Текст книги "Хоакин Феникс. Он все еще здесь. Биография"

Глава VI
Браво, хоакин

Зак Снайдер слышал о фильме под названием Гладиатор (2000). Но изначально ходили разговоры, что на роль римского императора Коммода назначен Эд Нортон, поэтому Снайдер подумал, что у Феникса мало шансов даже на встречу с режиссером, не говоря уже о самой роли, и перестал думать о ней.

Тем не менее, узнав, что актера все еще ищут, он связался с DreamWorks и запросил сценарий. Этот сценарий был написан несколькими авторами (а в дальнейшем их стало еще больше) и представлял жанр, забытый в Голливуде: у Гладиатора был звездный режиссер, и он мог себе это позволить.

Возможно, его фильмы не всегда приносили огромную прибыль, однако видение Ридли Скотта привело к появлению тревожных киноисторий о космосе (фильм Чужой) и очень влиятельной классики научно-фантастического кино (фильм Бегущий по лезвию). Его провальные проекты были, по большому счету, ошибочными ходами, а не результатами заурядных усилий, – и он стал одним из немногих режиссеров, сумевших подарить римскому Колизею новую эпическую жизнь.

Персонаж-злодей в этой картине был удивительно сложным героем для голливудского блокбастера. Коммод был избалованным раздражительным мальчишкой, жаждущим власти.

Рассел Кроу говорил об обстановке во время работы над фильмом: «На съемках Гладиатора у меня были не очень хорошие отношения с продюсером. У меня были отличные отношения с Ридли, но продюсеры не понимали, почему я не могу просто расслабиться. Причина, по которой я не мог этого сделать, была в том, что я знал, стоит мне расслабиться, в эти пять минут в фильме появится что-то дурацкое. Например, они пытались заставить меня снять любовную сцену, и я им сказал: «Мы показываем здесь месть человека, у которого была убита жена, и вы не можете заставить его ненадолго отвлечься, чтобы между делом заняться любовью».

Фильм стал возможным благодаря сценаристу Дэвиду Францони. У него был контракт на три картины со студией DreamWorks. Контракт был заключен с ним после успеха фильма Амистад Стивена Спилберга, снятого на этой киностудии по его сценарию. Францони вспоминал, что упомянул об идее Гладиатора Стивену Спилбергу[19]19
  Режиссер Стивен Спилберг – один из создателей киностудии DreamWorks. – Примеч. перев.


[Закрыть], и тот задал три вопроса: «Речь о древнеримских гладиаторах, а не об американцах, японцах или ком-то еще? Да, сказал я. Место действия – античный Колизей? Да. Борьба насмерть на мечах, с животными и тому подобное? Да. Отлично, давайте сделаем этот фильм».

Идея фильма появилась у Францони после прочтения романа Дэниела Мэнникса Идущие на смерть[20]20
  Англ. Those About to Die, книга переиздана в 2001 году под названием The Way of the Gladiator. – Примеч. перев.


[Закрыть]1958 года. В сценарии главный герой Нарцисс (как его тогда звали) становился чем-то вроде гладиатора-суперзвезды, которого спонсировала Золотая помпейская компания по производству оливкового масла. Ее рекламный слоган гласил: «Нарцисс убьет за вкус Золотого помпейского оливкового масла».

«С самого начала я понимал, что это не Бен-Гур. Это На Западном фронте без перемен. Это взрослый фильм о войне, смерти и жизни в Риме – жизни гладиатора. Мне казалось, что с ней будет веселее», – говорил он, подразумевая исключение отсылки к компании по производству оливкового масла.

Францони пояснял: «В 1995 году я был в Риме, писал Амистад, размышлял над Гладиатором, пока читал Историю Августов. Там говорится, что император Коммод на самом деле принимал участие в гладиаторских боях в Колизее. И что раб по имени Нарцисс был тем, кто убил Коммода. Что ж, эта история мне подходила, я понял, что это мой путь: кем был этот Нарцисс? О нем не осталось исторических сведений, но я знал, что он станет героем истории, которую я напишу. Я придумаю его жизнеописание».

Вторая редакция Джона Логана сделала сценарий серьезнее, тогда как третьим сценаристом фильма стал Уильям Николсон. Автор книги Гладиатор: фильм и история Мартин Уинклер говорил: «Похоже на то, что именно Скотт превратил социально-политический, чарующий и эксцентричный боевик Францони в более мрачное исследование войны, смерти и жизни в Риме».

Сценарий продолжал меняться и дальше, он менялся даже тогда, когда заработали камеры. «Доработка сценария в последний момент и новый финал помогли сделать правильный фильм», – рассказывал продюсер Дуглас Вик.

Скотт был убежден, что сможет воскресить забытый жанр. После выхода фильма он сказал: «В Голливуде в 1940-х и 1950-х годах было снято множество фильмов-эпопей. После этого люди просто перестали на них ходить, и появился страх делать исторические фильмы для большой аудитории. В этом и состояла одна из самых больших проблем. Ты не мог снять этот фильм дешево, но ты мог сделать его актуальным».

«Все тихо посмеивались, что римские эпопеи такого рода исчерпали себя 45 лет назад и что ничего не получится. Но я был абсолютно уверен в том, что собирался делать. На самом деле я не был настолько уверен со времен Чужого. Забавно, но когда ты подходишь к заграждению и знаешь, что собираешься его перепрыгнуть, это особый тип возбуждения. И, да, у нас были недостатки – мы постоянно отставали в написании сценария – но мы никогда не отставали в съемках».

Вскоре Снайдер получил сценарий, и прочитанное его потрясло.

Снайдер позвонил Фениксу и убедил его как можно скорее приехать к нему в офис. У агента в руках был сценарий с ролью, исполнение которой – не важно, насколько маловероятным был у Хоакина шанс ее получить, – могло бы принести Фениксу «Оскар».

Бёртон все больше казалось, что над ее повзрослевшими клиентами – такими как Феникс, Кирстен Данст и Джош Хартнетт – кружат другие агентства, лишь ждущие нужного момента, чтобы наброситься. По мере развития этой ее паранойи она стала демонстрировать все большую экономию. Курьеры больше не доставлял сценарии на дом ее клиентам – теперь Бёртон просто приглашала актеров в офис. Кроме того, чтобы сократить расходы на материалы, получаемые по факсу, она начала просить своих клиентов приносить собственную бумагу, – это коробило Снайдера, который предпочел бы платить за бумагу из своего кармана.

Итак, Хоакину пришлось на своем мотоцикле поехать в офис – там он нашел Снайдера, ждущего его с головокружительной улыбкой и обещанием, что у него будет роль, достойная «Оскара». «Хоакин, просто прочитай эти пять страниц. Только эти пять страниц», – сказал он.

«И он их прочитал, а я просто очень медленно произнес: «Это «Оскар». Сделай все правильно, и ты его получишь»».

Его шансы получить роль оказались значительно выше, потому что Ридли симпатизировал Фениксу. Хоакин впечатлил его во время съемок фильма Мишени, продюсировавшегося Скоттом, и режиссер хотел встретиться с актером. Ридли на самом деле высоко оценивал способности Хоакина, и после его работы в Мишенях, а затем мощной игры в Форс-мажоре, он считал актера подходящим на эту роль.

Ридли уже успел настоять на своем, взяв в фильм Кроу, который вел себя очень прагматично и дерзко и был полной противоположностью Фениксу. При этом оба актера не были подарком и отнимали у режиссера время – Кроу постоянно критиковал сценарий и процесс съемки, а к Фениксу требовался осторожный подход.

В одной турецкой газете приводятся слова Хоакина: «Когда я работал над Мишенями, Ридли сказал мне, что у меня интересное и выразительное лицо, которое вызывает мысли о ненависти, злобе и измене, и что он никогда не мог представить в роли Коммода кого-то, кроме меня. Я ответил: «Это бред? Как я справлюсь с такой ролью?» Тогда Ридли предложил для начала хотя бы попытаться сделать несколько сцен. Затем я спросил Ридли, почему он хочет, чтобы я сыграл эту роль, и тот ответил, что не может представить более невротического, параноидального молодого императора. И мы пожали друг другу руки».

По правде говоря, все оказалось непросто.

Потребовалось сделать кинопробу, так как, хотя Скотт был уверен, что актер у него есть, студия встретила Феникса неохотно. Последовавшая проба на роль не получила той реакции, которая нужна была режиссеру. Студия все еще не видела Хоакина в этой роли и внезапно заинтересовалась Джудом Лоу, получившим множество положительных отзывов о своей работе в Талантливом мистере Рипли. Единственным аргументом в пользу Хоакина было то, что агенты Лоу, по словам Снайдера, предлагали взять актера без кинопробы.

Ридли удалось убедить студию сделать еще одну пробу с Хоакином в полном гладиаторском облачении. Но и после этой пробы Хоакина на роль не утвердили.

Теперь стало казаться, что фильм не имеет прочной основы, потому что в нем не будет звезд. К счастью, в работе над проектом к DreamWorks присоединилась судия Universal.

В интервью журналу Empire в 2009 году Рассел отмечал: «В Лос-Анджелесе не было ни одного человека, который думал бы: «О, это отличный проект!» То есть все смотрели на меня так, как будто я был умственно отсталым, хлопали меня по спине и говорили: «Ну, Секреты Лос-Анджелеса отличный фильм, не так ли? По крайней мере в одном хорошем фильме ты снялся». И они говорили так по всему городу. Я отвечал: “Это Ридли Скотт! Вы знаете, на что он способен, когда дело доходит до сотворения мира?”»

Перед выходом фильма журнал Variety заявлял: «Даже если картина станет большим хитом, вряд ли стоит рассчитывать на сколь-либо серьезное возрождение жанра, так как он связан с большими расходами».

Снайдер говорил, что это было одно из самых долгих ожиданий, которое когда-либо приходилось на долю его клиента. После нескольких кинопроб Айрис вспылила и поручила Снайдеру «узнать номера каждого продюсера, сценариста и уборщика в DreamWorks и Universal, и мы будем звонить каждому из них, пока не выясним, кто задерживает сделку», – говорила она.

Через несколько дней участие Хоакина в фильме было утверждено.

Без сомнения, свою роль сыграл Стивен Спилберг из DreamWorks, использовавший детей Бёртон в нескольких своих проектах, включая фильмы Инопланетянин и Капитан Крюк, и, в частности, снимавший Ривера в фильме Индиана Джонс и последний крестовый поход.

Первый день на съемках открыл Хоакину глаза. На бумаге все было заурядно – ему нужно было просто идти к дворцу. Он предположил, что это будет легкий день – пара общих планов. Однако то, с чем он столкнулся, его поразило. «Я попал туда и увидел 150 солдат, статуи высотой 200 футов, три камеры, кран, несколько верблюдов. Именно тогда я подумал: “Ага, вот как вы снимаете эпопею”».

Он подчеркивал значимость контроля Ридли: «Он такой терпеливый и такой спокойный. Я не знаю, как он это делает. У него пять работающих камер, пять мониторов, сотни людей массовки. И он следит за всем этим. И я знаю, что одна из камер просто плывет в ящике на колесиках [на арене] между мной и Луциллой, которую играет Конни Нильсен… И вдруг радио начинает трещать: «Идет Ридли». И он подходит и говорит: «Мне нравится, как ты сыграл, попробуй еще раз». А я такой, как, черт возьми, ты это увидел? У него тут тигры нападают на Рассела, а он каким-то образом может все это сопоставить, все это принять и в уме отредактировать».

«И даже между дублями они все возвращали в исходное положение, а он рисовал раскадровки для следующего дня или для текущих сцен. И эти раскадровки сами по себе являются произведениями искусства. Она красива – эта детализация».

Даже при всем безумном стремлении Ридли делать эпический фильм, Хоакину нравилось с ним работать, так как режиссер разговаривал с актером между съемками, спрашивал его мнение. По словам Хоакина, поначалу, когда он прибыл на съемочную площадку, он задумался над тем, во что себя втянул, однако все участники съемок ощущали спокойствие Ридли. «Ты просто реагируешь на эти флюиды», – говорил Хоакин. «То есть, ты, конечно, чувствуешь, если кто-то крайне возбужден и чем-то одержим; и это последнее, что тебе нужно от режиссера, когда ты собираешься участвовать в пятимесячной съемке подобной картины».

Рассел говорил о Фениксе: «Хоакин – прекрасный парень, но нервный. Ему не хватает уверенности в себе. Ридли сказал ему: “Теперь ты император, и ты должны выйти в центр Колизея”. А Хоакин ответил: “Но я парень из Флориды. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Махнул рукой?”»

К счастью, покойный Ричард Харрис, игравший в фильме отца Коммода, придумал план. «Харрис, – вспоминал Рассел, – со всем его опытом, знанием кино и мудростью, сказал довольно простую вещь: «Давайте его напоим!» И алкоголь, казалось, привел к цели. Хоакин как бы понял: «О, я же актер, поэтому могу немного расслабиться»».

Феникс рассказывал: «Сначала я не знал, с чего начать. Во время первой репетиции я играл в своих джинсах и думал: «Какого черта я делаю?» Затем я надел броню и почувствовал себя по-другому. Костюм и грим действительно имеют большое значение, особенно по той причине, что я одержим физическими качествами своего персонажа».

«Вначале я дважды делал завивку, чтобы выглядеть как худой молодой принц, ожидающий наследования престола. Затем, когда Коммод стал императором, я постригся и перестал ходить в спортзал».

Для роли императора он хотел накачать мышцы и набрать вес. Но затем понял, что человек, становящийся жадным до власти, более распущен. Так что он перестал тренироваться и вместо этого поглощал огромные тарелки макарон и выпивал перед сном бутылку водки. Ходила история о том, что Ридли увидел его на мониторе и произнес: “Черт, он толстый”».

Феникс вспоминал: «Я думал, что хочу стать для фильма мускулистым, поэтому пару месяцев я готовился к сценам борьбы – тренировался и набирал вес. Затем, как только я стал императором, (а снимали мы по порядку) я подумал: «Черт, я не пойду в спортзал!» Я хотел исследовать его декадентскую сущность и решил, что это может добавить мне пару лет. Я действительно хотел показать его молодым наследником, а затем, уже в статусе императора, более неопрятным, чтобы после нескольких месяцев перерыва, пока мы следим за путешествием Рассела, его внешность изменилась. Поэтому я прибавил в весе».

На Мальте, где они снимали, Хоакину нравилось ощущение удаленности от всего остального мира. После съемок актеры могли проводить время в тесном общении, вместо того, чтобы заниматься своими личными делами. Для тех, кто воспитывался в такой среде, как он, чувство общности имело особую ценность, кроме того, оно позволило ему привязаться к актерам и членам съемочной группы и добиться стабильности там, где он обычно чувствовал себя неуверенно и ненадежно.

Место, где жила Конни, он воспринимал как свою личную историческую библиотеку, так как она привезла с собой тонны исторических книг, тогда как с Харрисом он часто сидел рядом и внимательно слушал его истории.

Он рассказывал: «У меня было совершенно особое понимание того, как я собирался играть, но сначала я не знал, будет ли созданный мной образ соответствовать остальным персонажам. Коммод – это, безусловно, мужчина-ребенок, и он был нелюбимым ребенком. Для меня было очень важно определенным образом это показать. Его реакция на сражения на арене такова, что он словно не понимает ценность человеческой жизни; люди для него – лишь игрушки для его удовольствия».

В фильме Коммод конфликтует с героем Рассела Кроу.

Вспыльчивый темперамент Кроу хорошо известен, но Хоакин немедленно проникся симпатией к резкому новозеландцу. «Он очень настойчив в хорошем смысле этого слова», – говорил Хоакин. «Он не останавливался ни перед чем, чтобы сделать сцену правильно, при этом вне съемочной площадки он не жалел своего времени, всегда устраивал вечеринки для актеров и съемочной группы, арендовал парусники и брал всех на борт. Это было здорово, потому что мы снимали этот фильм на Мальте три месяца, и после работы нам больше нечего было делать».

«Это было противоположностью нашим отношениям в сценарии. На самом деле Рассел не очень разговорчив. Он запоминает свою роль невероятно хорошо и работает очень тщательно. Ридли мог быть доволен конкретной сценой, но если Рассел не был в ней уверен, он повторял одно и то же снова и снова, пока не достигал искомого им совершенства. Кроме того, он отличный человек. Он очень уверен в себе и невозмутим».

Хоакин добавлял о своем персонаже: «Луций Аврелий знает, что он злой. Он убивает своего отца и становится императором в 19 лет. К тому же он психопат. Он влюблен в свою сестру. Ему нравится убивать людей. Короче говоря, это очень аморальный юноша. Он получает возможность насладиться властью в очень молодом возрасте. Его характер очень неустойчив; он постоянно меняется. Например, он хочет, чтобы люди его любили, но бои гладиаторов, которые он организует для достижения этой цели, оказываются для него фатальными, так как они заставляют Максимуса, которого он считает мертвым, приехать в Рим и решить его судьбу».

О сцене со своей экранной сестрой Хоакин замечал: «Я безнадежен. Я и Луцилла ложимся рядом друг с другом. Затем я теряю контроль и нависаю над ней, и в этот момент Конни Нильсен, играющая роль Луциллы, кричит в камеру: «Я не могу этого сделать, я не могу сосредоточиться. Я не могу забыть, что он мой брат, с которым мы должны быть вместе. Я не могу сделать настолько ненормальную вещь!» Все мы, особенно Ридли Скотт, не можем избавиться от ощущения, что во время этой сцены мы совершили грех».

Режиссер фильма Пикник в космосе Гарри Уайнер высказывал мнение: «Цель в актерской игре – существовать, а не играть. Раскрывать определенную часть себя, и если в тебе есть что-то, что интригует и притягивает людей, будь ты злой сукин сын, или у тебя отличное чувство юмора либо заразительная искренность, – каждая звезда имеет свою особенность, – людей это захватывает. После этого они постоянно стремятся к тому же самому, чтобы получить ощущения того же уровня. Когда актеры заходят в помещение, где проводятся пробы, и открывают рот, ты уже знаешь, если в них что-то есть».

«Хоакина отличает искренность, делающая его очаровательным. Если говорить о нашей жизни, она слой за слоем прячет эту искренность и делает тебя неспособным быть максимально откровенным, но дает тебе новые качества – делает убедительным. Когда я думаю о нем в Гладиаторе, где, на мой взгляд, его образ оказался одним из наиболее ярких, когда-либо созданных молодым актером, я сравниваю его работу с виденной мной когда-либо игрой любого другого актера. Хотя его персонаж сложен, ревнив и тщеславен, он очень убедителен из-за своей уязвимости. И поэтому ты за него переживаешь. Именно эта уязвимость делает Лифа убедительным с самого начала. Он был таким сразу, и это основа всех его персонажей. Вот что делает его интересным».

Радуясь, что съемки на Мальте проходят без драм, Снайдер хотел извлечь выгоду из предполагаемого успеха Гладиатора. Он рассуждал, что нельзя получить «Оскар» только за один фильм; нужно иметь на счету и несколько других весомых ролей. Он чувствовал, что с выходом Ярдов в портфолио Феникса окажется еще один замечательный фильм.

Тут появился сценарий фильма Перо маркиза де Сада (2000), и Снайдер посчитал его одним из лучших за последние годы. Он быстро связался с продюсерами, отчаянно пытаясь выяснить, свободна ли роль Кольмьера. И опять оказалось, что на роль, которую Снайдер хотел получить для Феникса, рассматривался Джуд Лоу.

Хотя над Пером маркиза де Сада работал один из продюсеров Ярдов, он отказывался верить, что студия примет на роль Феникса. Снайдер попросил, чтобы в случае проведения студией кинопроб, продюсер не отклонял их результат. Студийный директор по кастингу утверждал, что, хотя Феникс всем нравился, он казался неподходящим для этой роли.

Снайдер проявлял упорство, и ему сказали, что у студии есть еще один фильм для Хоакина, режиссер которого рвется заполучить Феникса. Тогда Снайдер разработал соглашение, согласно которому Феникс встретится с режиссером, если получит приглашение пробоваться на роль.

Феникс прочитал сценарий Дага Райта и влюбился в него, назвав его «экстраординарным». Он слышал, что в проект были приглашены такие актеры, как Джеффри Раш и Кейт Уинслет, и не думал, что у него есть шанс получить роль. Он уже три месяца снимался в Гладиаторе, когда его агенты сообщили, что есть шанс встретиться с режиссером Филипом Кауфманом по поводу нового проекта. Но для этого, сказали ему, нужно лететь в Лондон, на что Феникс ответил: «Без всякого долбаного сомнения».

Из-за работы над Гладиатором попытка доставить Хоакина в Лондон оказалась сложно осуществимой, сам же Хоакин не был в восторге от проведения проб, пока он оставался поглощен образом Коммода. У Снайдера было смутное подозрение, что с директором по кастингу удалось заключить сделку только потому, что она исключала для Хоакина возможность вырваться со съемок Гладиатора. Однако все удалось уладить.

Феникс позже говорил: «Тогда я ничего не слышал, и это было прекрасно, потому что я был одержим Гладиатором. Однажды между съемками сцен позвонила мама и сказала, что я получил роль. Вдруг мне снова стало десять лет, и это была моя первая работа – и я победил то, что казалось целым миром».

Хотя Хоакин хотел бы иметь перерывы между фильмами, съемки в Гладиаторе, масштабные пересъемки Ярдов и работа над фильмом Перо маркиза де Сада шли практически вплотную друг к другу. В последнем из этих фильмов он начал сомневаться. Хоакин был сильно измотан и не мог придумать ничего ужаснее, чем появиться перед камерой так скоро после Гладиатора.

Агентство Бёртон опасалось худшего – не было ли у Хоакина таких же признаков перенапряжения, как у его старшего брата? Оглядываясь назад, можно было сказать, что он не был в своей тарелке весь этот год. Не перезванивал неделями, мямлил и говорил бессвязно больше, чем обычно. Айрис и Крис позвонили Хёрт, которая, выслушав их в течение часа, решила поговорить с Хоакином.

Хёрт согласилась составить Хоакину компанию вместе с Айрис – приехать собирались и его сестры. Снайдер говорил: «По какой-то причине для него это действительно оказались тяжелые съемки, и на деле это был очень тяжелый год. Хоакин и Ривер не были людьми, которые легко переходят от фильма к фильму. Они вкладывали в проект сердце и душу. Этого нельзя было запланировать. Просто так происходило».

«Увидев сценарий, подобный Перу маркиза де Сада, ты не сможешь от него отказаться, и я очень много работал на этот проект. Он просто очень устал. Это были по-настоящему эмоциональные роли. Актеру известно, что после таких фильмов все меняется, и он, вероятно, думал о последствиях. В тот момент он постоянно оставался в тени. На него оказывалось большое давление, оно должно было стать еще больше, и, думаю, он это знал».

Хоакин говорил: «Я снимался в них [в Гладиаторе, Ярдах и Пере маркиза де Сада] в течение полутора лет [1998–1999], при этом Перо маркиза де Сада мы снимали так, чтобы фильм становился все более напряженным, а мой персонаж как бы распадался. Поэтому, когда я закончил этот фильм, у меня уже не было сил».

«Я отправился прямо к маме. Около шести недель я сидел в кровати и ничего не делал».