Текст книги "Плывущая женщина, тонущий мужчина"

Кара запором

Когда он проснулся, за иллюминатором было уже темно. На соседней кровати спал, свернувшись, ребенок. Рядом с ним, так же свернувшись и обхватив ребенка руками, спала женщина. На какое-то мгновение он подумал, что это Аои, но волосы у женщины были другие и пахла она иначе.

Он уже не удивлялся вторжению незнакомых людей. Его больше мучили накопившиеся в желудке газы. Вот уже два дня он не ходил по большой нужде. И сознание, и прямая кишка стали тупиком, подобно грузовому отсеку. От этого корабля у него несварение. Если б только он смог встретиться с Аои, наверняка бы сразу избавился и от запора, и от уныния. Извергнуть одним махом все, что засело в желудке, вдохнуть свежий воздух с запахом травы и под голубыми небесами, на летнем лугу, где все что ни есть сияет и лучится, обвеваемое легким ветерком, соединиться с только что поднявшейся из воды Аои… Рисуя в воображении как можно более красочные и бодрящие картины, он поднатужился и выпустил понемногу газы, накопившиеся в желудке. Тотчас от распространившейся вони проснулись ребенок и женщина. Мицуру удрученно заперся в туалете. К сожалению, первый шаг к светлой мечте над унитазом оказался шагом на месте. Вероятно, кроме всего прочего, запор усугублялся недостатком движения. На душе стало еще гаже. Очевидно, одно только выпускание газов ничего не даст. Давление в желудке от этого возрастает, того гляди, не останется прохода для газов. Все что угодно, только не смерть от запора!

Когда Мицуру вышел из туалета, женщина и ребенок уже вылезли из постели и, стоя, смотрели на него с улыбками на лицах.

– Ну же, присядьте. – Мицуру предложил им стулья, а сам опустился на кровать. – Я не успел спросить, как вас зовут.

Он сказал это по-японски, но они ничего не поняли. Женщина достала из своей дорожной сумки бумагу и карандаш и написала по-китайски: «Как вы себя чувствуете?» Мицуру в ответ написал одно слово: «Запор». Женщина написала: «Ложитесь». Мицуру, ничего не подозревая, лег, и в ту же минуту женщина внезапно ткнула ему пальцем в промежность, возле заднего прохода. Мицуру инстинктивно сжался. «Это еще что такое!» – возмутился он. Женщина начала оправдываться, застенчиво улыбаясь, но смысла он не понял. Мицуру нацарапал: «Проститутка не требуется. До свидания». Женщина перечеркнула его строки карандашом, приписала: «Я не проститутка», – и отвернулась. Она, по-видимому, не собиралась уходить, поэтому он попробовал по-английски спросить, как ее зовут и что она здесь делает. Женщина, перестав сердиться, написала: «Го Янь-янь». Он понял, что это ее имя. Ребенка звали Сяо-мань. Ни с помощью английского, ни с помощью карандаша не удалось узнать, почему она находится здесь и что намерена делать. Как он ни складывал на бумажке иероглифы, она не понимала, о чем он толкует. Попытался объясниться на языке жестов, но и это ни к чему не привело. Только услышав, как ребенок обращается к ней «Ma!», догадался, что она его мать, после чего его напряжение немного ослабло. Но его по-прежнему смущала эта странная парочка: мать, тыкающая незнакомому мужчине в пах, и молча наблюдающий сынок.

Мицуру написал: «Где отец?» – и показал малышу. Тот, склонив голову набок, вывел: «Папа умер». К этому Яньянь приписала: «Муж умер насильственной смертью», – во всяком случае, так он истолковал ее иероглифы. Он не решился спросить, кем был ее муж и почему умер.

Разговор прервался. Яньянь шепнула что-то на ухо сыну и подтолкнула его к выходу. «Куда он идет?» – спросил Мицуру. Женщина написала: «Сяомань пошел искать женщину, больную лунатизмом». Очевидно, они собирались помочь ему отыскать Аои. Мицуру поблагодарил, сказав: «Се-се», и проводил мальчика до дверей. Он хотел выйти вместе с ним в коридор, но Яньянь его остановила. Он послушно ей подчинился. Харуо сказал, что с наступлением ночи гвардейцы начнут охоту на заложников. Чтобы убить время? Чтобы разрядить избыток энергии? Стать орудием для разминки застоявшихся в бездействии гвардейцев, нет уж, спасибо. Ему стало ужасно жалко Вельветмена, который, ничего не подозревая, мог легко стать жертвой жестокого избиения. В условиях этого балагана под названием «военное положение» можно только позавидовать детям, которые свободно снуют по всему кораблю.

Так-то оно так, но не подвергается ли опасности и Аои, блуждая одна по ночам? Что, если ее схватят озверевшие гвардейцы и изнасилуют? Харуо сказал, что Аои стала наложницей Брюса Ли. Если этот человек с шутовским именем и есть закулисный руководитель, Аои находится в безопасности? Нет, еще неизвестно, что ей угрожает от самого этого закулисного махинатора. Примерно через час Сяомань вернулся. Он доложил матери о результатах, и она написала его слова на бумажке. Мицуру понял, что тот повсюду искал Аои в толпе, но не нашел.

Кара запором продолжалась.

Яньянь предложила Мицуру чай и печенье. Когда их глаза встречались, она едва заметно улыбалась, стараясь его не обидеть. Время от времени она, запинаясь, робко заговаривала с Мицуру, ласково бранила балованного сына, точно у себя дома. Как-то само собой Мицуру превратился в гостя, приглашенного к чужому семейному очагу.

У Сяоманя слипались глаза. Понукаемый матерью, он торжественно сказал Мицуру: «Вань-ань»,[28]28
  Спокойной ночи (китайск.).


[Закрыть] и забрался в постель. Яньянь, повернувшись спиной к Мицуру, начала переодеваться. Уставившись на откинувшуюся назад плотную спину, он захотел прижаться щекой к ее гладкой белизне. Женщина, точно почувствовав его взгляд, медленно повернулась. Мицуру поспешно опустил глаза, смущенно почесывая лоб. Решив, что уже можно, он поднял голову, но она, полураздетая, все еще смотрела в его сторону, прикрывая руками груди. Не зная, куда девать глаза, он бросился на кровать и зарылся лицом в подушку.

Спустя несколько часов в коридоре внезапно послышался шум, и Мицуру проснулся. Яньянь как раз собиралась выйти из каюты. Качка продолжалась, но двигатель не работал. Взглянул в иллюминатор, но там не было ничего, кроме моря, блестевшего, как чешуя, при свете луны и бортовых огней.

Примерно через час судно возобновило движение, Мицуру вновь погрузился в сон, Яньянь не возвращалась.

Когда он проснулся в следующий раз, двигатель корабля вновь замер. Сяомань спал, Яньянь все еще не пришла, в иллюминаторе смутно виднелись очертания острова. Но, судя по тому, что на острове не было никаких огней, он был необитаем.

Наконец наступило утро. Зайдя на цыпочках в загаженный гальюн, нашел унитаз почище, присел, и тотчас вода там вскипела фонтаном, вверх хлынуло дерьмо, затопляя все вокруг. Выбравшись из этого «дерьмового» сна, Мицуру обнаружил, что население каюты увеличилось на одного человека. Каюта была наполнена вонью гниющих водорослей и животного жира, а обладатель этих запахов спал без задних ног, прилипнув, как слизняк, к полу. В этот момент Сяомань тоже проснулся и, заметив этого, казалось, насквозь отсыревшего человека, преспокойно разлегшегося посреди каюты, завопил:

– Цзю-цзю!

Мать цыкнула на него и с выражением мольбы на лице пыталась угадать реакцию Мицуру.

– Кто это? – спросил Мицуру, указывая пальцем на спящего мужчину.

Она схватила лист бумаги, лежавший у изголовья, и написала: «Мой младший брат». Младший брат Яньянь, значит, Сяоманю дядя – «Цзю-цзю».

Семья разрасталась.

В иллюминаторе загорелась заря. То и дело доносились шаги проходивших по коридору. Звук шагов обязательно сопровождался звяканьем металла и криками. Приближались к порту, и охота гвардейцев на заложников достигла апогея. Если легкомысленно выйти в коридор, устроят темную, накинут мешок, изобьют и, не исключено, швырнут в холодильное отделение. Но и в каюте нельзя чувствовать себя в полной безопасности. Опасаясь, как бы гвардейцы не ворвались в каюту, Мицуру заперся на ключ в туалете.

Когда судно подошло к берегу и двигатель заглох, в коридоре затихло. Освободить желудок не удалось, и Мицуру вышел из туалета, придерживая рукой отяжелевший, точно залитый цементом, живот.

Спавший мужчина проснулся. На смуглом лице пробивалась щетина, ворот рубахи лоснился от грязи. Этот бездомный и есть новый член семейства? – Мицуру отстраненно наблюдал за мужчиной. Тот постарался понравиться ему, поспешив продемонстрировать, что немного говорит по-японски.

– Меня зовут Го Шаолун. Прошу любить и жаловать. Я люблю Японию.

– Вот как? Будь мы в Японии, я, пожалуй, смог бы для вас что-нибудь сделать, – ответил Мицуру, решив, что и этот просит его стать своим поручителем.

– Сейчас в Китае жестокая конкуренция.

– Еще бы, при таком-то населении.

– В Китае главное иметь связи.

– Да, следует поддерживать семейные отношения.

– Я ненавижу Китай.

– Не стоит об этом говорить. Хотя бы потому, что Китай есть во всех уголках земного шара.

– Вы правы.

– Взять наше судно. Оно оккупировано китайцами.

– С судном все иначе.

– Что иначе?

– Это судно свободно. Здесь ни Китай, ни Япония.

– Вот и надзиратель в трюме то же говорил. Однако меня свободы лишили.

– Свобода – это хорошо.

– Я особенно остро чувствую это здесь и сейчас. А что вы делаете на корабле?

– Я беженец, я пытался переправиться по морю.

– А теперь живете здесь?

– Хочу жить на этом судне. Это судно большое. Точно город. Прежде чем попасть сюда, я плыл по морю на лодке. Я отдал все, что у меня было, чтобы уплыть на лодке из Фучжоу.

– Другими словами, до вчерашнего вечера вы были беженцем?

– Именно. Сестра с сыном, заплатив все деньги, оставшиеся после мужа, получили паспорта и сели на этот корабль в Шанхае. Им крупно повезло! Многие желающие остались на берегу. Только те, у кого есть связи, живут припеваючи. У сестры и ее сына связей нет. Но они смогли попасть на корабль, и все это благодаря господину Ли. Я решил, что если отплыть в море, есть большая вероятность, что подберет этот корабль, поэтому я сел в лодку. Как же все удачно сложилось! Прошлой ночью, когда меня подняли на борт и я вновь увидел сестру, я разрыдался.

Мицуру внимательно слушал исповедь Шаолуна, ему и в голову не приходило, что, пока он спал, произошла такая патетическая встреча брата и сестры. Одежда, как у бездомного бродяги, и стойкий соленый запах свидетельствовали, что еще вчера этого человека носили волны Восточно-Китайского моря.

– И куда же вы направляетесь?

– Не знаем. Беженцев много. В Китае нет ни свободы, ни будущего. Но и у беженцев нет свободы. А будущее темно. Плывя на этом судне, можно быть свободным. В море – свобода. Я хочу быть свободным. Я никуда не хочу. Хочу плыть на этом корабле.

Шаолун бормотал, точно распевал заклинания. Вскоре его бормотание перешло на китайский. Мицуру не понимал, на каком диалекте тот говорит. Яньянь произнесла что-то веселым голосом, чтобы приободрить сына. Сяомань зашептал, ластясь к ней. Шаолун, видимо придя в себя, сказал:

– Я голоден.

Мицуру достал из бумажника две купюры по тысяче иен и какую-то мелочь и вручил Сяоманю. Все трое, точно только этого и ждали, хором сказали:

– Се-се.

Яньянь и Сяомань принесли еды. В трех эмалированных мисках – вареный рис, суп и жареная курятина. Все четверо сели в кружок и принялись есть, разложив еду по чашкам. Мицуру смотрел, как на что-то ностальгически знакомое, как члены семьи кладут на рис мясо и, помешивая, поливают подливой.

– А вы почему не едите? – спросил Шаолун, но Яньянь тотчас что-то шепнула ему на ухо.

– Скрепило? – кивнул он понимающе. – Сестра вылечит. Пусть надавит на «точку», помогающую от запора.

Несмотря на то, что они еще не кончили есть, его тут же положили навзничь на кровать. Палец Яньянь впился сантиметров на десять правее пупка. Он сомневался, будет ли толк от этой «пальце-терапии», как вдруг ее палец устремился к его промежности, справа от заднего прохода. После инцидента в библиотеке он поначалу остерегался пальца Яньянь, но, увидев, что она озабочена исключительно тем, чтобы избавить его от запора, скоро проникся к ней доверием. Прошло полчаса, прежде чем эффект от ее манипуляций достиг желудка. Усевшись над унитазом, Мицуру напрягся, тужась выдавить спекшийся, как цемент, кал. Из-за двери доносился ободряющий голос Шаолуна:

– Не сдавайтесь!

Сяомань, повторяя только что заученную японскую фразу, радостно вопил:

– Не сдавайтесь!

Вскоре уже все трое принялись своими дружными криками помогать Мицуру испражниться. Мицуру, едва не падая в обморок, напрягся и смог выдавить несколько жалких бурых колбасок. На этом битва закончилась, и он вышел из туалета. Шаолун бросился пожимать ему руку. Мицуру поблагодарил Яньянь, погладил Сяоманя по головке и без сил опустился на кровать. Б заднем проходе жгло. Все тело ниже пояса сковала усталость, и это было счастье.

Освободившись от кары трехдневным запором, Мицуру положил в свою чашку то, что не доели его новые сожители, и им вослед стал отправлять палочками в рот рис и курятину.

Четвертая империя?

Судя по всему, «Мироку-мару» по-прежнему бороздила Восточно-Китайское море. Об этом свидетельствовали запахи, наполнявшие воздух, и цвет воды. Когда судно движется, неодолимо хочется спать. Но это не значит, что удастся крепко уснуть. Мицуру видел прерывистые сны. Видеть сны было теперь единственным утешением. Даже кошмары, пока они не переступали границ сновидений, были предпочтительней действительности. Ему приснилось, будто он принимает ванну вместе с Яньянь. Она томно повернула в его сторону белую, гладкую спину. Приникнув ухом к ее спине, он слушает удары сердца. Ему кажется, что ее сердце передает какое-то важное сообщение. Вначале он различает ровный, плавный, убаюкивающий напев моряцкой песни. Но внезапно удары сердца учащаются, переходя в яростный, синкопический ритм. Похожую музыку он часто слышал в детстве. Ну конечно же, это увертюра к «Вильгельму Теллю»! Внезапно ритм сбивается. Яньянь тяжело дышит и дрожит. Ее сердце отчаянно колотится, торопится что-то передать ему, и он напрягает слух, пытаясь расшифровать его удары.

Наконец до Мицуру доходит сообщение, точно поднявшаяся со дна глубоководная рыба:

«Этосудноплыветвмириной».

Мицуру невольно отрывает ухо от спины Яньянь и через плечо заглядывает ей в лицо. Но перед ним уже Мисудзу.

Мицуру сквозь сон выбирается из ванны, чтобы убедиться, что Яньянь находится в каюте. Она учит Сяоманя писать иероглифы.

И еще был сон.

Мицуру видит Аои в комнате, отделенной от него стеклом. Это точь-в-точь ее комната в Ивакуре, та же кровать, тот же плюшевый тюлень. Но расположена она на корабле. Спиной к нему на полу сидит, скрестив ноги, голый по пояс мужчина. Взгляд Аои прикован к его паху. Рот полуоткрыт, на губах играет предвкушающая улыбка.

Она что-то шепчет мужчине, но через стекло не доносится ни звука. Мицуру догадывается, что сейчас он станет свидетелем полового акта, стучит по стеклу, надеясь удержать Аои, но она не обращает на него ни малейшего внимания. Охваченный обидой и ревностью, Мицуру судорожно лупит по стеклу. И вдруг стекло покрывается паром, и уже не видно, что за ним происходит. Он трет ладонью по стеклу, но ничего не видно. Моросит дождь. Теплый, мягкий дождь омывает его тело. Дождь пахнет плодами гингко.

Мицуру вновь просыпается, каюта полнится запахом китайских пельменей. Шаолун, сделав знак рукой, приглашает его:

– Поешьте с нами!

Такое впечатление, что провел на этом корабле уже несколько месяцев. Отчего-то дни, проведенные с Аои на суше, кажутся далеким прошлым. Наверно, потому, что на море время проходит как во сне…

Внезапно чья-то рука снаружи отперла запертую изнутри дверь. В каюту вошел Харуо. Мицуру поднял голову – конец передышке?

– Брюс Ли выступает с речью перед заложниками, – возвестил Харуо. – У тебя есть шанс встретиться с Аои. Беги в дискотеку!

Итак, на сцену выходит босс, средоточие ненависти заложников. Харуо, подхватив Мицуру под руку, точно препровождая его, поспешил по коридору. Гвардейцы, обходя каюты, выгоняли заложников и направляли в ту же сторону. Стуча каблуками башмаков, хохоча, они пихали испуганных людей, трясясь под ухающий ритм, доносящийся из дискотеки. Глаза невольников запали, щеки ввалились. Бедственное положение усугубляла непрерывно терзавшая их морская болезнь: желудки, как и головы, были охвачены паникой. Всячески третировать заложников гвардейцы считали своим служебным долгом. Или они хотели выместить на них все свои прошлые неудачи на берегу?

Мицуру вряд ли бы рискнул поделиться с кем-либо своими мыслями, но он всегда считал, что всю эту слоняющуюся по городским улицам шпану следовало забрить в солдаты, сколотив отряд наемников-головорезов. Но как ни стыдно признать, здесь, на этом корабле, его желание осуществилось в полной мере – мерзавцы, измывавшиеся над ним и другими пассажирами, были той самой городской шпаной, обращенной в наемное войско. Где б они ни были, на суше или на море, их повадки не менялись. Или избивать невинных людей вошло у них в плоть и кровь?

У входа в дискотеку подручные Кети спрашивали у заложников имена и по одному вталкивали в полутемный зал. Жаркий, спертый воздух, в котором стояла вонь немытых ног и пота, сотрясался бацающим по голове ритмом ударника и гитар. В зале, искрошенном вспышками света, отплясывали гвардейцы и проститутки. Заложники жались по стенкам. Мицуру искал Аои, но на глаза попадались лишь проститутки, точно проплывающие в неоновом свете ночного города. Он спросил на ухо Харуо:

– Аои не пришла?

– Но Аои ведь не заложница!

Неожиданно зал осветился, ансамбль заиграл что-то вроде марша, толпа раздвинулась, образовав проход. Вперед вышел великан, видом похожий на чиновника, окруженный со всех сторон гвардейцами. Мицуру уже сталкивался с ним, когда вместе с Аои блуждал по ночному кораблю. Несомненно, тогда-то этот тип и положил на нее глаз. За великаном увивался переводчик Самэсу.

– Господа пассажиры, вы уже успели вдоволь насладиться морским круизом? вас хочет поприветствовать генеральный секретарь «Мироку-мару» Брюс Ли.

Притворно приторным тоном Самэсу произнес несколько слов в виде вступления. Гвардейцы, еще разгоряченные после танцев, вытолкнули заложников, стоявших у стен, в центр зала, к ним волей-неволей присоединялись и те, что только что вошли. Потолкавшись, они замирали, тесно прижатые друг к другу– Брюс Ли поднялся на сцену, оккупированную оркестром, и заговорил, точно швыряя слова в лица собравшихся. Самэсу переводил его речь с английского столь же надменным тоном.

– Ваша эпоха кончилась! Началась наша эра!

Восторженные клики гвардейцев оглушили заложников.

– Мы создали посреди азиатских морей землю обетованную! Посреди морей мы учредили свободную зону, на которую не посмеет посягнуть ни одна держава!

Бурные аплодисменты, крики «браво!».

– Еще не поздно. Возможно, и вы захотите вместе с нами строить новое будущее Азии.

Кому он подражает? – подумал Мицуру.

– Вам крупно повезло. Вы отправились в плаванье на «Мироку-мару», и вам посчастливилось встретиться с нами. А ведь вы привыкли всюду вокруг себя видеть сплошь одних японцев. Почему, живя на острове, омываемом морями, вы даже не пытаетесь смотреть в сторону моря? У вашего острова нет будущего. Будущее в окружающих вас морях. Стоило вам выйти в море, и случай свел вас с уникальной судьбой. Нельзя идти против судьбы. С судьбой должно активно сотрудничать.

Вы постоянно ссылаетесь на судьбу, как на предлог для смирения. Но смирение ненавистно богине судьбы. Как вы жили на суше? Избрав необременительный удел, старательно избегали всех важных вопросов, касающихся вашего будущего, не так ли? Все ваши усилия сводились к тому, чтобы сохранить чистую, благородную чувствительность, якобы присущую японской нации. Ради этого вы не гнушались скрывать свои грязные стороны. Презирая тех, кто не боится говорить о неприглядной изнанке, вы жили, всячески избегая ситуаций, выставляющих напоказ вашу гадкую сущность.

Наслаждаясь утонченными радостями жизни на суше, живя в покое и довольстве, вы брезгливо сторонились всего непривычного, дурно пахнущего, сомнительного. Но подобная жизненная позиция заслуживает самого сурового осуждения!

Господа лицемеры! Вспомните свою жизнь до того, как сели на наш корабль. Японские служащие, что вы получили, работая в поте лица? Разбогатели лишь фирмы, выжавшие из вас все соки, а вы разве не остались по-прежнему нищими? Вы всего лишь нищие, изображающие из себя богачей! Паразиты, вот вы кто! Но питающий вас организм уже начал разлагаться. И вы, господа паразиты, обречены сдохнуть, не удостоившись от своего хозяина благодарности. Если вы, господа, как и прежде собираетесь пресмыкаться в качестве субподрядчика Америки, ваше будущее темно. Вашим мечтам, рисующим картины безмятежного будущего, не суждено сбыться.

В прошлом вы, во главе с вашим императором, принесли в Азию войну. Вы безжалостно заправляли Азией по своему произволу, но, не довершив начатого, уклонились от решающей схватки с Америкой, согласившись на безоговорочную капитуляцию. Ради того, чтобы сохранить жизнь императору, который по праву должен нести ответственность за развязанную вами войну, вы пошли на хитрость, навлекли на себя парочку ядерных взрывов с расчетом предстать потерпевшей стороной, и быстренько признали поражение. С тех пор вы притворяетесь, что навсегда покончили с войнами. Послушать вас, так нет более миролюбивого народа! Лицемерие, от которого уши вянут! Что же делал этот «миролюбивый народ» в Азии после того, как отказался от ведения войн? Под вывеской «акционерных обществ» дислоцировал несметную армию в штатском, чтобы эксплуатировать Азию! Под камуфляжем представителей бизнеса вы срубили под корень все леса в Азии, разорили моря, подчистую разграбили полезные ископаемые, сделав бедных людей еще беднее. Никто из вас не хочет за это ответить. Наверняка вы скажете, что виноваты ваши хозяева – компании. Станете оправдываться, что, будучи служащими компании, вы не по своей воле следовали ее курсу. Но где вы видели компанию, которая несла бы за что-то ответственность? Компания – это и не человек, и не вещь, это нечто неосязаемое. Списывая все на столь двусмысленное понятие, вы всего лишь надеетесь ловко уйти от ответственности. Несмотря на показное негодование, вы продолжаете жить как паразиты, ибо боитесь стать личностью, отвечающей за свои поступки. Вы нашли жизненное счастье в отказе от своего «я». Сотни лет вы наслаждались паразитическим существованием. Даже на войне вы вели себя как паразиты. Не умея взять на себя ответственность, вы вынуждали других быть в ответе за вас.

Вот еще о чем я частенько думаю. Будь у вас, японцев, чуток больше воинской доблести, война с Америкой вряд ли бы закончилась так поспешно. В этом случае наверняка вся территория Японии стала бы полем битвы. Вам было бы некуда бежать. Пусть бы рухнули ваши идолы – «Великая Японская империя», «Армия», «Компания», «Император», пусть бы вы остались босы и голы, вам бы все равно пришлось продолжать воевать. Больше того, вы бы сражались с врагом, полагаясь лишь на свою ответственность и свои способности. Ведь города, в которых прошло ваше детство, луга, морские побережья превратились бы в места кровопролитных боев. Только тем, кто жил на Окинаве, довелось это испытать, но большинство из вас, господ-паразитов, струсив, поспешило капитулировать. Наверно, теперь вы рады, что признали безоговорочную капитуляцию. Вы думаете, это был единственный выход, чтобы уменьшить число жертв. Но это великое заблуждение. Вы просто погрязли в пораженчестве. Все, на что вы уповали, это сохранить жизнь императору и уцелеть как нация. Однако истинная война – это вам не в бирюльки играть, богиня судьбы загнала вас в угол. Она требует, чтобы вы воочию увидели то, что произросло из посеянных вами семян.

Я пришел вас спасти. Я освобожу вас от вашей паразитической сущности. Я обнажу ваше скользкое, похожее на сладкое желе «я» и брошу его в кипяток. Можете удивляться, как вы удивлялись, когда в море возле японской столицы показались «черные корабли».[29]29
  «Черные корабли» – так в XVI–XVII вв. японцы называли иностранные суда.


[Закрыть] Можете наделать в штаны, как вы наделали в штаны, когда приплыла монгольская армада,[30]30
  В 1281 г. флот, посланный монгольским ханом Хубилаем, покорившим Китай, подошел к берегам Японии, но все корабли были уничтожены тайфуном, получившим в японской истории название «камикадзе» – «божественный ветер». Отсюда «камикадзе» – летчики-смертники во время Второй мировой войны.


[Закрыть] чтобы захватить Японию. На этот раз камикадзе – «Божественного ветра» не будет. Избаловавшая вас богиня судьбы уже куплена мной. Здесь нет ни императора, ни компаний, ни общественных союзов, поощрявших вашу безответственность. Вам предоставлена возможность со спокойной совестью произвести революцию в своем сознании.

Среди вас наверняка есть те, кто думает: «Почему именно меня постигла такая участь?» Тем, кто всю неделю неустанно оплакивал свое невезение, советую немедленно оставить эти и подобные мысли. Вы избранные японцы. Вам выпал шанс стать провозвестниками новой эры истории. Вы должны благодарить своих богов ныне и присно за то, что взошли на борт «Мироку-мару». Отныне вы должны посвятить свои дни размышлениям о том, какой вклад вы можете внести в наше общее дело.

Наверняка вы уже поняли, что «Мироку-мару» перестала быть обычным пассажирским лайнером. Ныне это Четвертая империя, бороздящая воды Азии. Здесь вам не «высокоразвитая страна Япония», не Тайвань, не Корея. С вашей точки зрения это судно – «черный корабль», военный корабль монгольской империи, но здесь, разумеется, нет ни Америки, ни Монголии. С вами бок о бок живут китайские солдаты, но здесь не Китай. Среди солдат и матросов есть и филиппинцы, и вьетнамцы, и тайцы, и камбоджийцы, и малазийцы, и индонезийцы, и бангладешцы, и пакистанцы. Но здесь не Юго-Восточная Азия. Это судно – империя в четвертом измерении, не зависящая от государств, расположенных на суше. Наше судно готово встретить с распростертыми объятьями все что угодно, только не государственную власть и паразитов. Если вы, господа, прекратите быть паразитами, мы готовы обращаться с вами подобающим образом. Однако если, несмотря ни на что, вы будете упорствовать в своем желании оставаться паразитами, вам придется смириться с соответствующим обращением. Короче, место паразита в трюме! Понятно? И не сомневайтесь, если вы по собственной инициативе перестроите свое сознание, ваше пребывание на корабле будет во сто раз приятнее, чем ныне. Впрочем, в любом случае не надейтесь, что вам удастся за здорово живешь сойти с корабля.

Вздох отчаянья вырвался из груди заложников. За их спиной гвардейцы зааплодировали и одобрительно засвистели.

Из толпы заложников раздались хриплые протестующие голоса:

– Ишь чего захотел!

– Не допустим такой произвол!

Брюс Ли неожиданно схватил барабанную палочку и со всей силы ударил в цимбал. Зал мгновенно стих. Брюс Ли разинул пасть и захохотал. Смех тотчас перекинулся на гвардейцев. Девочки-заложницы захныкали, у худосочного юноши, стоявшего возле Мицуру, подкосились ноги.

– Вы наверняка хотите как можно быстрее покинуть корабль. Вы можете заявить о своем желании. Разумеется, после того, как выслушаете наши условия. Так вот, условия… Они не такие трудные. Прежде всего вы, служивые. Как насчет того, чтобы уговорить своих хозяев заплатить за вас выкуп? Если ваши хозяева вами дорожат, они запросто выложат сумму, достаточную, чтобы купить дом. Как только будет получено подтверждение, что деньги переведены на счет «Морского банка Мироку», вы станете свободными людьми. Коль скоро сами вы не в состоянии возместить преступления, совершенные в Азии, остается уповать на щедрость ваших хозяев. Допустим, тридцать миллионов иен с головы, идет? Я не хочу покупать вашу жизнь по дешевке, но такую цену считаю вполне уместной. Жизнь филиппинского матроса стоит одну двадцатую вашей. Так что считайте, вы еще дешево отделались. Осознав, что ценой жизни одного из вас можно спасти двадцать нищих филиппинцев, вы на собственной шкуре почувствуете, как несправедливо устроен мир. Мне ужасно жаль, что я вынужден пускать вашу жизнь по одной цене. Но вы-то ведь прекрасно знаете – все в этом мире имеет цену, а посему вас не должно удивлять, что приходится выкладывать деньги за свою жизнь.

В Бразилии подумывают о том, чтобы продавать кислород, но если помнить об экологии, какие огромные деньги причитаются джунглям Амазонки, этим легким планеты! Напротив, такие страны, как Америка и Япония, выбрасывают в невероятных количествах выхлопные газы и углеводороды, да еще ведут хищническую вырубку лесов, уничтожая источник кислорода, поэтому вполне логично, если они заплатят по счетам за свой разбой. Отныне это будет основным законом капитализма. Вам, господа, пусть и ценой своей жизни, придется оплатить прошлые счета. Полученный за вас; выкуп будет использован на равное распределение благ в этом мире неравенства. Вы должны гордиться этим!

Впрочем, компании не столь сговорчивы, как вы, возможно, полагаете. Не исключено, что жизнь и свобода паразитов идет по гораздо более низкой цене, чем установлена нами. В таком случае все зависит от способности каждого из вас вести переговоры. Возможно, компания решит вычесть ваш выкуп из ваших пенсионных накоплений. Как вам, увы, должно быть известно, в критических ситуациях компании умеют сохранять хладнокровие. Но мы не примем оправдания, что, мол, компания вряд ли раскошелится. Пошевелите мозгами, как выбить из них деньги. Ныне, когда вы каждый сам по себе, мы даем вам возможность вступить в бой со своей компанией и поднять мятеж паразитов. Наконец-то и вам представился случай вести справедливую войну. К тому же от этой войны увильнуть не удастся.

Вы наверняка хорошо знаете слабости своих хозяев. Незапятнанных, праведных компаний в этом мире не существует. Так же как не существует незапятнанных, праведных государств. Но именно потому, что вы долгие годы тянули лямку под ярмом своих нечистых на руку хозяев, вам нетрудно найти способ их шантажировать. Вместо того чтобы участвовать в злодействах компаний и государств, я предлагаю вам встать на путь незапятнанного, праведного предательства и готов оказать в этом всемерную помощь. Предоставьте мне ключ к тому, как взять за горло вашу компанию или государство. Мы придем вам на помощь и поднимем за вас мятеж.

Решать вам. Стать нашими друзьями или упрямо с нами враждовать. Выбравшие второе получат возможность предаваться праздности в трюме, пока не перевоспитаются.

Конечно, среди вас могут найтись те, у кого нет денег. Бедняки, которые по привычке, выработанной, когда они были в силе, решили насладиться за чужой счет путешествием на шикарном лайнере. Думаю, они могут предоставить нам свою высокоэффективную рабочую силу. На борту нашего корабля уже есть высококвалифицированные рабочие-японцы. Это парни, которым порой случалось вас малость потрепать, чтобы потом проматывать содержимое ваших кошельков. На суше они были сектантами, бандитами, тунеядцами и служащими Сил самообороны, но только попав на это судно, они осознали свое предназначение. Как хунвейбины в культурную революцию, как революционные китайские крестьяне, как русские пролетарии в Октябре, они узнали, что можно выиграть, поставив на кон свою жизнь. Они объявили войну обществу, школе, семье. Их бунт получит воздаяние на этом корабле. Пока они были на берегу, бунт неизменно оканчивался ничем. С точки зрения консервативного общества и правых организаций нет более неудобных людей, чем обладающие физической силой, необузданные юноши. В какой-то момент их прибирают к рукам хозяева, и они превращаются в активных паразитов. Мы их спасли. Выйдя в море, устремившись к грядущему, они обрели надежную опору под ногами. Своими собственными руками они осуществляют преображение мира.