолько удивился, что спросил:

– Почему?

Он думал, что Звону столько же циклов, сколько и ему. И хотя летал Звон немного неуклюже, больным он не выглядел.

Все еще хромая и пытаясь разработать крыло, Звон прорычал:

– Потому что я – наставник.

– Я это знаю. – Лун не сдержался и раздраженно зашипел: – Не хочешь – не рассказывай. – Он не собирался оставаться с этим двором навсегда, так что ему было необязательно знать это.

– Ну ладно, ладно. – Звон снова осторожно распрямил крыло, и его голос прозвучал натужно. – Я родился наставником. Но потом три цикла назад я перевоплотился и… – он беспомощно указал рукой на крылья, – они появились.

Лун нерешительно замер, насторожившись. Первым делом он решил, что Звон все это выдумал или же просто шутит. Но Елея выглядела так, словно ей было сильно неловко. Лун подозрительно спросил:

– Ты это серьезно?

Звон вздохнул, махнул рукой над головой и чуть было не зацепился когтями за собственные гребни.

– К сожалению, да. Поверь, мне бы тоже хотелось, чтобы это оказалось просто дурацкой шуткой.

Елея сложила руки на груди, выдавая свое недовольство.

– Если бы ты просто постарался и дал Дрейфу или Камышу тебя научить…

Звон язвительно зашипел:

– Не нужны мне их уроки.

Лун все еще никак не мог оправиться от ужаса, охватившего его при мысли о такой перемене.

– Наверное, это было… – Он не мог вообразить, насколько это жутко – преобразиться и увидеть, что твое второе тело изменилось, что ты сам изменился. Чувствуя, что не может подобрать подходящие слова, он закончил: – Большим ударом.

– Ты даже не представляешь. – Плечи Звона опустились от облегчения. Лун подумал, сколькие из его сородичей, наверное, говорили ему просто радоваться тому, что он получил крылья. Лун не мог себе представить, чтобы кто-нибудь, научившись летать, захотел бы отказаться от крыльев, но это вряд ли спасло бы его от ужаса столь внезапной перемены. Из-за постоянных перевоплощений в земной облик и обратно он знал, что вес его крыльев, даже в сложенном состоянии, сильно влиял на равновесие и что хвост помогал его удержать. Тело арбора наверняка было совершенно другим, поскольку предназначалось для лазания и прыжков. Когда Звон изменился, ему, скорее всего, пришлось учиться заново всему – даже ходить в своем новом обличье. И все арборы, которых видел Лун, были ниже и крепче Звона. «Значит, его земной облик тоже изменился», – подумал Лун, чувствуя, как у него под чешуей от страха и сочувствия побежали мурашки. Он не знал, что такое возможно. И ему хотелось, чтобы он и дальше оставался в неведении.

Все еще подавленный, Звон прибавил:

– Ты знал, что окрыленным и правда нужно спать больше, чем арборам? Я вот не знал. Я думал, что это все сказки; я думал, что они просто ленивые. Но я ничего не могу делать днем. Только и думаю о том, чтобы прилечь и поспать. – Он обреченно пожал плечами: – Цветика считает, что это из-за нехватки воинов в колонии, что такие вещи просто случаются.

– Но ты ведь все еще шаман? – спросил Лун. Когда шипы Елеи встопорщились и она стыдливо отвела взгляд, он вдруг подумал, что задавать такой вопрос, наверное, было бестактно.

Через секунду он в этом убедился, увидев, как напрягся Звон.

– Наставники – не просто шаманы.

– Я еще… – Лун посчитал в уме, – дней девять назад не знал, что наставники вообще существуют.

– Ой, и правда. Прости, я все время забываю. – Звон немного расслабился. – Мы не просто предсказатели и чародеи, мы еще и историки, и врачеватели. Мы ведем летопись колонии и следим за тем, чтобы у других каст были все необходимые им знания.

– Тогда что же тебе мешает узнать все необходимое, чтобы стать воином? – с нажимом спросила Елея, нетерпеливо взмахнув хвостом.

Звон зашипел на нее и отвернулся.

Лун подумал, что стоит сказать:

– А ведь она права.

Звон ответил не сразу. Поморщившись, он осторожно приподнял и подвигал ушибленным крылом. Наконец он сказал:

– Ты все это время жил один. Как ты научился летать? – Он махнул рукой в сторону долины с высокой травой, гнувшейся на легком ветру, и указал на далеко убежавшие стада травоедов: – Как научился охотиться? Как ты узнал…

Теперь уже Лун недовольно зашипел и зашагал от них прочь, гневно рассекая воздух хвостом. Он не хотел сочувствия от этого народа, они опоздали с ним на много циклов.

– Если перестанешь меня об этом расспрашивать, я покажу тебе, как поймать травоеда и не сломать себе при этом шею.

Лун сказал это только для того, чтобы Звон разозлился и замолк. Он не ожидал, что воин-наставник оживится и скажет:

– Хорошо.

Лун начал объяснять ему азы: что животное нужно хватать ногами, оставив руки незанятыми; что потом надо быстро вырвать ему глотку, пока оно не перевернулось на спину и не уронило охотника под себя; что не стоит нападать на слишком больших тварей. Он не ожидал, что Звон станет его слушать, но Звон слушал и задавал осторожные вопросы, вытягивая из Луна более подробные примеры, советы и знания, приобретенные на своем собственном печальном опыте или полученные от различных земных племен, с которыми ему доводилось охотиться.

Елея не осталась наблюдать и наслаждаться своей правотой, а тактично удалилась. Она полетела и схватила травоеда, отбившегося от стада поменьше, а затем потащила его на подветренную сторону, чтобы выпустить кровь. Звон после трех неудачных попыток смог повторить пример Луна и схватить молодого травоеда-скакуна. Лун подумал, что на самом деле Звону просто не хотелось учиться у тех, с кем он вырос и кто знал его только как шамана, обладателя особых способностей.

Чтобы поесть, они затащили свою добычу на плоскую макушку уже облюбованной Луном статуи, оставив всех хищников, что могли охотиться на равнине, далеко внизу. Наверху дул сильный ветер, разгонявший даже самых назойливых насекомых, да и вид отсюда открывался потрясающий.

Закончив есть, Лун сделал то, что его подмывало сделать с тех пор, как он увидел долину: он взмыл высоко в воздух, заложил вираж и, спикировав вниз, нырнул в самую глубокую часть озера. Звон и Елея не последовали его примеру, но они вошли на мелководье и стали плавать вдоль высокой травы у берега. Вскоре Звон окончательно расслабился и ввязался в потешную драку с Елеей. Они оба плескались и рычали так громко, что спугнули всю дичь, и та ускакала от них на другой конец равнины.

Когда Лун подплыл к ним, чтобы убедиться, что они не пытались убить друг друга по-настоящему, Звон прыгнул на него. Поскольку он не выпустил когти, Лун просто схватил его и нырнул под воду, утягивая воина с мели на поросшее водорослями дно, шагах в тридцати под поверхностью. А затем он резко метнулся вверх. Когда они всплыли, Звон прижимался к нему, плотно сложив крылья и цепляясь за Луна руками, ногами и хвостом.

– Я не знал, что мы так можем! – тяжело выдохнул он.

– Каждый день учишься чему-то новому, – довольно скалясь, сказал Лун. Звон попытался безуспешно окунуть его в воду, пока Елея стояла на мели и смеялась, указывая на них пальцем.

Если бы Лун был один, то он бы провел остаток дня, отсыпаясь на теплой каменной голове статуи. Но предполагалось, что теперь он – ответственный член двора, а это означало, что каждый из них должен был принести обратно еще по одной тушке. И сегодня это уже не казалось Луну таким уж неподъемным бременем.

Они снова полетели к стаду, и Лун с Елеей без труда поймали свою добычу. Они ждали с наветренной стороны, пока Звон пытался выпустить своему животному кровь, не разодрав при этом мясо и не растеряв все органы.

Вдруг среди запаха внутренностей и крови Лун почувствовал что-то еще. Он резко развернулся, окинув взглядом пустое небо.

– Запах чувствуешь?

– Что? – Елея подняла голову и принюхалась. – Нет. Что такое?

Запах был слабым и почти сразу исчез, но Лун все равно успел узнать его.

– Скверны.

– С тех пор как тот владыка пришел к Жемчужине, мы иногда чуем их смрад в воздухе. – Елея обнажила зубы, скорчив полную отвращения гримасу. – Наверное, они все еще где-то рядом, следят за двором.

Ветер дул с юга, с противоположной от колонии стороны. Скверны наверняка прятались где-то там, так что, по всей видимости, спать на солнышке на этой равнине все-таки не стоило. Лун спросил:

– Ты там была? Когда пришел владыка?

Елея помотала головой, и ее шипы встали дыбом.

– Нет, я в немилости у Жемчужины. Я служу Нефрите, то есть я – ее… – Она замолкла и посмотрела на Луна, вдруг смутившись.

Молчание говорило само за себя.

«Шпионка, – подумал Лун. – Ты – ее шпионка. Вот что ты хотела сказать». Он знал, что Звон и Елея полетели сюда лишь для того, чтобы приглядывать за ним. Но то, что Елея действовала от имени Нефриты, почему-то задело его гораздо больше.

Звон приземлился рядом с ними, уронив тушку на сухую траву. Он тяжело дышал от натуги, раскрасневшийся и гордый своим успехом.

– Вот так, теперь ведь все готово? Мы можем вернуться?

Лун отвернулся, поднял свою собственную добычу и взмыл в воздух. Он услышал, как позади Звон спросил Елею:

– Эй, что случилось? Что ты сделала?

Лун не стал слушать, что она ответит.

Глава 6

Найдя реку и полетев вдоль нее по течению, Лун добрался до долины и вернулся в колонию задолго до Звона и Елеи. Заложив круг над пирамидой, он увидел террасу с колоннами, принадлежавшую охотникам, – он понял это по кожам, сохнувшим на деревянных станках. Там работало около дюжины арборов, снимавших шкуру с чего-то большого и мохнатого, с двумя парами закрученных в спираль рогов. На террасе пахло разделанным мясом и кислотным веществом, которое они использовали для дубления.

Лун приземлился, бросил тушу на плиты, сложил крылья и переменился. Он смог сдержаться и не вздрогнуть, когда все работавшие арборы вдруг тоже изменились. К этому еще нужно было привыкнуть.

Арборы были одеты для грязной работы, в простые поношенные балахоны или кожаные юбки. Все перестали трудиться, чтобы с нескрываемым любопытством поглазеть на Луна. Один из них вышел вперед, глядя на убитую тушу так, словно самое ее существование было ему в тягость.

– Ну убил ты ее. А обескровить потрудился?.. А, вижу. Потрудился.

Он был таким же коренастым, как и большинство арборов, а еще старым – Лун увидел в его внешности признаки возраста, которые потихоньку начал замечать в других раксура. У охотника были седые волосы, а бронзово-коричневая кожа приобрела пепельный оттенок. Если не считать этого, он выглядел крепким, как камень, с мускулистыми плечами и бугристыми шрамами вокруг шеи – похоже, какая-то тварь когда-то пыталась откусить ему голову.

– Меня Крестец зовут, – прибавил он и задумчиво подтолкнул тушу ногой. – Шкуру хочешь? Ты на нее первый претендент.

– Нет. Отдай ее кому-нибудь еще. – Шкура могла ему пригодиться, но Лун надеялся, что уйдет отсюда задолго до того, как они закончат ее выделывать.

– Хм. – Крестец, казалось, хотел что-то возразить, но затем, нахмурившись, передумал.

На этом разговор, похоже, закончился. Лун повернулся, желая уйти, пока не прилетели Звон и Елея.

– Эй, – позвала его одна из охотниц. Он настороженно повернулся к ней. Женщина со светлыми с серебристой проседью волосами сидела на ступенях и точила нож для свежевания туш. – Почему ты спишь внизу, в опочивальнях арборов, а не наверху, вместе с другими окрыленными?

Лун подавил желание зарычать. Ему хватало нападок воинов, и выслушивать то же самое здесь он не собирался. Он сказал:

– Тебе что-то не нравится?

Она весело усмехнулась:

– Нет, меня-то все устраивает.

Но Крестец, все еще смотревший на него, сказал:

– Ты так нарвешься на неприятности. Тебе стоит переселиться к ним, наверх. Самому же так будет легче.

Лун с досадой покачал головой. На протяжении всей жизни его попытки ужиться с другими снова и снова заканчивались неудачей, и он слишком устал, чтобы в очередной раз начинать все заново. Этим раксура придется принять его таким, какой он есть. Он сказал:

– Нет, не будет.

Он заметил в небе движение и, подняв голову, увидел, как Звон и Елея закладывают круг, чтобы сесть. Лун переменился и прыгнул на крышу террасы, а затем перемахнул с нее на ближайшую ступень. Он пошел по ней, обходя здание по периметру, и оказался у прохода, который вел в коридор с опочивальнями учителей.

Он искал место, чтобы побыть одному, но здесь оказалось больше народу, чем он ожидал. Шторы, закрывавшие проходы в комнаты и на лестницу, были подняты, а на другом конце коридора группа мужчин и женщин работала на костяных веретенах и прялках, вытягивая из сваленной массы растительного волокна тонкую нить. Рядом с неглубоким фонтаном Тычинка и двое юных арборов играли с пятью оживленными малышами, которые только учились ходить на своих нетвердых ножках.

Лун направился в свою опочивальню, надеясь, что его никто не заметит. Но Тычинка помахала ему рукой:

– Лун, ты хорошо поохотился?

– Неплохо. – Он неохотно остановился рядом с ней. Не успела она спросить у него что-нибудь еще, как с ближайшей лестницы кубарем скатились двое – кто-то зеленый и кто-то ярко-голубой. Они с грохотом рухнули на пол, опрокинув несколько пустых корзин и один глиняный кувшин.

Тычинка прикрикнула:

– Весна, Снежок, а ну-ка перестаньте! Вы же сейчас себе крылья переломаете!

Лишь когда они оба перестали кататься по полу и расцепились, Лун понял, что перед ним юные воины – мальчик и девочка, необузданные и неуклюжие, как и любые птенцы. Они оба сели и переменились, превратившись в худых и нескладных детей, почти подростков. Выпучив глаза, они уставились на Луна, словно так же опешили, увидев его, как и он, увидев их.

Тычинка поднялась на ноги, глядя на них одновременно с любовью и недовольством.

– Девочку зовут Весна, а мальчика – Снежок, – сказала она Луну. – Они из последнего выводка Смоли. Она была королевой-сестрой Жемчужины.

Лун помнил, что Смоль – одна из королев, которая умерла. Казалось, что он больше слышал о мертвых раксура, чем о живых. Он пытался придумать ответ потактичнее, когда почувствовал, как что-то схватило его за ногу. Посмотрев вниз, он с удивлением увидел, что одна малышка-арбора переменилась и теперь пыталась вскарабкаться на него, как на дерево. Остальные детишки из выводка катались по полу, играя и занимая внимание других учителей.

– Ой, Крапинка, не нужно. – Тычинка попыталась схватить девочку, но малышка ловко увернулась, продолжая взбираться наверх.

– Крапинка? – Лун поймал девочку и поднял ее на руки. Она моментально впилась когтями в его рубаху и посмотрела на него своими большими коричневыми глазами. Ее золотисто-коричневые чешуйки и крошечные гребни были еще мягкими, и пахло от нее одновременно земным ребенком и раксура. Сердце Луна сжалось, и он напомнил себе, что не собирается здесь оставаться.

– Ты все поймешь, когда узнаешь, что остальных из ее выводка зовут Блеск, Искра, Камушек и Ракушка, – сказала Тычинка, отцепляя маленькие коготочки от рукава Луна и ласково уговаривая малышку отпустить его. – Большинство стараются давать выводкам похожие имена.

– Значит, ты – родня Цветики? – спросил Лун, рассеянно глядя на малышку, упрямо усилившую свою хватку.

Тычинка рассмеялась:

– Далекая. Она намного старше меня. А вот Звон из одного выводка с Набатом и Бубенчиком. Набат возглавляет наших солдат, а Бубенчик – учитель. Еще двое были наставниками, но они умерли от болезни легких. – Она замолчала, вдруг заколебавшись. – Звон не всегда был воином.

– Он сказал мне, что раньше был наставником. – Лун потрепал гребни Крапинки. Продолжая смотреть на малышку, он как бы невзначай спросил: – А Елея чья сестра?

– Она – воительница из королевского выводка, сестра Нефриты. – Тяжело вздохнув, Тычинка попыталась поддеть пальцами когти Крапинки. – Это все неправда, что они рассказывают о воительницах из королевских выводков. Они не все сходят с ума, потому что считают себя неудавшимися королевами. – Она слегка нахмурилась и прибавила: – Такое случалось всего несколько раз.

Значит, Нефрита отправила свою сестру следить за ним? Или же просто попросила ее разузнать о нем и доложить ей? Лун не знал, что и думать.

Девочка-воительница по имени Весна все еще смотрела на них с широко распахнутыми глазами. Вдруг она сказала:

– Нас только двое. Остальные умерли.

– А где твой выводок? – требовательно спросил Снежок, почти что прячась за ней.

Лун медлил с ответом, пока Крапинка кусала его за костяшки своими, к счастью, неострыми молочными зубками. Он мог смириться с тем, что Скорбь не была его матерью и что консорт не мог быть братом выводку арборов. Но это ничего не меняло.

– Они погибли.

Тычинка едва успела отцепить Крапинку от Луна, как с лестницы, что вела в общую комнату, спешно вышла Цветика.

– Лун, хорошо, что ты вернулся. – Она выглядела взволнованной, и ее тонкие волосы были растрепаны. – Жемчужина созывает собрание.

– Собрание? – Тычинка опешила и, похоже, слегка испугалась, из-за чего гребни у Луна на загривке встали дыбом. – Всеобщее?

Цветика мрачно кивнула:

– Не считая учителей, которые присматривают за детьми, солдат, охраняющих нижние подступы, и охотников, которые слишком далеко, чтобы отозвать их назад.

«И очень юрких консортов, которые ускользнут в воздуховод, когда никто не будет видеть», – подумал Лун, готовясь слиться с толпой.

Цветика перевела взгляд на Луна, словно прочитав его мысли, и твердо добавила:

– А твое присутствие в особенности обязательно.

Цветика пожелала, чтобы Лун сразу же пошел с ней. Вероятно, она думала, что во всеобщей суматохе он может попытаться сбежать. И была права, но поскольку она схватила его за руку и сразу же вытащила из коридора на главную лестницу, возможности незаметно улизнуть у него не осталось.

Раксура спешили вернуться с полей, с террас и из открытых двориков. Толпа росла, и они поднимались по ступеням все выше и выше. Лун еще не бывал в пирамиде так высоко. Ступени здесь стали больше, и арборы взбирались по ним с трудом. Лун нашел в этом лишь еще одно подтверждение тому, что построившие это место земные создания считали себя гораздо выше, чем были на самом деле. Некоторые арборы перевоплотились и поползли по стенам, цепляясь когтями за рельефы и щели в камнях. Цветика осталась в земном облике, и Лун подал ей руку, чтобы помочь карабкаться.

– Спасибо, – сказала она, немного запыхавшись, и мельком взглянула на него, приподняв брови: – Тебе не нужно волноваться.

Лун думал, что сохраняет бесстрастное выражение лица, но, видимо, это было не так. И он не один волновался – ее руки были холодными как лед.

– В отличие от тебя?

Она улыбнулась, поджав губы:

– В отличие от меня.

Лестница снова повернула, приведя их на широкую площадку, и Лун с удивлением увидел, что там их ждал Утес. Когда они поравнялись с ним, Утес наклонился, взял Цветику за вторую руку, и вместе с Луном они втянули ее на последнюю ступень.

– Терпеть не могу это место, – пробурчал Утес.

– Да неужели? – с притворным удивлением сказала Цветика. – И ты все это время молчал?

– Почему тебе здесь не нравится? – спросил Лун, желая хоть как-то отвлечься. С площадки был лишь один выход – арка, которая вела в узкий коридор, освещенный зачарованным мхом. Арборы столпились там, шепотом разговаривая и беспокойно толкая друг друга. По крайней мере, ощущение тесноты было не таким сильным из-за потолка высотой почти в три роста Луна.

Утес негромко зарычал себе под нос, заставив нескольких арборов осторожно отодвинуться от него.

– Это место – мертвая оболочка. Оно не подходит раксура.

– И кроме тебя, никто не знает, что это значит, – сказала Цветика таким тоном, словно уже много раз слышала эти слова. Она повернулась и повела их по проходу.

– В этом-то и беда, – сказал Утес ей вслед.

Когда Лун последовал за ней, Утес поймал его за руку. И без того напряженный до предела Лун вздрогнул и отшатнулся от него, едва не врезавшись в стену. Пропуская вперед арборов, Утес негромко сказал ему:

– Жемчужина стара, а еще она больна и упряма.

Лун кивнул, думая, что на самом деле Утес хочет сказать: «Не паникуй».

Цветика ждала их в конце коридора, который вел в большой зал. Она стояла в сторонке, давая другим пройти внутрь.

– То, как все пройдет, зависит от множества обстоятельств, на которые мы не в силах повлиять, – негромко сказала она, когда Лун и Утес подошли к ней.

Утес согласно хмыкнул и прошел мимо нее в зал. Лун в последний раз подавил в себе желание сбежать и последовал за ним. Арборы расступились, давая им дорогу.

Зал был огромным и больше походил на пещеру. В нем совсем не было окон, если не считать одного отверстия посреди крыши. Когда-то давно, когда эту пирамиду только построили, здесь мог находиться тронный зал или зал таинств какого-нибудь храма. В открытое отверстие проползли лианы, но они были обесцвечены наросшим белым мхом.

Все присутствующие были в земном облике, и арборы все еще продолжали стекаться внутрь, заполняя пространство у двери. Окрыленные уже были здесь – они стояли на двух каменных карнизах над дверью и справа от нее. Их было легко отличить от арборов: все высокие, женщины – худые, с маленькой грудью, мужчины – поджарые.

«Это что, все воины?» – немного потрясенно подумал Лун. Утес говорил, что в колонии не хватало окрыленных, но их было на две трети меньше арборов. А ведь сюда смогли прийти далеко не все солдаты, учителя и охотники.

Лун увидел на карнизе рядом с другими воинами Елею – она беспокойно шагала из стороны в сторону. Многие воины смотрели на него, а пристальный, злобный взгляд одного темноволосого мужчины показался Луну знакомым. Видимо, так выглядел Поток в земном облике, и Лун был готов поклясться, что рядом с ним стоял Дрейф.

Звон остался на полу с арборами. Он стоял чуть поодаль, у стены, рядом с Тычинкой и Бубенчиком. Его было легко заметить, потому что он почти на голову возвышался над окружающими. Заметив Цветику, Звон направился к ней, расталкивая других и не обращая внимания на их недовольные возгласы.

Все в зале замолкли, ропот голосов стих. Лун обвел взглядом тени, пытаясь понять, что привлекло внимание остальных. Запахи ни о чем ему не сказали, поскольку в зале пахло лишь взволнованными раксура.

Затем по каменной площадке, находившейся в задней части зала, двинулась тень. Она скользнула по ступеням на пол, а потом из нее на свет вышла высокая женщина.

Ее золотистая чешуя сверкала, а поверх нее бежал паутинный узор глубочайшего темно-синего цвета. Гребенчатая грива на ее голове была похожа на взрыв солнечных лучей, и такие же гребни виднелись на кончиках ее сложенных крыльев и на треугольнике на конце хвоста. Она была на голову выше самого высокого окрыленного, и из одежды на ней было лишь украшение – широкое ожерелье, золотые цепи которого соединяли между собой полированные синие камни. Когда она вышла на середину зала, воздух сгустился. По собравшимся словно прошла волна, и все раксура неосознанно качнулись к ней. В тот миг Лун впервые осознал, почему Утес говорил, что королевы имеют власть над всеми ними, – почувствовав внутри себя такое же влечение, он похолодел.

«Я не один из них. Я не должен здесь находиться».

Голосом мягким и глубоким, словно ночь, королева произнесла:

– Где он?

У Луна перехватило дыхание.

«Ухожу», – подумал он, поворачиваясь к выходу. Он бы смог сбежать, но Утес, прыткий даже в земном облике, поймал его за запястье.

Чтобы его не выволокли вперед, как преступника, Лун не стал сопротивляться. Он позволил Утесу вывести его перед собравшимися, на пустую площадку прямо перед Жемчужиной. Когда Утес отпустил его, Лун попытался перевоплотиться, собираясь вылететь прямо в дыру в потолке.