Текст книги "Тайна леди Одли"

Глава XVI. Изгнание из рая

Рождественские святки закончились, гости начали разъезжаться. Дородный сквайр и его супруга освободили комнату с гобеленами, и чернобровые воины, оставшиеся в одиночестве, бросали со стен свирепые взгляды на опустевшие апартаменты, дожидаясь новых постояльцев.

Смешливые девицы кое-как упаковали свои чемоданы с сундуками, и газовые бальные платья, прибывшие сюда в идеальном состоянии, мятыми грудами разъехались по домам.

Громоздкие семейные экипажи, запряженные лошадьми, привычными к более тяжелому труду, чем езда по деревенским дорогам (об этом красноречиво свидетельствовали несостриженные щетки над копытами), подогнали к дубовой парадной двери и как попало загрузили всевозможным женским скарбом. Хорошенькие розовые личики выглядывали из окон, одаривая хозяев прощальными улыбками, и дребезжащие кареты с грохотом уносились под увитые плющом своды арки.

Сэр Майкл, всеобщий любимец, пожимал руки юным любителям охоты, целовал розовощеких девушек и обнимал тучных матрон, благодаривших его за приятное времяпровождение. Радушный, щедрый хозяин спешил из комнаты в комнату, из гостиной в конюшню, из конюшни на двор, со двора к арке, дабы проводить уезжающих гостей.

В эти прощальные дни золотистые кудряшки миледи мелькали там и сям, точно солнечные зайчики. Ее большие голубые глаза хранили очаровательное печальное выражение, полностью гармонировавшее с легким пожатием маленькой ручки и дружескими, хотя и несколько однообразными речами: «как жаль с вами расставаться, просто не знаю, что мы будем делать, пока вы не приедете вновь…».

И лишь один гость не выказывал ни малейшего намерения избавить хозяев от своего присутствия – Роберт Одли.

Он заявил, что никаких срочных дел у него нет и что жить в Лондоне летом прекрасно, а зимой совершенно невыносимо: сырость, грипп, ревматизм! А в Одли-Корте все так добры к нему, что спешить ни к чему.

– Оставайся сколько хочешь, мой мальчик, – сказал сэр Майкл. – Сына у меня нет, будь мне вместо сына. Главное, постарайся ладить с Люси и живи тут хоть до конца своих дней.

Роберт с чувством потряс дядюшкину руку и растроганно пробормотал: «Ах вы, старый добряк!»

Следует заметить, что когда племянник назвал баронета старым добряком, в его голосе слышалась едва уловимая печаль, некая тень любовного сожаления. Глаза Роберта, сидевшего в уютном уголке у камина, затуманились, и он задумчиво посмотрел на убеленного сединами родственника.

Перед отъездом один из молодых спортсменов, сэр Гарри Тауэрс, назначил мисс Алисии Одли свидание в дубовой библиотеке. В этом разговоре отважный сквайр обнаружил столько неподдельно искренних чувств, что у Алисии дрожал голос, когда она отвечала, что всегда будет уважать его за честное и благородное сердце, но он не должен требовать от нее большего.

Сэр Гарри стремительно покинул библиотеку через стеклянную дверь, выходившую в сад, и скрылся под липами, свернув на ту самую дорожку, которую Джордж Талбойс сравнил некогда с кладбищенской аллеей. Там, под голыми черными липами, он дал бой собственному сердцу.

– Глупец! – воскликнул он, топнув ногой по мерзлой земле. – Я так и знал! Она слишком хороша для меня, благослови ее господь! Как ласково она говорила, как прекрасна была с алым румянцем на смуглой коже и со слезами в больших серых глазах – почти как в тот день, когда она перелезла через поваленный забор и позволила мне положить лисий хвост в ее шляпу! Благослови ее господь! Я бы смирился, не влюбись она в подлого адвокатишку!

«Подлый адвокатишка» тем временем стоял в гостиной, рассматривая висевшую на стене карту. Алисия вышла из библиотеки с покрасневшими после объяснения с сэром Гарри глазами.

– Так я и знал, – сказал близорукий Роберт, почти водя носом по карте. – Норвич находится в Норфолке, а не в Хартфордшире, как утверждал невежда Винсент… А, это ты, Алисия?

– Да, – отрезала девушка, проходя мимо.

– Ты плакала?

Юная леди не удостоила Роберта ответом.

– Разумеется, плакала. Сэр Гарри Тауэрс из Тауэрс-парка предложил тебе руку и сердце, не так ли?

– Вы что, подслушивали за дверью, мистер Одли?

– Вот еще! Я никогда не подслушиваю, тем более что это весьма хлопотное занятие. Просто я адвокат, мисс Алисия, и способен сделать заключение посредством индуктивного метода. Вы знаете, что такое индуктивное доказательство, мисс Одли?

– Понятия не имею, – заявила Алисия, глядя на своего мучителя, точно красивая молодая пантера, которая сейчас бросится на дерзкого дрессировщика.

– Я так и думал. Наверное, сэр Гарри спросил бы: «Это что, новый вид поло?»… Я понял, что баронет собирается сделать тебе предложение, благодаря индукции. Во-первых, он спустился к завтраку с пробором не на ту сторону и бледный как смерть, во-вторых, кусок явно не лез ему в горло, он даже кофе не смог выпить, в-третьих, он попросил тебя о свидании до отъезда. Ну так как, Алисия? Выходим замуж за баронета? Возьмешь бедного кузена Боба в шаферы?

– Сэр Гарри Тауэрс – благородный и храбрый молодой человек! – отчеканила Алисия.

– Ага, значит, мы все-таки приняли предложение? Или нет? Значит, нам все же хочется стать леди Тауэрс, хозяйкой крупнейшего поместья в Хартфордшире? Милостиво наделять приглашениями на охоту, ездить к папаше в Эссекс? Не томи, Алисия!

– Тебе-то что? – вскричала девушка. – С каких пор тебя интересуют мои дела? Какая тебе разница, за кого я пойду замуж? Выйди я хоть за трубочиста, ты только надменно поднимешь брови и бросишь: «Гм! Она всегда была девицей со странностями!» Да, я отказала сэру Гарри Тауэрсу, а сейчас, когда думаю о его великодушии и бескорыстии, когда сравниваю его с некоторыми бессердечными, ленивыми, эгоистичными типами, мне хочется побежать за ним и сказать…

– Что ты передумала и решила стать миледи Тауэрс?

– Именно.

– Не надо, Алисия! – воскликнул Роберт, схватив ее за руку и увлекая за собой вверх по лестнице. – Пойдем со мной, моя обворожительная, стремительная, необузданная маленькая кузина, сядем у окошка и поговорим серьезно. И пожалуйста, давай не будем больше ссориться.

Они были в гостиной одни. Сэр Майкл уехал по делам, миледи сидела у себя в будуаре, а бедный Гарри Тауэрс ходил туда-сюда по дорожке среди мерцающих теней голых лип под холодным зимним солнцем.

– Послушай, моя маленькая Алисия, – ласково сказал Роберт, словно обращаясь к избалованному ребенку. – Ты что же, думаешь, если человек не ходит с кислой физиономией, не зачесывает волосы в неправильную сторону, не бегает с безумным видом по аллее, чтобы доказать истинность своих чувств, – неужели ты думаешь, Алисия Одли, что он не ценит достоинств милой, добросердечной, умной и красивой девушки? Жизнь, в конце концов, такое хлопотное дело, что все ее милости надо принимать спокойно. Я не кричу на всех углах, что могу купить хорошие сигары в лавке на Чансери-лейн и что у меня есть такая милая, славная, добрая кузина. Тем не менее я благодарен судьбе за все, что имею.

Совершенно сбитая с толку Алисия распахнула прекрасные серые глаза и в изумлении уставилась на кузена. Меж тем Роберт поднял одну из своих собачонок, усадил на колени и почесал за ушками.

– Это все, что ты хотел мне сказать? – кротко спросила Алисия.

– Пожалуй, да, – ответил, помолчав, Роберт. – Добавлю одно: не выходи замуж за этого охотника на лис, если тебе по сердцу кто-то другой. Наберись терпения, относись к жизни проще, постарайся не хлопать дверями, не гоняй по окрестностям как угорелая, не говори об одних только лошадях, и тогда человек, которого ты предпочитаешь сэру Гарри, станет тебе отличным мужем.

– Спасибо за совет, – покраснев до корней волос, ответила Алисия. – Но поскольку ты не знаешь, кто мне нравится…

Роберт погладил собачку:

– Конечно, если я его не знаю… Мне-то казалось, что все-таки знаю.

– Да что ты вообще понимаешь?! – гневно воскликнула Алисия и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

– Я просто думал, что знаю! – крикнул ей вслед Роберт, опустился в кресло и пробормотал: – Славная девушка, только ужасно вспыльчивая.

Несчастный сэр Гарри Тауэрс покидал Одли-Корт в крайне удрученном состоянии духа. Его совершенно не радовало возвращение в родовое поместье, скрытое под сенью вековых дубов и благородных буков. Прекрасная Алисия не станет хозяйкой особняка из красного кирпича, возвышающегося в конце длинной тенистой аллеи. Конец всем надеждам!

Теперь нет смысла во всех этих переменах и новшествах. Джим, старший конюх, объездил специально для нее охотничью лошадь. К следующему охотничьему сезону для нее натаскали двух щенков пойнтера. А крупный черный ретривер, который должен был носить зонтик Алисии! А пустующий садовый павильон, куда никто не ходил после кончины матушки, – его планировали отремонтировать специально для мисс Одли! Все – суета сует и томление духа!

– Что толку в богатстве, если не с кем его разделить? – бормотал молодой баронет. – Остается сидеть без дела да хлестать портвейн. Как жаль, что такая девушка отказалась от моего искреннего сердца и отличных конюшен! Такое кого угодно вышибет из седла.

Действительно, неожиданный отказ очень сильно выбил беднягу из колеи.

Сэр Гарри влюбился в Алисию в прошлом охотничьем сезоне, встретив ее на балу, где собрался цвет графства. Все лето он лелеял в себе нежную страсть, а зимой она расцвела пышным цветом, и лишь болезненная стыдливость мешала сэру Гарри сделать предложение. Мамаши, имевшие дочерей на выданье, осаждали его со всех сторон, да и сами претендентки не отставали, так что молодому Тауэрсу и в голову не приходило, что ему могут отказать.

Он привык быть в центре внимания даже в присутствии записных острословов. Избалованный лестью девичьих глаз, которые горели тем ярче, чем ближе он подходил, сэр Гарри, не обладая ни малейшей долей тщеславия, все же считал, что стоит ему сделать предложение самой красивой девушке в Эссексе, и оно будет с благодарностью принято.

– Да, – благодушно откровенничал он с приятелями, – я знаю, что девицы так милы, потому что считают меня хорошей партией. Они мне неинтересны, даже самые хорошенькие. «Ах, сэр Гарри, почему эта черная собачка с волнистой шерстью зовется ретривером?» или «О, сэр Гарри, бедная кобыла действительно растянула заднюю лопатку?» Я сам не шибко умен, – добавлял баронет, – и мне не нужна зануда, которая пишет книги и носит зеленые очки. Но, черт возьми, мне нравятся серьезные девушки!

Когда Алисия сказала «нет», то есть произнесла речь о достоинстве и уважении, которыми хорошо воспитанные юные леди заменяют это обидное слово, красочный гобелен грядущей счастливой жизни, который так старательно ткал сэр Гарри, мгновенно превратился в бесформенную кучу лохмотьев.

Сэр Майкл схватил уезжающего Тауэрса за руку, когда тот уже ставил ногу в стремя.

– Мне очень жаль, Тауэрс, вы отличный малый, и лучшей партии для Алисии я бы не желал. Но у меня есть племянник, и думаю, он…

– Нет, не говорите мне о нем! – перебил молодой охотник. – Слышать ничего не хочу! Адвокатишка, который толком не умеет взять лошадь под уздцы и не ест ничего, кроме тостов с джемом!.. Конечно, на свете каких только странностей не случается, однако не верю я, что мисс Алисия способна пасть столь низко. Нет, сэр Майкл, здесь дело не в вашем племяннике, а в ком-то другом.

Сэр Майкл лишь покачал головой, и отвергнутый поклонник скрылся под сводами арки.

– Не знаю, есть ли у нее на примете другой, – промолвил сэр Майкл, оставшись один, – а Боб славный парнишка, и Алисия была бы ему отличной парой, но он ее будто не замечает. Тут какая-то загадка!

Впрочем, старый баронет рассуждал об этом философским тоном, словно говорил о незнакомых людях. Под дубовым потолком холла сгущались мрачные тени ранних зимних сумерек; тут сэр Майкл увидел свою прекрасную и любимую молодую жену, свет его угасающей жизни, и тени исчезли.

Люси вышла навстречу супругу и положила голову ему на грудь.

– Наконец-то все разъехались и мы остались одни. Как чудесно, правда, дорогой?

– Да, милая, – ответил он, ласково погладив ее по волосам.

– Кроме Роберта Одли. Сколько ваш племянник намерен пробыть здесь?

– Сколько захочет, душечка. Ему я всегда рад, – сэр Майкл поцеловал жену и мягко добавил: – Конечно, если его флегматичные манеры, сигары, собаки или еще что-то тебе неприятны, тогда…

Леди Одли надула губки и потупила глаза.

– Не в этом дело, – смущенно промолвила она. – Мистер Одли весьма достойный молодой человек, но, видите ли, сэр Майкл, я слишком молодая тетушка для такого племянника, и…

– И что, Люси? – напряженно спросил баронет.

– Бедняжка Алисия весьма ревниво относится ко всякому вниманию, которое оказывает мне мистер Одли. Словом, для счастья Алисии будет лучше, если ваш племянник нас покинет.

– Он уедет сегодня же вечером! – вскричал сэр Майкл. – Слепец! Как я не подумал! Несправедливо по отношению к Бобу подвергать его таким испытаниям. Он и вправду славный малый, однако… Он съедет сегодня же!

– Вы ведь не будете с ним ссориться, дорогой?

– Не беспокойся, Люси. Он сейчас курит в липовой аллее, пойду и скажу ему, чтобы убирался из нашего дома.

И в той самой аллее, под сенью которой бродил в грозовую ночь накануне своего загадочного исчезновения Джордж Талбойс, сэр Майкл Одли объявил Роберту, что тот должен покинуть Одли-Корт, ибо миледи слишком молода и хороша собой, чтобы принимать знаки внимания от красивого племянника двадцати восьми лет от роду.

Услышав эти прозрачные намеки, Роберт с недоумением пожал плечами и поднял густые черные брови.

– Я действительно проявлял внимание к миледи, – признал он. – И она меня действительно интересует.

Внезапно юноша схватил сэра Майкла за руку и заговорил совсем другим тоном, с несвойственным ему волнением:

– Упаси бог, дорогой дядюшка, чтобы я навлек беду на ваше благородное сердце! Упаси бог, чтобы хоть тень бесчестья пала когда-нибудь на ваше доброе имя! Упаси бог, чтобы я стал причиной вашего горя!

Молодой человек произнес эти слова взволнованным, прерывающимся голосом, чего сэр Майкл никогда раньше не слышал, и отвернулся, чуть не плача.

Позднее Роберт покинул поместье, однако в Лондон вечерним поездом он не уехал. Молодой адвокат отправился в Маунт-Станнинг, постучал в двери постоялого двора и попросил Фиби Маркс сдать ему комнату.

Глава XVII. В трактире «Касл»

Фиби Маркс провела племянника баронета в комнатушку на первом этаже, отделенную от зала с барной стойкой лишь тонкой реечной перегородкой, обмазанной гипсом.

Похоже, что мудрый зодчий, руководивший возведением этого сооружения, нарочно стремился воплотить свою идею в самом хрупком и недолговечном материале, дабы здесь вволю мог похозяйничать ветер. Вместо камня использовалось ненадежное дерево, шаткие потолки держались на хлипких стропилах, а балки в ветреную ночь угрожали обрушиться на головы тех, кто имел несчастье под ними оказаться. Двери никогда не запирались, зато постоянно громко хлопали. В холодное время при закрытых окнах по комнатам гулял сквозняк, а летом, в жару, окна не пропускали воздух даже открытыми нараспашку. Несомненно, уединенную сельскую гостиницу спроектировала рука гения. Каждая рейка, каждая перегородка так и вопили миру о своей уязвимости перед натиском неутомимого врага.

Осмотревшись, Роберт не сдержал улыбки: слишком уж его нынешнее пристанище отличалось от добротного Одли-Корта. Наверное, многие сочли бы странным, что молодой адвокат предпочел это жалкое заведение возвращению в уютную лондонскую квартиру. Тем не менее с ним были немецкая трубка, запас табака, полудюжина французских романов и пара беспородных любимцев, которые, дрожа, уселись у небольшого дымного камина и время от времени отрывисто тявкали, намекая, что пора бы перекусить.

Пока Роберт обустраивался на новом месте, Фиби Маркс подозвала парнишку, которому изредка давала мелкие поручения, и, отведя на кухню, вручила ему тщательно сложенный и запечатанный листочек бумаги.

– Знаешь поместье Одли-Корт?

– Да, мэм.

– Если сбегаешь туда прямо сейчас и вручишь это лично леди Одли, получишь шиллинг.

– Да, мэм.

– Ты понял? Потребуй, чтобы вызвали именно миледи. Скажи, что у тебя есть для нее сообщение. Не записка, а именно сообщение, на словах, от Фиби Маркс. Когда миледи выйдет, передашь ей это лично в руки.

– Да, мэм.

– Ничего не забудешь?

– Нет, мэм.

– Тогда беги.

Мальчик, не заставляя просить себя дважды, унесся прочь. Фиби подошла к окну и посмотрела на одинокую фигурку, бегущую вниз по склону.

«Если появление этого постояльца к худу, – подумала она, – то я хотя бы предупредила миледи».

Она сама принесла нежданному гостю поднос с аккуратно расставленными чайными принадлежностями и яичницу с ветчиной. Внешность бывшей горничной ничуть не изменилась с былых времен: гладко причесанные белесые волосы, простое серое платье. Ни броской розовой ленточки, ни струящихся шелков, способных выдать в ней жену состоятельного трактирщика. Молчаливая и сдержанная, Фиби Маркс замкнулась в себе и не принимала красок внешнего мира.

«Эта женщина умеет хранить тайны», – подумал Роберт, наблюдая за Фиби, пока та стелила скатерть и придвигала стол ближе к камину.

Собаки подозрительно косились на миссис Маркс, бесшумной тенью скользившую по комнате.

– Не нальете ли мне чашечку чая? – обратился к хозяйке Роберт, устроившись в набитом конским волосом кресле, которое настолько пришлось ему впору, словно было сделано по индивидуальной мерке.

– Вы прибыли прямо из Одли-Корта, сэр? – спросила Фиби, подавая Роберту сахарницу.

– Да, я покинул дом своего дядюшки лишь час назад.

– Надеюсь, миледи в добром здравии, сэр?

– Да, вполне.

– Все так же весела и беспечна, сэр?

– Да, как обычно.

Фиби направилась к выходу, но постоялец окликнул ее:

– Вы знали леди Одли еще в ту пору, когда она была мисс Люси Грэм, не так ли?

– Да, сэр. Я жила в семье доктора Доусона, когда миледи служила там гувернанткой.

– Вот как! И долго она проработала в семье доктора?

– Полтора года, cэp.

– Она приехала из Лондона?

– Да, сэр.

– Кажется, она сирота?

– Да, сэр.

– Причем всегда была такой веселой, как теперь?

– Всегда, сэр.

Роберт допил чай и протянул чашку миссис Маркс. Их взгляды встретились, его – нарочито равнодушный, ее – пытливый, ищущий.

«Она могла бы стать отличным свидетелем, – отметил про себя Роберт. – Только нужен умный адвокат, чтобы ее разговорить».

Выпив вторую чашку, он отодвинул тарелку, покормил собак и зажег трубку. Фиби Маркс убрала со стола.

Зимний ветер свирепо завывал на открытом замерзшем холме и яростно стучал в оконные рамы.

– Сквозняк уюта не добавляет, – пробормотал себе под нос Роберт. – Как будто стоишь по колено в холодной воде.

Он разворошил угли в камине, потрепал за уши собак, придвинул ближе к огню видавший виды диван, укутал ноги старым дорожным пледом и закурил трубку, пуская серо-голубые колечки дыма.

– Нет, – вновь проворчал Роберт. – Она умеет держать язык за зубами. Обвинение из нее мало что вытянет.

Мы уже упоминали о том, что комнату Роберта отделяла от помещения, где подавали выпивку, лишь тонкая гипсовая перегородка. Молодой адвокат слышал, как деревенские торговцы и фермеры смеются и обсуждают новости у стойки, а Люк Маркс подает им напитки. Временами до Роберта долетали обрывки разговора, громче всех смеялся и кричал сам хозяин.

«Надо потолковать с этим весельчаком, он умом не блещет», – подумал Роберт, отложив трубку.

Он дождался, когда Люк запрет дверь за последним посетителем, и вышел в комнату, где сидели хозяин с женой.

Фиби склонилась над ящиком с разноцветной пряжей и штопала грубые серые носки мужа – изящно, словно это были нежные шелковые чулки ее бывшей госпожи. В обществе неотесанного мужлана Люка она выглядела не менее утонченно, чем в будуаре леди Одли.

Роберт вошел в комнату, и Фиби подняла голову. В прозрачных светло-серых глазах мелькнуло раздражение, сменившееся беспокойством, когда она поняла, что Роберт пришел поговорить не с ней, а с супругом.

– Я ненадолго, поболтать перед сном, – заверил Роберт, усаживаясь поближе к огню. – Не возражаете, если я закурю, миссис Маркс?

– Пожалуйста, сэр.

– К черту церемонии, – проворчал Люк Маркс, – я тут смолю целыми днями, да и клиенты не отстают.

Роберт раскурил трубку золоченой спичкой с каминной полки и попросил:

– Расскажите, что вы знаете о Маунт-Станнинге, мистер Маркс.

– Да тут и рассказывать нечего, сэр, – хрипло хохотнул Люк. – Дыра дырой. Скучнее места на земле не найти. Дела-то идут, знамо дело, грех жаловаться, а все ж лучше бы я поселился в городке поприличнее: в Челмсфорде, Брентвуде или Ромфорде. Так бы и вышло, – с явным неудовольствием добавил он, – не будь кое-кто такой скупердяйкой.

При этих словах Фиби покосилась на мужа и отложила работу.

– А пивоварню-то мы не заперли, Люк, – сказала она. – Пойдем, поможешь мне поднять засов.

– Пивоварня подождет, – отозвался мистер Маркс. – Дай покурить спокойно, устал как собака.

Он взял длинную керамическую трубку в углу каминной решетки и начал неторопливо набивать ее табаком.

– Неспокойно мне из-за этой двери, Люк, – с упреком обратилась к нему Фиби. – Вокруг то и дело какие-то бродяги шастают. Неровен час, залезет кто.

– Так поди и закрой, чего пристала? – буркнул супруг.

– Засов тяжелый. Не подниму я одна.

– И черт с ним, ежели ты такая нежная. Далась тебе пивоварня! Ты просто не хочешь, чтобы я говорил с джентльменом. И не дуйся, я все равно скажу, что захочу! Вечно ты меня перебиваешь, я слова не успею сказать, а ты уж лезешь со своим языком. Я этого не потерплю. Слышишь? Не потерплю!

Фиби передернула плечами, сложила штопку, закрыла ящик для рукоделия и, скрестив руки на коленях, устремила внимательный взор на бычью физиономию своего благоверного.

– Значит, вам Маунт-Станнинг не по душе? – вежливо осведомился Роберт, желая переменить тему.

– Ага, не по душе, – ответил Люк. – Повторяю, не будь кое-кто так скуп, я мог бы вести дело в приличном торговом городе, а не в этом богом забытом месте, где в ветреный день волосы с головы сдувает. Разве пятьдесят или даже сотня фунтов…

– Люк!

– Что ты заладила: «Люк, Люк!»? Не затыкай мне рот!.. Так вот я и говорю, сэр: что такое сотня фунтов? Разве это в наше время деньги?

– Конечно, деньги не очень большие, – согласился Роберт, обращаясь к Люку, но при этом глядя на встревоженное лицо Фиби. – Тем более если вы или ваша жена имеете власть над человеком, у которого они есть.

Фиби, и без того бледная, опустила глаза под испытующим взглядом Роберта Одли и стала белой как смерть.

– Однако уже четверть двенадцатого, – сказал Роберт, взглянув на часы. – Позднее время для такого спокойного местечка. Доброй ночи, уважаемый хозяин. Доброй ночи, миссис Маркс. Воду для бритья приготовьте мне, пожалуйста, к девяти часам утра.