Текст книги "Танцы с волками"

Завывание.

Лейтенант повернул голову и посмотрел на волка. Острая морда животного была повернута к Данберу, глаза следили за каждым движением, и Два Носка поскуливал, как обиженный ребенок.

На постороннего наблюдателя это могло произвести определенное впечатление, но Данбер хорошо успел узнать повадки своего нежелательного попутчика. И этот вид оказался просто последней каплей.

– Пошел домой! – закричал Данбер на волка. С видом сына, которого отец слишком оттолкнул от себя, волк поднял уши и отступил, сорвавшись с места и подергивая хвостом.

В то же время лейтенант Данбер направился в противоположном направлении, думая о том, как он дойдет до Киско и поскачет галопом, оставив волка позади.

Он пробирался сквозь траву, обдумывая свой план, и неожиданно заметил, что волк счастливо трусит сбоку.

– Пошел домой, – зарычал Данбер и резко изменил направление, бросившись в сторону волка. Два Носка от неожиданности подпрыгнул вверх, как вспугнутый заяц, расставив лапы в разные стороны. Когда он опустился на землю, лейтенант находился всего в шаге позади него. Данбер не целясь пнул Два Носка под хвост. Волк подскочил и отлетел вперед, как будто под ним хрустнула объятая огнем ветка. Человек так расхохотался, что вынужден был остановиться.

Два Носка резво отбежал на двадцать ярдов, остановился и сел, глядя через плечо на лейтенанта с выражением такого замешательства, что Данбер, ничем не в силах помочь ему, чувствовал себя виноватым.

Он помахал волку рукой, прощаясь, и, все еще посмеиваясь про себя, повернулся и пошел за Киско, который медленно брел, пощипывая траву, в ту сторону, откуда они пришли.

Вскочив на спину лошади, лейтенант послал Киско легкой трусцой, будучи не в состоянии удержаться от смеха, представляя снова и снова, как Два Носка подлетел от его пинка.

Данбер дико подпрыгнул в седле, когда что-то вцепилось ему в лодыжку. Он резко обернулся, готовый встретиться лицом к лицу с невидимым противником. Два Носка снова был рядом, и всем своим видом походил на бойца между поединками.

Несколько секунд Данбер, не мигая, смотрел на волка.

Два Носка отрешенно уставился в ту сторону, где находился дом лейтенанта, словно надеясь на то, что игра еще не закончилась.

– Ну ладно, – произнес Данбер мягко, разводя руками. – Ты не можешь уйти, и ты не можешь остаться здесь. У меня больше нет времени возиться с тобой.

Возможно, это был какой-то легкий шум или что-то принес издалека ветер. Что бы это ни было, волк услышал это. Он неожиданно завертелся и разъяренно уставился на тропу, уходящую вверх.

Данбер проследил взглядом в том же направлении и заметил Брыкающуюся Птицу с еще двумя индейцами. Они были совсем близко, наблюдая за происходящим с вершины холма. Лейтенант радостно поспешил им навстречу, выкрикивая приветствия, в то время как Два Носка улизнул прочь.

Х

Трепыхающаяся Птица и его друзья смогли с самого начала наблюдать этот спектакль. Они получили хорошее развлечение. Трепыхающаяся Птица также знал, что он только что был свидетелем некой изысканности, чего-то, что заслуживало восхищения. Это была еще одна из загадок, которыми был окружен бледнолицый… Загадка, отгадкой которой могло стать его новое имя.

– Человек должен иметь настоящее имя, – думал индеец, спускаясь к лейтенанту Данберу. – Особенно когда это белый человек, да еще действующий подобным образом.

Он вспомнил все старые имена Данбера, такие, как Человек, Который Сверкает Как Снег и несколько более поздних, которые были близки по смыслу. Одно из них – Находящий Бизонов. Но не одно не было правильным, отражающим суть. И уж конечно белого солдата никак нельзя было называть «Джан».

Интуитивно Трепыхающаяся Птица чувствовал, что подобрал лейтенанту самое верное имя. Он будто специально был создан для этого названия. Люди запомнят его под этим именем. И сам Трепыхающаяся Птица с двумя свидетелями сейчас представит Великому Духу это имя.

Индеец несколько раз произнес вновь изобретенное название про себя, спускаясь по склону холма. Звучало оно так же хорошо, как хорошо было само имя.

Танцующий С Волками.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

I

Честно признаться, это был один из самых лучших дней в жизни лейтенанта Данбера.

Семья Брыкающейся Птицы встретила его с таким теплом и гостеприимством, что он почувствовал себя больше, чем гостем. Они действительно были счастливы видеть его.

Данбер и Трепыхающаяся Птица уселись рядом, чтобы покурить. Но их постоянно прерывали в течение всего вечера.

Новое имя лейтенанта Данбера и рассказ о том, из-за чего он получил его, распространилось по лагерю, с поразительной быстротой. И теперь каждый недоверчивый осел считал своим долгом явиться к Данберу, чтобы услышать его собственное подтверждение. Потом он испарялся и разносил новость по лагерю.

Лейтенант не был Богом, но он не был похож на любого другого носящего усы белого, какими их представляли себе индейцы. Он был просто человеком, знающим то, чего не могли знать дакоты. Воины постоянно заходили в хижину. Некоторые для того, чтобы поздороваться, другие – просто для того, чтобы взглянуть на Танцующего С Волками.

Теперь Данбер узнавал в лицо большинство из них. С каждым входящим он здоровался по своему: лейтенант вставал и отвешивал свой обычный полупоклон-полукивок. Некоторые отвечали ему тем же. Несколько человек пожали ему руку, потому что видели, как это делал он сам.

Мало о чем они могли, поговорить, но лейтенант объяснялся знаками и жестами достаточно хорошо для того, чтобы обменяться мнениями о недавнем успехе в охоте на бизонов. Это заложило основу для большинства последующих визитов.

Через несколько долгих часов постоянный поток посетителей сократился, и вскоре совсем иссяк. Больше заходить было некому, и тогда Данбер поинтересовался, почему он не видел Стоящую С Кулаком. Была ли она на повестке дня? В этот момент вошел Ветер В Волосах.

Перед тем, как поприветствовать друг друга, оба мужчины обратили внимание на те части одежды, которые послужили предметом обмена: китель, с которого исчезли все пуговицы, и сверкающее нагрудное украшение. На обоих наличие увиденного подействовало успокаивающе.

Пожимая индейцу руку, Данбер подумал: «Хороший парень! Он мне нравится. Приятно снова увидеться с ним».

Примерно то же самое думал и Ветер В Волосах, когда они устроились рядом для дружеской болтовни. Однако один из присутствующих не мог понять, что говорят другие.

Трепыхающаяся Птица попросил жену принести им еды, и вскоре это трио поглощало завтрак, состоящий из вареной фасоли и ягод. Они ели в полной тишине.

После завтрака было закурено еще по трубке и сигарета. Два индейца завели беседу, которую Данбер не мог разделить. По их жестам и некоторым словам он, однако, догадался, что это не было обыкновенной праздной болтовней.

Они, казалось, планировали какие-то действия, и лейтенант не удивился, когда в конце разговора оба встали и вышли из вигвама, пригласив Данбера следовать за ними.

Он прошел вместо с ними к задней части вигвама Брыкающейся Птицы, где их ждал тайник: сложенный в штабель материал. Ивовые шесты были аккуратно вкопаны в землю рядом с большой кучей сухих веток.

Прежде чем приняться за работу, двое мужчин завели еще более оживленную дискуссию. Когда Данбер увидел, что именно у индейцев стало получаться в изделие постепенно обретало некоторую форму, он попытался помочь. Но еще до того, как он успел сделать существенный вклад, заготовленный материал превратился в тенистую беседку четырех-пяти футов высотой.

Небольшая часть осталась незаконченной, и должна была служить входом. Первым пригласил войти внутрь лейтенанта. Выпрямиться во весь рост в этой беседке было невозможно, но когда Данбер опустился на пол, он обнаружил, что место было достаточно уютным и спокойным. Ветки хорошо защищали, от солнечных палящих лучей и, в то же время, не очень плотно прилегали друг к другу, позволяя свежему воздуху проникать в беседку.

Когда Данбер закончил этот беглый осмотр, он заметил, что Трепыхающаяся Птица и Ветер В Волосах исчезли. Еще неделю назад он мог бы почувствовать себя неудобно при таких обстоятельствах. Но сейчас, подобно индейцам, он уже не был подозрительным. Лейтенант был доволен тем, что спокойно сидел у поразительно крепкой задней стенки, прислушиваясь к звукам, непременно сопровождающим жизнь лагеря Десяти Медведей. Он ждал дальнейшего развития событий.

И они не замедлили произойти.

Всего через несколько минут лейтенант услышал приближающиеся шаги. Трепыхающаяся Птица стремительно вошел в беседку и сел на некотором расстоянии от Данбера, оставив между ними пустое место.

Тень, упавшая на полосу света в проходе, объяснила Данберу странный поступок индейца. Он ждал кого-то еще. Лейтенант ни секунды не сомневался, что это будет Ветер В Волосах.

Трепыхающаяся Птица что-то мягко произнес, повернувшись ко входу. Под аккомпанемент позвякивающих колокольчиков на пороге появилась Стоящая С Кулаком.

Данбер чуть сдвинулся в сторону, освобождая место женщине, которая маневрировала между ними. За эти несколько секунд, пока она усаживалась, он успел заметить в ее облике много нового.

Колокольчики висели по бокам расшитых бисером мокасин. Ее замшевое платье было похоже на вещь, которая передается по наследству из рода в род, которую очень бережно хранят и не надевают каждый день. Лиф платья был украшен маленькими тонкими костями, которые были нашиты рядами. Это были зубы лося.

На запястье красовался браслет из цельной полоски меди. Шею украшало ожерелье из таких же маленьких косточек, что и на груди. Волосы Стоящей С Кулаком, чистые и блестящие, спускались по спине, перевязанные полоской кожи, открывая высокоскулое, с прямыми бровями лицо, которое Данбер целиком еще ни разу не видел. Сейчас женщина выглядела намного изящнее и грациознее. И намного сильнее была похожа на белую.

Лейтенант вдруг подумал, что беседка была построена специально для того, чтобы они могли здесь встречаться, никому не мешая. За то время, пока она садилась на отведенное ей место, Данбер понял, как сильно он ждал этой встречи.

Женщина так и не подняла на Данбера глаз, и, пока Трепыхающаяся Птица что-то говорил ей на своем языке, лейтенант решил перехватить инициативу и первым поздороваться.

Получилось так, что они одновременно повернули головы, одновременно открыли рты и сказали одно и то же слово в один и тот же момент. Два приветствия столкнулись в воздухе между ними, и оба белых неуклюже отшатнулись друг от друга при таком неожиданном начале.

Трепыхающаяся Птица увидел в этом незначительном происшествии доброе предзнаменование. «У этих двух людей похожи мысли», – подумал он. А это было именно то, на что он надеялся.

Шаман усмехнулся про себя. Потом указал на лейтенанта пальцем и что-то проворчал, будто говоря:

– Еще раз. Давай… Ты первый.

– Здравствуй, – как можно приятнее произнес Данбер.

Женщина подняла голову. На ее лице застыло выражение трудной работы мысли – и ничего из того, что Данбер видел минутой раньше, никакой гримасы враждебности.

– Здроствай, – ответила она.

II

В этот день они сидели в беседке очень долго, большую часть времени потратив на обмен простыми словами. Это было их первое официальное заседание, больше напоминающее урок.

Близился закат. Все трос утомились от постоянных запинок и повторяющихся упражнений. Вдруг Стоящая С Кулаком неожиданно для себя поняла смысл своего имени в переводе на английский язык. Она так воодушевилась, что немедленно принялась объяснять это Данберу. Первое, через что она вынуждена была пройти – это объяснить, чего она хочет. Женщина показала на Данбера и произнесла: «Джан». Потом показала на себя и ничего не сказала. Однако задержала палец в воздухе, что должно было означать: «Постои. Я сейчас покажу тебе».

Данбер понял, что должен выполнить какое-то движение, о котором она просит, и сказать, что сделал, на своем языке. Женщина хотела, чтобы он встал, но сделать это в беседке было невозможно. Тогда женщина вытащила обоих мужчин наружу, где была полная свобода для любых движений. Лейтенант догадался по частям: сначала были «поднять», «встать», «подниматься» и «на ноги». Объединив все эти действия и слова, Данбер получил слово «Собранная». «В» было не так уж трудно понять с первого раза, а «Кулак» был так выразителен, что здесь не о чем было и думать. Когда лейтенант произнес все имя целиком по-английски, женщина научила его произносить то же на языке дакотов.

Это послужило хорошим началом. Дальше они с большим успехом и удивительной скоростью выучили на обоих языках имена «Ветер В Волосах», «Десять Медведей» и «Трепыхающаяся Птица».

Данбер был восхищен. Он попросил дать ему что-нибудь, на чем он мог бы записать выученное. Используя кусочек древесного угля, он записал четыре имени в фонетике дакотов на полоске толстой, белой изнутри коры.

Стоящая С Кулаком продолжала вести себя сдержанно. Но, безусловно, она была сильно взволнована. Английские слова возникали в се голове неосознанно, это было похоже на тысячи дверей, закрытых очень долгое время, а теперь распахивающихся одна за другой. Женщина была в исступление от охватившего ее возбуждения. Ей нравилось заново познавать забытый язык.

Каждый раз лейтенант смотрел на слова, записанные на куске коры, и каждый раз он все лучше произносил имена. Он говорил уже почти правильно. Стоящая С Кулаком поощряла его легкой улыбкой и произносила одно единственное слова: «Да».

Со своей стороны, лейтенанту Данберу нс нужно было даже видеть ее улыбку, чтобы знать – она от всего сердца радуется его успеху. Он слышал это в тоне ее голоса, произносящегося «да», а глаза женщины – бледно-карие – только подтверждали все вышесказанное. Слышать эти слова, сказанные Данбером на двух языках – английском и языке племени дакота – имело для нее огромное значение. Ее возбуждение передавалось лейтенанту. И он чувствовал это.

Это была уже не та женщина, печальная и потерянная, которую он нашел в прерии. Этот момент был переломным, и Данбер понял, что прошлое осталось позади. Лучшим из всего был маленький кусочек коры, который он держал в руках. Лейтенант осторожно сжимал его пальцами, опасаясь, что написанное случайно может исчезнуть. Это была первая часть карты, которая сможет провести его в будущее, в его жизнь среди этих людей. Сколько возможностей открывается теперь!

Однако, один из присутствующих здесь, а именно Трепыхающаяся Птица, был больше других поражен таким оборотом событий. Для него это была сказка, самая лучшая, самая волшебная. Наравне с чем-то очень земным, как дыхание или смерть.

Его мечта становилась реальностью.

Когда индеец услышал свое имя, сказанное Данбером на языке дакотов, результат был ошеломляющий. Будто нерушимая стена вдруг рассыпалась, обратившись в пыль. А белый мужчина и женщина шли все дальше и дальше. Они достигли взаимопонимания.

Вместе с тем, мнение Брыкающейся Птицы о Стоящей С Кулаком сильно изменилось. Она больше не была дакота. Соорудив мостик между словами, принадлежащими разным языкам, она стала чем-то большим. Как лейтенант, индеец слышал новые нотки в ее голосе, в том, как она произносила английские слова. Он заметил и новое выражение ее лица, искорки, появившиеся в ее глазах. Что-то добавилось в ее характере, что-то, чего он пропустил, не замечая раньше, и теперь Трепыхающаяся Птица знал, что это было.

Ее надолго спрятанная, почти похороненная кровь белой женщины вновь заструилась в жилах.

Все это вместе взятое было больше, чем даже Трепыхающаяся Птица мог вынести. Как профессор, который лучше других знает, когда его ученикам пора отдохнуть, он сказал, что на сегодняшний день достаточно.

Выражение разочарования промелькнуло на лице Стоящей С Кулаком, она поникла головой и с отсутствующим видом кивнула, соглашаясь.

В этот момент ее посетила замечательная мысль. Она перехватила взгляд Брыкающейся Птицы и с уважением попросила его всего об одной вещи.

Она хотела научить белого солдата произносить его имя.

Это была хорошая идея. Хорошая настолько, что индеец не смог отказать своей приемной дочери. Он попросил се продолжать.

Она сразу же вспомнила нужное слово. Она видела его, но не могла произнести. И не могла вспомнить, как она делала это, когда была маленькой девочкой. Оба мужчины ждали, пока она вспомнила.

Лейтенант неумышленно поднял руку и отвел в сторону ветку, которая щекотала ему ухо. Женщина снова увидела это слово.

Она схватила руку Данбера, когда та висела в воздухе, а потом осторожно положила свою вторую руку ему на бедро. До того, как он успел среагировать, она вела Данбера в плохом, но безошибочном вальсе.

Через несколько секунд она застенчиво отстранилась, оставив лейтенанта в состоянии шока. Он боролся с собой, пытаясь запомнить это упражнение.

Внезапно голова его просветлела, искра догадки промелькнула в его глазах, и как единственный ученик в классе, который знает правильный ответ, он улыбнулся своему учителю.

III

Теперь было совсем просто догадаться об остальном. Лейтенант Данбер опустился на одно колено и написал имя все на той же коре, которая служила им учебником. Его глаза задержались на словах, пока мозг знакомился с тем, как его новое имя выглядит по-английски. Это выглядело гораздо длиннее, чем просто имя. И чем дольше он смотрел на него, тем больше это имя ему нравилось.

Он произнес его про себя. Танцующий С Волками.

Лейтенант встал на ноги, коротко поклонился Трепыхающейся Птице, и как дворецкий, сообщающий о приходе гостей, смиренно и без излишней торжественности, произнес его еще раз.

Теперь уже на языке дакотов.

«Танцующий с Волками».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

I

В эту ночь Танцующий с Волками остался в хижине Брыкающейся Птицы. Он был слишком возбужден и, как это часто бывает, устал так сильно, что не мог уснуть. События прошедшего дня прыгали в его голове как воздушная кукуруза на большой сковороде.

Когда же лейтенант наконец начал забываться сном, его окутали сумерки, полные сновидений, которых у него не было с той поры, когда он был совсем юным. Окруженный звездами, он царил в холодном, молчаливом пространстве, испытывая удивительное чувство невесомости и одиночества в этом мире серебряного мерцания среди темноты. Но он не боялся. Ему было уютно и тепло в его кровати с пологом. И плыть по течению – пусть даже в вечность – как единственное зерно во всей Вселенной, было для него не самой трудной работой. Это была радость.

Именно таким был его сон в первую ночь в наследственном летнем лагере дакотов.

II

За весь следующий месяц лейтенант Данбер не один раз оставался на ночь в лагере Десяти Медведей.

Он возвращался в Форт Сэдрик часто, но главным образом по обязанности, а не по желанию. Даже находясь в Форте, он знал, что всего лишь создаст видимость своего пребывания там. Но Данбер чувствовал себя вынужденным делать это.

Оставаться в Форте значило для него противоречить логике. Было ясно, что армия оставила этот пост и его самого. Он даже подумывал о возвращении в форт Хейс. Лейтенант уже выполнил все свои обязанности. Фактически, его преданность месту службы и всей армии Соединенных Штатов была образцовой. Данбер имел полное право оставить Форт Сэдрик и уйти с высоко поднятой головой.

Единственное, что удерживало его в этих местах – другой мир, жизнь, которую он только начал узнавать. Данбер не знал точно, когда это произошло, но случилось так, что его мечта служить на границе, мечта, которую он придумал для того, чтобы жить в маленьких приграничных частях, с самого начала подразумевала бесконечные приключения, в одно из которых он сейчас оказался втянут. Страны, армии, даже расовые войны теряли свою значимость по сравнению с этим. Лейтенант обнаружил в себе огромную жажду жить именно сейчас именно здесь, рядом с индейцами. И он мог отказаться от этого точно так же, как умирающий от жажды человека смог бы отказаться от воды.

Данберу непременно хотелось увидеть своими глазами, что будет происходить дальше. Из-за этого он оставил идею о возвращении в армию. Но мысль о том, что армия сама может вернуться к нему, не покидала его ни на минуту. Рано или поздно это должно будет случиться.

Таким образом, его визиты в форт сводились к следующему: он чинил навес, если тот вдруг оказывался сорван ветром, выметал пыль из углов дерновой хижины и делал записи в журнале.

Данбер заставлял себя делать это, чтобы не потерять связи со своей старой жизнью. Глубоко вовлеченной в дела и быт дакотов, он не мог найти в себе силы отбросить все прошлое как ненужный хлам, и теперь этими посещениями связывал себя со своим прошлым, своей армейской жизнью.

Проезжая время от времени в Форт, он, таким образом, поддерживал дисциплину, в которой больше не было нужды. Но поступая так, Данбер одновременно подтверждал свою мысль о том, что он – лейтенант Джон Дж. Данбер, США.

Журнал записей больше не содержал в себе подробных описаний. Большинство из записанного состояло всего из нескольких строк: была проставлена дата, короткий комментарий либо погоды, либо самочувствия, и подпись. Описывать всю свою жизнь, которой он теперь жил – слишком большая и трудная работа. А кроме того, это глубоко личное.

Иногда Данбер прогуливался до реки и бродил некоторое время по вершине скалы. Часто в этих прогулках его сопровождал Два Носка. Волк был его первым знакомым в этих местах, и лейтенант всегда был рад его видеть. Время, проведенное ими вместе в молчании, было дорого для Данбера.

Он останавливался на несколько минут на краю обрыва, наблюдая за течением реки. Если была удачная погода, лейтенант видел свое отражение в воде, как в зеркале. Его волосы отросли и спускались до плеч. Кожа на лице потемнела от солнца и загрубела от ветра. Данбер поворачивался то одним боком, то другим, как на приеме у портного, восхищаясь своим украшением, которое он теперь носил на груди постоянно. Раньше он так же носил армейскую форму. Исключая Киско, у него не было ничего, что он мог бы назвать своей собственностью.

Иногда изображение в воде приводило его в состояние конфуза. Он выглядел сейчас почти так же, как любой из индейцев. Когда на него накатывала волна внутреннего противоречия, лейтенант, безмолвно становясь на одну ногу, поднимал вторую достаточно высоко, чтобы вода отразила его форменные брюки с желтыми лампасами, заправленные в высокие армейские ботинки.

Изредка Данбер подумывал о том, чтобы сменить все это на гамаши и мокасины, но отражение всегда говорило лейтенанту, что хотя бы эти предметы одежды принадлежат ему. Некоторым образом брюки и ботинки были частью дисциплины. И он решил, что будет носить их, пока они не придут в полную негодность. А там будет видно.

В другие дни, когда Данбер чувствовал себя больше индейцем, чем белым, он с трудом тащился назад по склону холма, и когда Форт представал у него перед глазами незыблемо стоящим все на том же месте, призрачные видения прошлого, ушедшего в бесконечную даль, возникали в его голове. Было трудно проверить, что когда-то он был связан с этим местом.

Шло время. Поездки в Форт Сэдрик стали очень редки. Интервалы между ними все увеличивались, а количество все уменьшалось. Но он продолжал посещать свое старое жилище.

III

Деревня Десяти Медведей стала центром жизни Данбера. Несмотря на легкость, с которой лейтенант поселился в лагере, он все-таки оставался сам по себе, один среди индейцев. Цвет кожи, произношение, армейские штаны и ботинки выделяли его из всех, делая просто гостем из другого мира. Подобно Стоящей С Кулаком, в нем теперь соединилось два разных человека.

Его превращение, переход к образу жизни дакотов постоянно смягчались следами той жизни, что осталась позади. Когда Данбер пытался думать о своем предназначении, своем месте под солнцем, его взгляд устремлялся вдаль, неожиданно становясь отсутствующим. Туман – пустой и неубедительный – наполнял его мысли, блокируя все нормальные процессы. Через несколько секунд туман рассеивался, и лейтенант шел дальше по своим делам, даже не вполне осознавая, что с ним происходит.

К счастью, эти наваждения со временем прошли.

Все события первых шести недель, которые Данбер провел в лагере Десяти Медведей, вращались вокруг одного неизменного места – маленькой беседки позади вигвама Брыкающейся Птицы.

Ежедневно, утром и вечером, здесь проводились уроки, длящиеся по несколько часов. Наконец-то Данбер впервые свободно смог поговорить с шаманом.

Стоящая С Кулаком делала успехи. Она постоянно и уверенно прогрессировала и уже бегло могла изъясняться на забытом ею когда-то, а теперь вновь выученном, языке. К концу первой недели все трос могли вести продолжительные беседы.

Лейтенант все время думал о Трепыхающейся Птице. Какой хороший человек этот индеец! И когда Стоящая С Кулаком начинала переводить на английский язык пространные мысли знахаря, Данбер обнаружил, что они не лишены ума, а это было основным критерием оценки людей для лейтенанта. Он радовался, что не ошибся в Трепыхающейся Птице.

В самом начале их разговоры состояли из вопросов и ответов. Лейтенант Данбер рассказал свою историю. Он поведал о том, как он прибыл в форт Сэдрик и обнаружил, что по необъяснимым для него причинам оказался в полной изоляции. Этот рассказ поразил Брыкающуюся Птицу и расстроил, потому что Танцующий С Волками не знал почти ничего из того, что интересовало индейца. Лейтенант не знал даже, в чем заключалась задача армии во время ее пребывания в Форте, и тем более не имел ни малейшего представления о дальнейших планах командования. Индейцу ничего не удалось выяснить о положении дел в армии. Данбер был просто солдатом.

Но вся белая раса была большой проблемой и сильно отличалась от этого человека.

– Почему белые пришли в нашу страну? – спросил Трепыхающаяся Птица.

– Я не думаю, что они хотели придти на эту землю. Скорее всего, они желали только пересечь вашу страну, – ответил Данбер.

Трепыхающаяся Птица продолжал:

– Техасцы УЖЕ в нашей стране, и они валят деревья и заставляют землю плакать. Они убивают бизонов и оставляют их гнить в траве. Это происходит сейчас. И этих людей УЖЕ слишком много. Сколько еще придет сюда?

Лейтенант пошевелил губами и наконец произнес:

– Я не знаю.

– Я слышал, – говорил Трепыхающаяся Птица, – что белые хотят только мира в этой стране. Почему же они всегда приходят с солдатами? Почему эти усатые Техасские Спасатели преследуют нас, если единственное, чего мы хотим – это остаться одни? Я и мои собратья вели переговоры с вождями белых людей. Эти переговоры были мирными, и нам было дано обещание поддерживать мир. Но я сказал, что обещания никогда не выполняются, а договоры нарушаются. Если белые вожди снова придут к нам, как мы узнаем их настоящие мысли? Должны ли мы принимать их подарки? Подписывать их бумаги в доказательство того, что между нами и ими заключен мир? Когда я был еще ребенком, многие из нашего племени пошли в Дом Правосудия в Техасе на Большую Встречу с белыми вождями, и все сиу там были убиты.

Лейтенант изо всех сил старался найти убедительные ответы на эти вопросы, но все мысленно приводимые им доводы оказывались слишком слабы. Когда Данбер понимал, что не сможет ответить на очередной вопрос Брыкающейся Птицы, он неизбежно повторял:

– Я действительно не знаю.

Ему нужно было быть осторожным, потому что за вопросами угадывалась глубокая заинтересованность Брыкающейся Птицы, а Данбер никак не решался сказать, что же он на самом деле думает. А думал лейтенант о том, что если белые когда-нибудь придут сюда с оружием, индейцы – как бы отважно они ни боролись – будут совершенно беспомощны. Не говоря о численном превосходстве, одного оружия белых будет достаточно, чтобы уничтожить все племя.

В то же время Данбер боялся, как бы индеец не принял его молчание за игнорирование своих вопросов. Лейтенант просто не мог сказать ему правду. Но и лгать шаману он тоже не мог. Эта борьба закончилась вничью, и, полагая, что он нашел выход, Данбер спрятался за глухую стену молчания, надеясь на то, что появятся какие-то новые, более приемлемые предметы для обсуждения.

Однако каждый день, как пятно от краски, не желающее смываться, всегда звучал один и тот же вопрос:

– Сколько еще белых придет сюда?

IV

Постепенно Стоящая С Кулаком стала с нетерпением ждать этих занятий в маленькой беседке из веток.

Теперь, когда Танцующий С Волками был принят племенем, он стал еще большей проблемой. Его связи с обществом белых людей ослабли, но пока он еще представлял опасность. Просто осталось смутное ощущение страха из-за того, что у него белый цвет кожи. О нем перестали думать как о белом солдате. Да он больше и не был похож на солдата.

Поначалу дурная слава, прокатившаяся по деревне из-за этих встреч в беседке, удручала Собранную В Кулак. Занятия с Танцующим С Волками, его присутствие в лагере, и ее ключевая роль в ведении этих уроков обсуждались всей деревней. Это заставляло женщину чувствовать себя неуютно, хотя она постоянно была на виду, и даже занятия проводились всегда в присутствии Брыкающейся Птицы. Особенно она волновалась из-за того, что не выполняет своих обычных обязанностей, возложенных на каждую женщину в лагере. У нес не проходило ощущение, что она просто уклоняется от рутинной работы. И хотя на самом деле Трепыхающаяся Птица сам освободил ее от этого на часы занятий, женщина продолжала переживать.

По прошествии двух недель, однако, она не заметила ни одного раздраженного взгляда, которые так боялась встретить. Наоборот, Стоящая С Кулаком почувствовала даже уважение со стороны соплеменников и теперь наслаждалась этим. Оно произвело большой эффект и оставило отпечаток на ее внешности. Теперь все чаще можно было заметить улыбку на лице этой женщины, а плечи ее стали гораздо прямее. Они уже не несли тяжелый груз забот и горя. Важность новой роли изменили даже ее походку. Каждый в деревне заметил эту перемену – в шагах женщины угадывался теперь присущий ей с детства сильный характер, и она радовалась сейчас обретенной власти. Жизнь се стала гораздо полнее, и глубоко в душе она знала, что это к лучшему.

Другие тоже знали это.

Однажды вечером Стоящая С Кулаком собирала дрова для костра, когда одна из ее подруг подошла и неожиданно сказала с неким оттенком гордости:

– Люди говорят о тебе.

Стоящая С Кулаком выпрямилась, обдумывая свой ответ.

– Что говорят? – равнодушно спросила она.

– Говорят, что ты умеешь делать то, что делают шаманы. Говорят, что тебе, может быть, нужно изменить имя.

– Какое же имя я должна носить?

– О, я не знаю, – с улыбкой ответила подруга. – Язык Шамана, возможно. Или что-то вроде того. Это всего лишь разговоры…