Текст книги "Граница смерти"

– Ублюдок, – произнес один из техников криминалистической лаборатории.

Трэвен не заметил, кто именно сказал это. Внезапно ему стало очень холодно под теплым плащом.

18

– Девушка была настоящей профессионалкой, – заметил Хайэм. – Правильно вела себя, перестала сопротивляться, легла на спину и попыталась увлечь его. Это могло спасти ей жизнь.

Трэвен подавил раздражение, вызванное бессердечием детектива. На видеостенке демонстрировался тот отрезок ленты, на котором была записана сцена убийства. Техники отрезали все лишнее, и теперь в полицейской лаборатории визуальных исследований детективы снова и снова просматривали видеозапись. Несмотря на все усилия, техники не сумели сделать более четким изображение мужчины, так и оставшееся бесформенным пятном с тонкими уродливыми руками и ногами, напоминавшее паука.

Теперь изображение убийцы и его жертвы стало более крупным, потому что техники удалили наружные края ленты, оставив лишь сцену борьбы за жизнь. Трэзен просмотрел пленку уже пять раз подряд, на различной скорости воспроизведения и при различном освещении. Единственное, что оставалось при этом неизменным, – странность личности убийцы, зверская жестокость преступления и холодные мурашки, пробегающие по спине. Трэвен сидел, опираясь плечом о стену, не снимая плаща, несмотря на то что в комнате было тепло.

– Хочешь посмотреть снова? – спросил Расти Стипак от пульта управления. Он был молодой, высокий и худощавый; одет в белый халат, наброшенный поверх одежды. Когда его срочно вызвали в лабораторию, он сидел на концерте рок-музыки. Вызвал его сам Трэвен, потому что Стипак был лучшим специалистом в полицейском управлении.

– Может быть, посмотрим еще на какую-нибудь деталь? – произнес Хайэм.

– Нет. – Трэвен знал, что холод сегодня не оставит его.

Стипак поднял руки ладонями вверх:

– Мне очень жаль, ребята, но улучшить изображение мы не сможем, пока не выяснится, каким образом убийце удалось проникнуть в искусственный интеллект домашнего компьютера и исказить видеозапись.

– А у тебя нет каких-нибудь предположений? – спросил Трэвен, когда видеостенка по команде Стипака выключилась.

Стипак повернулся к нему. На его лице было озадаченное выражение.

– Сейчас – нет. Тот, кто сумел внести преднамеренные помехи в деятельность ИИ, настоящий профессионал, причем не только в этой области, но и во многих других. Моя специальность – визуальное совершенствование. Стоило бы мне немного изменить профессию, и сейчас я, вероятно, был бы в Ванкувере, работал над последним фильмом компании «Эмблинг Энтертейнмент». Но это…– Он сделал жест в сторону экрана. – Все-таки я не собираюсь отступать. Завтра первым делом проинструктирую свой отдел, и мы поставим работу над этим изображением на первое место в списке наших приоритетов. Если будет что-то новое, я вам сообщу.

Трэвен кивнул и поблагодарил Стипака. Тот вышел из комнаты, и дверь стремительно задвинулась за ним.

Встав со стула, Хайэм подошел к кофеварке, встроенной в стену, и налил чашку кофе, затем показал на нее Трэвену, который отрицательно покачал головой.

Достав пачку ментоловых таблеток, Хайэм вытряхнул в ладонь три штуки, выкинул пустую коробку в стоящую рядом корзинку для мусора и принялся громко жевать.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– О девушке.

Хайэм на мгновение замолчал, затем произнес:

– Ты не должен давать волю воображению, парень. Люди убивают себя и окружающих каждый день.

– Но не таким способом. – Трэвену не хотелось говорить со своим партнером после того, как он заметил, с каким равнодушием тот смотрел на сцену насилия, разворачивающуюся перед ними на экране.

– Ты, наверное, видел преступления и похуже этого, – возразил Хайэм.

– Ошибаешься. Мне случалось быть свидетелем преступлений, конечный результат которых можно считать более страшным, но я никогда не видел ничего подобного.

– Тогда привыкай, если собираешься остаться в нашем отделе.

– Ну уж нет, оставаться у вас я вовсе не собираюсь. Хайэм пожал плечами:

– Как хочешь. Только учти: мы еще встретимся с этим парнем…

– Почему ты так считаешь? – Холодные мурашки снова пробежали по спине Трэвена. Он сжал в кулаки руки, засунутые в карманы плаща.

– Парень утратил контроль над собой. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Меня вот что озадачивает: если такой заскок существовал у Йоримасы и раньше, то почему он проявился только сейчас?

– У нас нет доказательств, что ее убил Йоримаса.

– Какие тебе еще нужны доказательства, когда есть отпечатки его пальцев на орудии убийства?

– Но отпечатки покрыты слоем крови.

– Да, это верно, но убийца пришел к ней не ради секса. Если бы ему просто захотелось трахнуть ее, тог когда Шикара начала подкидывать его бедрами, он просто занялся бы своим делом, оставил ее живой и ушел из квартиры. С ним что-то произошло во время секса, и это заставило его переступить за край реальности.

Трэвен вспомнил, с какой безумной яростью действовала темная фигура, и вздрогнул.

– Ты считаешь, что он снова совершит такое же убийство?

– Да, так же, как наркоман любым способом найдет для себя новую дозу наркотиков, так и такой психопат-убийца подыщет новую жертву, потому что он уже не в силах остановиться. Я принимал участие в слишком большом количестве расследований убийств, чтобы пытаться обмануть себя и надеяться, что мы больше не встретимся с ним. Можешь не сомневаться.

Дверь открылась, и в комнату вошел капитан Джин Канеоки. Его круглое лицо выглядело мрачным и напряженным. Он был одет в темный, хорошо отглаженный костюм, сшитый так, что скрывал пистолет в наплечной кобуре. Капитан носил очки, несмотря на то что операция на роговице глаз легко могла бы полностью восстановить его зрение. Он остановился в середине комнаты и сложил руки на груди. Дверь неслышно закрылась.

Хайэм выпрямился и невольно проверил, не сдвинулся ли галстук.

Трэвен продолжал стоять, опираясь на стену, глядя на начальника отдела по расследованию убийств оценивающим взглядом. Ему и раньше приходилось сталкиваться с капитаном – на полицейских вечеринках, когда мэр города или члены городского совета обращались во время съездов или политических конференций с просьбой о дополнительной полицейской охране, но у него не было четкого представления, что за человек Канеоки.

Капитан повернулся к Хайэму:

– Вы занимаетесь расследованием убийства Шикары?

– Да, сэр.

На Трэвена произвело большое впечатление то, сколь почтительно разговаривает его партнер с начальником, и он с трудом сумел подавить насмешливую улыбку, едва не появившуюся у него на лице.

– Я только что просмотрел у себя в кабинете видеозапись преступления, – произнес Канеоки. – Мне также известно, что отпечатки пальцев на орудии убийства принадлежат Таире Йоримасе, который служит в корпорации «Нагамучи Тауэрс». Хочу спросить, что вы собираетесь предпринять дальше?

– Мы хотим найти Йоримасу, – ответил Хайэм. – Он исчез еще до убийства.

– Теперь он нашелся, – бесстрастным голосом объявил капитан.

– Тогда почему никто не сообщил нам, что он найден? – Трэвен отошел от стены.

– Это одна из причин того, почему я здесь, – сказал Канеоки. – Чтобы поставить вас в известность.

Трэвен сразу подумал о том, какими могут быть остальные причины.

– Где он сейчас?

– Дома, но сегодня вы не будете его допрашивать. Трэвен едва подавил желание потребовать объяснений и посмотрел на Хайэма.

– Что происходит, капитан? – тихо спросил детектив.

Канеоки поднял руку:

– Прошу вас, выслушайте меня. Мистер Йоримаса готов оказать нашему департаменту всяческую помощь в расследовании убийства. Он уже назначил время – завтра во второй половине дня, – когда вы можете побеседовать с ним.

– Вот дерьмо! – не удержался Трэвен. Канеоки бросил на него недовольный взгляд:

– Вы что-то сказали, сержант Трэвен?

– Я сказал «дерьмо», это то же самое, что «говно». На лице капитана появилось ледяное выражение.

– Может быть, капитан Кайли разрешает вам так нагло разговаривать с ним, сержант, но со мной это не пройдет. Я не допускаю такого. А теперь замолчите и слушайте меня, или я отстраню вас от работы, как только выйду из комнаты. Выбирайте.

– Вы не сказали, имеется ли у Йоримасы алиби, которое выдержало бы проверку. Почему он не в камере предварительного заключения? – Трэвен посмотрел на капитана таким же ледяным взглядом.

– От вас требуется всего лишь исполнять свою работу, – заметил Канеоки. – Ваше расследование начнется завтра в три часа дня, когда вы посетите Йоримасу в его офисе.

– Мне не нравится, что мы будем работать в его владениях, – произнес Хайэм. – Особенно теперь, когда он еще не сумел доказать свою невиновность.

– Меня не интересует, что вам нравится, а что нет. – Канеоки повернулся к Хайэму и сложил руки за спиной, подобно генералу, обращающемуся к своим войскам. – В корпорации Нагамучи меня заверили, что все. будет объяснено, но только завтра. Кроме того, информация, переданная вам Йоримасой, не подлежит разглашению прессе. – Он сделал паузу. – Я говорю достаточно ясно?

– Да, сэр.

– Что касается вас, – капитан перевел свой взгляд на Трэвена, – вы переведены в мой отдел по личной просьбе капитана Кайли, которому я решил оказать эту услугу. Он заверил меня, что вы не будете выходить за рамки, допускаемые дисциплиной. Я собираюсь проследить за этим. Арест, сделанный вами сегодня днем, совершен весьма неаккуратно, со множеством ошибок. Преступника не пришлось бы убивать, если бы вы правильно исполнили свою работу й обыскали его. Если вы хотите продолжать свою службу в моем отделе и вести расследование этого убийства, извольте демонстрировать дисциплину и уважение к старшим.

Трэвен с трудом сдержался. Гнев рвался наружу, и ему хотелось выплеснуть его на капитана Канеоки, но он заставил себя сконцентрировать все мысли на предстоящем возвращении в отдел по борьбе с наркотиками. Ради этого придется выдержать дурацкие нравоучения.

– Завтра вы войдете в офис одной из самых крупных корпораций Далласа. Не забывайте, что «Нагамучи Тауэрс» обеспечивает работой – прямо или косвенно – семнадцать процентов населения города. Я хочу, чтобы вы узнали там все, что требуется, и при этом выглядели достойно. Трэвен, вам нужно подстричься и надеть костюм. Если вы не прислушаетесь к моему совету, я переведу вас на худшую должность в моем отделе, как только вы покинете здание корпорации. Хайэм, а вы позаботьтесь о том, чтобы от вас – или от вашего костюма – не пахло спиртным, иначе присоединитесь к Трэвену. – Он помолчал. – Ваш отчет о беседе с Йоримасой должен лежать у меня на столе не позже чем через два часа после ее окончания. – Он повернулся и вышел в коридор, словно проскользнув через дверь.

– Да, босс у тебя – настоящий подарок, – заметил Трэвен.

Хайэм кивнул:

– Это верно, но иногда он бывает еще более противным. – По его лицу пробежала улыбка.

Трэвен не улыбнулся в ответ.

Несмотря на то, что его машина стояла в гараже полицейского управления и находилась под непрерывным наблюдением, Трэвен внимательно осмотрел ее, прежде чем открыть дверцу и сесть за руль, потому что за голову некоторых детективов преступники платят изрядное вознаграждение. Его автомобиль – джип «Чероки» – был собран американскими рабочими на заводе, расположенном в Америке, но принадлежащем японцам.

Он не спешил, вспомнив, как один из сотрудников отдела по борьбе с наркотиками взлетел на воздух вместе со своей машиной. Это произошло за несколько лет до того, как сам Трэвен перешел на работу в отдел. С тех пор он много узнал насчет взрывчатых веществ и детонаторов, так что теперь ему было хорошо известно, где следует искать неожиданные подарки. В результате осмотра он ничего не обнаружил, и все-таки пятнадцать минут спустя, когда он завел двигатель, его сердце на мгновение замерло.

Трэвен включил сцепление своей полноприводной машины и поднялся по пандусу, ведущему вверх на улицу. Гнев так и не прошел, но теперь распространился и на Кайли. Кроме того, его преследовало предсказание Хайэма. Старый сержант, проработавший столько лет в отделе по расследованию убийств, уверенно заявил, что они снова столкнутся с этим убийцей. И впервые Трэвен заметил азарт охотника в его глазах.

Свернув направо, он подключился к банку данных «Дата Мэйн» и выяснил, что сейчас 2.13 ночи. Он протянул руку к сотовому телефону, укрепленному на панели управления, затем передумал. Если Дэнни спит, нет смысла будить его.

Он проехал половину квартала после выезда из гаража, когда наперерез машине кинулся человек. Трэвен изо всех сил нажал на тормоза и выхватил СИГ/Зауэр из-за пояса. Тут же посмотрел в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что мужчина один. Большим пальцем Трэвен сдвинул предохранитель и направил дуло пистолета в грудь парня, так напугавшего его. Желтые лучи фар осветили темную одежду, превратив ее в серую.

Мужчина, должно быть, увидел пистолет, потому что вскинул вверх руки и начал кричать:

– Мик, Мик, это я! Бенедикт, репортер!

Трэвен убрал пистолет, предварительно снова поставив его на предохранитель. Затем нажал на кнопку, и стекло в дверце со стороны водителя поползло вниз.

– Ты что, совсем чокнулся – бросаешься прямо под машину!

Робин Бенедикт ухмыльнулся, дрожа от холода. Изо рта вырывались облачка пара.

– Хотел попросить кого-нибудь меня подвезти. Увидел, как ты выезжаешь из управления, и решил, что это единственный способ привлечь твое внимание.

– Где твоя машина?

– Вон там, за углом. – Бенедикт положил руки на

дверцу.

– Что с ней случилось?

– Ничего, – смущенно улыбнулся репортер. Трэвен был знаком с молодым парнем достаточно

давно, чтобы не поддаться на удочку. Он включил первую скорость.

– Тебя подвезти до угла?

– Да, было бы неплохо. Скажи, ты смог бы помочь мне?

– Тебе пришлось долго ждать?

– Гораздо дольше, чем я рассчитывал, – честно признался Бенедикт. – Остальные репортеры забрали дерьмо, содержащееся в пресс-релизе, который раздал Канеоки, и отправились по домам. Я узнал, что ты принимаешь участие в расследовании, и…

– …и решил, что от меня сможешь узнать немного больше, – закончил за него Трэвен.

– Да, пожалуй, именно так. – Бенедикт продемонстрировал белозубую улыбку, так хорошо служившую ему во время выступлений по телевидению с рассказами о полицейских расследованиях.

– Только не в этот раз. – Трэвен отпустил педаль сцепления, и «Чероки» начал катиться вперед.

Бенедикту пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать.

– Брось, Мик, мы ведь друзья. Черт побери, эта девушка убита человеком-невидимкой. Вряд ли ты сможешь сказать, что ничего не знаешь.

– Неужели Канеоки так и сказал?

– Нет. По его словам, принимаются все возможные меры для раскрытия преступления и ареста убийцы, у него нет сомнений, что вскоре его детективы задержат преступника.

– Ну что ж, вероятно, все так и произойдет.

– Мы друзья, Мик, понимаешь, друзья. Я ведь подавал тебя в своих статьях в самом лучшем свете. Ни в одной из них не было упоминания о детективе-убийце. – Бенедикту приходилось бежать, чтобы говорить с Трэвеном.

– Сейчас ты упадешь и сломаешь себе что-нибудь, – предостерег его Трэвен.

– Все дело в корпорации Нагамучи, – выкрикнул Бенедикт, поворачивая голову навстречу мчащимся автомобилям. – Знаешь, сколько репортеров готовы на все что угодно, лишь бы раздобыть факты, порочащие Нагамучи?

Трэвен остановился, увидев, что впереди вспыхнул красный свет.

– Может быть, одному это удастся.

– Ты хочешь сказать, что вы кого-то подозреваете? – спросил Бенедикт.

Трэвен указал на огонь светофора:

– Если ты не сумеешь бежать со скоростью, разрешенной в пределах города, советую тебе отпустить дверцу.

Репортер увидел, что красный свет сменился на желтый. Он отпустил ручку передней дверцы машины и остановился на середине улицы.

– Я чувствую, что кто-то пытается спустить на тормозах это убийство, и полагаю, что здесь замешана Нагамучи.

На светофоре вспыхнул зеленый свет, и Трэвен тронулся с места вместе с другими автомобилями.

– И я тоже, – пробормотал он, нажимая на кнопку механизма, поднимающего стекло.

19

Убедившись, что за ним никто не следит, Эрл Брэндстеттер пересек улицу, вошел в здание и сразу направился к лифту. Глядя, как мелькают цифры на указателе этажей, он чувствовал, что его сердце бьется все чаще; оно едва не разорвалось, когда кабина замерла, раздался звонок и двери лифта раздвинулись.

Войдя в вестибюль, он придержал руками двери лифта, не давая им закрыться, готовый броситься обратно в кабину, если заметит что-либо подозрительное. Вестибюль был пуст. Он сделал шаг вперед, дав возможность дверям закрыться, с трудом удержавшись от желания броситься бежать к входу в квартиру. Брэндстеттер приложил ладонь к контрольной пластинке и, когда дверь плавно сдвинулась в сторону, шагнул внутрь. Дверь тут же закрылась.

Выдохнув наконец воздух, который он задерживал в легких, Брэндстеттер сел на корточки возле стены, обхватив руками колени. Его била дрожь. Он все еще ощущал запах крови, а когда закрыл глаза, увидел изуродованный труп.

Брэндстеттер не ожидал, что все произойдет именно так. В фильмах, демонстрируемых на видеостенках, в которых убийца полосует лицо жертвы, зритель не чувствовал запаха теплой крови, брызнувшей на Брэндстеттера после первого удара. Эти фильмы не давали ни малейшего представления об ощущениях, которые испытывает убийца, держа в руках тело человека, которое покидает жизнь.

Брэндстеттер сжал руками колени и заставил себя открыть глаза. В квартире было темно: команды включить освещение он не давал. Как ни удивительно, но он заметил это только сейчас.

– Свет! – прохрипел Брэндстеттер.

По его телу снова пробежала дрожь: не от холода, а от ощущения силы проявленного им могущества. Система искусственного интеллекта послушно включила свет.

– Телевидение! – Брэндстеттер оставался сидеть у двери.

Видеостенка осветилась яркими красками.

– Новости!

Замелькали переключающиеся каналы, и наконец со щелчком включился канал, передающий новости.

Он наклонился вперед, продолжая сжимать колени. На экране мелькали кадры городской хроники. Кроме убийства, совершенного Брэндстеттером, произошло еще два. Он не обращал внимания на подробности.

Новости о недавних выступлениях Арийской гвардии, дорожных происшествиях, экономическом росте в Германии и России. Комментатор в Нью-Берлине расхваливал совместные усилия обеих стран, особо отмечая колоссальные природные ресурсы России и высочайшую технологию Германии, объединивших свои усилия в совместных предприятиях. Затем он принялся рассуждать о том, что, хотя разрушительное землетрясение, которое смело с лица земли Токио и почти всю Японию, и послужило причиной эмиграции японцев в Соединенные Штаты, именно угроза объединения русского и германского экономических потенциалов привела к укреплению позиций японской промышленности в Америке.

Зрачок телекамеры остановился на ведущем.

Брэндстеттер закрыл глаза, и его снова охватило ощущение, что он залит кровью, кровь капает с кончиков пальцев, в крови все лицо. Он включился в систему искусственного интеллекта своей квартиры с помощью биочипа и, не открывая глаз, посмотрел на себя, стараясь убедиться, что крови больше нет. Его одежда, пальто и руки – чистые. Чистой была и наголо остриженная голова. Когда он стоял под душем в общественной бане в двух кварталах от Сэндалвуд-Террас, то едва не забыл смыть кровь с головы. Он снял маску, это верно, но следы крови могли остаться, а Брэндстеттер не хотел рисковать. При этой мысли его лицо исказилось в мрачной гримасе. Сегодня ночью он рисковал гораздо больше, чем за всю предыдущую жизнь.

С изумлением Брэндстеттер почувствовал, какое облегчение он испытывает внутри программы искусственного интеллекта. Ему пришлось отключиться, потому что импульсы головного мозга мешали качеству приема телевизионной программы, демонстрируемой на видеостенке.

На экране снова появился ведущий.

Они знают. Полиция уже знает, кто убил Нами Шикару, поэтому и не сообщает никаких подробностей. Редакция новостей ждет, когда полиция объявит, что арестовала убийцу.

Брэндстеттера пронзила острая боль при мысли о возможной утрате матери. Он решил, что скорее покончит самоубийством, но не допустит этого. Он заставил себя дышать спокойно и размеренно. Протянул руку и достал биочип, сверкающий на ладони, подобно капле крови Нами Шикары. Брэндстеттер сжал пальцы, стараясь понять, кажется ему это или биочип на самом деле холоден, как кусочек льда.

Ведущий программы новостей упомянул о кошмарном убийстве в районе Сэндалвуд-Террас. Телекамера показала панораму высотного здания. Брэндстеттер внимательно прислушивался к словам ведущего, едва пробивающимся сквозь рев крови в его ушах.

Информация была очень скудной: упоминалось лишь имя Нами Шикары и то, что она работала в корпорации Нагамучи. Появившийся на экране телерепортер, казалось, проявлял больше интереса к тому, что ее лицо и тело были изрезаны ножом, чем к личности убийцы.

– В случившемся, Джон, есть одно любопытное обстоятельство, – произнес он, обращаясь к ведущему. – Мои источники в полицейском департаменте сообщили, что видеозапись, сделанная системой безопасности компьютера, которая засняла действия преступника, каким-то образом искажена. В настоящий момент полиция не имеет ни малейшего представления о том, кто убил Нами Шикару. Более того, один из соседей Шикары сказал мне, что убийство совершил человек-невидимка…

– Человек-невидимка? – удивленно повторил ведущий.

Репортер кивнул и поднес микрофон ближе к губам.

– Происшедшее кажется просто мистическим, Джон, но мы надеемся, что полиции удастся в самое ближайшее время пролить свет на обстоятельства зверского убийства прелестной девушки. А пока все живущие поблизости охвачены ужасом и боятся, что убийство совершил кто-то из них.

Объектив камеры снова приблизился к ведущему, который произнес несколько слов, завершая рассказ об убийстве Нами Шикары, и перешел к другим новостям.

Испытывая огромное облегчение, Брэндстеттер заставил себя встать, все еще сжимая в кулаке биочип. Запах крови снова наполнил его ноздри, и тут же он вспомнил, что оборудование криминалистических лабораторий позволяет распознать частицы крови на ткани даже после того, как с них тщательно удалены все ее следы.

Он выключил видеостенку и вошел в ванную, снял с себя одежду, бросив рубашку, брюки, пиджак, носки, нательное белье, шляпу, перчатки и обувь в душевое отделение. Открыв дверцу шкафчика с медикаментами, Брэндстеттер достал пластиковую бутылочку со спиртом, отвернул крышку и облил кучу одежды, оставив немного спирта на дне, завернул крышку и поставил бутылочку на место.

Подключившись к системе искусственного интеллекта домашнего компьютера, он замкнул систему пожарной безопасности, затем прошел на кухню за лазерной зажигалкой, которой пользовался при приготовлении пищи на хибачи, вернулся в ванную, отодвинул дверцу душевого отделения, поджег пропитанную спиртом одежду и задвинул дверцу. Вспыхнуло голубое пламя.

Одежда горела долго. Поднимающийся черный дым исчезал в вентиляционной системе. Жужжал вентилятор, и потрескивало пламя. Когда оно погасло, на полу душевого отделения осталась лишь кучка пепла и несколько кусочков обожженной резины и пластика.

Брэндстеттер собрал несгоревшие куски, спустил их в унитаз, затем включил душ и смыл пепел. После того как были уничтожены все следы, он вздохнул и сел на холодный пол ванной.

Биочип все еще был зажат у него в кулаке.

Он с трудом разжал судорожно стиснутые пальцы и посмотрел на микрокристалл, думая о заключенном в нем могуществе. Не вставая с пола, он протянул руку к шкафчику, отодвинул в сторону бутылочку с остатками спирта и достал лейкопластырь. Вытряхнув из пачки одну полоску, он вскрыл ее по шву ногтем большого пальца, оторвал стерильную ленту от клейкой полосы, подсунул под нее биочип и снова заклеил. Затем вложил полоску лейкопластыря обратно в пакет, убрал в шкафчик и закрыл дверцу.

Брэндстеттер с удивлением ощутил волчий аппетит, пересиливший даже желание спать. Он пошел на кухню, достал кусок хлеба, горчицу, пакет с ветчиной и банку с маринованными огурчиками. Готовя один сандвич за другим, съел всю ветчину, больше половины хлеба, по крайней мере полдюжины огурцов и выпил литр молока, хранившегося в холодильнике. Облизал с пальцев крошки хлеба, съел еще один огурец и удивился, что сумел съесть так много. Только теперь он осознал, какой вкусной ему показалась пища. Воспоминания о смерти Нами Шикары не только не притупили голод, но даже обострили его.

Наевшись, он сел, по-прежнему обнаженный, перед терминалом. Не зная, что скажет мать о происшедших событиях, Брэндстеттер неуверенно взял троды и погрузился в киберпространство.

***

– Если бы тебе пообещали выполнить лишь одно твое желание, каким бы оно было? – спросила мать. Они сидели друг перед другом у стойки бара. На матери красовалось розовое бикини, и она шаловливо улыбалась.

Он ответил без малейших колебаний:

– Мне бы хотелось заняться с тобой сексом, но не находясь в теле тринадцатилетнего мальчика, а оставаясь взрослым мужчиной.

Она внезапно улыбнулась, и ему показалось, будто облака разошлись после летнего ливня. Поставила стакан на стойку бара и взяла за руку:

– Иди с мамой. Иди с мамой, и ты увидишь, какой она приготовила для тебя сюрприз.

Он послушно встал и пошел за ней, снова превратившись в мальчика– тринадцати лет. Они шли по дорожке, отличающейся от тех, по которым ходили раньше, поднимались по темным и мрачным лестницам, один поворот, другой, вниз по лестнице, хотя ему казалось, что лестница ведет вверх. На мгновение его едва не охватила паника.

Она повернулась к нему, и внезапно ее улыбка исчезла.

– Смотри только не испорть все. Мама не позволит, чтобы с ее мальчиком что-нибудь случилось. – Она взяла в ладони его лицо и вытерла слезы, которых он даже не заметил.

Он шел за ней, огорчаясь, что мать не выпускает его руку и он не может снова обрести свой взрослый возраст и тело, радуясь, что она не отпускает руку, и боясь, что она может исчезнуть в темноте, поглотившей их. Ему казалось, что по обеим сторонам лестницы зияла пустота, он не видел ни верха, ни низа лестницы. Он не заметил и того, как они прошли через дверь.

– Свет, – произнесла она.

Комната осветилась. Ряды одежды на вешалках протянулись вдоль стен. Повсюду лежали коробки с обувью. В дальнем конце стоял освещенный туалетный столик с зеркалом и плюшевое кресло. На стенах – разнообразные порнографические снимки.

Брэндстеттер с трудом отвел взгляд от снимков. Он заметил, что мать фигурировала на каждом снимке.

– Что это за комната?

– Сюда я ухожу, когда тебя нет.

Он посмотрел на снимок размером 10 на 13 дюймов. На нем мать занималась сексом сразу с двумя мужчинами.

– Что это за фотографии?

Она посмотрела на него удивленным взглядом:

– Не знаю. Но снимал ты.

Брэндстеттер попытался вспомнить, когда это произошло, и не смог. Он перевел взгляд на мать и увидел ее рядом со шкафом, дверца которого была украшена плакатом, изображающим мать в знаменитой позе Мэрилин Монро в расстегнутом платье.

– А вот это тебе понравится. – Она открыла шкаф, и внутри зажегся свет.

Брэндстеттер едва не вскрикнул и от страха отшатнулся назад.

Внутри шкафа на вешалке висело безжизненное тело Нами Шикары. Она была такой, какой увидел ее Брэндстеттер, когда проник в ее квартиру.

Мать протянула руку в шкаф и легко сняла тело с вешалки.

– Видишь? Разве она не прелестна? – Она прижала тело девушки к своему, разглаживая морщинки свободной рукой, давая понять, что это совсем не тело, а всего лишь кожа Шикары.

Не в силах удержаться, Брэндстеттер протянул руку и коснулся одной из ладоней. Поразительно, но кожа была теплой. Он отдернул руку.

– Ну разве она не мягкая? – спросила мать, проводя пальцами по очертаниям груди. Ее глаза насмешливо улыбались. – Ты ведь хотел ее, правда?

– Как она попала сюда? – Даже сейчас, когда происходило нечто невероятное, Брэндстеттер не мог удержаться от врожденного любопытства. Он на мгновение прикоснулся к плавному изгибу шеи и почувствовал пульсацию, странно напоминающую биение сердца.

– Неужели это имеет значение? – Она отодвинулась от шкафа, легко, как пушинка, вращаясь на носках, приложив кожу Шикары к своему телу, словно примеряла новое платье. – Тебе нравится?

– Да.

Мать дотронулась до чего-то на спине кожи, и она словно распахнулась. Затем мать ступила внутрь, отвернувшись от него, покрыв свою наготу смуглой кожей Шикары.

Брэндстеттер видел, как ее руки скользнули вдоль рваных краев кожи, протянувшихся от ягодиц вдоль позвоночника, и исчезли где-то под темным водопадом волос. Воздух, казалось, был заряжен электричеством. Трюмо в дальнем конце комнаты отражало смутные очертания фигуры матери, прилаживающей к своему телу чужую кожу, становящуюся ее собственной.

Она повернулась и посмотрела на него, став теперь гораздо меньше, провела ладонями по своему телу, приняла кокетливую позу и улыбнулась.

– Тебе нравится такое зрелище? – спросила она своим голосом, а не голосом Шикары.

Он уставился в ее глаза, глаза своей матери, а не убитой девушки.

– Да. – Ему пришлось заставить себя произнести это слово. Вены пульсировали на его висках, а боль в паху казалась невыносимой.

Мать подошла ближе и положила руки ему на грудь. Рядом с ней он чувствовал себя невероятно сильным и большим.

– Сейчас ты мужчина, – сказала она. – Взрослый мужчина, а не мальчик.

Он поднял ее с пола, затерявшись во взгляде, принадлежащем ей одной, обхватил руками ягодицы, вдохнул ее аромат и почувствовал, что волна желания грозит захлестнуть его.

Она отстранила его рукой:

– Нет. Это должно стать для нас чем-то особенным. Давай извлечем максимальное наслаждение – ты и я. Забери меня куда-нибудь. Куда угодно. Туда, где цветет подлинная любовь.

Держа ее за руку, Брэндстеттер влился в киберпространство.

***

Брэндстеттер подключился к старинной мультипликационной программе фирмы «Монтана Дата Браш». Матери рядом с ним не было, но он знал, где ее отыскать. В руке он держал хрустальную туфельку.

Непривычно яркий солнечный свет заставил его прищуриться. Окованные железом колеса кареты скрипели и подпрыгивали на булыжной мостовой. Четверка белых лошадей влекла ее вперед. Он посмотрел на свою одежду и без всякого удивления увидел, что на нем небесно-голубая рубашка, пурпурный плащ члена королевской семьи, высокие кожаные сапоги, доходящие почти до колен, и голубые, в обтяжку, рейтузы.

Ряды приземистых белых домов стояли по обеим сторонам извилистой дороги. Между домами и во дворах росли поразительно ухоженные и прямые деревья, отбрасывающие густую тень. Животные – собаки, кошки, мыши и прочие – разбегались перед мчащейся каретой.