Текст книги "Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника"

Борьба с удавом

Телефонный звонок раздается ровно в восемь.

– Боже, ты спишь?! – Это Елена, редактор.

– Нет, – тщательно выговариваю я, но ответ тонет в предательском зевке.

– Боже мой, ты все-таки спишь!.. Матвей, это без-ответственно!

Моя редактор – крайне ответственный человек. Кроме этого, она очень эмоциональна и импульсивна, а у таких людей свое специфическое восприятие мира. Если я, например, ехал сегодня в метро и мне наступили на ногу, то это значит не более того, что я ехал в метро.

Для Елены иначе.

– Боже мой, ты представляешь, я ехала сегодня в метро! Кошмар, мне отдавили все ноги!

– Все шестнадцать? – я пытаюсь шутить, но наталкиваюсь на ледяную стену.

– Молодой человек, если вы видите в редакторе исключительно какую-то сороконожку, то ваш «Бомонд» вполне обойдется без меня!..

Она отличный редактор, тонкий знаток литературы, профессиональный театровед. Без нее трудно обойтись. Особенно если учесть, что она всегда помнит, кто и что говорил. Этот ее дар наиболее ярко проявляется у телевизора, когда выступает кто-то из политиков.

– Боже мой, вы только полюбуйтесь, как он заливается! – Елена с отвращением показывает пальцем на экран, где очередной упитанный политик воздевает руки, как бы призывая само небо подтвердить его непорочность. – А вспомни, что говорил этот мордоворот десять лет назад. Кошмар!

– А что же он такое говорил, – осторожно интересуюсь я.

– То же самое, дословно. Только вместо слова «рынок» стояло слово «Ленин».

– Неужели?! – Я мастерски изображаю крайнюю степень потрясения. – А ты его ни с кем не перепутала?

– Газета «Гудок», номер двадцать шесть за семьдесят четвертый год, – с отеческой интонацией поясняет Елена. – И там он обещал стоять за правое дело вождя мирового пролетариата, причем до самой смерти.

– Чьей смерти?

– Думаю, что этого самого вождя. Не своей же! Такой всех нас похоронит – смотри на эту физкультуру!..

Действительно, политик на экране как раз переходил к физическим упражнениям для мышц рук и плечевого пояса – он протягивал руки к зрителям, а потом с умиленным видом прикладывал их к сердцу.

– Видишь, наши проблемы – это смысл его существования, – холодным голосом комментирует Елена. – Ему осталось только убедить нас, что он девственник. Боже, как низко пала мораль. Неужели слово «Ленин» так легко заменить на слово «рынок» только потому, что в них одинаковое количество букв!..

Этот приведенный диалог весьма типичен для Елены.

Она бескомпромиссна.

И ее темпераментный голос, звучащий ровно в восемь часов в телефонной трубке, буквально вышвыривает меня из кровати.

– Я сейчас еду с папкой, и нам нужно решить про вторник. Там придет кто-то типа Данилина, посмотришь. Все, я поехала. На улице просто кошмар!

Сей загадочный для постороннего монолог Елены означает, что она должна сдать папку с документами на уже готовую передачу и кто-то ей посоветовал кандидата на следующую. А поскольку известный иллюзионист Данилин у нас в передаче уже участвовал и потряс публику всяческими карточными фокусами и появлениями голубей из карманов, то почему бы не продолжить эту тему.

Это хорошо.

Плохо только то, что нужно так рано вставать и идти на мороз заводить свою «ржавую».

Если с точки зрения архитектуры телевизионный комплекс «Останкино», как пишут, является восьмым чудом света, то с точки зрения отсутствия логики это чудо номер девять.

С убийственной неотвратимостью малазийских сезонных дождей одно руководство сменяет другое. Царит политическая целесообразность.

Тот, кто умен и профессионален, так и не успевает ничего осуществить.

Подольше задерживаются другие – они обычно достойны пера Салтыкова-Щедрина и приятно развлекают неукротимой инициативой.

Один, например, предлагал окружить «Останкино» пятиметровым забором, по углам поставить танки и заминировать подходы, чтобы штурмовые отряды врага были остановлены на полпути.

Он действительно предлагал этот идиотизм прямо в эфире, и его можно оправдать только тем, что когда он сидел в своем кабинете, другие идиоты шли на штурм «Останкино» как на мировой центр зла.

Мне этого не забыть никогда – однажды позвонил приятель и сказал: «Только что по радио объявили, что вокруг “Останкино” идут бои!»

Я чуть не упал со стула, представив, как артиллерия на бреющем полете бомбит Якубовича с его «Полем чудес» и он бежит вдоль улицы академика Королева, одетый в красные шаровары и папаху, подаренные каким-то щедрым гостем-украинцем.

И упомянутый директор уже собирался на всякий случай притащить в кабинет связку гранат, чтобы не сдаться живым, но его уволили.

И он исчез мгновенно, как исчезают все уволенные директора телевидения, так и не успев вырыть ни один окоп.

Однако Господь устроил так, что передачи делают не директора, а редакции.

В одну из них я и направлялся.

В комнате №1236 царит веселая атмосфера диспетчерской сумасшедшего дома.

Ее умело организуют человек пятнадцать администраторов, редакторов, помощников режиссеров, директоров программ и другого телевизионного люда, у которого работа именно здесь.

Все говорят одновременно, все ищут какую-то заявку номер сто шестьдесят четыре и клянут какого-то Игоря Владимировича, который обещал к десяти приехать, но так, негодяй, и не приехал.

Акустическую картину комнаты дополняет вовсю орущий телевизор и визжащий компьютер, а визуальную – тысячи фотографий.

История фотографий проста – один из тех, кого принято называть «креативщиками», придумал передачу, где каждый, кто пришлет фотографию, увидит ее по телевизору.

Советский народ радостно откликнулся на идею, и теперь в комнате №1236, куда бы ты ни приткнулся, обязательно сядешь на фотографию «Мы с Лёхой на танке. Войсковая часть № 15. Город Шепетовка».

Фотографии лежат в больших черных мешках, и, чтобы их все показать, нужно лет двести.

Однако народ не теряет надежду и пытается пропихнуть на экран свое фото.

Те, у кого вообще нет связей, присылают письма с теми же фотографиями снова и снова.

Те, кто похитрее, пишут, что «от показа фотографии моей Люси, где мы с ней стоим у Вечного огня в Киеве, зависит наша семейная жизнь».

Есть те, кто «давит на чувства», сообщая, что «дедушка уже помирает и хочет увидеть внучку по телевизору – это его последнее желание!». Почему фото внучки нельзя отнести непосредственно «умирающему дедушке» прямо в палату, не поясняется.

Но апофеозом торжества командно-административного ресурса был случай, когда из кабинета директора принесли невероятную бумагу. Это была копия бланка с двуглавым орлом, на котором телеканалу «предлагалось» показать собачку Бетти.

В письме с двуглавым орлом пояснялось, что это собачка посла Центрально-Африканской Республики. Причиной показа называлось «развитие двусторонних добрососедских отношений».

На письме стоял гриф директора: «Немедленно показать!»

Мы долго гадали, почему собачку нужно было показать немедленно, но правда вскрылась лишь через много лет.

Оказалось, что тогдашний президент этой республики Жан-Бедель Бокасса как раз объявил себя императором и решил поднять центрально-африканскую внешнюю политику на новый недосягаемый уровень, назначив тщательный смотр достижений своих посольств.

Но достижений в его посольстве в Москве практически не было – были лишь редкие приемы, на которых посол и его супруга появлялись в цветастых просторных одеждах.

И тогда посол придумал показать по телевизору свою собачку – ведь если по главному каналу страны показывают собачку посла, то это значит, что самого посла могут показать и подавно.

А устроить этот показ посол решил, потому что отчаянно боялся, что император Бокасса его съест – тот был настоящим людоедом и спокойно мог отобедать уволенным послом – ведь если посла увольняют, то он немедленно теряет статус неприкосновенности. Особенно в глазах императора Бокассы.

Собачку по телевизору показали, однако судьба самого после так и осталась неизвестной.

– Боже мой, Матвей, я уже заждалась! – Елена выныривает из комнатной толпы и, притянув меня за рукав, драматически шепчет. – Ты знаешь, я сейчас ехала в троллейбусе…

У нее есть еще один феноменальный дар – рассказывать обычные вещи с необычайным приключенческим колоритом.

Обычный поход в булочную за половинкой «Бородинского» выглядит в ее изложении как бегство от стаи голодных крокодилов.

– … а прямо перед входом огромная лужа! Кошмар! – Елена смотрит на меня, ожидая бурной реакции.

Я пытаюсь придумать, как именно реагировать на лужу, однако мои размышления прерывает чей-то зычный голос.

– Здравствуйте, товарищи! Прошу обратить на меня внимание!

В комнате воцаряется непривычная тишина. Все оборачиваются по направлению звука.

На пороге комнаты стоит невысокий человек средних лет с невыразительным лицом и явно искусственными кудряшками, одетый в голубой, несколько выцветший костюм в полоску. На ногах вошедшего черные лаковые туфли и желтые канареечные носки.

– Давайте познакомимся, – говорит человек, – меня зовут Петр Григорьевич Приходько. Сейчас в вашей комнате состоится встреча с прекрасным!

Присутствующие в комнате сжимаются, понимая, что «попали», но выскочить нельзя – гость профессионально телом загородил дверь. Видимо, «встреча с прекрасным» неминуема, и, что самое ужасное, «прекрасным» будет сам Петр Григорьевич Приходько.

– Я – мастер художественного свиста, искусства, известного еще со времен Древней Эллады, – как-то заученно произносит соловей в желтых носках. —

Я из Днепропетровска, в Москве проездом, и, будучи лауреатом всесоюзного конкурса, хотел бы познакомить вас со своими возможностями. А они безграничны!..

Приходько обводит несчастную толпу победным взором и, выставив вперед лакированную туфлю, переходит к «прекрасному»:

– Исполняется вальс «Амурские волны»!

И Приходько начинает свистеть.

Все терпеливо ждут, понимая, что таких прерывать нельзя.

Исполняет известный вальс Приходько чрезвычайно противно – свистит он очень тихо, однако вдыхает воздух с жутким хрипом умирающего астматика.

«Прекрасное» рождает только одно желание – немедленно утопить исполнителя в настоящих амурских волнах.

Экзекуция длится минут пять.

Освистав, Приходько аккуратно кладет на стол десяток самодельных визиток и отксерокопированные листики.

– В моем репертуаре сто шестьдесят четыре произведения классической и народной музыки, а также более двухсот песен советских и зарубежных композиторов, – произносит он тоном, которым попрошайки в электричках требуют денег «на операцию сыну». – Тут список. Жду предложений!..

Далее Петр Григорьевич круто поворачивается, собираясь выйти в дверь, но внезапно задерживается.

Присутствующие в ужасе сжимаются – неужели вальс пойдет «на бис»?

Однако, оказывается, днепропетровский соловей просто забыл кое-что сообщить.

– У меня есть три спецпрограммы – «Абба», «Битлз» и «Михаэль Джексон». Свищу их репертуар полностью, в сопровождении баяниста.

Сделав это сенсационное заявление, человек в желтых носках выходит, без стука прикрыв за собой дверь.

Повисает тягостная тишина – видимо, все пытаются представить, как звучат в исполнении Приходько «Абба» и «Битлз», и медленно отходили от этого «свидания с прекрасным».

– Слушай, а кто это Михаэль Джексон? – недоуменно спрашивает меня Елена. – Может, это кто-то из его днепропетровской филармонии?

– Думаю, это Майкл Джексон, – я пожимаю плечами.

– А почему он его называет «Михаэль»?

– Так по-английски пишется.

– Кошмар! – Елену даже передергивает. – Представляешь, эта болонка будет петь «Аббу»! Боже мой, какой птеродактиль, кто его сюда пустил?!

О, наивная женская логика! Как будто «их» кто-то сюда пускает. Они заводятся сами, как тараканы.

Этого соловья Приходько я тут встречал еще лет пять назад в том же костюме и с теми же буклями. Он свистел «Танец с саблями» и утверждал, что приехал из Харькова.

Когда он с шумом и хрипом втягивал воздух, присутствовавшие норовили вызвать скорую.

– Жизнь состоит из кошмаров! – подводит свой итог Елена и, внезапно перейдя на свистящий шепот в стиле Приходько, отчетливо произносит: – Нам пора, он уже ждет…

– Кто он? – Я не успеваю переключиться.

– Да этот парень из цирка. Боже мой, меня с ним совсем замучили – звонят целую неделю. Он какой-то особый талант, везде пишут, что у него гениальный номер!..

Чтобы познакомиться с «гениальным номером», приходится спуститься на второй этаж в тринадцатую студию, где как раз идет прямой эфир.

Популярная передача посвящена черной магии.

Напротив интеллигентного ведущего, скрывающего свой стыд от происходящего, сидит известный колдун, для колорита увитый металлическими цепями, на которых сосульками висят знаки зодиака. На плече колдуна сидит живой ворон.

Включен прямой телефон, гость беседует со зрителями.

Зрители в основном просят взглядом поднять стул или оживить покойника.

Колдун отвечает, что он оживил многих и это ему уже неинтересно, а стул будет поднят в одной из следующих передач. Интеллигентный ведущий смотрит на колдуна, не скрывая легкого презрения, что, однако, не мешает ему вести эфир, так как передача коммерческая и часть оплаты идет ведущему в гонорар.

Не дослушав увлекательный диалог про оживших покойников, мы проскальзываем за декорации и оказываемся в громадном техническом коридоре.

Здесь свистит ледяной ветер.

– Все в порядке, – произносит Елена. – Он здесь.

Я не верю своим глазам – у стены коридора стоит молодой парень в тонком синтетическом цирковом костюме с блестками. От мороза и ветра он совсем посинел.

– Вы, наверное, давно нас ждете, – говорю я ему, чувствуя себя виноватым.

– Да нет, ничего, минут сорок, – парень через силу улыбается. – Я хотел постоять в студии, но меня с мешком не пустили.

– О боже, – восклицает редактор, – сорок минут на этом морозе? Кошмар!

– А что у вас за номер? – Я резко перехожу к делу, ибо лицо и руки парня приобрели уже лиловый оттенок. – Может, перенесем просмотр?

– Нет, нет! – Парень явно боится, что мы уйдем. – Это займет несколько минут. Сейчас все покажу…

Он раскрывает стоящий рядом мешок, из-за которого его не пустили в теплоту тринадцатой студии.

Елена первая заглядывает в глубину тканевых складок, где явно покоится что-то тяжелое, и внезапно отскакивает чуть ли не на метр.

– Там змея! – выкрикивает в ужасе редактор.

– Это удав, – уточняет парень. – Но я хочу вас попросить мне помочь. Его нужно прислонить к батарее.

– Зачем?

– Он замерз, – расстроенно говорит парень. – Понимаете, я с ночного поезда, у меня в Москве никого нет, поэтому мы с ним весь день были на морозе. Потом я сюда на троллейбусе добирался, а на улице градусов двадцать пять. Вот он и замерз…

Повисает пауза.

Парень как-то опустошенно смотрит на нас, видно, что он подавлен.

– Понимаете, мне дали отпуск только на два дня, причем за свой счет – наша бригада на маршруте, – продолжает парень. – Я просто не знал, что такой мороз…

– Когда у вас обратный поезд? – спрашиваю я, понимая несвоевременность дискуссий.

– Через четыре часа.

Я смотрю на Елену, которая в своем привычном ужасе почти невидимо отрицательно качает мне головой.

Моя любовь к редактору безмерна, но я понимаю, чего стоила этому парню поездка в эту «фабрику мечты».

И в любом случае у него в мешке настоящий удав, а не проплаченные байки про оживших покойников.

– Ладно, – говорю я, твердо глядя на редактора. – Извлекайте вашего партнера, будем его поджаривать.

– Я к этой штуке не притронусь! – нервно заявляет Елена. – Если ты хочешь сменить редактора, то к чему такие экзотические способы? Вместо любовных объятий погибнуть в объятьях какого-то зеленого шланга! Вот она, судьба работника телевидения женского пола!..

Под причитания Елены мы с парнем вытряхиваем удава из мешка.

Он падает на бетонный пол с ледяным стуком.

– Ваш удав уже сорок минут как скончался, – комментирует наши действия работник телевидения женского пола, стоя в отдалении. – Давайте отнесем его этому колдуну, он ведь оживляет покойников. Я его знаю – оживит со скидкой!..

Мы игнорируем издевательства и пытаемся распрямить удава. Он поддается с трудом, при этом каждое наше усилие сопровождается каким-то жутким хрустом в его внутренностях.

Однако в конце концов человек в очередной раз побеждает природу, и вскоре нашему взору предстает длинная змея волшебной красоты.

Жаль только, что красота не двигается, а значит, процесс нагревания неминуем.

Мы вдвоем поднимаем удава – он оказывается невероятно тяжелым, и совершенно непонятно, как этот худенький парень в цирковом костюме целый день таскал это чудище по городу при таком морозе.

Приложив змею к батарее, мы обнаруживаем, что полметра хвоста свисает, но не хватает рук.

– Елена, помоги! – хриплю я, ощущая, что мороз начал подбираться и ко мне.

– Никогда! – клятвенно заявляет редактор. – А если он проснется и меня загипнотизирует. Ты смотрел мультфильм «Маугли»? Ты видел, как обезьяны сами прыгали удаву в рот?

Мы молчим и только отчаянно прижимаем змею к батарее.

– Хорошо, я до него дотронусь, – неожиданно произносит Елена и с отвращением, взяв двумя пальцами, прижимает к батарее оставшуюся часть хвоста. – Надеюсь, он меня не укусит. Кстати, а что он ел в последний раз?

– В последний раз он ел мышку, – тихо отвечает парень. Я гляжу на него и вижу, что он совсем скис.

– Это чудище ловит мышей? – Моя редактор поражена. – Я думала, он каждый день съедает по клоуну. Или, по крайней мере, ведро каши.

– Он не ест каши, – еще тише говорит парень и внезапно добавляет. – Всё, давайте его положим.

– Боже мой, как положим?! – вскрикивает Елена. – У вашего удава такой симпатичный хвост! Кстати, он уже наполовину прогрелся…

– Кладем на землю! – неожиданно твердо приказывает парень. – Бесполезно. Холодно тут, да и батарея слабая.

Мы кладем неподвижного удава на пол и прислоняемся спинами к батарее. Нам это сейчас нужно не менее, чем ему – в коридоре еще сильнее засвистел ветер, видимо, мороз на улице усилился.

– Извините, я не знал, что так получится – говорит парень, глядя в пустоту коридора. – Я хотел показать, что умею. И удав у меня хороший, только холодно ему. Это хороший номер – я даже стал лауреатом нашего областного конкурса.

– Лауреатом областного конкурса? – вдруг оживляется Елена. – Скажите, а вы случайно не сын Приходько?

– Не знаю я Приходько, – качает головой парень. – Вы о чем?

– Она о своем, о девичьем, – туманно поясняю я вопрос редактора. – Кстати, Елена, как ты думаешь, мы найдем место отогреть этого удава?

Елена меня понимает с полуслова.

– Давай отнесем его в нашу редакторскую комнату и разотрем одеколоном. Я лично волью в его глотку горячий чай!..

– Он не пьет чай, – качает головой парень.

– Боже мой, ну что мне сейчас, пойти для него мышку ловить?! – начинает заводиться редактор.

– Вы не волнуйтесь, – успокаиваю я парня. – Мы обязательно посмотрим ваш номер. И не бойтесь Елену, она у меня хорошая, как ваш удав, только ей холодно. Впрочем, как и ему.

Мы переводим дух, ведь сейчас нам предстоит проносить змею через тринадцатую студию – представляю, как колдун в ужасе загремит своими цепями.

Нести это чудовище мы будем как бревно в развернутом виде – сворачивать нет смысла, еще сломается.

Потом с этой штукой мы войдем в комнату №1236 – вот визгу-то будет!..

– Ну что, рванем? – предлагаю я товарищам по несчастью.

– Рванем! – с неожиданным энтузиазмом говорит Елена и добавляет: – Кстати, когда «Останкино» рухнет в ад, я пойду работать в цирк укротительницей. Хвост удава я уже грела, так что меня должны взять.

– Не возьмут, – убежденно качает головой парень. – Этому учатся всю жизнь.

Елена окидывает парня снисходительным взглядом.

– Боже мой, какой юношеский наив! Молодой человек, запомните, меня просто обязаны взять. Потому что вся моя жизнь – это борьба с удавом!

Хосе-Игнасио и Хуан-Карлос

В обычный вечер 16 октября 1988 года ничего не подозревавший СССР был злодейски захвачен бразильским сериалом «Рабыня Изаура».

Граждане страны, без всякого предупреждения, узнали, что есть такая Изаура – молодая, добрая, очень образованная и красивая девушка, но у нее есть проблема – она рабыня, принадлежащая семье командора Алмейды.

Гражданам страны Советов также сообщили, что Изаура мечтает стать свободной, потому что больше не может выносить состояния рабства, а также домогательств сеньора Леонсио – властного и жестокого сына командора, который хочет сделать девушку своей любовницей.

Минуло всего три года, и в понедельник, 18 ноября 1991 года, также вечером, на СССР напала другая страна – Мексика.

Двести сорок восемь снарядов-серий по 25 минут каждая пробомбили всю огромную страну. Не успевших оправиться от «Изауры» граждан познакомили с бедной девушкой Марианной Вильяреаль, которая теряет отца и уходит из дома, где хозяйкой стала ее мачеха, которая даже не подозревает, что Марианна – наследница большого состояния. В большом городе она попадает в семью Сальватьерра, которая через много лет становится для нее родной. Граждане узнали, как на долю Марианны выпадали страдания – потеря сына, долгие поиски его, разрыв с любимым человеком и удочерение девочки из приюта.

Не стоит рассказывать, что было дальше.

Дальше СССР просто развалился.

Я не хочу сказать, что два несложных сериала развалили могучее государство, но…

Согласитесь – когда вам почти год показывают «богатых», то даже если они «плачут» – хочется немного пожить в их обстановке.

Не скажу, что хочется иметь рабов, но от «фазенды» никто бы не отказался.

Когда эти сериалы были в эфире, то города пустели, а преступность резко снижалась. Граждане хотели увидеть красивую жизнь, а воры знакомились с понятием «инвестиция» и неумело пытались определить, куда они пристроят награбленное.

Конечно, всеобщее потрясение вполне объяснимо – граждане впервые увидели чувственный рассказ о любви и потерях, и все это на фоне теплого моря, сочных фруктов и хорошей недвижимости, принципиально отличающейся от кособокой фанерной дачи на шести сотках.

Потом сериалы стали непременным атрибутом телевидения, далее телевидение стало изготавливать уже свои сериалы – отечественные.

Отечественные сериалы в нашей стране как-то сразу не задались – оказалось, что тяжело найти героя.

Пытались сделать сериал про «честного милиционера», взяв на его роль актера со светлым и честным взглядом. Однако сериал был расценен народом как комедийный.

Снимали и что-то бытовое – «под правду».

Но признание в любви между Федором и Любашей – вначале у загаженного лифта, а потом на кухне в семь квадратных метров, слишком диссонировало с обстановкой «богатых, которые плачут». Зрители не верили в правдивость морального посыла и искренность чувств – действительно, на фига она соглашается идти за него, если у него кухня – в семь квадратных метров!..

Потом стало легче – стали снимать сериалы про бандитов. Поскольку идея, что у родного государства можно уворовать что угодно, стала проникать в массы, то сцену признания между Федором и Любашей стали снимать вначале в трехкомнатной квартире, а потом и в личном доме.

Теперь снимают в своем поместье, по последней версии Федор – банкир.

Место съемки отечественного сериала всегда может служить одновременным обращением в Генеральную прокуратуру – по картинке всегда определим тот уровень коррупции в стране, который граждане считают нормальным.

Однако сказка всегда лучше реальности, поэтому моя семья остается верной сериалам латиноамериканским – там не нужно что-то соотносить с правдой.

Очередной захват России произошел в день, когда появился спутниковый канал латиноамериканских сериалов.

Видимо, захват окончательный, потому что в урочный час, несмотря на мои мольбы и крики, мои домашние зомби идут к телевизору.

Далее следует щелчок пульта и…

Еще вчера была мила и отзывчива жена, теща боевито размахивала посудным полотенцем, а сынок менял подшипник в только что сломанном им же велосипеде, как вдруг сегодня все по-другому.

Как три кролика перед удавом они сидят перед телевизионным экраном в гробовой тишине, нарушаемой лишь звонками мобильников, которых все равно никто не берет.

Исключением из семейного ужаса является тесть. Хотя только потому, что он смотрит ту же программу в соседней комнате, более основательно расположившись на мягкой тахте.

Нет, это неправда, что человек произошел от обезьяны.

Обезьяна не смотрит сериалы.

Или хотя бы корчит рожи в ответ на увиденное.

Вызывает сомнение в данном случае и божественное происхождение человека.

Я, например, твердо уверен, что все, кто смотрят сериалы, после перехода в мир иной немедленно окажутся в широком и вместительном котле с серой. Рядом будут кипеть авторы, режиссеры, продюсеры и актеры – все те преступники, которые приложили руку к созданию сих уголовно наказуемых зрелищ.

Хотя, к ужасу дьявола, все они вряд ли заметят свое отчаянное положение, проводя столетия в обсуждении новых серий, которые предполагается создать.

Нет, татаро-монголам не победить Россию – мы от них нарожаем детей. Не сделать это и американским шпионам – у нас нет ничего, что бы их интересовало.

Россию погубят телесериалы, ибо они метят в главное – в семью!

– Ну, и чем же мне ужинать? – мрачно спрашиваю я, сидя за столом и постукивая по нему котлетой – единственным предметом, найденном в углу холодильника.

– Порежь ветчину на сковородку и залей яичком, милый, – говорит жена, позабыв, что последнюю ветчину семья съела еще вчера под просмотр двести тридцать пятой серии.

– Кстати, Луис-Алберто очень любит яичницу-глазунью, – глубокомысленно замечает теща, энергично обмахиваясь от жары посудным полотенцем.

– Это не Луис-Альберто любит, а работорговец Алекс. Луис-Альберто любит квас, – уточняет тесть из своей комнаты.

– Папа, откуда у них там квас? – кричит сын, вытирая смазку с рук о диван.

– Спроси у дедушки, – мычу я, ломая зубы о каменную котлету.

– Дедуля, откуда?

– У них в Америке есть русские рестораны. Там подают квас.

– У них не Америка, а Мексика, – меланхолично замечает жена, не отрываясь от телевизора.

– Значит, он пил квас в Мексике, – авторитетно заключает тесть. – Что там квасу нет, что ли?

– Есть, есть. Тихо! – шипит сын, впившись в экран.

Там Хосе-Игнасио целует Лауру, а сынок в последнее время стал проявлять к этому процессу повышенный интерес.

Обливаясь слезами, герои целуются.

– Слабо! – замечает сынок. – В сорок восьмой серии было лучше.

– Это как «лучше»? – изумляется жена.

– Там он ее к шкафу прижимал, а она отбивалась. Папа, правда так лучше?

– Спроси у дедушки, – хриплю я, давясь котлетой.

– Сейчас такие цены, что пока заработаешь на шкаф, то на прижимание уже сил не останется, – резюмирует тесть.

– Погоди, Коля, помолчи секунду, – нервничает теща. – Сейчас он, наверное, ей признается!..

Я перехожу от котлеты к холодному чаю, понимая, что ближайшие двадцать минут меня никто не побеспокоит, ибо признания в телесериале – это дело особое.

Уголовный талант создателей этого варева и необходимость делать его бесконечным приводят к тому, что даже обычные признания в любви в латиноамериканских сериалах подаются в особо извращенной форме.

В сериальном признании герой и героиня снимаются на фоне искусственного фикуса, известного еще по фильмам с Лолитой Торрес.

Обувь артистов, по-видимому, приклеивают к полу, а рукава к костюмам, потому что как только начинается любой диалог, всякое движение прекращается.

Что касается текста, то песня пьяного шарманщика – небесная музыка по сравнению с предлагаемым диалогом:

ОН. Дорогая!

ОНА. Что тебе нужно?

ОН. Дорогая, я хотел…

ОНА. Я не желаю слушать!

ОН. Дорогая, я хотел сказать…

ОНА. Нам не о чем говорить после того, что было вчера!

ОН. Дорогая, я хотел сказать что…

ОНА. Нам не о чем говорить после того, что вчера было!

ОН. Дорогая, я хотел сказать, что я…

ОНА. После того что было вчера, нам не о чем говорить!

ОН. Дорогая, я хотел сказать, что я отныне…

ОНА Ха-ха! И ты появился на пороге моего дома, чтобы сказать это после того, что вчера было?!

ОН. Дорогая, я хотел сказать, что я отныне тебя…

ОНА. После того, что было вчера, ты появился на пороге моего дома, чтобы это сказать?! Ха-ха!

Как легко поймет тонкий знаток «мыльных опер», этот диалог, который найдется в любом сериале, легко изготавливается в домашних условиях. Просто к тексту героя необходимо каждый раз добавлять по слову, а текст героини берется сразу большой фразой, которая переставляется внутри.

Далее по тексту щедро рассыпаются восклицательные знаки.

Хороший результат дает подставленное слово, опрокидывающее смысл. В данном случае приставьте к последней, приведенной выше фразе героя слово «ненавижу», и вы сразу увидите падающую в обморок Марию. А это великолепная возможность еще пять серий вызывать к ней врача, давать нюхать нашатырь, ставить пиявки и делать искусственное дыхание – что и нужно авторам, главная задача которых обеспечить себе безбедную старость.

Что же касается реальных мексиканцев, бразильцев и аргентинцев, то если бы они признавались в любви так, как в своих сериалах, то умирали бы от старости задолго до первой брачной ночи.

Особняком в сериале показаны вопросы секса.

И хотя в реальной жизни этот процесс незатейлив – чизбургером девушку покормил, и она твоя, сериальная любовь демонстрирует свои особые замороченные правила.

Например, правило вечной девственности – дойдя до конца сериала, в котором сменилось три поколения героев, вы должны оставаться в убеждении, что дети появляются от цветочной пыльцы.

Есть и другое чудесное правило всеобщих родственных связей: как в хорошем индийском кино все в результате оказываются родственниками. А единственного неродственника убивают за ненадобностью еще в тринадцатой серии.

Приятно разнообразят сериал и реальные профсоюзные проблемы. Если во время съемки сериала киношники устраивают забастовку и актер, играющий Диего, отказывается сниматься, то на площадку выпускают штрейкбрехера.

И мы, просматривая очередную серию, вместо привычного Диего – блондина с бородой, внезапно видим другого – лысого, с бородавкой на носу. И не замечают этой позорной подмены только сами герои сериала, в упоении покрывая новичка привычными сочными поцелуями.

Хорошо смотрятся и некоторые детали – например, интерьер, знакомый нам по шести предыдущим сериалам.

Иногда на экране появляется бутафорский пистолет, которым в этом сериале хотели убить Лауру, в предыдущем донью Лукрецию, а до этого Леонсио.

Что касается тещи, то она заявляет, что помнит этот пистолет еще в том самом фильме с Лолитой Торрес.

В малобюджетных сериалах привлекает внимание обилие случайных предметов, которые ставятся в кадр, чтобы вбить нам в голову идею – «это Америка латинос», мой друг! – поэтому тут может происходить любой идиотизм».