Текст книги "Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле"

– Не знаю.

«Ты же сама их видела!»

– Может, они просто друзья.

«Друзья-я?»

– А почему нет?!

«Как бы то ни было, – вмешивается Фейт, – охотникам нравится соперничество. Если есть соперники, – значит, добыча стоящая».

– Я бы свихнулась, если бы он стал встречаться с кем-то еще.

«А ты что, намерена «встречаться»?» – ехидничает Фейт.

«Так не пойдет!» – вопит Бонни.

Я соглашаюсь поужинать с Маком, кладу трубку.

– Это неправильно.

«Правильно-правильно. – Фейт поправляет застежку. – Просто непривычно».

– Нет. Неправильно.

На Фейт соблазнительный облегающий туалет из шелка цвета шампань, на тонких бретельках.

«Разве ты не хочешь попробовать другую жизнь? Ты же всегда об этом мечтала!»

– Вот именно. Мечтала. Раньше.

«Вот увидишь, это сработает», – уверенно говорит Фейт.

– Надеюсь, ты права. Миленькое платьице.

«Тебе тоже такое надо!» – с энтузиазмом восклицает Бонни.

Через день после возвращения Софи из свадебного путешествия мы встречаемся в кафе в Виллидж. Прежде чем начать рассказывать про медовый месяц, она интересуется, что у меня с Робертом.

Говорю, что не имею понятия.

– Возможно, завел другую.

– Что-что?

– Я видела его с красоткой с твоей свадьбы. Помнишь, Аполлинария, звезда Вселенной?

– Ну, для начала, Апи лесбиянка. Это так, к слову. А в тебя он влюблен. Так что вопрос в тебе, дорогая. Ты-то к нему как?

Я киваю.

– Очень.

– Ну и что ты, спрашивается, вытворяешь? Роберт уже ничего не понимает.

Не обсуждай пособие с непосвященными! Я колеблюсь, нарушить завет или не стоит. Затем все ей рассказываю.

Секунду она ошарашенно разглядывает меня.

– Ты серьезно?

– Да, звучит странно. Но… – Подбираю слова. Вспоминаю аналогию Донны с рыбалкой. – Оказывается, раньше я о мужчинах вообще ничего не знала!

– О манипуляциях ты раньше тоже ничего не знала.

– Я разрушила все отношения, которые у меня складывались, будешь спорить?

Она отмахивается: все бывшие были меня недостойны.

– Я не хочу разрушить отношения с Робертом. Не хочу! – И признаю: в книге что-то такое есть.

– Например?

– Ну… Твой Макс сам сделал первый шаг, ведь да?

– Макс бабник.

– И он тебя добивался. А ты даже не отвечала на его звонки.

– Я думала, у него крыша поехала.

Я настаиваю.

– И он первый сказал «я тебя люблю».

– Ага, на самом первом свидании, – хмыкает подруга. – Он как ты. Или как ты была раньше.

– Ну так все твое поведение как раз и есть заветы из книжки.

– «Заве-еты?» – Софи качает головой. – Подруга, тебя лечить нужно.

Она стреляет у официантки сигарету, и я спрашиваю, почему на свадьбе она предостерегала меня насчет Роберта.

Софи колеблется.

– Я думала, он избегает серьезных отношений и обязательств. А сейчас меня больше тревожишь ты. Завязывай уже с этой книжкой!

– Да я же не читаю ее с утра до вечера, – отбиваюсь я. – Пролистала и приняла к сведению. Ты же знаешь, какая я восприимчивая.

И я напоминаю, как однажды взяла в библиотеке старинное пособие для машинисток. Среди текстов на перепечатку были рекомендации, как должна выглядеть девушка, если ее пригласили на собеседование.

– И ведь каждый раз, когда я на такое собеседование собиралась, в голове всплывало: «Опрятно причесанные волосы и чистые ногти дадут потенциальному работодателю…»

Софи перебивает:

– Нужен антидот. – И она предлагает уделить внимание Симоне де Бовуар.

Я читаю манифест феминизма, «Второй пол». Фейт замечает: «Мой муж, вот уж кто совершенно избегал серьезных отношений».

«Да?» – удивляется Бонни.

«Когда Ллойд учился в медицинской школе, он не был помолвлен целых четыре года».

– Может, он просто все время сидел за книжками? Изучал медицину.

«Угу. В некоторых ее интимных проявлениях».

Бонни морщит нос.

«Фейт!»

«Суть пособия в том, чтобы превратить бракофобию в бракофилию».

– Вообще-то я читаю, – напоминаю я.

«А ты видела ее письма к Сартру? – спрашивает Фейт. – Душераздирающие, да?»

Я делаю вид, что не слышу.

«Обрати внимание – она так и не стала мадам Сартр».

– Слушайте, – говорю я. – При чем здесь брак? Я просто хочу быть с Робертом.

«Вот-вот. Симона тоже так говорила».

В пятницу Роберт ведет меня в «Тайм-кафе», хипстерское заведение. Наше место как раз напротив столика, за которым сидят модели.

Кажется, он вообще их не замечает, и, вопреки протестам Фейт, я пристально смотрю на него, стараясь все передать взглядом.

Я вижу, как он удивляется. «Ты мне?»

– Тебе.

– Что?

– После ужина… ты займешься со мной любовью?

Бонни охает. Фейт машет официантке и заказывает двойной мартини.

Роберт пересаживается ко мне на диванчик, и мы целуемся, целуемся до тех пор, пока не приносят салаты.

Он торопливо жует.

– Давай возьмем Иезавель и поедем завтра за город.

– Давай.

Оказывается, Аппи пригласила нас в дом ее партнерши в Ламбертвилль, и надо просто позвонить им, предупредить.

«Детка, у тебя завтра свидание», – напоминает Бонни.

Во рту становится кисло.

Когда тарелки пустеют, я извиняюсь и иду к телефону. Набираю справочную службу. Надо отменить встречу с Маком, и мне заранее неловко. А вот когда оператор уточняет детали, мне становится еще хуже. Я ведь даже не знаю, где он остановился.

Стараюсь себя убедить, что можно просто не говорить о назначенной встрече. Однако в конце концов выдавливаю:

– Роберт, я не смогу с тобой поехать.

– Почему?

Я мнусь, что-то бормочу.

– А, понял. У тебя свидание.

Минуту качает головой. Потом делает знак официантке. Пока он расплачивается, я бормочу что-то насчет того, что человек приехал из Японии, что я бы, конечно, отменила встречу, но…

И тут Роберт обрывает меня взглядом.

– Два адреса, – говорит он таксисту.

«Отлично», – цедит Фейт.

Утром я сама звоню Роберту. Гудки, гудки…

Я веду Иезавель на пробежку в Центральный парк. Сегодня первый по-настоящему летний день, но при голубом небе и ярком солнце Нью-Йорк кажется каким-то пыльным.

Даже носящаяся по траве Иезавель не улучшает настроения. Я чувствую себя, как унылая старая гончая, играть с которой отказались все собаки.

«Я знаю, как это тяжело, – говорит Фейт. – Но если Роберт так легко сдается, все равно ничего не выйдет».

– Если бы так поступил со мной он, я бы выкинула его из головы.

«А вот не надо ставить себя на его место». – Это Фейт.

«Ты не он! – восклицает Бонни. – Ты вообще не мужчина!»

– Я собака. А вы пытаетесь сделать из меня кошку.

Мою голову. Сушу. Надеваю платье и босоножки. Кидаю в сумочку помаду. Делаю все так же равнодушно, словно собираюсь к бухгалтеру.

Бонни ругается: «Посмотри на руки! Под ногтями можно выращивать герань!»

Я раздраженно бурчу:

– И что?

Надеваю мотоциклетный шлем.

«Ты не поедешь на велосипеде, – командует Бонни. – А то он подумает, что ты ненормальная».

– Я и так ненормальная, Бонни.

«Ну, – говорит она, – тогда хотя бы нашлемник не надевай».

Я вижу Мака раньше, чем он меня. Он высокий, широкоплечий, с волнистыми светлыми волосами. В своем голубом блейзере и белой рубашке он выглядит аристократично. То, что его не красит: глаза-бусинки, острый подбородок, тонкие губы – почему-то не бросается в глаза. Сейчас он вполне привлекателен, но мне отчего-то все равно.

– Джейн Розеналь. – Он целует меня в щеку. С какой стати? Смотрит на шлем. – Велосипед?

– Ага.

– Разве не опасно?

– Угу.

– Поедим где-нибудь на свежем воздухе, не против?

Метрдотель ведет нас наверх: там, на самой крыше, устроен садик со свечами, повсюду цветы. Дует легкий ветерок; над нами покрытое пушистыми облаками небо, и в какой-то миг я перестаю жалеть, что пришла сюда. А потом вспоминаю Роберта – и то, как дорого мне обошелся этот обед.

– Закажем бутылку вина? – спрашивает Мак.

– Если только по бокалу.

Заказываю мартини, Мак тоже.

– Ну-с. – И он начинает задавать вполне ожидаемые вопросы. Мы по очереди что-то рассказываем друг другу; не столько беседа, сколько трансатлантический звонок.

Мой однокашник остановился в бизнес-апартаментах, в роскоши и комфорте. Сначала я слышу только это, а потом замечаю: он острый на язык, хотя внешне и невыразительный, и очень даже себе на уме.

– Кстати, – говорит он. – Ты, конечно, можешь звать меня Мак, если хочешь, но я давно уже известен как Уильям.

– А я как Принцесса Джейн. Если мы подружимся, я разрешу называть себя просто Принцесса.

Он смеется:

– Вот такой я тебя и помнил. Такая же острая на язык.

– Слышали? – обращаюсь я к Фейт и Бонни.

«Угу. И позвонил тебе всего-то через пятнадцать лет», – ворчит Фейт.

* * *

После двух мартини и бутылки вина я понимаю, что если хочу держаться на ногах, лучше перейти на кофе.

За десертом Мак уточняет, можно ли уже звать меня Принцессой.

– Да, Уильям.

Он говорит, что планирует через некоторое время вернуться из Азии в Штаты; он намерен преподавать в Морристауне, штат Нью-Джерси, – суетливом городишке, где вырос.

– А что ты хочешь вести? – спрашиваю я.

– Все равно что, кроме физкультуры. А ты, Принцесса? Как тебе идея стариться вдали от больших городов?

Я понимаю, о чем он спрашивает, и Фейт с Бонни тоже рады. Однако я говорю:

– Только если придется выбирать между этим вариантом и костром инквизиции.

На улице он предлагает пойти еще куда-нибудь: послушать музыку, выпить. Я отказываюсь: у меня ведь еще велосипед, его придется вести пешком, я и так дотащусь домой только к рассвету.

– Можно тебя поцеловать? – спрашивает он.

Я мотаю головой. Собираюсь сказать, что губами только разговариваю, и с острой болью осознаю: нет, не только.

– Отопри замок, – прошу его, протягивая ключ.

Он возится с велосипедом.

– Сейчас загрузим в такси.

Мак останавливает машину, и мы действительно запихиваем велосипед в багажник. Я сажусь и благодарю за ужин. Он кивает.

– Тебе спасибо.

– Ты милый, – говорю я. И называю таксисту свой адрес.

Автоответчик пуст. Я беру Иезавель, и мы идем гулять к дому Роберта. Смотрю вверх на окна и пытаюсь угадать, которые его.

«Иди домой, тыковка», – советует Бонни.

Я сижу у подъезда. Иезавель некоторое время рыскает вокруг, потом садится рядом и складывает голову мне на колени.

Вспоминаю арию обиженного Элизой Дулиттл профессора Хиггинса: «А что бы дамам, как мужчины, стать?» И на тот же мотив тихонечко шепчу: «А что б мужчинам стать, как пудели?»

«Ты слишком много выпила, – говорит Фейт. – Ну хочешь, утром ему позвони».

– Это что, способ загнать меня домой?

Утром от Роберта по-прежнему ничего.

Днем телефон звонит, и я бегу к нему со всех ног.

– Принцесса?

Мак благодарит за отлично проведенное время. Я тоже что-то такое говорю.

Когда трубка положена, Бонни гладит меня по коленке.

«Разве не приятно просто услышать сигнал ожившего телефона?»

Представляю Роберта на фоне сельской идиллии с Апполинарией и ее девушкой. «Роберт, о чем ты? – говорит она. – Женщина из рекламного агентства? Я тебя умоляю!»

А может, они позвали пару и для Роберта, такую же классическую красотку-оскароносицу?

«Не накручивай себя! – уговаривает Бонни. – Какая еще оскароносица!»

Вечером я снова набираю номер, и на этот раз он отвечает.

Я спрашиваю:

– Ты вроде бы собирался обложить меня как оленя?

– Я уезжал, – ровно отвечает он.

Предлагаю пересечься в кафе между нашими домами, и он соглашается.

Мы одновременно кладем трубки, и я бегу к зеркалу. Бонни протягивает мне губную помаду. Фейт, сидя на бортике ванной, тянется за пилочкой для ногтей. Подпиливает ногти, а потом поднимает на меня взгляд. «Это решающий момент охоты».

– Мы в Нью-Йорке, – огрызаюсь я. – Здесь не охотятся.

«Не злись, – мурлычет Бонни. – Это же просто аналогия».

– Все! Больше никакой охоты! Никакой рыбалки!

Фейт цитирует: «Просто будь собой, да?»

«Нет!» – Бонни так нахмурилась, что ее ямочки стали видны сильнее.

– Да.

«Так ты его потеряешь, Джейн». – Это Фейт.

– Не потеряю.

«Ну-ну».

– Даже если и так, я потеряю его сама!

«Это просто нервы».

Я закрываю глаза.

– Уходите.

Фейт говорит: «Уже». И когда я открываю глаза, их и правда нет. В ванной комнате внезапно становится пусто и тихо. Я осталась сама по себе.

Роберт уже сидит на веранде кафе, изучает меню.

Приподымается, целует меня в щеку, – словно после уже состоявшегося разрыва мы решили остаться друзьями. Это меня задевает.

– Как дела? – спрашиваю я.

– Отлично. А у тебя?

Я киваю.

Мы оба заказываем красное вино, и я интересуюсь:

– Куда ездил?

Он отвечает не сразу.

– В Нью-Джерси. К родителям.

– И как?

– Да как всегда. Полил лужайку, поспорил с отцом, вернулся. Стал на несколько дней старше.

Мою улыбку он как будто и не замечает.

Приносят вино; он делает глоток и сразу еще один.

– Ты губы испачкал, – говорю я.

– Слушай, – перебивает он. – Так не пойдет.

– Нет?

Иезавель подставляет ему лоб, и Роберт тянется ее почесать.

– Не гладь мою собаку, – говорю я. – Если мы расстаемся, руки прочь от нас обеих.

– Мы не можем расстаться, – возражает он. – Ты променяла меня на других.

– На другого. – И уточняю, словно это может что-то исправить: – Он из Японии.

– Да хоть откуда.

– Мне никто не нужен, кроме тебя.

Произнеся эти слова, я испытываю огромное облегчение, – а потом вижу, что он никак на них не отреагировал.

– Не то, – говорит он.

– Что не то?

Он делает глубокий вздох.

– Я полюбил другую.

– О, ладно.

Однажды кто-то описывал ревность как лед, текущий по жилам, но я скорее испытываю позывы к рвоте.

– Дело не в том, что ты какая-то не такая, – ты замечательная. Просто я думал, ты другая.

– Я не понимаю!

– На свадьбе мне показалось, что ты такая… – Он ищет слова. – Я думал, что ты такая… А ты оказалась другой!

Через пару секунд я понимаю: он говорит, что полюбил меня! А потом до меня доходит второй раз: не полюбил – разлюбил!

Я спрашиваю так тихо, что и сама себя едва слышу:

– А какой я оказалась?

Он качает головой. Я вижу, что он не хочет причинять мне боль, – и от этого становится больнее.

– Нет уж, договаривай. Так какой я оказалась?

– Взрослой, которая ведет себя как школьница.

Я вспоминаю спортивный зал и Бонни с Фейт.

– И я тоже начинал чувствовать себя школьником, который тебя добивается. Словно я должен завоевать приз, добычу.

– М-м. – А что еще я могу сказать?

– У нас были свидания. А я не знаю, как должны выглядеть правильные свидания.

– Я тоже не знаю.

Он не реагирует. Он вообще больше меня не слышит; он решил, что все про меня понял, и что я ему не гожусь.

– Знаю, я чудак. Но для меня наши отношения начались, когда я встретил тебя на свадьбе.

– Да, – выдыхаю я.

– В том-то и дело, что нет, Джейн. Ты дала мне понять, что я должен отдельно просить о каждом свидании, со специальным согласованием, с датой и временем. Согласовывать свидания.

Я эхом повторяю:

– Согласовывать свидания. – Ему неоткуда знать, что я и сама использовала это выражение.

– Не то чтобы в этом есть что-то плохое. Я имею в виду, ты просто нормальная.

Я мысленно возражаю: не нормальная.

– Мне жаль, – говорит он.

Ему и вправду жаль.

– За кого ты меня принял? Там, на свадьбе?

Он качает головой.

– Скажи, – прошу я.

Он смотрит на меня, словно я давний друг, с которым можно вспоминать свои прежние далекие влюбленности.

– Веселая, остроумная, умная, открытая. Естественная.

– Ты все правильно понял.

Он грустно усмехается:

– Угу.

– Слушай, – произношу я. Роберт разговаривает вполне доброжелательно, однако хорошо видно: он гадает, сколько еще все это протянется. И мне нужны заметные усилия, чтобы не встать и не попрощаться. – Слушай, я просто испугалась.

Он вроде и слушает меня – только я не знаю, которую меня; возможно, хорошего друга, каким, как он думает теперь, я однажды стану.

– Я плохо умею вести себя с мужчинами.

Он искренне смеется – впервые за весь наш разговор. Мне трудно заставить себя быть полностью откровенной, но терять уже нечего.

– Со всех сторон талдычат, какой должна быть женщина. Ну ты знаешь – женственной. Твердят на разные голоса. Я всю жизнь потратила на то, чтобы не слушать этих советов. – Глотаю комок в горле. – И так хотела быть с тобой, что в этот раз послушала.

Роберт медленно кивает. Теперь, кажется, он начинает различать настоящую меня. Ту самую, которую разглядел на свадьбе. Ту самую, которой я была и есть.

Впрочем, мне требуется все мужество, чтобы произнести:

– Покажи мне свои рисунки.

Мы идем в сторону его дома.

– Хочешь? – Я протягиваю ему поводок Иезавель. И он берет.

Заходим в подъезд – пусть, пусть все будет хорошо! – поднимаемся на верхний этаж. Ждем с Иезавель на площадке, пока Роберт запирает в спальне кота. Затем он ведет нас в студию: большие распахнутые окна выходят на задний двор. Он спрашивает про вино, я киваю.

Одна стена полностью обклеена рисунками – акварель, графика… Узнаю галерею ароматов из своего собачьего музея. Танцы морских коньков. Еще один лист: нарисованный Роберт ухлестывает за нарисованной Джейн.

Роберт подает мне вино. Я говорю: твои рисунки прекрасны и забавны, печальны и искренни.

Он улыбается.

Спрашиваю, а что еще можно сказать по рисункам о нем самом. Вопрос ему по нраву. А ответ по нраву мне:

– Роберт Уэкслер – чудак в погоне за бесхитростной правдой.

А я – бесхитростный правдолюб в погоне за чудом.

Так я думаю – и понимаю, что теперь можно не следить за языком, а сказать все, что захочу. И говорю.

Он не смеется, а притягивает меня к себе. Мы целуемся, целуемся, целуемся, под взглядами Иезавель и всех героев его рисунков. Больше нет никаких ограничений. Каждый из нас – охотник и добыча, рыболов и рыба. Мы – паэлья из мяса и рыбы вместе, подавать в сковороде, не забыть шафран. Мы просто две бабочки-поденки, сплетенные в одно целое, любящие друг друга летней ночью.

От автора

Моя искренняя признательность Александре Бабански, Барбаре Гроссман, Сюзан Петерсен и Полу Словаку из издательства «Viking». Я также благодарю Фрэнсис Копполу, Карлу Эофф, Элисию Паттерсон, Саманту Шнее и Джоанну Яс из издательства «Zoetrope: All Story»; Кэти Минтон и Исайю Шеффера из «Collected Shorts»; Люси Чайлдс и Пола Сайрона из литературного агентства «Aaron Priest».

Большое спасибо моим верным читателям и почитателям: Майклу Этмору, Джоан Бэнк, Донне Барба, Марджери Бейтс, Скотту Брайсону, Артуру Чернофф, Полу Коуди, Джейн Дикинсон, Хантеру Хиллу.

Митч Карш, Кен Катц, Питер Ландсман, Алекс Мун, Джейн Мориарти, Сильви Рабино, Майкл Руби, Орин Рудавски, Джули Шумахер, Сэнди Стиллман, Джо Свит, Джон Шалей, Джек Веттлинг, Джуди Вол – огромное вам спасибо!

Особо я хочу поблагодарить Гарта Уингфилда, который помогал мне со всеми вариантами всех новелл.

И, конечно, самые искренние слова признательности я говорю своему брату Эндрю Бэнку: за то, что выслушивал все эти скучные подробности, не давал мне унывать и всегда приходил на помощь.